Глава 2. Гулкий рокот барабана напоминал стук сердца Бессмертного: нескончаемый

Рефаим

Гулкий рокот барабана напоминал стук сердца Бессмертного: нескончаемый, завораживающий, подавляющий. Он эхом отдавался в душе Рефаима, вторя ритму крови, пульсировавшей в его жилах. Постепенно барабанная дробь начала складываться в слова. Эти слова окутали тело Рефаима так, что даже во сне его пульс забился в унисон с вечной мелодией. Ему снились поющие женские голоса:

Древний владыка до времени сном околдован,

Но, когда ливнем кровавым будет земля кроплена,

Чары царицы Т-си Сги-ли разрушат оковы,

Грозной волшбою разбудит супруга она.

Завораживающая песня, подобно лабиринту, вела все дальше и дальше:

Будет рукой мертвеца вызван к жизни великий властитель.

Солнце затмит он неистовой, жуткой красой.

Поступью грозной на трон вознесется правитель.

Женщины вновь покорятся власти его вековой.

Музыка звучала как искушающий шепот. Как обещание. Благословение. Проклятие. Воспоминание о том, что предсказывала эта песня, заставляло Рефаима беспокойно метаться во сне. Вот он вздрогнул и, словно брошенный ребенок, шепотом произнес одно-единственное слово:

— Отец?

Мелодия завершалась строфой, которую Рефаим выучил наизусть еще несколько веков тому назад:

Сладкая песня Колоны будет нам вечно звучать.

С сердцем холодным мы будем во имя его убивать.

«...С сердцем холодным мы будем во имя его убивать». Даже во сне Рефаим откликнулся на эти слова. Он не проснулся, но сердце его забилось сильнее, ладони сжались в кулаки, тело напряглось. На грани между сном и пробуждением грохот барабанов вдруг оборвался, а тихие женские голоса уступили место другому голосу — глубокому, мужскому, низкому и до боли знакомому.

— Предатель... трус... изменник... лжец! — обвиняюще загремел он. Гневный перечень эпитетов вторгся в сон Рефаима, мгновенно пробудив птицечеловека ото сна.

— Отец! — Рефаим рывком сел, сбросив старые газеты и куски картона, из которых свивал себе на ночь гнездо. — Ты здесь, отец?

Заметив краем глаза промельк какого-то движения сбоку, он рванулся, потревожив сломанное крыло, и выглянул наружу из темного стенного шкафа, обшитого кедровыми панелями.

— Отец?

Сердце подсказало ему, что Калоны здесь нет, еще до того, как пятно света и движения сгустилось, обретя очертания ребенка.

— Что ты такое?

Рефаим уставился горящими глазами на девочку.

— Сгинь, привидение!

Но вместо того, чтобы исчезнуть подобру-поздорову, девочка прищурилась и принялась с любопытством разглядывать его.

— Ты не птица, хотя у тебя есть крылья. И ты не мальчик, хотя у тебя есть руки и ноги. Глаза у тебя тоже как у мальчика, только красные. Кто же ты такой?

Рефаим разозлился. Резким движением, от которого боль раскаленными кинжалами пронзила все его тело, он выскочил из шкафа, приземлившись в нескольких шагах от призрака — хищный, опасный, готовый к обороне.

— Я оживший ночной кошмар, дух из преисподней! Убирайся и оставь меня в покое, если не хочешь узнать, что в мире есть нечто пострашнее страха смерти!

От его резкого прыжка призрачная девочка сделала маленький шажок назад, упершись плечом в низкое окно, и остановилась, продолжая разглядывать Рефаима умным любопытным взглядом.

— Ты во сне звал своего папу. Я слышала. Ты меня не обманешь. Я умная и помню все, что нужно. И вообще, я тебя не боюсь, потому что ты просто раненый и ужасно одинокий.

С этими словами девочка-призрак вызывающе скрестила руки на тощей груди, откинула назад свои длинные светлые волосы и растаяла, оставив Рефаима именно таким, каким она его назвала — раненым и одиноким.

Он разжал кулаки. Сердце понемногу успокоилось. Сгорбившись, Рефаим тяжело поплелся в свое временное гнездо и привалился головой к стенному шкафу.

— Какое убожество, — пробормотал он вслух. — Любимый сын древнего Бессмертного пал так низко, что вынужден прятаться среди мусора и чесать язык с призраком человеческого ребенка!

Рефаим хотел рассмеяться, но у него ничего не получилось. Отзвуки музыки из его недавнего сна и давнего прошлого все еще слишком громко звучали вокруг. Как и гневный голос — Рефаим готов был поклясться, что этот голос принадлежал его отцу.

Он просто больше не мог сохранять неподвижность. Не обращая внимания на боль в руке и сплошную тошнотворную муку, в которую превратилось его крыло, Рефаим заставил себя подняться. Он ненавидел одолевшую его тело слабость. Сколько он провел в этом узком ящике в стене — раненый, измученный, после перелета от вокзала, скрученный в три погибели? Он уже не помнил. День? Два?

Где же она? А ведь обещала прийти этой ночью! А он, между прочим, все сидит там, куда она его отправила. Уже ночь, а Стиви Рей так и не появилась.

Застонав от отвращения к себе, Рефаим повернулся спиной к шкафу с гнездом, прошел мимо подоконника, возле которого только что материализовался призрак девочки, и поплелся к двери, ведущей к балкону на крыше. На рассвете дня, когда он здесь появился, инстинкт привел его на второй этаж заброшенного особняка. В то утро даже его колоссальные силы были на исходе, поэтому Рефаим мог думать только о сне и безопасности. Но сейчас ему было не до сна. Он смотрел с высоты на пустынную территорию музея. Ледяной град, несколько дней сыпавшийся на город, прекратился, но огромные деревья, окружавшие холмистую местность, на которой располагался музей Джилкриса и этот заброшенный особняк, стояли скрюченные, со сломанными ветками. Рефаим прекрасно мог видеть в темноте, но, сколько он ни всматривался в ночь, ему так и не удалось заметить снаружи никакого движения.

Дома между музеем и центром Талсы были почти такими же угрюмыми темными, как и во время его утреннего путешествия. Пейзаж оживляли лишь слабые точки огней, совсем не похожие на ослепительное сияние электричества, привычное для современного города. Слабый мерцающий свет свечей не шел ни в какое сравнение с мощью электроэнергии, которую мог пробудить этот новый современный мир.

Впрочем, в этом не было ничего странного. Линии электропередач, доставлявшие свет в дома современных людей, не выдержали тяжести льда, как и ветви могучих деревьев. Рефаим понимал, что ему это только на пользу. Если не считать завалов из ветвей и прочего мусора, оставшегося на дорогах, улицы были более-менее свободны. И люди бы немедленно вернулись к своей прежней, привычной жизни, если бы не был поврежден главный генератор.

— Людей держит по домам нехватка электричества, — процедил Рефаим себе под нос. — А ей что мешает?

Испустив горький вздох, птицечеловек взломал обветшавшую дверь и автоматически посмотрел в небо, вид которого всегда являлся для него бальзамом от всех душевных ран.

Холодный воздух был пропитан сыростью. Над зимней травой низко стелился туман, напоминавший волнистые одеяла, за которыми земля пыталась спрятаться от глаз Рефаима.

Он поднял глаза, испустив долгий судорожный вздох. Рефаим полной грудью вдыхал небо, казавшееся невероятно ярким по сравнению с темным, неосвещенным городом. Звезды и острый серп убывающей луны манили его к себе.

Всем своим существом Рефаим стремился в небо. Он мечтал почувствовать его под своими крыльями, мечтал, чтобы оно заструилось сквозь его темное пернатое тело, лаская прикосновениями матери, которой он никогда не знал.

Неповрежденное крыло за его спиной само собой расправилось, вытянувшись на длину, превышавшую рост взрослого мужчины. Второе, сломанное и разбитое, мучительно задрожало, и Рефаим со стоном отчаяния выдохнул, едва успев вздохнуть. «Калека!»

— Нет. Совсем не обязательно, — произнес он вслух. Рефаим покачал головой, пытаясь прогнать непривычную усталость, заставлявшую его чувствовать себя еще более беспомощным и ущербным.

«Соберись! — приказал он себе. — Пришло время найти отца».

Он еще не совсем оправился от ранения, но с тех пор как он упал, его затуманенный усталостью разум еще никогда не работал так ясно, как сейчас. Он должен постараться выйти на след отца. Несмотря на разделяющее их время и расстояние, они были связаны узами крови, духа, а главное даром бессмертия, полученным Рефаимом по праву рождения.

Рефаим посмотрел в небо, думая о воздушных течениях, в которых привык скользить. Судорожно втянув в себя воздух, он поднял здоровую руку и вытянул вперед ладонь, пытаясь дотронуться до его неуловимых потоков и растворенных в них отголосках темной магии Потустороннего мира.

— Дай мне почувствовать его! — умоляюще попросил он у ночи.

На какой-то миг Рефаиму почудилось, будто он уловил еле различимый отзвук ответа где-то далеко-далеко на востоке. А потом все заглохло.

— Почему я не слышу тебя, отец? Разбитый и непривычно измученный, он безвольно уронил руку.

Какая непривычная усталость...

— О боги! — воскликнул Рефаим, внезапно догадавшись, что высосало его без остатка и так истощило его силы. Он понял, что мешает ему почувствовать, в какую сторону ушел отец.

— Это все из-за нее! — прохрипел он, и его глаза полыхнули алым светом.

Да, он был страшно изувечен, однако он был сыном Бессмертного, поэтому его тело уже давно должно было начать процесс восстановления. Рефаим хорошенько выспался — уже дважды с тех пор, как Воин своим выстрелом сбил его в полете. Разум его прояснился. Даже если его худшие прогнозы сбудутся, и крыло навсегда останется искалеченным, его тело уже давно должно было почувствовать себя лучше. К нему должны были вернуться силы!

И они непременно возвратились бы, если бы не Красная недолетка. Она пила его кровь и запечалилась с ним, нарушив в его организме баланс бессмертной силы!

Закипающий гнев Рефаима смешался с уже поселившимся в его душе отчаянием.

Она использовала его, а потом бросила.

Точно так же, как отец.

«Нет!» — мгновенно поправил себя Рефаим.

Отец был изгнан Верховной жрицей-недолеткой. Он вернется, как только сможет, и тогда Рефаим, его сын, снова встанет на его сторону. Это только Красная сначала использовала его, а потом отшвырнула прочь.

Но почему даже мысль об этом причиняет ему такую странную боль?

Рефаим запрокинул лицо к знакомому небу. Он не хотел этого Запечатления. Он спас Красную только потому, что был обязан ей жизнью и по опыту знал, что неоплата подобного долга чревата самыми страшными опасностями в этом и во всех последующих мирах.

Хорошо, она спасла его — нашла, спрятала, а потом отпустила, но там, на крыше вокзала, Рефаим вернул ей долг, когда помог избежать верной гибели. Он расплатился сполна и больше ничем ей не обязан.

Он был сыном Бессмертного, а не какого-то слабого человечишки. Рефаим ни секунды не сомневался, что сможет разорвать это дурацкое Запечатление — нелепое следствие спасения им жизни Красной. Ничего, он использует все оставшиеся у него силы, чтобы преодолеть это, а после начнет по-настоящему исцеляться.

Он сделал еще один глоток ночного воздуха и, не обращая внимания на слабость, собрал в кулак волю и произнес:

— Я призываю силу духа древних Бессмертных, принадлежащую мне по праву рождения, дабы разорвать...

И тут его с головой накрыла волна отчаяния.

Рефаим тяжело привалился к перилам балкона. Страшное горе обрушилось на него с такой силой, что он упал на колени, некоторое время простояв так, задыхаясь от боли и ужаса.

«Что со мной происходит?»

И только когда незнакомый, чужой страх начал заполнять его душу, к Рефаиму пришло понимание.

— Это не мои... — пробормотал он себе, пытаясь найти собственное «я» в этой пучине страдания. — Это ее чувства!

Он задыхался. Теперь место страха заняло беспросветное отчаяние. Собрав последние силы, чтобы противостоять этому непрекращающемуся натиску, Рефаим попытался встать, сражаясь с волнами чувств Стиви Рей. Собрав оставшуюся решимость, он заставил себя преодолеть этот дикий натиск, чтобы, невзирая на смертельную усталость, безжалостно захватившую его тело, прорваться к источнику силы, сокрытому и запертому для большинства людёй — к источнику, ключом к которому была его кровь.

Он снова начал произносить свое заклинание. Но на этот раз совершенно с другой целью.

Позже он скажет себе, что это произошло автоматически, что он действовал под влиянием Запечатления, оказавшегося гораздо сильнее, чем он думал. Это проклятое Запечатление заставило его поверить, будто самый верный способ прекратить этот жуткий поток чувств Красной заключается в том, чтобы призвать ее к себе, убрав подальше от того, что причиняло ей такую боль.

Неправда, будто ему были небезразличны ее страдания. Этого просто не могло быть!

— Я призываю силу духа древних Бессмертных, принадлежащую мне по праву рождения... — быстро проговорил Рефаим.

Не обращая внимания на боль в искалеченном теле, он стал вытягивать энергию из самой темной бездны ночи, а затем пропустил ее сквозь себя, заряжая своим бессмертием. Воздух вокруг него замерцал, наливаясь багровым сиянием.

—...через бессмертное могущество моего отца Калоны, напитавшего мой дух и кровь силой, я посылаю тебя к моей... — Тут он осекся и замолчал. К его? Но ведь она ему никто! Она была... была... — Она Красная! К Верховной жрице потерянных, — выговорил он, наконец. — Она привязалась ко мне через кровавое Запечатление и долг жизни. Иди к ней. Укрепи ее. Приведи ее ко мне. Бессмертной частью своего существа я приказываю тебе сделать это!

Багровый туман мгновенно рассеялся, устремившись на юг. Туда, откуда Рефаим пришел. Туда, где осталась она.

Птицечеловек посмотрел ему вслед. А потом стал ждать.

Дата добавления: 2015-08-20