Конституция как продукт национальной культуры

Несмотря на значительное сходство в содержании современных конституций, вытекающее из существенно усилившегося в эпоху информатизации обмена идеями, каждая из конституций рождается и существует в исторически и этнически различной среде и отражает различные философские и мировоззренческие подходы. Кроме того, каждая конституция является частью конституционно-политической системы страны, а это не может не отражаться на содержании даже самых новейших конституций.

Многие действующие ныне конституции содержат, как отмечалось, преамбулы, содержащие описание исторического пути данной страны и ценностные суждения о ее достижениях, то есть обо всем том, что уже стало частью данной культуры. Так, в преамбуле французской Конституции написано: «Французский народ торжественно провозглашает свою приверженность правам человека и принципам национального суверенитета, как они были определены Декларацией 1789 года, подтвержденной и дополненной в преамбуле к Конституции 1946 года». Преамбула Конституции Японии имеет «узнаваемый» вид благодаря провозглашению идей мира и сотрудничества: «Мы, японский народ, желаем вечного мира и преисполнены высоких идеалов, определяющих отношения между людьми; мы полны решимости обеспечить нашу безопасность и существование, полагаясь на справедливость и честь миролюбивых народов мира». Еще более ярко это выражено в конституциях ряда социалистических стран (Вьетнама, КНР, Кубы), преамбулы которых довольно подробно для такого рода документов описывают исторический путь борьбы за социализм. При этом кубинские граждане, например, объявляются «наследниками и продолжателями созидательного труда и традиций борьбы, стойкости, героизма и самопожертвования, восходящими к аборигенам, которые «много раз предпочли быть истребленными, но не покорились», рабам, «восстававшим против своих господ», и т. д. Утверждается, что руководствуясь идеалами Хосе Марти и политико-социальными идеями Маркса, Энгельса и Ленина, в стране ведется строительство социализма во главе с Коммунистической партией с целью создания коммунистического общества. Таким образом, уже в преамбуле обрисованы основные политические и культурные ценности данного общества в том виде, в котором они представляются правящей элите.

Национальная культура отражается в терминологии конституций, названиях различных конституционно-правовых явлений и институтов. Так, имеющийся в большинстве государств парламент может называться Конгрессом (США), Генеральными кортесами (Испания), Палатой депутатов (Греция), Сеймом (Латвия), Генеральными штатами (Нидерланды), Собранием Республики (Португалия) и т. д. Большинство из этих названий уходит корнями в глубь веков. Не меньшее своеобразие наблюдается в названиях других органов государства. Вероятно, первое место в этом смысле принадлежит стране с весьма стабильной «неписаной» (точнее, смешанной) конституцией – Великобритании. Английский исследователь П. Бромхед заметил по этому поводу: «В Британии никому и в голову не приходит переименовать титул канцлера казначейства в обычного министра финансов. А лорд-канцлер выполняет, в сущности, функции министра юстиции. Занимая должность с таким необычным названием, он не только министр, но и судья, он также председательствует на заседаниях Палаты лордов. Все это – очевидная аномалия, сохранившаяся только потому, что не было необходимости упразднять данную должность»*.

* Бромхед П. Эволюция британской конституции. М: ЮЛ, 1978. С. 63.

Стремление сохранить национальное своеобразие или даже углубить его нередко прослеживается и при заимствовании «чужих» институтов. Например, возникший в Швеции институт омбудсмана был заимствован многими странами вместе с названием. Другие страны пошли по пути поиска такого названия данного института, которое более органично вписывалось в их конституционно-правовую систему. Например, во Франции он был назван Посредником, в Великобритании – Парламентским комиссаром по делам администрации, в Румынии – Адвокатом народа и т. д. Причем нередко выбор названия сопровождался общественной и научной дискуссией как о целесообразности введения данного института, так и о выборе того или иного названия. В Польше, например, такая дискуссия продолжалась почти четыре года. Она началась в 1983 году с выдвижения предложения о создании данного института Первым конгрессом Патриотического движения национального возрождения и закончилась в 1987 году принятием Сеймом Польши Закона об Уполномоченном* по гражданским правам (позднее этот институт стал конституционным). В Испании во время дискуссии о введении института омбудсмана депутаты обратились к истории своей страны и обнаружили, что в разное время в стране существовали различные аналогичные институты, пользовавшиеся большим авторитетом**. Действующая Конституция Испании и принятый на ее основе Органический закон № 3 от 6 апреля 1981 г. создали правовую основу для существования института омбудсмана под романтичным названием Защитник народа.

* Принятый у нас для данного термина перевод польского слова rzecznik как «уполномоченный» достаточно условен, так как в русском языке точного эквивалента нет. «Большой польско-русский словарь» (т. II. М. – Варшава: Рус. язык – Ведза повшехна, 1980, с. 308) дает этому слову следующие эквиваленты: 1. поборник, глашатай; представитель, выразитель; заступник; 2. ист. защитник (в суде). Таким образом, наш перевод термина стилистически принижен по сравнению с оригиналом.

** См.: Llorka С. Parlamentarismo у constituciones en España. Madrid: Istmo 1988, p. 131.

Само содержание конституций, способы формулирования норм права, расположение материала также довольно часто отражают национальную специфику и исторические условия ее создания. Одной из самых своеобразных по содержанию конституций в мире была Конституция Швейцарской Конфедерации 1874 года с ее многочисленными изменениями, поскольку в отличие от других конституций она создавалась в большой мере не профессионалами, а непосредственно населением страны, которое таким образом обеспечивало реализацию часто очень конкретных потребностей разных слоев населения. В ней содержались, например, такие любопытные нормы, как право солдата на первое бесплатное получение снаряжения, обмундирования и вооружения (ч. 3 ст. 18), распределение полномочий между Союзом и кантонами, относящихся к запасам и хранению зерна и поддержке отечественной мукомольной промышленности (ст. 23-бис), охране болот и заболоченных мест особой красоты (ч. 5 ст. 24-секстис), производству и ввозу спиртных напитков (ст. 32-бис), изготовлению, ввозу, продаже, хранению с целью продажи абсента (ст. 32-тер), изданию предписаний об игорных домах (ст. 35), автомобилях и велосипедах (ст. 37-бис), пеших дорогах и тропах (ст. 37-кватер) и др. Нынешняя Конституция 1999 года многих таких положений уже не содержит, однако распределение полномочий между Союзом и кантонами, будучи упорядочено, осталось все же весьма подробным. Так, согласно ст. 80, посвященной защите животных, предписания по этому вопросу издаются Союзом, который регулирует, в частности, содержание и разведение животных, опыты на животных и оперативные вмешательства на живых животных, использование животных, ввоз животных и продуктов животного происхождения, торговлю животными и их перевозку, умерщвление животных; на кантоны же возлагается исполнение этих предписаний, поскольку закон не отнес этого к ведению Союза.

Постсоциалистическим конституциям национальный характер придает и возвращение к конституционным идеям досоциалистического периода. И нужно отметить, что в данном случае им нередко есть к чему возвращаться.

К 40-м годам XX века восточноевропейские страны накопили значительный конституционный опыт. Пожалуй, наиболее значительными по времени традициями в этой сфере обладала Польша, так как ее Конституция от 3 мая 1791 г. была вообще первой конституцией в Европе. Передовая для своего времени болгарская Тырновская конституция 1879 года приобрела известность как документ, провозгласивший самый широкий для XIX века комплекс прав и свобод граждан.

В Конституциях Румынии 1866 года в редакции 1923 года, Республики Польша 1921 года и Чехословацкой Республики 1920 года, Королевства сербов, хорватов и словенцев 1921 года содержался широкий перечень не только личных и политических, но и социально-экономических прав, таких, как право собственности, право на труд, социальное обеспечение в случае безработицы и по нетрудоспособности, запрещение детского труда, ночной работы для женщин и др. По некоторым параметрам эти конституции и сейчас могут служить образцом. Кроме того, в них встречаются достаточно оригинальные оценочные характеристики. Так, ст. 102 Конституции Польши гласила: «Труд, как главная основа богатства Республики, будет всегда находиться под особой охраной государства. Каждый гражданин имеет право на покровительство государства его труду, а в случае недостатка работы, болезни, несчастного случая – на общественное обеспечение, которое будет определено особым законом».

Поэтому нет ничего странного в том, что при подготовке новейших постсоциалистических конституций использовался досоциалистический конституционный опыт. Так, например, действующая румынская Конституция в структуре текста и в формулировках отдельных статей, особенно касающихся правового статуса граждан, имеет много общего с Конституцией 1866 года в редакции 1923 года. В Польше и Румынии была возрождена двухпалатная структура парламента, которая предусматривалась досоциалистическими конституциями; в Болгарии воссоздан институт Великого народного собрания как учредительного органа, предусматривавшийся Конституцией 1879 года; с учетом ее же традиций глава Правительства стал именоваться не Председателем Совета министров, а Министром-председателем.

Обращение к прежней конституционно-правовой культуре в постсоциалистических странах проявляется и в других моментах. Действующая Конституция Болгарии была принята в древней столице г. Тырново в память о первой болгарской (Тырновской) Конституции. В Польше было обнародовано стремление законодателя подготовить и принять новый текст Конституции к 200-летию первой польской Конституции, однако подготовка затянулась, и эта идея не была реализована. Уважение к культурным традициям монгольского народа законодатель этой страны выразил в обращении к астрологам для вычисления наиболее благоприятного часа и дня для вступления новой Конституции в силу*. Именно поэтому Основной закон Монголии (Конституция) в соответствии с ч. 2 ее ст. 70 вступил в силу «в час лошади дня благоденственной золотистой лошади девятого дня молодых уз в первый весенний месяц черного тигра» (12 часов дня 12 февраля 1992 г.).

* См.: Алебастрова И. Основной закон Монголии // Право и жизнь. М.: б.г., №З. С.45.

Культурные традиции ярко проявляются в содержащихся в конституциях описаниях государственных символов. Например, изображенный на государственном гербе Мексики орел, терзающий змею на заросшей кактусами скале, попал туда из старинной ацтекской легенды о переселении ацтеков. Статья 164 Конституции Болгарии содержит следующее описание государственного герба: «Герб Республики Болгарии – это вертикально стоящий золотой лев на темно-красном поле в форме щита». Лев с глубокой древности в Болгарии служил символом силы и благородства, использовался в геральдике. «Балканский лев избавит страну от турецкого ига», – писал болгарский поэт Добри Чинтулов. Страну освободил не столько лев, сколько двуглавый орел, но лев остался украшением герба. Девиз Французской Республики «Свобода, равенство, братство» и трехцветный французский флаг (сине-бело-красный), ставший популярным в Европе после буржуазных революций, находятся в определенном соответствии, то есть каждому слову девиза соответствует определенный цвет. Статья 136 Конституции Китайской Народной Республики 1982 года гласит: «Государственный флаг Китайской Народной Республики состоит из красного полотнища с изображением на нем пяти звезд».

Большая звезда призвана символизировать единство китайского народа, а четыре поменьше – участвующие в социалистическом строительстве классы и слои населения: рабочих, крестьян, ремесленников и национальную буржуазию.

В некоторых конституциях прямо указываются культурные истоки государственной символики. Часть 2 ст. 12 Конституции Монголии гласит: «Государственные герб, флаг, стяг и гимн выражают исторические традиции, стремления и чаяния, единство, справедливость и вдохновение монгольского народа». Обращает при этом на себя внимание такой почетный государственный символ, как белый стяг (ч. 4 ст. 12 Основного закона), символизирующий государственность Монголии со времен Чингисхана*.

* Прим. переводчика.См. там же. С. 52.

Однако взаимосвязь между конституцией и национальной культурой не всегда столь однозначна. Американский исследователь Касс Р. Санстейн отмечает: «Часто говорят, что конституция, как основной закон, должна соответствовать культуре и традициям того народа, который ее принял. Безусловно, в этой точке зрения содержится много справедливого. Но в некотором смысле справедлива и противоположная точка зрения. Конституцию можно толковать и как... основополагающий документ, с помощью которого нация может добиваться вполне определенных конкретных целей... Если данная точка зрения справедлива, то одной из целей конституции может являться как раз искоренение тех или иных культурно-исторических традиций страны, которые с наибольшей вероятностью принесут вред народу этой страны... В этом смысле хорошая конституция будет направлена против культурных традиций своего народа*.

* Санстейн К.Р. Против позитивных прав // Российский бюллетень по правам человека, 1995. Вып. 6. С.18.

Действительно, есть народы, национальная культура которых включает и кровную месть, и взяточничество должностных лиц, и другие явления подобного рода. Очевидно, что никакая конституция не может это санкционировать и, более того, должна такие явления запрещать и преследовать. Но в этом случае особенно обостряется проблема обеспечения реальности конституции.

Дата добавления: 2015-08-18