Будущее символического интеракционизма

В 1990-х гг. Гари Файн (Fine, 1993) предложил интересный портрет символиче­ского интеракционизма. Его основным тезисом стало то, что символический инте-ракционизм сильно изменился за последние годы. Четыре понятия описывают сим­волический интеракционизм. Во-первых, он претерпел значительную фрагментацию со времени своего расцвета в Чикагском университете в 1920-х и 1930-х гг. Огром­ное разнообразие работ ныне объединено под общим названием символический интеракционизм. Во-вторых, символический интеракционизм подвергся расши­рению и вышел далеко за рамки традиционного интереса к отношениям на микро­уровне. В-третьих, символический интеракционизм вобрал в себя идеи многих дру­гих теоретических позиций. Наконец, идеи символического интеракционизма были, в свою очередь, восприняты другими социологами, которые целенаправленно зани­мались другими теоретическими вопросами. Помимо этого, символические инте-ракционисты серьезно занимаются некоторыми важными проблемами социологи­ческой теории в 1990-х гг.: сближением микро- и макроподходов, взаимосвязью социальных структур и социального действия и т. д.

Таким образом, различия между символическим интеракционизмом и други­ми социологическими теориями заметно стерлись. Хотя символический интерак­ционизм не прекратит существование, становится все менее понятно, что означа­ет быть символическим интеракционистом (и социологом-теоретиком любого другого направления подобного рода). Файн так говорит об этом:

Предсказывать будущее опасно, но очевидно, что термин «символическое взаимодействие» останется... При этом мы будем находить больше смешения, больше взаимообмена и больше взаимодействия. Символическое взаимодействие в будущем будет служить в качестве удобного обозначения, но будет ли за этим стоять смысл? (Fine, 1993, р. 81-82)

В данной книге мы рассматриваем происходящий среди многих социологиче­ских теорий синтез. Все это ставит более общий вопрос: будет ли какой-нибудь из известных теоретических терминов описывать характерный для будущего тип мышления?

Резюме

Эта глава начинается кратким рассмотрением источников символического интерак­ционизма в философии прагматизма (творчество Джона Дьюи) и в психологическом бихевиоризме (творчество Джона Б. Уотсона). По причине совокупного воздействия прагматизма, бихевиоризма и других течений, например социологии Зиммеля, в Чикагском университете в 1920-х гг. возник символический интеракционизм.

Созданный символический интеракционизм отличался от психологического редукционизма, свойственного бихевиоризму, и структурного детерминизма более макроориентированных социологических теорий, таких как структурный функционализм. Его отличительной чертой была направленность на мыслительную способность акторов и их отношение к действию и взаимодействию. Все это понималось с точки зрения процесса; существовало определенное нежелание рас­сматривать принуждение актора со стороны внутренних психологических состо­яний или факторов крупных структур.

Наиболее важная теория в символическом интеракционизме – теория Джорд­жа Герберта Мида. Существенно, что теория Мида придавала социальному миру первичный характер и приоритетное значение. Иначе говоря, сознание, разум, самость и т. д. возникают именно из социального мира. Важнейшей единицей ана­лиза в его социальной теории выступает действие. Это понятие включает четыре диалектически связанные стадии: импульс, ощущение, манипуляцию и потреб­ление. В социальном действии участвуют два или более человека, и основной ме­ханизм социального действия — жест. Хотя и низшие животные, и люди способны разговаривать с помощью жестов, только человек может сознательно использовать значение жестов. Характерная особенность людей состоит в том, что они способны порождать голосовые жесты, и это приводит к отличительной человеческой спо­собности создавать и использовать значащие символы. Значащие символы приво­дят к развитию языка и специфически человеческой способности к коммуникации, в полном смысле слова. Благодаря значащим символам возможно мышление, а так­же символическая интеракция.

Мид рассматривает множество ментальных процессов как часть более обшир­ного социального процесса, в том числе рефлексивный интеллект, сознание, мыс­ленные образы, значение и в целом разум. Человек обладает отличительной спо­собностью вести внутренние беседы с собой. Все умственные процессы, с точки зрения Мида, разместились скорее в социальном процессе, а не в мозгу.

Самость – это способность воспринимать себя как объект. Опять же самость воз­никает в рамках социального процесса. Общий механизм самости заключается в спо­собности людей ставить себя на место других, действовать, как действуют другие, и рассматривать себя с точки зрения других. Мид прослеживает развитие самости на стадиях ролевой и коллективной игр ребенка. Особенно важно на последнем этапе возникновение обобщенного другого. Способность видеть себя с точки зрения сооб­щества необходима для появления самости, а также деятельности организованных групп. Самость также имеет две фазы – I, которое является непредсказуемым твор­ческим аспектом самости и Me, которое представляет собой организованный набор установок других, принимаемым актором. Социальный контроль проявляется в Me, тогда как / предстает источником обновления в обществе.

Мид относительно немного говорит об обществе, которое понимает в наибо­лее общем виде как протекающие социальные процессы, предшествующие разу­му и самости. Миду во многом недостает макроуровневого понимания общества. Институты практически отождествляются с групповыми обычаями.

Дата добавления: 2015-08-17