Читайте также: |
|
Они пришли. Уже совсем утром.
Оба не спали давно, с самого рассвета. Как только стало светать, вокруг защебетали птицы, их было полно на каждой ветке. Значит, они и ночью тут сидели, только помалкивали.
Киншоу подумал: ну вот, уже сутки. Но как будто год прошел, даже пять. Все, что было до леса, отступило в такую даль, что и не упомнить.
Он посмотрел на Хупера. Тот не спал и лежал на спине с открытыми глазами.
– Пойду сучьев соберу. А то погаснет.
– Ну и пускай.
– Нет, спичек полкоробка осталось. А неизвестно, сколько нам еще тут быть. Чего же разбазаривать.
Хупер сел, а потом, немного пошатываясь, встал на ноги. Он сказал:
– Ну, все прошло. Теперь нормально.
– А там у тебя позеленело – где ушибся.
Хупер ощупал ушибленное место.
– Шишки нет.
– Нет. Пойду за сучьями.
Тумана не было. Рассвет проник лес насквозь и как муаром одел стволы. Сперва бледный, серый, он понемногу желтел, потом набрался золота и пошел рыжими пятнами понизу, там, где лежали сухие листья.
Киншоу бродил, собирал сучья и слушал, как чирикают птички. Всю ночь тут таились, стерегли его, что-то затевали, следили за ним во все глаза, держали в страхе.
А солнышко все открыло, суетились птички и букашки, кипела жизнь. Он вздохнул, наконец-то легко, всей грудью.
– Пойду искупаюсь, – он сказал попозже. Они поели на завтрак помидоров и печенья. Хупер растянулся на траве в солнечном ромбе. Одежда на нем была как жеваная. Прямо рядом с ним, под кустом, дрозд колотил улитку о ровный камень – норовил разбить раковину. Хупер следил за ним не отрываясь.
– А ты лучше не лезь в воду. В тебе небось еще простуда сидит.
– Я выздоровел.
– Смотри.
– А в общем-то мне и неохота купаться. Сейчас вот возьму печенье и погляжу, подлетит эта птица за крошками или нет.
– Не подлетит она.
– Почему это?
– Потому что дикая. Не в саду ведь.
– Дурак, птицы все дикие, всегда.
– Не подлетит она, раз ты тут.
– А вот посмотрим.
– Только еду зря переводить. Нам ее беречь надо.
– Я же ей одни крошки дам. И чего ты везде суешься, Киншоу.
Но говорил Хупер беззлобно и не отрывал глаз от птицы.
Киншоу разделся, пошел и лег в реку, на самое мелкое место. Камни холодили ему плечи и зад, но были гладкие, не кололись. Его обмывала вода, текла и текла, расходилась, сходилась. Он подвигал ногами, как ножницами. Свет делался лимонным, цедясь сквозь листья в вышине. Они все время тихонько подрагивали. Две птицы – одна белая, одна черная – раздвинули их и взвились в высокое небо.
Киншоу закрыл глаза. Плавать ему не хотелось, вообще не хотелось шевелиться. Он думал: до чего здорово, до чего здорово. Хупер все следил за дроздом. Тот наконец добыл улитку из разбитой раковины.
Везде, везде ворковали голуби.
И тут он услышал первый крик. Залаяла собака. Сперва далеко, но они очень быстро приближались. Раз-два – и очутились совсем близко. Хруст-хруст-хруст – хрустели кусты. Они уже подходили к самой поляне, но слов пока было не разобрать. Собака снова залаяла.
Он открыл глаза и увидел, что Хупер сидит и на него смотрит.
– Идут.
Киншоу не ответил, не шелохнулся, только снова глаза закрыл.
Он лежал, его обмывала вода, и он думал: «Ну их, не надо, пусть бы нас не нашли. Хоть пока бы. До чего тут здорово. Никуда не хочу отсюда».
Ему даже Хупер уже не мешал. В лесу он ему не мешал. Тут совсем другая жизнь. Ну, не нашли бы они дорогу – так умерли бы или бы выжили. Но ему именно так хотелось. Уйти, все переменить. И вот за ними идут, их заберут – обратно.
На мгновенье он просто ужаснулся. Потом вспомнил, что было со вчерашнего утра с Хупером. Все и так переменилось. Может, наладится еще.
Опять раздался крик. Когда он снова открыл глаза, он не увидел деревьев и солнца: их заслоняла чья-то голова.
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава восьмая | | | Глава десятая |