солдат и воин

«Вырабатывая собственный продукт из материала, оставленного предыдущими поколениями, мы часто не можем обойтись без оболочек «старого мира». Используя клише, мы заполняем их другим содержанием, закрывая глаза на несоответствие дел словам, а слов – мыслям. Одним из таких идеологических фантомов, который уже не один век эксплуатируется в целях, совершенно противоположных его изначальному смыслу, является понятие войны и связанный с ней образ воина. Мало кто из современников, даже профессионалов на военной службе, задаётся вопросом, почему в нашем языке участники войны называются попеременно двумя именами существительными: воинами и солдатами – и в чём они между собой различаются. Эти разные (а в чём-то противоположные) фигуры, накладываясь друг на друга, незаметно размывают комплекс идей, породившей обеих. Фигуры солдата и воина берут начало в средневековой цивилизации Европы, в социальном измерении христианства. В чём же предназначение солдата с воином и в чём кардинальное различие?

Экономический минимум для рыцаря предполагал вооружённость и наличие боевого коня. Только свободный человек имел право носить оружие, а содержание боевого коня мог позволить себе черпающий ресурсы из той же самой, военной сферы. Доспехи тяжеловооружённого рыцаря-мечника, его лошадь и снаряжение в среднем были эквивалентны 25 волам, стаду из 250 овец или 250 четвертям пшеницы. Разрыв между стоимостью вооружения и пропитания целенаправленно закреплялся экономикой Средневековья, подчёркивая ювелирным украшением оружия и сбруи. Сегодня сопоставимое с этим вооружение, как правило, не является частной собственностью, но лишь выдаётся в пользование призванным или наёмным солдатам.

Однако перечисленного недостаточно, чтобы провести твёрдую границу между воином и солдатом, различие восходит к сфере, организующей не только имущество, сколько психотип, ментальность.

Фигуры солдата и воина существуют в разных мирах, каждый из которых управляется собственными законами. Если мир солдата это мир долга, то мир воина – мир воли (причём в церковнославянском двойственном значении этого слова: воли-силы и воли-свободы). Богословски это миры Ветхого и Нового Заветов, Закона и Благодати, Адама и Христа. Недаром апостольская проповедь нигде не называет последователей Царя царей солдатами, но постоянно обращается к ним как к воинам. Выражение «солдат Христов» смехотворно. Воинствование во Христе – привилегия сознания, свободного от порабощённости греху, высокая степень синергии. Не освободившийся от ветхого человека, «тлеющего в похотях», не вспыхнувший огнём Любви, не может знать Христа, следовательно, не может вступить в настоящее сражение с Князем тьмы. Обучение воинскому искусству и его секретам предполагает знакомство с азами аскетической дисциплины.

В древних и более молодых, средневековых, сообществах было место и для воинов и для солдат. Правда, в отличие от нашего времени, эти две категории никогда не смешивались. Если солдат в лучшем случае только орудие (т.е. прямое продолжение) Высшей воли, то воин – её непосредственное воплощение. Мир солдата – это мир человека, ещё не осознавшего своей божественной сущности, мир до Креста; путь воина – это путь, выходящий за рамки обычных человеческих возможностей и способностей, - мир Вознесения после Креста. Понимание этого было выражено в иконографии Христа-Рыцаря, где он в воинских доспехах, вынимая меч из ножен, восседает на собственном Распятии, поправ Ад. Чёрная туника Господа облачена в золотые латы и ярко-вишнёвый плащ.

Что делает солдата солдатом? Мобилизация, некая внешняя воля. Не важно, чем она мотивирована, главное, что эта внешняя сила настолько могущественна, что ей невозможно не подчиниться. Далее та же сила регулирует армейскую карьеру солдата, присваивает звания, отличает шевронами, измеряя и взвешивая его заслуги перед собой. Воинами же становятся по личному выбору и божественному промыслу, ибо каждый воин может называться таковым лишь после ритуализованного испытания (посвящения), в ходе которого вскрываются воинские таланты, заложенные в нём от рождения. Субординация воинов основана на непосредственном проявлении могущества, а потому чище и справедливее, чем у солдат.

Нельзя не заметить, что мир солдата от калорий пайка до бляхи с личным номером на шее просчитан, в нём всё сведено к количественным характеристикам. Напротив, в мире воина количественные показатели не являются определяющим фактором. Воин находится по ту сторону расчёта: цифры исчезают, но оголяются пропорции, их некогда породившие.

Война является радикальным средством от эгоизма: участие в ней превосходит любой личный интерес, поскольку чревато смертью. Она отсекает все временны´е наносы, оставляя человека наедине с вечным заданием: быть активным орудием. Любая другая внутренняя установка лишь уменьшит требуемую для участника боевых действий концентрацию. «Те, кто смотрит смерти в лицо, вошли в царство, где над ними уже не властны смертные и где они уже не подчиняются ничему, кроме своей свободной воли», - пишет Мартин ван Кресвельд. Но какова градация этой свободы?

Она зависит от осознания Я. Я можно рассматривать как место приложения высшей воли, что говорит о внутренней отдалённости от неё. А можно – как место положения, что свидетельствует о замене временного – вечным. Мир солдата – мир до осознания Я, индивидуальной бесконечности; мир воина – мир после осознания Я, но именно после – мир евангельского умершего и проросшего зерна – мир сверхиндивидуальности, объективной бесконечности. Сосредотачивая в себе действие высшей воли и одновременно устранившись от эгоистического желания выжить, воин заключает иррациональный завет с ничтожащей силой. Таким образом, он постигает мистерию Творения вселенной «от обратного», получая поистине апофатический опыт Богообщения.

Отсюда различие в причинах, целях, действиях и средствах у участников войны:

Феномены	Солдат	Воин
мир	долга	воли
цель	победить противника	превзойти себя
причина	приказ	внутренняя потребность
модус действия	подчинение	понимание
средство	дисциплина	самодисциплина

Солдат не принимает решений и потому несёт ответственность лишь за точность исполнения команд. Воин отвечает за все свои действия, т.к. не имеет над собой никакой власти кроме Бога. Он озаряется свыше, принимая решения непосредственно из области неосуществлённого.

Современное положение, когда войны практически ведутся одними солдатами против других солдат, создалось не сразу. В истории наблюдается постепенная деградация воинского искусства: от священнодействия к средству приобретения власти, от ремесла к заработку. Попытки описывать предмет занятий воина в категориях «работы» всегда имеют оттенок иронии.

…Служба тоже дело подневольное, связанное с долгом. – «А как же служение государю, помазаннику Божию, имевшему, согласно церковному учению, онтологическое, бытийное превосходство?» - спросят знатоки монархической идеологии. Ответ прост: воин Христов не мог и не должен был служить никакому царю, кроме Царя Небесного, - всякое иное служение было бы обманом, изменой первообразу. Что же получается: Церковь искажала истину, призывая паству служить самодержцу? Но логического противоречия здесь нет: иконически земной царь не отделялся от Небесного. Христианский самодержец представал для своих подданных не как абстрактный образ Христа, а как икона индивидуальности, т.е. икона, сопряжённая с личными качествами того или иного правителя. Отсюда царственные имена: Грозный, Тишайший, Великий, Благословенный, Освободитель. Конкретный автократор являлся земным воплощением воли Небес – тем, кого так боится теплохладная религиозность, тем, кому в его лице поклонялись православные верующие – живым образом Бога. Иконе молятся тогда, когда ощущают её связь с небесным архетипом.

…Воинское искусство не имеет пока границ в мире предметного существования, хотя в принципе может быть ограничено наличием ситуации противостояния как таковой.

Жизненными ценностями современного общества являются безопасность и комфорт. Но мир долга и тем более мир воли недоступны для того, кто принимает эти ценности как абсолют, ведь тогда жизнь человека перестаёт служить исходным мерилом для долга и воли.

Культура смерти, тем более, насильственной смерти (войны, казни), воспринимается сегодня как выход за рамки цивилизованности.

Р.В. Багдасаров «Мистика русского Православия».

Дата добавления: 2015-08-20