Станция

Данька

Ночь пала на город, принеся с собой огни Дозоров. Планеры, байки и пешие патрули с робопсами заполонили город с закатом солнца, и скрыться от них не представлялось возможным. Слишком много огня и света приносили они с собой.

Даньке еще никогда не было так страшно. Раньше, в его прошлой жизни, он никогда не оказывался по ту сторону дома во время Дозора. Хотя, если быть до конца честным, в глубине души он всегда боялся патрулей, словно еще тогда что-то внутри него знало: рано или поздно он станет одним из тех, на кого охотятся с робопсами.

Мальчик выбрался из-под насквозь проржавевшего планера и бегом припустил к темному, заваленному мусором пространству между домами. Никогда раньше он не бывал в подобных районах, но какое-то глубинное чувство подсказывало ему: прячься в тень.

Он проскользнул между смрадными баками и вжался спиной в кирпичную стену, как раз вовремя. Прямо мимо проулка, в котором укрылся Данька, прошагало четверо патрульных. Собаки с ними не было. Мальчик приник к щели между завалами помоев и постарался не двигаться, не дышать, не думать. Из-под мусорного бака выскользнула здоровая черная крыса, из мутировавших, с алыми, поблескивающими в темноте глазами. Замерла, дернула носом и шмыгнула прямо под ноги Даньке. Из горла вырвался сдавленный хрип.

Один из патрульных, настороженно обернулся в его сторону. Сердце Даньки пропустило удар – мужчина смотрел прямо на него. Сквозь жестяные баки и завалы мусора, через спертый ночной воздух Беобахтена, он смотрел прямо на Даньку и не поднимал пушку. Хотя мальчик прекрасно видел, она была, болталась у дозорного на ремешке.

− Что там, Вихрь? Нашел кого? − раздались голоса.

Данька зажмурился.

− Крысы, − отозвался патрульный, которого назвали Вихрем, − Всего лишь пара помойных крыс.

− Чертовы мутанты, − с презрением сплюнул кто-то из дозорных, − Мало того, что после аварии их стало в десятки раз больше, так еще и плодятся, сукины дети…

− Куда только власть смотрит?

− Очень нужны этой власти ты и твоя семья, − негромко фыркнул мужчина, − Загрызет тебя крыса размером с волчицу, или нелюдь проклятие нашлет, им-то что?! Одним ртом для государства меньше.

− Да все районы и не зачистишь, − философски возразил Вихрь.

− И то правда, − вздохнул патрульный, вскидывая оружие на плечо, − Пойдем, ребята, нелюдей тут нет.

И патруль двинулся дальше. Только парень по прозвищу Вихрь задержался на секунду и, глядя Даньке прямо в глаза, покрутил пальцем у виска. Мальчик отпрянул от щели между баками. Значит, он все-таки видел его. Видел, сквозь мусор, кирпичи и железо. А это могло означать только одно: дозорный Вихрь был таким же нелюдем, как и те, на кого он охотился. Таким же, как и сам Данька.

Еще вчера утром он был учеником, сыном, другом и полноправным членом общества. А сегодня он нелюдь и изгой. Без паспорта, без жетонов, без гарантий того, что он переживет эту ночь. Данька обхватил колени и тихонько всхлипнул. Чертова сила! Зачем, зачем она только пробудилась?!

Крыса заинтересованно дернула вибрисами и ткнулась грязной мордой в такие же грязные брючины Даньки. А затем, видимо, признав родство, вскарабкалась ему на колено и торжествующе блеснула алыми бусинами глаз. Данька осторожно потыкал крысу пальцем. Та презрительно отвернулась, являя глазам мальчика голый, раздвоенный хвост. Однако перегрызать ему глотку, вроде бы, не собиралась.

Данька совсем осмелел и погладил крысу по черной свалявшейся шерсти. Та почти не возражала. Мальчик сморгнул выступившие на глазах слезы. Кажется, в этом новом, враждебном мире у него появился первый друг. Или, − Данька задумался о загадочном патрульном, − или второй.

Его новая жизнь началась этим утром, когда на глазах у многотысячной толпы Данька провалился в тень. Он не хотел, правда. Он ничего не знал о тени. Но кто-то рядом использовал силу, и Данька интуитивно потянулся за ним, потянулся, и угодил в тень. Вокруг взвыли детекторы, засекающие нелюдей, а потом короткая взрывная волна выбросила мальчика из тени. Данька только и успел, что надвинуть на лицо капюшон и броситься наутек. Он всегда отличался сообразительностью. А потом был бег, короткие передышки, было недолгое возращение домой, где ждала засада, были горячие слезы обиды и привычная ночь, вывернутая наизнанку – ночь с обратной стороны Дозора.

Они, крыса и Данька, просидели в укрытии еще часа два, прежде чем животное засуетилось, вскочило на лапки и бросилось расчищать себе путь вглубь проулка. Данька колебался недолго. Отчего-то он доверял чутью помойной крысы, было в ней что-то особенное. Словно она могла его понять. Словно крыса тоже знала дорогу в тень. Поэтому Данька вскинул на плечо брошенный было рюкзак и бросился вслед за ней, с большим трудом протискиваясь между завалами мусора, проползая под и между баками. Крыса, заметив, что человек принял решение следовать за ней, терпеливо поджидала по углам. А Данька полз за ней, полз вперед, в темноту, и думал о том, что ничто уже не будет как прежде.

Потому что теперь у него не было дома. Были только окраины Беобахтена, ночные патрули с робопсами и тень, много тени. Она смотрела на Даньку со всех сторон, смотрела, кажется, в самую душу. А крыса, бежавшая впереди, понимала его лучше всех на свете.

Через четверть часа они вывернули на более свободную часть проулка – расчищенный от мусора он был вполне пригоден для человеческого передвижения. Тут, слабо мерцая, желтели тусклые фонари. Внимательный Данька сейчас же заметил, что у его проводника не хватает уха, а усы на одной стороне острой мордочки опалены и свернулись от жара.

− А ты боевой, да? − улыбнулся мальчик, подметив, наконец, какого пола его новый друг, − А, Крыс?

Нужно же как-то его называть, решил про себя Данька.

− Его зовут Гесер, − раздался из-за спины приглушённый голос, − Не рекомендую путать.

Данька резко обернулся. Его взору предстал бродяга, не старый и не молодой, с проницательными холодными глазами и печальной, задумчивой улыбкой. На голове у незнакомца обреталась нелепого вида лыжная шапочка. Человек цокнул языком, и Крыс шмыгнул к его ногами, в мгновение ока взобрался по одежде и удобно устроился на плече, приветственно ткнувшись носом мужчине в ухо.

− Это имя или фамилия? − не сдержался Данька.

Человек посмотрел на него как будто с одобрением, точно ждал от мальчика чего-то подобного.

− Не будь дураком. Это кличка. Как если бы я назвал его Наполеоном или Эйнштейном. В честь исторического лица.

По губам мужчины пробежала кривая усмешка.

− Не знаю такого лица, − пожал плечами Данька.

− Тебе и не положено знать, − отрезал незнакомец, и, не спеша представляться сам, поинтересовался: − Итак, что ты забыл здесь, в мире бегущих от патруля, Даниил?

Данька почти не удивился. Если Крыс привел его к этому человеку, значит так нужно. Значит, он тоже знает дорогу в тень.

− Сегодня утром меня утянуло в тень, − полушепотом сообщил Данька, − Я просто шел по улице, когда почувствовал, что меня как будто в водоворот затягивает. Моя тень вдруг стала объемной, я не успел остановиться, сделал шаг и… И оказался там. В темноте стоял человек, его руки как будто пылали. Я смотрел на него с секунду, а потом взвыли сирены. Он понял, что из-за меня засекли и его тоже, и словно… Словно еще раз скользнул в тень. А меня вышвырнуло на улицу, и я…

− Не придумал ничего лучше, чем сбежать, − закончил за него мужчина, − Что ж, верное решение. Выходит, все эти годы у тебя был высокостабильный природный щит, отторгавший твою силу. А когда при тебе впервые применили достаточно сильное заклинание, щит рухнул, и сила пробудилась. Забавно.

Человек потрепал Крыса по голове и заинтересованно оглядел Даньку.

− Забавно? − чуть дрогнувшим голосом переспросил мальчик.

− Именно. Вся эта ситуация со щитами напомнила мне кое о ком. Ты чертовски на него похож, Даня.

− На кого? − не особо надеясь услышать ответ, спросил мальчик.

− На Городецкого, − туманно отозвался собеседник.

Данька недоуменно моргнул.

− Что за необразованная нынче молодежь! Мир должен знать своих героев… Так уж и быть, ты отправишься со мной. Хотя обычно я не помогаю новому поколению. Больно много от вас шуму да проблем.

− С вами? − Данька покрепче вцепился в лямки рюкзака, − Но куда?

− На Станцию. А по пути я научу тебя ходить в сумрак. То есть в тень, по-твоему.

Су-мрак. Данька мысленно посмаковал слово. Было в нем что-то манящее, будоражащее и тревожное.

− Прошло то время, когда светлые учили светлых, а темные – темных, − продолжил мужчина, − Теперь у нас общая цель – выжить. И в том, чтобы взять тебя в ученики, я вижу некую иронию.

Даня поежился. Этот человек знал дорогу в тень, сомневаться не приходилось. Но что-то подсказывало ему – истинной дорогой незнакомца была не тень, а тьма. И от этого на душе скреблись кошки.

От человека не укрылись его метания.

− Сомневаешься? − с искренним любопытством спросил он.

Данька тряхнул головой, капюшон при этом свалился с головы, обнажая непослушные светлые вихры.

− Скажите только ваше имя, − попросил он.

− Завулон, − чуть помедлив, ответил мужчина.

Данька понял, это было настоящее имя. Даже более настоящее, чем то, что он сам носил с рождения. Сама тьма смотрела на него холодными, бесстрастными глазами Завулона.

Над их головами с гулом пролетел планер, озаряя узкий проулок светом прожекторов. Завулон небрежно вскинул руку, как если бы желал заслониться от света. Планер пролетел мимо, не обратив на двоих нарушителей ни малейшего внимания. Данька выдохнул и, сглотнув соленую от прокушенной щеки слюну, сказал:

− Я согласен.

Упомянутая Завулоном Станция располагалась на другом конце Беобахтена, и идти туда предстояло не меньше трех дней. Даньку бросало в дрожь при одной только мысли о том, что, в конце концов, им придется в открытую выйти на улицы и как ни в чем не бывало идти, словно они − добропорядочные граждане.

− А что там, на Станции? − спросил Данька, когда они в очередной раз присели отдохнуть: Завулон на поваленный столб, а мальчик – просто на асфальт.

− Там такие же, как и ты. Несносные юнцы, возомнившие, что смогут скрыться от системы только потому, что научились ходить в сумрак и мало-мальски колдовать. Если я не ошибаюсь, их цель − исправить ошибки прошлого, заставить людей забыть о нас, прекратить эту бойню.

− А у вас какая цель? − спросил Данька, нахмурившись. Ему не понравилось, с каким пренебрежением Завулон сказал о людях на Станции. На его, Даньки, взгляд цель у них была замечательная.

− Выжить, − просто ответил Завулон, стягивая Гесера с плеча и устраивая его на коленях. Крыс тотчас вывернулся из узких ладоней и вернулся на облюбованное плечо, − Я слишком долго живу и слишком многих «борцов» пережил.

− Скажите, − вдруг сменил тему Данька, − А что такое эта тень? Что мы такое? Это все из-за аварии, да? Мы рождаемся такими из-за радиации?

С мгновение Завулон глядел на него растерянно, даже ошарашено. А потом расхохотался. Смех у него был приятный, почти совсем не грустный.

− Из-за радиации? − отсмеявшись, покачал головой мужчина, − Это вам в школе на ксенобиологии рассказывают? Из-за аварии появляются гадкие монстры, которые едят детей, уходят в преисподнюю и колдовством разрушают человеческие жизни? Так вам говорят?

Данька смутился. Уж очень близко к тексту говорил Завулон.

− Вроде того, − буркнул он.

Завулон со злостью поднялся на ноги. Полы куртки, которая должна была бы сама подтягиваться по размеру, но от чего-то заклинила на особенно крупных габаритах, взметнулись, напомнив Даньке мантию Черного короля из комиксов. Только лишь подумав об этом, мальчик брезгливо отбросил сравнение – Черный король был героем-борцом с нелюдями.

− Как думаешь, Даня, откуда взялась радиация? Что это за авария такая, о которой в учебниках истории пишут лишь то, что она была?

Данька смутно помнил содержимое учебников, а потому только пожал плечами.

− Ну взялась и взялась. Нам больше про механизмы мутации рассказывали…

− Сказки вам рассказывали, − махнул рукой Завулон, − Никакой аварии не было. Случилось так, что люди узнали о нас в самый неподходящий момент, момент, когда мы ничего не могли им противопоставить. Узнали и очень переполошились. Мы даже толком не успели понять, что происходит, как нас уже попытались ликвидировать. С ядерным оружием они, конечно, перегнули – сами теперь прячутся в городах вроде Беобахтена и за свинцовые стены носа не кажут, но оно оказалось на редкость эффективным против таких, как мы. Никто из тех, кого я знал, не выжил. Погибли даже сильнейшие.

Даньке стало неуютно. Он отвел глаза, не желая подмечать морщины вокруг глаз, тонкие бескровные губы и бесстрастный, почти равнодушный взгляд.

− А как вы спаслись? − рискнул спросить мальчик.

Завулон сунул руку во внутренний карман куртки, вытащил прямо из него горсть таблеток. Деловито отсчитав с полдюжины, мужчина всухую проглотил их и ссыпал лишние в карман. Несколько секунд Завулон простоял, устало прикрыв глаза – ждал, пока подействует лекарство.

− Мне повезло, − наконец, ответил он, − Под рукой оказался довольно редкий артефакт. Он навеки заточает тебя и твоего врага в пространстве, изолированном от прочего мира. Я не знал, смогу ли я выбраться оттуда, но это был мой единственный шанс на спасение, и я им воспользовался. Как видишь, взрыв не достал меня, даже сыграл мне на руку, подорвав защиту моей темницы. Всего за пять лет я довершил дело, и выбрался на волю. И почти сразу понял, что никто из мне подобных не спасся.

Данька поежился. Мужчина говорил об ужасах тех дней отстраненно, точно его ничуть не трогало то, что погибли сотни тысяч таких, как он. Возможно, так оно и было.

− После мне удалось проникнуть в Беобахтен – тогда еще подземное убежище, а не тот обнесенный стеной мегаполис, каким ты его знаешь. Я жил неприметно, ничем не выделяясь из толпы, и ждал. Ждал, пока начнут появляться на свет те, кто будет обладать силой. А они всегда появляются, Даня. Те, кто отличается. Иные.

Пошло лет пятнадцать, прежде чем люди поняли, что от нас так просто не избавиться. Что их собственное общество, их собственные чрева порождают детей-иных. И тогда они создали Дозор. Знали ли они, что позаимствовали название для своей организации у нас? Лишь Тьма ведает. Да и какая разница, если никто помимо меня не мог оценить иронии?

Завулон умолк. Прикрыл глаза, точно вслушивался в легкий гул трущоб Беобахтена. Пока они не покидали бедных районов, днем прятаться не приходилось. Никому не было никакого дела до тощего бродяги в поношенной одежде и грязного лохматого мальчишки в чьем рюкзаке теперь тихонько возился Гесер. Крыс с неохотой покидал плечо хозяина, но Завулон был непреклонен – уж больно приметными они становились.

− Скоро стемнеет. Нам нужно успеть продвинуться еще на пару кварталов, чтобы заночевать в безопасном месте.

Данька с готовностью вскочил на ноги. В животе предательски заурчало. Завулон, от которого не укрылся жалобный звук, хмыкнул.

− Ничего, доберемся до убежища Флибустьера, там поешь.

Данька, едва поспевавший за широким шагом мужчины, мужественно терпел проулка два или три, а потом все же спросил:

− Этот Фли… Он ваш друг? Такой же, как мы?

− Флибустьер. Вольный добытчик то есть. Так в некоторых странах раньше называли морских разбойников – пиратов. Ему подходит. Флибустьер взломщик и в прошлом контрабандист, вообще отчаянный малый. Когда-то он вытащил меня из очень крупной дрязги, я, в свою очередь, несколько раз буквально отбивал его у системной полиции. Эти ребята куда менее опасны для нас, чем дозорные, так что мне почти ничего не стоило помочь ему. Флибустьер человек, ни малейшего признака силы. Он может быть обаятельным, если захочет. Так что не привязывайся к нему, ведь лет через сорок от парня останется только мешок мяса да костей.

Даньке стало не по себе. Пора было уже привыкнуть, что рядом с этим человеком он частенько чувствовал себя не в своей тарелке.

Завулон свернул на относительно широкую улочку и уверенно зашагал к одному из домов. Данька уж было решил, что они пришли, но оказалось что дом давно заброшен – единственными его обитателями остались крысы да пауки, создания, неистребимые в этой части Беобахтена. Сквозь грязные окна едва-едва пробивался свет угасающего дня. Завулон довольно усмехнулся, любуясь растерянным лицом Даньки, а потом резко присел и принялся шарить руками по полу, засыпанному пылью и мышиным пометом. Крыс в рюкзаке у Даньки заметно оживился.

− Выпусти его, − не отрываясь от своего занятия, велел Завулон, − Тут нас никто не увидит.

Данька послушно вытащил Гесера и бережно опустил его на пол. Крыс тут же метнулся в дальний, наименее освещенный угол, где поднялся на задние лапки, привлекая внимание хозяина.

− Ты помнишь, да? − почти любовно пробормотал Завулон, разгибаясь, − А вот я совсем запамятовал.

Мужчина приблизился к своему питомцу, снова опустился на корточки и на этот раз почти сразу же что-то нащупал. Довольно хмыкнув, Завулон напряг руки и с усилием откинул тяжелую чугунную крышку люка. Затем он подхватил Крыса, закинул себе за спину – тот вцепился Завулону в куртку, и в меру грациозно спустился вниз по ржавой лесенке. Данька подошел к краю и опасливо заглянул.

− Спускайся, Даня, − Завулон вытер руки о штанины, − И прикрой за собой люк.

Балансируя на лишенной перил лестнице и сопя, Данька ухватился за тяжеленную крышку и с трудом задвинул ее на место. Спустился еще на пару перекладин и с чистой душой грузно спрыгнул вниз. Земля болезненно ударилась в ступни, но Данька смолчал – почувствовал, что его позёрство позабавило Завулона.

− Идем, акробат, − только и сказал мужчина.

И Данька уныло поплелся за ним. Впрочем, уныние его продлилось недолго. Бродить по канализации оказалось интересно и немного боязно. Гесер бежал впереди, показывая дорогу и храбро вступая в бой с прочими крысами. Завулон, кажется, за питомца ничуть не переживал – не впервой. Только старался подсвечивать ему фонариком.

− Видишь свою тень?

− Конечно, − они шли уже минут тридцать, и Данька уже смирился с тем, что остаток пути они проделают молча.

− Попробуй поднять ее. Да не останавливайся! Представь, что тень поднимается тебе навстречу, становится объемной. Главное не переставай идти. Если получится – сразу шагнешь на первый слой сумрака.

Данька честно попробовал. Но то ли воображение у него работало слабо, то ли силёнок не хватало – тень никак не желала отрываться от земли и подниматься ему навстречу. Глаза уже слезились, а Данька все упрямо пытался заставить их видеть то, чего нет.

− Расслабься, − не выдержал Завулон, следовавший за Данькой, чтобы иметь возможность светить тому в спину, − Это должно происходить легко и естественно. Как дыхание.

Легко ему говорить, подумал Данька. После стольких-то лет тренировок! А в первый раз небось сам… Подумал, и в следующий момент получил ощутимый толчок в спину. Секунда балансирования, и Данька полетел с узкой полоски бетонного возвышения, по которому они шли, в неизвестность. Он даже не успел заметить, что ждет его там, внизу, потому что тень вдруг сама выгнулась ему навстречу и поглотила Даньку целиком.

Он приземлился на ноги, но, не удержав равновесие, рухнул на выпрямленные руки. Ладони врезались во что-то твердое. Данька недоуменно моргнул – он точно слышал, как внизу журчала вода. Он всмотрелся повнимательней: вода была. Полупрозрачная, иллюзорная, она текла сквозь него, точно призрак, и не оставляла отметин на совершенно сухой земле. Помойная река-призрак. Данька выпрямился и открыл рот, чтобы окликнуть Завулона, но изо рта не вырвалось ни звука. Да и Завулона поблизости не наблюдалось. Данька еще несколько секунд простоял, разевая рот – выброшенная на берег рыба, не иначе, прежде чем понял: не только говорить, но и дышать стало весьма затруднительно. Грудь сковали ледяные тиски, в горле запершило. Данька ощутил слабость во всем теле и медленно осел на землю. Тень нещадно пила его силу, больше, чем в прошлый раз. На виске отчаянно билась жилка. Данька почувствовал, как тяжелеют веки. Тьма, припомнил он любимое ругательство Завулона, вот же тьма!

А в следующий миг невидимая рука ухватила его за шиворот и насильно выдернула в реальность. Данька плюхнулся в воду, доходившую ему до коленей, и закашлялся.

− Что с тобой, Даня, − насмешливо фыркнул Завулон, спускаясь к мальчику, − Без драматического накала страстей и в сумрак сходить не можешь?

Данька сверкнул глазами и яростно дернул тень на себя. К его собственному удивлению та послушно подскочила и замерла, ожидая, пока он сделает шаг. Мальчик слабо улыбнулся и отпустил тень. От Завулона не укрылось это маленькое представление, одобрительно хмыкнув, он протянул Даньке руку.

− Вставай, Даниил. Пойдем дальше.

Данька ухватился за протянутую ладонь, и был вздернут на ноги с такой легкостью, точно ничего не весил.

Дальше они шли против течения по руслу подземной реки, то доходившей им до пояса, то мелевшей так, что они шлепали по щиколотку в воде. Гесер, не одобрявший, по-видимому, водных процедур, снова путешествовал на плече хозяина.

Вскоре они достигли развилки, где река пополнялась из трех разных труб-тоннелей. Завулон приблизился к средней трубе и, поставив ногу на выступающий металлический штырь, влез вовнутрь, умудрившись при этом почти не намокнуть. Данька поспешил последовать его примеру. У него вышло не столь удачно – толстовку залило водой, но зато быстро, быстрее Завулона.

Мужчина дождался, пока Данька отожмет одежду от воды, и первым направился вглубь тоннеля. Даньке не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним. Воды тут было совсем немного – она текла ровной полоской, даже не захлестывая до конца ботинки. Диаметр тоннеля сузился, так что Завулону пришлось пригнуться, а вот Данька продвигался за ним без проблем.

В какой-то момент Завулон остановился, голыми руками сдернул со стены решетку и протиснулся в еще более узкий тоннель. Тут уж даже мальчику пришлось передвигаться, согнувшись в три погибели. Но, по крайней мере, эта труба была абсолютно сухой, Гесер даже воспрял духом – спрыгнул с плеча Завулона и помчался вперед, только облезлые хвосты и мелькнули.

Через несколько минут они, наконец, выползли на открытое пространство – труба оканчивалась на проржавевшей площадке, от которой вверх и вниз вели такие же ржавые лестницы. Данька подошел к перилам, опасливо заглянул вниз и едва не отпрянул. Черная вода плескалась где-то глубоко, а до нее спускались сотни метров металлических уступов и труб – трубами, открывающимися на стенах и вертикально спускающимися к воде, тут были увиты все стены. Кое-где между труб можно было разглядеть искрящие провода.

− Ну, как тебе? − спросил Завулон, точно его и впрямь интересовало мнение Даньки об этом месте.

− Дух захватывает, − совершенно искренне признался Данька, и Завулон удовлетворенно кивнул.

− Еще немного осталось.

И впрямь, оставшийся путь занял меньше часа. Они долго карабкались по лестницам, а потом Завулон свернул в очередной тоннель, но не пошел вперед, освещая дорогу фонариком, а нашарил на стене рычаг и, надавив, зажег свет. С непривычки Данька заморгал. А Завулон уже отыскал круглую дверь с кодовым замком и безошибочно вбил пароль. Что-то внутри щелкнуло, и мужчина, ухватившись за огромное кольцо, служившее ручкой, дернул массивную дверь на себя. Та со скрипом поддалась.

За дверью оказался узкий коридор, освещенный тусклыми лампами. Стены и потолки были увиты кабелями, точно змеями.

− Завулон? − раздался из ниоткуда удивленный голос, − Без предупреждения, да еще и с ребенком… Ну заходи, коли пришел. Вход все там же.

Завулон поморщился – похоже, ему не особенно нравилась привычка хозяина говорить с гостями через динамик. Он присел, сорвал крышку с очередного люка и со вздохом спустился по хлипкой, сплетенной из кабелей лесенке вниз. И Даня вновь последовал за ним.

Первым, что бросалось в глаза в этой странной комнате, было обилие мониторов. Вторым – количество грязи и ржавчины. Третьим – уже почти привычное обилие проводов, которые, хотя обитатель этого места и пытался закреплять их на стенах металлическими скобами, толстыми пучками лежали даже на полу. В дальнем углу стоял дорогущий сенсорный стол, профессиональный, хотя и немного устаревшей модели. За ним на обыкновенном офисном кресле работал мужчина лет сорока пяти, сутулый и почти седой. Он поднялся навстречу гостям, оказавшись крайне приземистым – чуть выше самого Даньки, и протянул Завулону руку. Тот чинно пожал ее.

− Раз видеть, что годы по-прежнему над тобой не властны, − усмехнулся Флибустьер, обнажая ряд ровных, хотя и не белоснежных зубов.

− Не лги, Флибустьер, я знаю, ты бы душу продал за эликсир вечной молодости, − не остался в долгу Завулон, − К твоему сожалению, эликсир нынче достается вот таким вот подросткам – не тебе.

Хозяин глянул на Даньку заинтересованно и в самом деле чуть завистливо.

− Здорово, молодой человек, − кивнул он Даньке и вновь обратился к Завулону: − Раньше ты вроде бы не подбирал птенцов, а? Что же изменилось?

− Ровным счетом ничего, − Завулон облюбовал одну из приборных панелей и с удобством облокотился. Хозяин и бровью не повел, − Я лишь провожу Даниила до Станции. Все равно туда собирался.

Флибустьер недоверчиво покачал головой, точно не верил в альтруизм друга.

− Что же тебе понадобилось от скромного отшельника Беобахтенской канализации?

− От него – ничего. А вот от взломщика, лучшего в своей профессии, и преуспевающего контрабандиста мне нужны чистые жетоны, новый паспорт для меня и что-нибудь, чтобы обезопасить мальчика. Плюс новая одежда для нас обоих – придется идти через центральные районы. Все это в уплату долга, разумеется.

Упоминание о долге бросило на лицо Флибустьера тень.

− Мог бы и не напоминать, − недовольно буркнул он, − Я бы и так сделал. По-дружески. Одежда у меня есть, жетоны тоже. Пока раздобуду документы, поживёте здесь.

Завулон важно кивнул – ни на что иное он и не рассчитывал.

Они провели в бункере Флибустьера трое суток. Едва хозяин ушел, Завулон бесцеремонно обшарил все компьютеры, скачивая заинтересовавшую его информацию. Заметив укоризненный взгляд Даньки, мужчина поморщился:

− Всё, что он хотел бы от меня скрыть, и так скрыто. С его системой защиты проще взорвать носитель, чем извлечь информацию. Так что можешь считать, что взломанные мной пароли – это вежливость в исполнении Флибустьера.

С той же бесцеремонностью Завулон разворошил кладовую с пищевыми смесями и электронные файлы на сенсорном столе. Крыс, кажется, тоже не чувствовал себя стеснённым – мотался, где хотел, и гадил по углам. Данька маялся от скуки, пока Завулон не придумал ему занятие – показал парочку заклинаний и велел тренироваться. Выходило не очень.

Они почти не разговаривали, Завулон даже не давал советов, полагая, видимо, что Данька справится и так. Из него вообще выходил странный учитель.

Флибустьер вернулся на четвертый день злой, как черт, с рюкзаком, доверху набитым жетонами, документами и странными железками. Железки он тут же бережно выложил на свою койку, остальное небрежно вывалил перед Завулоном на стол.

− Вихрь усилил контроль за рынком, − сердито сообщил Флибустьер, − Патруль что-то просек и прочесывает нелегалов на предмет связей с нелюдями. Чертов ублюдок держит Дозор в узде! И он совершенно точно знает что-то о Станции.

Выдав эту тираду, он устало повалился в кресло. Странный он, подумал Данька. Человек, а как злится из-за того, что нелюдей прижали. Вроде бы и окопался тут со своими железками, а одежду достает себе из хлопка и льна, натуральную, какую и у богатых не всегда отыщешь. Что-то трогательное было в этом желчном человеке, какие-то мелкие детали быта: сочного зеленого цвета мыльница в душевой, (ну кто вообще пользуется мыльницами и мылом? Ведь у него паровой душ стоит!), кружка на приборной панели с ярко-красной клубничиной – Данька в жизни не пробовал клубники, только клубничные наполнители.… Да и новости от Завулона слушал жадно, как ребенок.

− От этого Вихря слишком много проблем, − сквозь зубы процедил Завулон, − рано или поздно кто-то со Станции укоротит ему век.

Данька вдруг припомнил, где он слышал это прозвище – Вихрь.

− А кто он?

− Вихрь? Старый добрый враг. Едва не самый влиятельный человек во всем Дозоре. Уже лет сорок как. С тех пор, как люди обеспеченные стали продлевать свою жизнь и молодость, вреда от них стало куда больше. По счастью, сто сорок лет – это все еще их потолок.

Был ли это тот самый Вихрь, что не выдал Даньку патрульным? Если да, то с какой целью? В любом случае, рассказывать об инциденте с дозорными Данька не собирался – Завулон ещё решит, что он шпион или вроде того.

Пока Завулон перебирал паспорта, Флибустьер подошел к Даньке и встал рядом, опершись спиной на одну из вертикальных панелей.

− Береги себя, пацан, − сказал он, поразмыслив. − Если Завулон тебя подобрал, значит, будет толк. Может, как он, тысячи лет проживёшь…

А он и впрямь одержим идеей вечной жизни, понял мальчик.

− Ему тысяча лет? − косясь на Завулона, шёпотом спросил Даня.

Тот как раз прикладывал к запястью узкую полоску паспорта – браслет впивался иглами в кожу и впрыскивал металлическую краску с личными данными, которые легко считывал любой сканер.

− Он говорит, больше − пожал плечами Флибустьер. − И я отчего-то ему верю. Невозможно не верить человеку, то есть нелюдю, с такими старыми глазами.

− Я тебе покажу нелюдя, − не слишком злобно пригрозил Завулон. − Сколько раз повторять, говори «иной»!

− Иной, другой, какая разница, как тебя называют? Это мелочные придирки, недостойные такого великого мужа, как ты.

− Не паясничай. Даня, дай руку, − он прижал к запястью мальчика принесённую Флибустьером печать. Данька только поморщился − тоненькие иглы вгрызались под кожу с противным зудом, а когда Завулон отнял печать от руки, на коже уже красовался кружок регистрации. − Паспорт тебе пока не положен, но этого будет достаточно. Странно, что родители не поставили её тебе раньше, но с этим нам даже свезло. Сводить эту дрянь с кожи – процедура весьма болезненная.

При упоминании родителей Данька сник. Он до сих пор не знал, пустили ли они патрульных в свой дом добровольно, или их заставили. По-прежнему ли они считали его своим сыном или отреклись, едва узнав о том, кого произвели на свет? Странно, но он уже почти не мог припомнить их лиц. Но долго размышлять об этом не позволил Завулон – швырнув Даньке рюкзак, он велел набить его пищевыми смесями, жетонами и упаковками с водой.

Когда Данька управился, Завулон уже был готов к выходу: безразмерную куртку и синтетические брюки он сменил на водолазку, скрывавшую шею, судя по материалу, непромокаемую и самовосстанавливающуюся при повреждениях, и такие же синтетические брюки, только более дорогие и прочные на разрыв.

Самому Даньке досталась тонкая синяя куртка с капюшоном и новые штаны. Переодевшись и сунув ноги в ботинки, автоматически сомкнувшиеся вокруг его ступни в нужном размере, Данька вскинул на плечо рюкзак и приблизился к тихо беседовавшим взрослым. Крыс, вертевшийся у его ног, тут же вскарабкался на рюкзак и с интересом принюхался – похоже, пищевыми смесями он не брезговал.

− Зачем ты вообще взял с собой мальчика?

− Он напомнил мне одного Светлого мага. Внешностью, блоком на способностях, даже поведением немного. Думаю, на Станции ему найдется место.

− Ты снова откажешься там остаться?

− Именно так. Оставлю мальчишку, может, разузнаю, наконец, кто там всем заправляет, и уйду. Я не желаю иметь дела с этими самоубийцами. У них что ни день – то борьба за справедливость и права иных.

− Тем не менее, тебе любопытно.

− Разумеется, мне любопытно. Кто сумел объединить молодняк, не знающий о себе ровным счетом ничего, кроме того, что в обществе их называют нелюдями и ликвидируют? Поначалу это была шайка до смерти напуганных волчат. Но кто-то нашел их, собрал под одной крышей и приручил. Показал, как ходить в сумрак по собственному желанию, не только лишь интуитивно. Обучил заклинаниям, изготовлению амулетов. Хотя, конечно, в городе, где на каждом шагу устройства, фиксирующие малейшие выбросы силы, от всего этого мало толку. Но как бы то ни было, этот кто-то либо вундеркинд, либо такой же, как и я, – выживший.

Флибустьер смолчал, похоже, этот разговор они вели не в первый раз.

− Как ты и просил, твоя отрава, − сказал он, протягивая Завулону баночку таблеток.

− Тогда на том все долги уплачены.

− Еще бы они не были уплачены, − пробурчал Флибустьер. − Но ты все равно заходи, Тёмный.

Завулон задумался, а затем кивнул.

− Зайду.

Данька не думал, что когда-нибудь ему будет так страшно средь бела дня выйти в город. Столкнуться с тысячами людей. Пройти мимо них как ни в чем ни бывало. Как будто он для них не беглый преступник с фальшивой печатью регистрации на запястье, а просто двенадцатилетний мальчишка, сын законопослушных налогоплательщиков.

Завулону, кажется, его роль давалась без особого труда. Он уверенно шел рядом, тихонько насвистывая незнакомую мелодию. А вот Данька все жался, успев совсем отвыкнуть от чистых и светлых улиц центрального Беобахтена.

Через час блуждания по городу Завулон втащил его в транспортную кабинку и, прижав к крану один из добытых жетонов, вызвал планер. Беспилотник появился минуты через три, блеснув на солнце хромированным корпусом и эмблемой «Транспортная служба Беохбатена».

Завулон указал на карте маршрут и планер, вздрогнув, оторвался от земли. Данька не раз путешествовал на беспилотниках, а потому просто уселся на сидение, не удосужившись пристегнуться, и даже не следил за дорогой. Завулона тоже не особенно интересовал вид за окном. Он достал из кармана круглое металлическое устройство, встряхнул, дожидаясь, пока зажжется миниатюрный экран, и, тщательно сверившись с часами на панели планера, принялся выставлять время.

− Эта штука сойдет и за пассажира, и за бомбу. Когда доберемся, планер отправится на пустырь, где благополучно разлетится на куски. К сожалению, нет более надежного способа стереть данные обо всех перемещениях из его базы данных.

− А как же опция «удалить данные о поездке?»

Завулон посмотрел на него, как на слабоумного.

− При этом вся информация автоматически отправляется в штабы Дозора и гражданской полиции, − снизошел он до пояснения.

Больше Данька вопросов не задавал.

Они приземлились в районе радиобашни. Вдали коптила небо фабрика, производившая ботов. Сотни, тысячи робопсов… Данька вздрогнул.

Завулон быстро набросал на сенсорной панели новый маршрут, носком ботинка отправил взрывное устройство под сидение и спрыгнул на землю. Планер секунду помедлил, фыркнули, вновь оживая, двигатели, а потом набрал высоту и неспешно скрылся из виду.

− Не суйся в сумрак, − тихо предупредил Завулон, заглатывая очередную таблетку, − здесь сканеры на каждом шагу.

Им оставалось пройти несколько улиц – нужное здание находилось в зоне с ограничением полетов. Район казался слишком тихим, бульвар – слишком пустынным. Редкие прохожие сновали по своим делам, не обращая на Даньку и его спутника ровно никакого внимания. И все же в воздухе витала тревога. Данька хотел было сказать об этом Завулону, но понял, что тот тоже напряжен до предела.

Боковым зрением мальчик заметил метнувшуюся в сторону черную тень, а в следующий миг Завулон бросился на асфальт, увлекая Даньку за собой. Взрывной волной их отбросило и впечатало в стену. В уши словно набили ваты – Данька отдаленно слышал панический вой сирен и вопль Завулона, метнувшегося к канализационной решетке. Он успел заметить, как между прутьев исчезает белоснежная баночка с таблетками от Флибустьера.

Опомнившись, мужчина отпрянул от решетки, вздернул Даньку на ноги и потащил к ближайшему проулку. В отличие от окраин, в этой части Беобхтена промежутки межу домами были чистыми, широкими и мало годились для игры в прятки. Заприметив на фасадах камеры, Завулон чертыхнулся, но отступать было поздно – позади уже гудели байки патрульных.

− Кто-то перенаправил наш планер, − прокричал Завулон, заглушая все надвигавшийся шум. − Но мы в шаге от цели! Если нам удастся скрыться… Не лезь в сумрак ни при каких условиях, тебя сразу же отбросит, да еще и током вдарит. Ходу, ходу!

− Что это было за лекарство? − задыхаясь, спросил Данька. − Флибустьер сказал «отрава»…

− Все-то ты слышал, − поморщился Завулон. − Они помогают мне скрывать силу. И, предупреждая твой вопрос, тебе я их не давал по трем причинам: во-первых, эта дрянь крайне токсична, а во-вторых, она вызывает некоторое привыкание. Да не смотри ты так, несколько дней без таблеток я как-нибудь протяну! Ну и, в-третьих, тебе, чтобы не мозолить глаза сканерам достаточно не использовать силу и не лезть в сумрак, а вот меня, если не сниму щиты, засекут в два счета.

Завулон бежал быстро, как только мог, Данька не отставал, но оба понимали, патрульные движутся быстрее. Впереди вспыхнул слепящий свет – один из дозорных въехал в проулок с обратной стороны. Не останавливаясь, Завулон выставил вперед руку и что-то прокричал, Данька не разобрал слов, но дозорного отбросило вместе с его байком метров на двести. И никакая гасящая силу нелюдей экипировка не помогла – похоже, патрульные были не готовы к подобной мощи.

А Завулон как будто стал выше, Даньке даже показалось, что он заполнил собой весь проулок. Глаза иного горели недобрым огнем. Подбитый патрульный из последних сил выпрямил руку с оружием и нажал на курок. Оскалившись, Завулон просто погасил выстрел о магический щит.

− Высший Тёмный маг, − рыкнул он, − чёртов глава Дневного Дозора Москвы! А он прет со своей жалкой пушкой!

− Дозор Беобахтена! Всем нелюдям бросить оружие и покинуть тень!

Завулон развернулся, чтобы сбить с ног подоспевшего патрульного, но опоздал – тот, не раздумывая, выстрелил в Даньку. Запаниковав, мальчик рванулся в сумрак, и в ту же секунду тело его опутала искрящаяся сеть.

Он еще видел, как Завулон бросил огненное кольцо, похожее на взмах плети, как ушел в сумрак, но не был выброшен в реальный мир, а провалился глубже, а потом боль и гул планеров, и мир поглотила тьма.

Станция

Потерять разом мальчишку и оставшуюся в его рюкзаке крысу было досадно. На четвёртом слое сумрака от новостроек Беобахтена не осталось и следа – только похожий на пепел песок и кости, много костей. Вот что на самом деле принес ядерный хаос – смерть, иную и человеческую. Завулон сидел прямо на песке и бездумно разминал суставчатые пальцы своего демонического облика.

У него всегда был выход – уйти на глубинные слои сумрака. Едва ли люди вообще подозревали об их существовании, как, впрочем, и нынешние иные. Любой талант нужно развивать, так что даже рожденные с потенциалом второго-первого уровня силы иные не превышали четвертого. Большинство же так и оставалось магами седьмого-шестого уровня, вроде Даньки.

Лезть в осиное гнездо за мальчиком, мимолетно напомнившим ему старого знакомого, Завулон не собирался – едва ли Данька пережил свой захват. Сожаление, давно позабытое чувство, подкатило к горлу.

Завулон мотнул головой, отгоняя наваждение, поднялся на ноги и отряхнул чешую от песка – нужно было двигаться дальше. Впереди ждала Станция.

Как бы он не относился к иным, рожденным в Беобахтене, и их идеологии, в тайне Завулон всегда восхищался Станцией и тем, кто умудрился ее создать. Огромный, абсолютно легальный лечебный центр в самом сердце города, битком набитый иными. Бок о бок с ними работали обычные, ни о чем не подозревавшие люди.

Иной, попав в беду, мог просто вызвать скорую, имитировать ранение и с ветерком прокатиться до Станции. Сам Завулон ни разу не воспользовался таким способом перемещения, предпочитая добираться самостоятельно – перспектива оказаться в полной власти этих ребят его не пугала, но и не прельщала.

Не покидая четвёртого слоя, Завулон приблизился к лечебнице. Сканеры, настроенные на иных были перебиты только в самой больнице и внутри машин скорой помощи – на подъездах к Станции они исправно функционировали, но глубже второго слоя были бессильны. Завулон беспрепятственно прошел вовнутрь, незамеченным проскользнул мимо поста – иная, ведьма шестого уровня, даже не шевельнулась, и дернул на себя дверь, ведущую в подвал.

Странное дело, весь Беобахтен с четвертого слоя напоминал безжизненную пустыню, а у Станции даже стены едва заметными призраками виднелись. А лестница на нижние, закрытые для пациентов и сотрудников-людей уровни и вовсе выглядела реальной, разве что почти разваливалась под ступнями демона.

Завулон скользнул слоем выше и сбросил сумеречную форму, теперь лестница приобрела более благонадежный вид, без труда выдерживая вес человеческого тела. На одном из пролетов он едва не наткнулся на Анджея, талантливого по здешним меркам магом почти что третьего уровня. Раньше они не раз сталкивались, именно Анджей обычно вел с Завулоном дела, когда тот заявлялся на Станцию, и именно он от лица всех здешних обитателей не раз предлагал Тёмному остаться.

− Кто здесь? − насторожился Анджей, почувствовав приближение Завулона. − Артур? Это снова ты?

Завулон не знал, зачем десять лет назад назвал этому парню свое человеческое имя вместо сумеречного. Он не планировал таиться от иных со Станции, да и от кого таиться – Завулона вспоминать было просто некому.

Не удостоив Анджея ответом, Завулон продолжил спускаться. Он мог чувствовать, как маг пытается смотреть сквозь сумрак, но третий слой определенно был Анджею не по зубам. Тот и сам, видимо, понимал это, потому что только вздохнул и устало произнёс:

− Если снова надеешься добраться до «главного», можешь не стараться, он отлучился. Оставайся уже у нас, тогда и познакомишься.

Черта с два, подумал Завулон, оставляя Анджея позади, с какой стати этот недоносок станет диктовать мне правила игры! Будь он хоть трижды создателем Станции.

Внизу, под больницей, находился целый штаб, бывший, по сути, заброшенной станцией метрополитена. Все смежные тоннели, впрочем, были надежно завалены, что Завулон находил неудобным, но мудрым. При самой крайней необходимости их можно было подорвать и уйти катакомбами.

Завулон ступил на старый мраморный пол станции. Здесь, в сумраке, звуки должны были скрадываться, но он отчетливо услышал стук собственных шагов. Сквозь полупризрачную больницу слабо просвечивало небо третьего слоя, затянутое сверкающими облаками. Станция выглядела безлюдной, но, Завулон чувствовал это совершенно ясно, совсем рядом билось чье-то сердце. Прямо на третьем слое! Замедленно, как и все здесь, но билось! Удар. Тишина. Удар.

Придти сюда вот так, не исполнив задуманного, не приведя мальчишку, которого вознамерился спасти, и взамен получить, наконец, возможность увидеть создателя Станции. Что ж, оно того стоило. Завулон предвкушающее улыбнулся и вышел вперед.

Из полумрака одной из колонн ему навстречу шагнула смутно знакомая фигура. Военная форма, коротко остриженные, торчащие во все стороны волосы и все тот же шальной, лукавый взгляд.

− Ну, здравствуй, старый козел, − насмешливо сказала Арина, тряхнув головой.

− И тебе, ведьма, не хворать, − отозвался Завулон, − Так ты жива! Еще и орден юных революционеров организовала!

Она покачала головой.

− Положим, этот, как ты говоришь, орден − не только моя заслуга, может, даже совсем не моя. А убить меня не так-то просто.

− Трудней, чем Нулевую, выходит, − фыркнул Завулон, − Темнишь ты, Арина, хоть и Светлой заделалась.

При упоминании Абсолютной Арина помрачнела.

− Девочка совершила ошибку, за которую мы все в конечном итоге поплатились. Но своей судьбы она не заслужила, − ведьма помолчала с полминуты. − Чего уж там, топчемся на пороге, как чужие. Пойдем, молоком тебя напою, настоящим. Кое-кто из ребят на днях корову притянул, ты только вообрази! Ума не приложу, где достали, разбойники…

И они разом, не сговариваясь, сбросили с себя три слоя тени. Толпившиеся поблизости и не замечавшие их до того иные пораженно отпрянули. Арина успокаивающе похлопала одного из них по плечу и передала какое-то поручение. Парень выслушал её, поспешно закивал и ретировался, утащив за собой большую часть бездельников. Арина махнула рукой в сторону дальней двери.

− Пойдем, Завулон, поговорим по-человечески.

Она привела его в тесную комнатку, одну половину которой занимал старый диван, а другую − сенсорный стол с открытыми на нем планами и схемами. Арина поспешно смахнула с экрана документы.

− Располагайся, − радушно предложила она, − А я схожу молочка принесу.

Завулон не стал отказываться – настоящего, не синтетического молока он не пробовал лет четыреста. Когда ведьма вернулась, он принял из ее рук тяжелую термокружку и, чуть пригубив парного молока, спросил:

− Ты сказала, что открытие Станции – не твоя заслуга? Чья тогда?

Арина опустилась рядом на диван, с наслаждением вытянула вперед ноги. Завулон не отказал себе в удовольствии полюбоваться на них – всё же в своем молодом облике ведьма была удивительно красива: стройная, смуглая, сейчас по-мальчишески остриженная, но серьезная.

− Что ты знаешь о том дне, когда Надежда схлестнулась с Тигром? − спросила она.

− Многое ускользает из памяти, − уклончиво ответил Завулон. − С тех пор много воды утекло. Если я не ошибаюсь, ты поддерживала идею уничтожения сумрака, и попыталась спровоцировать Городецкого и его дочь на вмешательство?

− Положим, Антона мне провоцировать не пришлось, вмешиваться во все – у него в крови. Но я не о том. Что тебе известно о том, как именно Надя Городецкая избавилась от Тигра?

− Ничего, − Завулон задумчиво прихлебнул молока. − Мы с Борисом тогда не поспели, а когда все закончилось, болтать было некому. Все слои сумрака смешались в какой-то дикий бульон, растворив в себе и Тигра, и Нулевую, и Пророка. А вас с Городецким разорвало выбросом чудовищной силы.

− Так вы решили.

− Да, − у Завулона пересохло в горле. − Так мы решили. Не расскажешь свою версию?

− Отчего не рассказать. Чтобы остановить меня, Антон в последний момент решился на безрассудный, но крайне изящный поступок – он применил Саркофаг Времён. Тебе известно, что это означает.

Завулон кивнул.

− Но Городецкий просчитался – Надя запаниковала. Решив, что избавиться от сумрака – единственный способ спасти отца, она сразилась с Тигром. Подробности, как понимаешь, мне неизвестны. Ты был снаружи, тебе виднее. Из того, что нам удалось восстановить позже, я догадалась, что в мире начался сущий хаос: иные практически утратили силу, люди узнали о нас правду, потом паника, войны, ядерный удар. Он-то нас и вытащил. И так измученный сумрак совсем ослаб, и Саркофаг Времён выпустил своих пленников.

Арина замолчала. Завулон опустил термокружку на стол и сцепил пальцы в замок.

− Выходит, Городецкий тоже жив? − с непонятным волнением спросил он.

− Ну да, − рассеянно подтвердила Арина. − Он и придумал всю эту затею со Станцией.

− А где он сейчас?

− Работает, − уклончиво ответила ведьма, − За пределами Станции. Не спрашивай, пока я не могу тебе рассказать, мы воспользовались Знаком Карающего огня. Сам поймешь, когда настанет время.

− Ладно, − не стал настаивать Завулон, − Расскажи тогда о том, как вам удалось объединить молодняк. Как вы создали Станцию?

Ведьма тряхнула головой.

− Вернется Антон – сам расскажет, если захочет. Это не самая веселая история. Ответь лучше сам, как спасся и чем занимался все эти годы, − попросила Арина.

Завулон печально вздохнул, вновь глотнул чуть остывшего молока, и заговорил. Арина слушала внимательно, не перебивая, а когда он дошел до происшествия с Данькой, неодобрительно нахмурилась.

− Жаль, что мальчика ты потерял. Ему бы и в самом деле нашлось здесь место. Впрочем, если повезет, вы еще встретитесь, и весьма скоро, − загадочно прокомментировала ведьма. − Остаётся надеяться на то, что он везучий, этот твой Данька.

Завулон пожал плечами − в удачу он больше не верил.

Вихрь

Данька пришел в себя на жесткой холодной койке. Сел, скривившись, − тело нещадно ныло, и судорожно втянул носом воздух. Взгляд его наткнулся на электрошоковые браслеты на собственных запястьях, черные росчерки решеток и размытую фигуру дозорного за ними.

Заметив, что Данька проснулся, человек шагнул ближе, и прижал металлический жетон к сканирующему экрану. Тот мигнул, раздумывая, а в следующую секунду в Данькиной камере уже вспыхнули лампы, а решетчатая дверь услужливо раздвинулась перед человеком в форме.

− Неужели так трудно было не попадаться? − устало спросил дозорный, легким пассом руки смыкая за собой решетки, − Я ведь давал тебе шанс удрать.

Данька исподлобья смотрел на Вихря. У мужчины было открытое молодое лицо, так резко контрастировавшее со спокойными, усталыми глазами, видавшими множество смертей. В этом он немного походил на Завулона, хотя у того несоответствие это бросалась в глаза не так явно.

− Ты знаешь, кто я? − спросил мужчина.

− Вихрь. Говорят, вы много нелюдей переловили, − как можно небрежнее проронил Данька.

− Верно, − легко подтвердил он, − Много. И больше всего на свете я ненавижу, когда мне попадаются дети, веришь? Сразу на стенку лезть хочется. Но работа есть работа.

И Вихрь посмотрел Даньке прямо в глаза, прямо в душу, казалось, посмотрел! Даня отвел глаза.

− Я не обезумевший охотник на ведьм, и вовсе не считаю, что ты опасен, ребенок. Но ты вырастешь, освоишься со своей силой, выпестуешь обиды: на родных, на общество, на мироустройство… Я знаю, как это бывает, много таких повидал. Потом мы вылавливаем их в торговых центрах и административных зданиях, обвешанных заклятиями самоуничтожения.

Данька тряхнул головой. Он мог бы сказать, что не такой, что не станет мстить, что не держит обиды, но только кто ж ему поверит? Да и будет ли это правдой? Вихрь, сильный, красивый, молодой, смотрел на него с пониманием и даже сочувствием.

− Вот что я тебе скажу, Даня, − решительно заговорил он, − Впереди допрос, хоть я и уверен, что ты ничего не знаешь. Потом тебя запрут в пассивной капсуле − если коротко, это камера, невосприимчивая к магии нелюдей. А потом комната Решения. Там тебе предложат выбор: ликвидация или ассимиляция. Рекомендую выбирать первое, потому что второе в лучшем случае лишит тебя силы и большей части воспоминаний, а в худшем − сделает из тебя пускающего слюни идиота. Справедливости ради, нужно заметить, что обычно все заканчивается именно слюнями. Пренеприятнейшее зрелище, ты уж прости.

………..

Дата добавления: 2015-08-20