Первый гугенотский штаб

Условия мирного договора в Болье-ле-Рош обязывали короля Франции созвать Генеральные штаты королевства. Депутаты, собравшиеся 6 декабря в Блуа, в подавляющем большинстве были католиками, решительно настроенными против уступок, дарованных протестантам, и против мягкой политики короля. После продолжительных дебатов они большинством голосов высказались за возвращение к единой религии. Это решение получило поддержку Генриха III. Гугеноты немедленно отреагировали на это, захватив База и Ла Реоль. Высокое собрание посчитало также целесообразным послать уполномоченных к вождям партий, чтобы разведать их настроения. Конде ответил, что созыв депутатов был незаконным, тексты наказов третьего сословия фальсифицированы, а голоса куплены двором. Более осторожный Дамвиль дал уклончивый ответ. Генрих, напротив, хотел выказать добрую волю и послал своих депутатов на заседание Генеральных штатов. У него на службе уже некоторое время был дворянин из Берри, ревностный протестант и способный политик, Филипп де Морней, сеньор дю Плесси (Дюплесси-Морней), один из самых просвещенных людей конца XVI века. Он посетил Германию, Швейцарию, Италию, родину великих европейских гуманистов, и с некоторыми из них завязал {169} близкую дружбу. После возвращения во Францию он сначала поступил на службу к Месье, но потом разочаровался в нем и приехал в Ажан к королю Наваррскому. Первым его поручением были переговоры с маршалом Монморанси о примирении с королем Наваррским, вторым — текст манифеста, предназначенного депутатам: «Без мира Штаты бессильны! Их единодушие является единственным средством залечить кровоточащие раны королевства, и всем следует воздержаться от их расчесывания, иначе они загноятся».

Генеральные штаты послали к королю Наваррскому своих эмиссаров: архиепископа Вьеннского, Пьера Вилдара, Андре де Бурбон-Рюбампре и казначея Франции Менаже. Когда в конце января 1577 г. Генрих узнал об их прибытии, он вел военные операции против католических городов своей провинции. Беарнец оставил свои войска на Ла Ну и вернулся в Ажан на встречу с посланниками. Он вручил им письменное обращение к депутатам, в котором ограничился призывом выполнять эдикт о мире и предостерег от радикальных настроений. К этому безобидному тексту он добавил более смелые наказы. Когда пасторы из его окружения ознакомились с текстом, они велели убрать из него некоторые фразы, но Генрих распорядился их восстановить. В них шла речь о серьезном вопросе — «восстановлении единой религии». Лично он «привык молиться Богу, и если его религия истинная, то Господь укрепит его в ней, если ложная, то просветит его разум и укажет правильный путь. И, изгнав из его души все заблуждения, даст ему силы и средства изгнать их из всего королевства, а если возможно, вообще отовсюду». {170}

Однако, что бы ни говорили об усмирении Гиени, война вспыхнула с новой силой. Сорок дворян из его свиты попытались взять небольшой городок Сен-Макер, но население оказало стойкое сопротивление, и один из участников штурма был убит сброшенной какой-то женщиной со стены бочкой. В 1876 г. гугеноты взяли Ажан, Л'Иль-Журден, Лектур и другие города в ответ на наступление католических войск по всей Франции, которое началось с одобрения Генриха III. Месье на этот раз был на стороне брата. Вместе с Гизом, Омалем и маршалом Ла Шатром он завладел Ла Шарите-сюр-Луаром и Иссуаром, тогда как герцог Майенн одержал победу над принцем Конде у Ла Рошели и Бруана.

Военные действия были непродолжительными, перевес католиков не вызывал сомнений. Генрих сражался с такой вялостью, что заслужил упреки своего кузена Конде, но зато Екатерина выбрала его главным партнером в переговорах. Предложения Екатерины передал ее эмиссар Вилльруа. Сообщая о них ларошельцам, Генрих обратился к ним повелительным, не лишенным язвительности тоном. Он сожалеет, писал Генрих 18 мая 1577 г., что был вынужден по причине, которую не считает нужным объяснять, «значительно ущемить свободы, данные вам последним эдиктом». Он сделал это по совету благоразумных людей, которые считают, «что благополучие и безопасность церквей уменьшаются во время войны и увеличиваются в мирное время. Господь даст мне силы не щадить никаких средств для защиты и поддержки его святых церквей». Он один знает существо всех проблем, поэтому население должно ему доверять. Этот категорический тон свидетельствует о том, что Генрих взял на себя всю полноту {171} власти, и ему нравилось влиять на умы и обстоятельства, даже если он и украшал свои заявления остротами.

Совещания закончились 17 сентября 1577 г. в Бержераке. За ними в конце месяца последовал Пуатьерский эдикт, который признавал, что введение в королевстве единой религии если и желательно, то неосуществимо на практике, разве что с применением силы и нанесением ущерба «бедному народу». Протестантское богослужение разрешалось в домах дворян, в городах и поселках, где оно проводилось до опубликования эдикта, а также в одном городе каждого судебного округа, за исключением Парижа и королевских резиденций. Эдикт утвердил реабилитацию жертв 24 августа, судебные палаты из католиков и протестантов и предоставление протестантам восьми укрепленных городов на шесть лет.

Король Наваррский, несмотря на недовольство окружения, обязался исполнять эдикт. «Для нас чрезвычайно опасно, — писал он жителям Бержерака, — если гугенотов обвинят в нарушении мира». И Дамвилю в следующем году: «Мир нельзя установить за один день, но я надеюсь, что со временем порядочные люди достигнут цели, несмотря на происки нарушителей спокойствия».

Однако не весь Юго-Запад безоговорочно принял Генриха. И особенно его бойкотировал Беарн. Обетованная земля кальвинизма косо смотрела на лавирующую и умеренную политику сына Жанны д'Альбре, а тем более на его распутное поведение. Церковный совет и Беарнские штаты относились к нему с той же сдержанностью. Выбор в качестве постоянной резиденции Ажана, потом Лектура, затем Нерака показателен: Генрих больше наместник Гиени, чем {172} суверенный виконт Беарна, так как все его мысли обращены к Франции. К счастью, рядом с ним был близкий человек, который мог вместо него управлять его пиренейской страной, — его сестра Екатерина. В начале 1577 г. он назначил ее регентшей Беарна.

Вокруг Генриха собралась группа беглецов из Санлиса. Пусть некоторые и покинули его, зато к нему перешло большое количество дворян — многие из окружения Месье. Как писал Генрих Дамвилю в августе 1576 г. из Ажана (они принадлежали к разным религиям): «Вы не можете себе представить, как хорошо ладят между собой католики и протестанты». Молодые гугеноты хранили ему верность во имя общего дела. Более редкая верность католиков высоко ценилась королем Наваррским, так как свидетельствовала о личной привязанности, которая ему льстила. Связывая свою судьбу с еретиком, они рисковали навлечь на себя немилость короля Франции.

При маленьком наваррском дворе молодые люди исповедовали каждый свою религию, не задирая друг друга. Однако королевская милость неизбежно вызывала соперничество. Лаварден и Ла Ну устроили потасовку в присутствии короля. К счастью, подобные эпизоды были редкостью. Сражения утоляли их жажду подвигов и славы, и Генрих великолепно умел поддерживать их пыл одобрительными словами, общими воспоминаниями, ласковыми прозвищами, редкими обращениями на «ты». В письме к Франсуа де Монтескью: «Чертов висельник, скоро я приеду отведать своего вина». К Мано де Бацу: «Прицепи крылья своему коню. Почему? Узнаешь от меня в Нераке; спеши, беги, лети — это приказ твоего государя, просьба твоего друга». {173}

Дата добавления: 2015-08-02