Берроуз Уильям Сьюард 5 страница

- Я все об этом знаю.

Крис притворился обиженным:

- Да ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. А теперь послушай меня внимательно - это вовсе не фуфло. Я обязательно должен получить сегодня чек от своей тети. Смотри сюда.

И он вытащил из кармана телеграмму. Я мельком взглянул на нее. Там вскользь упоминалось о каком-то чеке. А Крис, доверительно взяв меня за руку и, гипнотизируя своим кристально честным взглядом, продолжал что-то втирать насчет финансовой поддержки из дома. Я чувствовал, что не смогу вынести этого ласкового душещипательного надувательства. Чтобы хоть как-то его обломать, всучил ему пакетик и быстро ушел, пока не успел влететь на два или на три.

На следующий день он приперся с долларом-восемьдесят. О чеке ничего не сказал. Так и пошло-поехало. Приходил, имея либо меньше, либо совсем ничего. Но всегда вот-вот должен был получить деньги от своей тети, тещи, друзей своей собаки и им подобных. Эти байки он подтверждал письмами и телеграммами. Почти такой же надоедливый тип, как прилипала Джин Дули.

Еще один клиент-подарочек - Марвин, работавший по договоренности несколько часов официантом в одном из ночных клубов Виллиджа. Вечно небритый и запущенный. У него была только одна рубашка, которую он стирал примерно раз в неделю и сушил на радиаторе. Ну и полный финиш - отсутствие носков. Я доставлял ему продукт прямо на дом, в грязную, меблированную комнатушку в кирпичном доме на Джейн-Стрит, полагая, что лучше его обслуживать на его же территории, чем в каком-либо другом месте.

У некоторых людей бывает аллергическая реакция на джанк. Помню случай, когда я занес Марвину пакетик и задержался, пока он вмазывался. Я выглянул из окна на улицу - надо иметь стальные нервы, чтобы наблюдать за персонажем, зондирующим свои вены - а когда обернулся, заметил, что в шприце полно крови. Марвин наглухо отъехал, а кровь продолжала стекать в машинку. Я крикнул Нику, тот вытащил иглу и шлепнул на Марвина мокрое полотенце. Медленно приходя в себя, он что-то невнятно бормотал.

- Похоже, он в порядке,- сказал я Нику.- Скипаем.

Марвин походил на труп, брошенный на эту грязную, раздолбанную кровать: обмякшие распростертые руки, и пятнышко крови, медленно распухавшее под локтем.

Пока мы спускались по лестнице, Ник сообщил, что Марвин выпытывал у него мой адрес.

- Слушай меня внимательно, - раздраженно заметил я,- если ты его дашь, то можешь искать себе нового продавца. Не хватало еще, чтобы какой-то хмырь дал дуба в моей квартире.

Ник выглядел кровно задетым. "Да разумеется, и чего ты так взъелся, я и не собирался давать ему твой адрес".

- А как насчет Дули?

- Да я понятия не имею откуда он узнал адрес. Клянусь, не знаю. x x x

Помимо этих удодов мне попалась и пара хороших клиентов. Однажды, я случайно повстречался с Бертом - персонажем, которого знавал еще по бару "Энгл". Берт был известен как лютый качок - крепко сбитый, круглолицый, обманчиво добродушного вида конкретный молодой человек, занимавшийся мотнями, где требовалась недюжинная физическая сила, и вымогательствами. Я и не подозревал, что его интересы не ограничиваются травой, и был немало удивлен, когда он спросил, есть ли у меня что-нибудь из джанка. "Да есть, я торгую", - ответил я. И он с ходу купил десять пакетиков. Оказалось, что Берт сидит уже шесть месяцев.

С его подачи я вышел еще на одного покупателя. Малого звали Луис. Чертовски красивый парень с восковым лицом, изящными манерами и пышными черными усами. Просто ходячий портрет образца 1890 года. Будучи довольно удачливым вором, Луис обычно находился при деньгах. Когда он спрашивал о кредите, а это случалось крайне редко, то всегда на следующий день расплачивался с лихвой. Иногда вместо денег приносил часы или пиджак, что меня вполне устраивало. Один раз, в уплату за пять пакетиков, он сунул мне пятидесятидолларовые часы.

Торговля джанком - постоянное нервное переутомление. Рано или поздно начинается "полицейская измена" (или "копопатия"), когда любой человек кажется копом. Люди, снующие туда сюда по подземке, похоже стараются незаметно придвинуться ближе, чтобы успеть схватить тебя до того, как ты успеешь выбросить джанк.

Каждый день заявлялся нахальный, доставучий и невыносимый Джин Дули. И каждый раз выдавал новую информационную сводку по ситуации "Ник-Роджерс". Ему было просто начхать на то обстоятельство, что он сам ставит меня в известность о своем постоянном контакте с Роджерсом. "Роджерс, конечно, по своему умен, но во всем наглухо упертый",- рассказывал Дули. "Повторяет как заведенный: "Мне насрать на всех ваших говенных джанки. Я нацелен только на тех, кто делает на этом деньги. Когда мы возьмем Ника, он выложит всю подноготную. Я его уже однажды раскрутил и раскручу снова"".

Крис продолжал вымаливать кредиты, хныкая, лапая меня и, сообщая о деньгах, которые он как пить дать получит через несколько дней, а то и через несколько часов.

Ник выглядел затравленным и обреченным. Я догадывался, что он вообще не тратит деньги на еду, перебиваясь на случайных подачках. Создавалось впечатление, что перед тобой стоит человек, которого истерзала некая изнурительная болезнь, вступившая в свою последнюю стадию.

Доставив продукт Марвину, уходил, не дожидаясь, пока он успеет вмазаться. Я был уверен, что джанк его вскорости доконает, и не хотел оказаться поблизости, когда это случиться.

В довершение ко всему я почти с трудом сводил концы с концами. Оптовик продолжал недосыпать, халявщики урывали свое по минимуму, покупатели недоплачивали двадцать пять, пятьдесят, а то и доллар, плюс моя собственная подсадка. Все это урезало прибыль до сущей безделицы.

Когда я жаловался на оптовика, Билл Гейнз становился не в меру язвителен и говорил, что надо больше разбавлять продукт: "У тебя лучшие дозняки во всем Нью-Йорке. Кто еще продает на улице шестнадцатипроцентный товар. Если твоим покупателям это не понравится, пусть попытают счастья у "Уолгрина"".

Мы продолжали переносить место деловых встреч из одного кафетерия в другой. Их хозяева быстро вычисляли среди завсегдатаев подпольных букмекеров и джанк-пушеров. У нас в городе было около шести постоянных клиентов, создававших довольно насыщенный график передвижений. Так что мы продолжали перемещаться.

От бара Тони меня просто трясло. И в один прекрасный день копопатия достигла своего логического завершения. На улице лило как из ведра, поэтому я отправился к Тони, опаздывая на полчаса. На подходе к бару из двери какой-то закусочной высунулся Рэй, хипстер-итальянец, и окликнув, позвал меня внутрь. Закусочная уровня буфета на бензозаправке, с кабинетами вдоль стены. Сев в один, я заказал чаю.

- Снаружи агент в светлой полушинели,- сообщил Рэй. - Шел за мной по пятам прямо из бара Тони, и теперь я боюсь выходить.

Направив под столом мою руку, Рэй указал на открытый конец в одной из металлических труб, бывших в креплении стола. Я продал ему два пакетика. Он завернул их в салфетку, засунул в трубу и сказал:"Выйду сперва чистым, на тот случай, если повяжут".

Допив чашку чая, поблагодарил его за информацию и двинулся первым на выход. Свой товар я держал в сигаретной пачке, которую был готов при любом напряге немедленно выкинуть в залитую водой сточную канаву. И точно - рядом с выходом околачивался здоровенный молодой человек в светлой полушинели. Увидев меня, он не торопясь, гуляючи побрел впереди. Затем завернул за угол, рассчитывая, что я пройду мимо, а он, навалившись сзади, застанет меня врасплох. Я же повернулся и помчался в обратном направлении. Когда добежал до Шестой Авеню, нас разделяли около пятидесяти метров. Перепрыгнув через турникет, сунул пачку с джанком между игральными автоматами. Пробежав один уровень, сел на поезд до Сквера.

За столом в кафетерии с циничным видом сидел Билл Гейнз в очередном свистнутом пальто, другое лежало на коленях. Он был явно доволен. Рядом с ним сидел Старый Барт и Келли, безработный таксист, который, тусуясь на Сорок второй улице, периодически добывал несколько долларов торговлей вразнос презервативами и стабильно таскал пятидесятицентовые переключатели эти его акции попадали под один из многочисленных вариантов "мелких хищений". Я рассказал им об агенте и отправил Старого Барта за брошенным товаром.

Гейнз выглядел раздосадованным и раздраженно воскликнул: "Да ты смотри хоть, ради бога, чьи деньги берешь".

- Если бы я не взял денег Рэя, то был бы уже на пути в Федеральную контору.

- Ладно, будь внимательнее.

Пока мы ждали Барта, Келли принялся втирать нам долгую телегу про то, как он обругал охранника в Томбз. Вскоре с товаром вернулся Барт и доложил, что чувак в светлой полушинели все еще расхаживает по платформе. Я передал ему под столом два пакетика.

Затем мы с Гейнзом пошли к нему домой вмазываться. По пути Билл размышлял вслух: "На самом деле я в натуре собираюсь сказать Барту, что не смогу ему больше давать на комиссию". Гейнз жил в дешевой меблированной комнате на Уэст-Фотиз. Открыв дверь, он сказал: "Входи и немного меня подожди. Я сгоняю за техникой". Как и многие джанки, Билл прятал свою технику и дозняки где-нибудь вне своей квартиры. По его возвращении незамедлительно втерлись.

Гейнз полностью осознавал свою способность быть невидимым и временами чувствовал острую необходимость собрать себя в единое целое, чтобы по крайней мере найти пригодный для вмазки кусочек плоти. В эти моменты он реанимировал все свои привязки к действительности. Вот и сейчас принялся обшаривать письменный стол и притащил помятый, истрепанный манильский конверт. Показал мне рекомендацию из Аннаполиса с ремаркой "хорошему работнику производства", старое захватанное письмо от "моего друга, капитана", приглашение к масонам, пригласительный билет на вечер "Рыцарей Коламбуса" (выпускников Колумбийского университета).

"Каждая немного помогла",- грустно заметил он, предъявив свои верительные грамотки. Несколько минут сидел тихий и задумчивый, а потом заулыбался: "Обыкновенной жертве обстоятельств". Поднявшись, тщательно запрятал свой конверт.

- Слушай, я уже дошел до той стадии, когда могу спалить все ломбарды в Нью-Йорке. Ты не возражаешь, если заложишь для меня это пальто? x x x

Вскоре дела пошли все хуже и хуже. Однажды днем меня остановил в коридоре гостиничный клерк.

- Даже не знаю, как это поточнее выразить,- начал он,- но с людьми, которые приходят в твою комнату, творится что-то неладное. Я раньше сам занимался всякими незаконными фишками. Просто хочу предупредить, чтобы ты был поосторожнее. Сам знаешь, все звонки проходят через офис. Сегодня утром я случайно услышал один, и он был чертовски понятен. Если бы на коммутаторе оказался кто-нибудь другой...Так что будь осторожен и попроси этих людей следить за тем, что они говорят по телефону.

Звонок, о котором шла речь, был от Дули. Он звонил мне рано утром. - Мне нужно срочно тебя увидеть,- вопил этот мудила. - Меня всего ломает. Я заскочу прямо сейчас.

Я чувствовал, что федералы медленно, но верно, подбираются все ближе. Теперь это был вопрос времени. Ни одному из покупателей в Виллидже я не доверял, будучи в полной уверенности, что один из них, как минимум, является штатным стукачом. В моем списке подозреваемых Дули значился под "номером один". Ник, на которого падало не меньше, шел вторым, а сзади, на почетном третьем месте, обосновался Крис. Конечно, существовала постоянная вероятность того, что и Марвин может соблазниться легкими деньгами для покупки пары носков.

Ник также затаривался в Виллидже и для каких-то респектабельных деляг, которые баловались продуктом в своих периодических "отрывах". Такие люди довольно пугливы, поэтому общаясь с ними можешь круто подставиться. Они жутко боятся полиции, боятся из-за огласки потерять свои ответственные посты. Им и в голову не придет, что в предоставлении информации представителям Закона есть нечто предрассудительное. Они, естественно, не станут выкладывать все с полпинка, боясь быть "вовлеченными". Однако, во время интенсивного полицейского допроса, эта публика, как правило, сразу развязывает язык.

Наркоагенты действуют главным образом с помощью обширной сети информаторов. Схватить кого-нибудь с джанком и держать в камере до тех пор, пока человека не начнет ломать и он не размякнет - это накатанный ход. Дальше куют, пока горячо, и следует разговор по душам:

- За хранение мы можем засадить тебя на пять лет. Но с другой стороны, ты можешь выйти отсюда прямо сейчас. Решение зависит только от тебя. Будешь работать с нами - мы гарантируем хорошее содержание. Ну а главное, будешь иметь достаточно джанка и карманные деньги. Так будет, если ты согласишься. У тебя есть несколько минут, чтобы спокойно все обдумать.

Агент достает пакетики и кладет их на стол. Это тоже самое, как если бы перед человеком, умирающим от жажды, медленно опорожняли стакан ледяной воды.

- Почему бы тебе не взять их с собой? Похоже ты сейчас становишься разумнее...Первый человек, который нам нужен - это...

На некоторых испытуемых и давить не надо. Джанк и карманные деньги предел их мечтаний, и им наплевать, каким способом их получать. Новому сексоту выдают "меченые" деньги и отправляют покупать. Когда стукач расплачивается за товар этими купюрами, агенты, находящиеся в непосредственной близости от объекта, производят арест. Причем важно произвести арест до того, как барыга успеет разменять или скинуть "меченые" башли. У агентов в избытке этих денег, на которые покупается джанк, и полно джанка, который на них куплен. Если наклевывается весьма крупное дело, стукача вынуждают выступить свидетелем. Естественно, что как только он появляется в суде и дает показания, то моментально сгорает и становится известен барыгам и уличным пушерам, и ни один к нему близко не подойдет. Если агент не захочет перекинуть его в другой город (некоторые специально позволяют сексотам совершать вояж по стране), на стукаческой карьере этого подонка можно ставить крест.

Иногда барыги, наученные горьким опытом, вычисляли стукача, и дружно переставали ему продавать. Когда это происходило, осведомитель становился для агентов профнепригоден, и его обычно сажали. Частенько сексот заканчивал тем, что отбывал гораздо больший срок, чем кто-либо из тех, кого он заложил.

В случае с молодыми ребятами, которых бесполезно использовать, как постоянных информаторов, процедура обработки варьируется в зависимости от ситуации и исполнителя. Агент может использовать древнюю полицейскую охмурежную телегу: "Ненавижу я сажать таких молоденьких парней. Уверен, ты просто ошибся. Надурил по молодости, с кем не бывает. А теперь слушай. Я дам тебе шанс, только ты должен немного нам помочь. Иначе я ничего не смогу для тебя сделать". Или же он просто вмажет по физиономии и заорет: "Где достал?" Со многими людьми только это и требуется. Среди моих покупателей можно было найти любой тип осведомителя, явный или потенциальный.

После разговора с гостиничным клерком я переехал в другой отель, где записался под другой фамилией. В Виллидж ходить перестал, перенеся в город все встречи с тамошними клиентами. Когда поведал Гейнзу о беседе с клерком, и о том, как нам повезло, что он, судя по всему, оказался своим в доску парнем, Билл отреагировал предельно коротко: "Пора сматывать удочки. С этой толпой мы долго не протянем".

- Ну и хорошо,- отозвался я,- они сейчас здесь рядом, ждут нас напротив ресторан-автомата. Вся братва в полном составе. Сегодня-то выйдем?

- А как же. Я собираюсь в Лексингтон на лечение и надо набрать на автобусный билет. Уезжаю сегодня вечером.

Как только мы появились в поле зрения этого сборища, от остальных отделился Дули и помчался к нам навстречу во всю прыть, срывая с себя на ходу двухцветную спортивную куртку. На ногах у него было нечто среднее между сандалиями и домашними тапочками.

- Дай мне за эту куртку четыре пакетика,- сказал он.- Я сутки просидел в участке.

Ломка Дули была наглядным свидетельством потери силы воли. Оболочка личности растворилась в изголодавшихся по джанку клетках. Гальванически дергаясь, напоминая своей активностью противно кишащих насекомых, внутренности и клетки, казалось, вот-вот вырвуться на поверхность того, кого раньше называли Джином Дули. Его лицо было затуманено и неузнаваемо, оно одновременно сморщилось и распухло.

Гейнз выдал Дули два пакетика и забрал куртку.

- Остальные получишь сегодня вечером. Встретимся на этом же месте в девять часов.

Молча стоявший рядом Иззи смотрел на Дули с отвращением.

- Боже мой!- только и вырвалось у него. - Сандалии!

Вокруг ошивались остальные, протягивая руки, как свора азиатских нищих. Ни у кого не было денег.

- Никаких в долг, - сказал я, и мы пошли вниз по улице.

Скуля и хватая нас за рукава, они потянулись следом.

- Ну только один пакетик.

Не останавливаясь, я твердо сказал

- Нет.

Постепенно, один за другим, они стали сваливать. Спустившись в метро, мы сообщили Иззи, что сворачиваемся.

- Да господи, я вас в этом и не виню,- печально сказал тот. - Чертовы сандалии!

Иззи купил шесть дозняков, а еще два мы отдали Старому Барту, который намылился в "Райкер" для тридцатидневного лечения.

Билл Гейнз наметанным глазом оглядел спортивную куртку и заметил: - За нее легко можно выручить десять долларов. Я знаю одного портного, который заштопает мне эту дыру.

Один карман куртки был слегка прорван.

- И где он ее достал?

- Уверяет, что от "Братьев Брукс". Правда это такой человек, у которого все, что он спиздил, будет на словах от "Братьев Брукс" или "Эберкромби и Фитча".

- Вот хренотень,- сказал, улыбаясь, Гейнз. - Мой автобус отходит в шесть. Так что я не смогу ему выдать те дозняки, которые обещал.

- Не бери себе в голову. Он нам вдвое больше должен.

- В самом деле? Ну тогда, мы просто квиты. x x x

Билл Гейнз уехал в Лексингтон, я же на своей тачке отправился в Техас. С собой у меня было 1/16 унции. По моим подсчетам этого должно было хватить, чтобы слезть. Я все как следует рассчитал, составив персональный график на двенадцать дней по нисходящей. У меня был джанк в растворе и дистиллированная вода отдельно в бутылке. Всякий раз, когда я решал отключиться, подливал в джанк воды ровно столько, сколько было до вмазки. Под конец я ширнулся бы просто водой. Все джанки знают этот способ. Существует похожая штука...ее еще кличут китайским лекарством, только делается она с тоником и хмелем. Через пару недель оказывается, что ты хлещешь один честертоник (чистый тоник).

Четыре дня спустя, в Цинцинатти, я был уже без наркотиков и полупарализованный. Никогда раньше не знал, как это происходит, когда ты сам пытаешься уменьшить дозу. Всегда найдется причина каждую вмазку считать исключением: а раз так, нельзя ли добавки. В конце концов от раствора остается пшик, а ты по-прежнему крепко сидишь.

Я сдал машину на хранение и поехал в Лексингтон поездом. Документов, которые требовались для въезда туда, с собой не было; правда я рассчитывал на свое армейское удостоверение об увольнении. Добравшись до Лексингтона, я взял такси до клиники...та находилась в нескольких милях от города. Остановились у ворот...В будке на проходной сидел старик-ирландец. Он взглянул на мою увольнительную...

- У вас есть склонность к употреблению вызывающих привыкание наркотиков?

Я сказал, что есть.

- Что ж, присядьте,- старик показал на скамью и принялся звонить в главное здание.- Нет, никаких документов...Только увольнительная.

Он на секунду оторвался от телефонной трубки:

- Вы уже бывали у нас?

Я сказал, что не бывал.

- Говорит, что нет, - дежурный повесил трубку и сказал, обращаясь ко мне. - Машина придет за вами через несколько минут. У вас есть при себе наркотики, шприцы? Можете сдать их здесь, в противном случае, если пронесете их в главное здание, вы будете осуждены по закону за внос предметов контрабанды на территорию, являющуюся собственностью правительства.

- У меня ничего нет.

Прибывшая спустя некоторое время машина отвезла меня в главный корпус. Тяжелая решетчатая дверь автоматически распахнулась и моментально захлопнулась, как только мы проехали внутрь. Весьма деликатный служитель запротоколировал мою наркоманскую историю.

- Вы поступили разумно, прийдя сюда...Тут у нас есть один человек...Лет двадцать пять справлял Рождество под замком.

Я сложил свою одежду в корзину и залез под душ. Следующим номером программы был врачебный осмотр. Врача пришлось подождать - он пришел минут через пятнадцать, извинился за опоздание, осмотрел меня и составил историю болезни. Действовал на редкость обходительно и расторопно, выслушал отчет о проделанной работе, иногда прерывая мой спич вопросами и замечаниями. Когда я упомянул о том, что покупал джанк сразу по четверти унции, он усмехнулся:

- Продавать часть, лишь бы сохранить привычку, так?

Наконец он откинулся на спинку стула и сказал:

- Как вам известно - здесь вы будете находиться под круглосуточным наблюдением. Некоторые уходят отсюда через десять дней и больше никогда сюда не возвращаются. Другие сидят здесь по полгода - и прибегают обратно на второй день после выписки. Но, согласно статистике, чем дольше Вы пробудете у нас, тем больше у Вас шансов слезть. Процедуры, в принципе, общие для всех. Лечение занимает восемь-десять дней, в зависимости от степени привыкания...А вот это можете надеть прямо сейчас,- он указал на разложенные для меня пижаму, халат и тапочки.

Затем врач торопливо наговорил на диктофон краткие данные о моем физическом состоянии и болезни...

- Внешне кажется вполне спокойным. Причина прихода к нам необходимость содержать семью.

Служитель провел меня в отделение.

- Если хочешь избавиться от наркотиков,- сказал он мне по дороге,лучше местечка тебе и не найти.

Уже там санитар спросил, действительно ли я хочу избавиться от наркотиков. Я дакнул в ответ, и он отвел мне отдельную комнату.

Минут через пятнадцать санитар провозгласил:

- На уколы становись!

Все отделение выстроилось в очередь. Когда выкликают твое имя, просовываешь руку в окошко и получаешь от санитара по вене. Меня уже начало трясти, но укол прямо-таки подкрепил и почти сразу же стало пробивать на хавку.

Пройдясь до середины палаты, где стояли банкетки, кресла и радиоприемник, я разговорился с молодым итальянцем довольно бандитского вида. Он спросил, сколько раз я уже попадался.

- Ни разу,- говорю.

- Тогда твое место среди "правильных". Лечить будут дольше, зато комнаты получше.

Правильными в Лексингтоне называли новичков, которых здесь считали наиболее подходящими кандидатами на полное выздоровление. Очевидно, врач в приемке особенно не задумывался о моих перспективах.

К нам стали подруливать другие пациенты, постепенно включаясь в беседу. Вмазка сделала их словоохотливей. Первым на проводе был негр из Огайо.

- Какой на тебе висит срок? - спросил его итальянец.

- Три года,- ответил тот (его взяли за подделку и продажу рецептов) и принялся рассказывать о сроке, который ему намотали в Огайо.- Обязательно влипнешь там в какую-нибудь херню. Тусовка тамошних ребяток - хамливый ублюдочный молодняк. Берешь в лавке джанк, и сразу к тебе начинает подваливать всякая мразь...Дескать, давай его сюда. И если ему не дать, он расквасит тебе хлебало...А потом они на тебя еще всем скопом навалятся. А всех их не одолеешь.

Картежник из Сент-Луиса объяснял как приготовить продукт из карболовой кислоты, разлагая ее на составные части - масла, фенол и опиосодержащую тинктуру:

-...А коновалу и говорю, что у меня старуха-мать, и этой штукой лечится от геморроя. Когда отфильтруешь масла, набираешь продукт в чайную ложку и держишь над огнем: так фенол выжигается. Это целые сутки не отпускает.

Красивый, загорелый, атлетического сложения мужик лет сорока с серо-стальными волосами рассказывал, как его подружка умудрилась протащить ему херовину в апельсине:

- Так...дело было в Каунти...Черт возьми, мы, как последние идиоты, чуть в штаны не наложили...Блин, а когда попробовали кусок - одна сплошная горечь...Должно быть, там было граммов пятнадцать-двадцать, она их туда машиной впрыснула...Я и не предполагал, что у нее так соображаловка сработает.

- А этот на входе мне и говорит: "Наркоман! Ну почему ты, сукин сын, считаешь себя торчком? Впрочем, ладно, здесь тебе поживиться будет нечем".

- Масла и раствор. Масла всплывают, и ты отцеживаешь их машинкой. Получается черный как деготь.

- Когда вмазывал Филли, меня уже трясло, как сукиного сына.

- Ну, коновал и говорит: "О'кей, сколько ты употребляешь?..."

- Когда-нибудь пробовал дилаудид в порошках? Куча чуваков от него кинулась...А хватает всего ничего - сколько уместишь на кончике зубочистки...Полная чума и никаких гвоздей...

- Готовишь и вмазываешь.

- Убитый.

- Обдолбанный.

- Это снова случилось в тридцать третьем. Двадцать долларов за унцию.

- А мы как-то прикололись и использовали бутылку в качестве кальяна, присобачив к ней резиновую трубочку. Когда докурили, разнесли бутылку вдребезги.

- Готовишь и вмазываешь.

- Убитый.

- Точно тебе говорю, кокаином можно ширяться под кожу...попадет прямехонько в желудок.

- Гера и кокс...Накачиваешься, вдыхая носом.

Словно вконец оголодавшие, которые ни о чем, кроме еды, и говорить не могут. Вскоре стало отпускать, и беседа завяла. Люди разбредались кто куда: кто прилечь, кто почитать или перекинуться в картишки. Ланч подали прямо в отделение - отменная вкуснятина.

Кололи три раза в день. В семь, сразу после подъема, в час и в девять. Где-то днем появились двое старых знакомых - Мэтти и Луис. С последним я столкнулся, когда мы строились к "вечерне".

- Они заставили тебя? - коротко спросил он.

- Нет. Просто лечусь. А ты?

- То же самое.

Вкупе с вечерней дозой мне выдали немного хлоргидрата в стакане. Ночью к нам в отделение привезли еще пятерых. Санитар всплеснул руками:

- Ума не приложу, куда их класть. У меня и так здесь уже тридцать один торчок.

Среди новеньких выделялся седой, напыщенный мужик лет под семьдесят. Звали его Боб Райордан. Старый мошенник, джанк-пушер и вор-карманник. Вообще-то он походил на банкира, образца эдак 1910 года. Он приехал на машине с двумя друзьями. По пути в Лексингтон они позвонили начальнику главного медицинского управления в Вашингтоне и попросили протелеграфировать на проходную, что вот-вот прибудут, дабы их пропустили без всяких проволочек. К начальнику обращались запросто - Феликс, и, похоже, знали его с незапамятных времен. Однако в ту ночь приехал один Райордан. А те двое заехали в какой-то городок неподалеку от Лексингтона, где у них был знакомый коновал, чтобы вмазаться напоследок и до того, как их скрутит из-за отсутствия продукта.

Оба приехали на следующий день, около полудня. Одного звали Сол Блум еврей с обрюзгшей рожей. Прохвост, которому наплевать на все, что его окружает. С ним был маленький худощавый человек по кличке Банки. Если бы не его глаза - серые, ясные и холодные, скрытые за очками в стальной оправе, то он вполне сошел бы за пожилого фермера или просто за высохшего старика "кожа да кости". Таковы были приятели Райордана. Все они отсидели порядочные срока (особенно "федеральные") за торговлю джанком, были приветливы, но определенную дистанцию сохраняли. Грузили историей про то, как их достали федералы, вследствие чего им и в самом деле хочется завязать.

По Солу это выглядело так: "Черт, я обожаю джанк и могу достать его хоть целый вагон...Но если уж нельзя ширяться без того, чтобы легавые пасли тебя все время, то лучше слезть и завязать". И он погнал о своих старинных знакомых, которые когда-то крепко сидели, а потом стали цивильными..."Теперь они говорят: "Эй, с Солом дел лучше не иметь. Он из героинщиков"". Не думаю, что они надеялись хоть кого-нибудь убедить своими избитыми россказнями про всякие там завязки и слезки. Просто - это один из способов сказать: "Почему мы здесь, не ваше дело".

Следующим гостем был Эйб Грин, носатый длинноногий еврей...Вылитый Джимми Дюрант...бледно-голубые птичьи глаза...Даже в отходняке он источал бешеную энергию. В первую ночь в отделении ему стало так плохо, что врачу пришлось появиться и осмотреть его, а также выдать в виде исключения пол-грана морфия. Через несколько дней он уже ковылял по отделению, трепался и играл в карты. Грин был довольно известным пушером в Бруклине, одним из немногих независимых деляг в этом бизнесе. Большинство торговцев работают на синдикат, в противном же случае вынуждены и вовсе бросить дело, однако у Грина были достаточно мощные связи, чтобы отчитываться только перед самим собой. В то время его выпустили под залог, но он надеялся отмазаться от обвинений под предлогом незаконного ареста. "Он (агент) будит меня среди ночи и начинает бить пушкой по голове. Хочет, чтоб я заложил своих поставщиков. А я и говорю ему: "Мне пятьдесят четыре года, и я никогда еще не давал вашим парням информацию. Скорее сдохну". Рассказывал об отсидке в Атланте, где он резко завязал: "Четырнадцать дней я бился головой об стену, кровь текла у меня из носа и глаз. А когда приходил вертухай, я плевал ему в лицо". В его устах эти сюжеты приобретали прямо-таки эпическую окраску.

Дата добавления: 2015-08-02