|
— Ну, как, приятель, хочешь еще пива?
Женщина за стойкой. Ее выбритую голову украшал сложный черный орнамент, доходивший, как понимал Ямадзаки, примерно до естественной границы волосяного покрова. Основными элементами татуировки были кельтские узлы и зигзагообразные, как в детских книжках, молнии. Сохраненные на макушке волосы напоминали шкурку некоего ночного животного, питающегося исключительно вазелином и перекисью водорода. Сквозь десяток, а то и больше отверстий, случайным образом проколотых в левом ухе буфетчицы, был протянут кусок тонкой стальной проволоки. В другое время Ямадзаки проявил бы к подобной картине живейший интерес, однако сейчас ему не хотелось отрываться от записной книжки, от составления путевых заметок.
– Нет, — сказал он. — Большое спасибо.
– Ты что, боишься с двух бутылок нажраться в жопу, или что?
Веселый, даже вежливый голос. Ямадзаки поднял голову. Женщина ждала.
– Да?
– Хочешь здесь сидеть, так закажи что-нибудь. Или мотай.
– Пиво, пожалуйста.
– Такое же?
– Да, пожалуйста.
Женщина смахнула с бутылки мексиканского пива налет инея, откупорила ее, поставила на стойку и переключилась на клиента, сидевшего от Ямадзаки слева. Ямадзаки вернулся к своей записной книжке.
Скиннер все время старался объяснить мне, что нет и не было никакого плана, никакой глубинной структуры. Только вот этот, очевидный костяк, мост, наивысшее из воплощений Томассона. Малое Великое пришло — и совсем не оказалось Годзиллой. В этом месте, в этой культуре даже нет эквивалентного мифа (нельзя исключать, что в Лос-Анджелесе дело обстоит совершенно иначе). Бомба, ожидавшая столь долго, исчезла. Ее место заняли эпидемии, медленнейшие из катаклизмов. Когда Годзилла явился, наконец, в Токио, мы пребывали в глубочайшем отчаянии. И катастрофу мы приветствовали. Приветствовали, хотя ни за что не решились бы в этом себе признаться. Не успев еще оплакать своих мертвых, мы начали осознавать всю неимоверность выпавшей на нашу долю удачи.
– Красивая штука, — сказал сосед слева, накрывая записную книжку левой ладонью. — Японская, не иначе, а то с чего бы она такая красивая.
Ямадзаки поднял голову и неуверенно улыбнулся. Глаза соседа поражали своей странной, необыкновенной пустотой. Живые, блестящие, настороженные — и абсолютно пустые.
– Да, это из Японии, — сказал Ямадзаки. Ладонь неспешно соскользнула с записной книжки.
– Лавлесс, — сказал мужчина.
– Простите?
– Лавлесс. Моя фамилия — Лавлесс.
– Ямадзаки.
Белесые, широко посаженные глаза. Глаза, словно глядящие на тебя из озера, сквозь зеркально-гладкую поверхность.
– Ага. Так я и думал, что будет что-нибудь в этом роде.
Непринужденная улыбка, акцентированная архаичным золотом.
– Простите? В этом роде?
– Что-нибудь этакое, японское. Какое-нибудь там "заки" или "зуки". Такая, в общем, срань.
Улыбка вроде бы не изменилась и в то же самое время стала угрожающей.
– Допивайте свою "Корону", мистер. — Пальцы незнакомца сомкнулись на запястье Ямадзаки. — И пошли. А то жарковато тут.
Дата добавления: 2015-08-02; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ДРОЖЬ В КОЛЕНКАХ | | | ТЫСЯЧА ПЯТНАДЦАТЫЙ НОМЕР |