По центральному времени Брушерока. Сожжение трупов – вопросы уборки и разнообразное использование малой лопаты –

СОЖЖЕНИЕ ТРУПОВ – ВОПРОСЫ УБОРКИ И РАЗНООБРАЗНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МАЛОЙ ЛОПАТЫ – УВИДЕТЬ ПРЕКРАСНОЕ СОЛНЦЕ

Он уже давно привык к вони горелого мяса.

Потея от жара, ополченец Геранд Тройл с помощью крюка на длинном древке подтолкнул очередного мертвого орка к огромному горящему кургану из трупов, и отошел, чтобы перевести дыхание. Было трудно дышать через угольный фильтр противогаза, и Тройл снял его с лица, втянув ртом дымный воздух. Нечаянно проглотив кружившийся в воздухе кусочек пепла, он закашлялся, отхаркиваясь, пытаясь собрать достаточно слюны, чтобы прочистить горло, наконец, выхаркнул скользкий комок коричневой слизи, и сплюнул его в огонь.

«Я старею», подумал он. «Работаю только три часа, и уже устал. Помню, десять лет назад у меня было больше сил …»

«Десять лет», подумал он снова. «Неужели это было так давно? Неужели столько времени я здесь сжигаю трупы?»

Охваченный внезапной тоской, Тройл огляделся вокруг, смотря на место, где он проводил фактически все время своей жизни за исключением сна, с тех пор, как в возрасте шестнадцати лет был насильственно завербован в ополчение. Он стоял на склоне холма, земля под его ногами была обожжена, после того, как на ней столько раз жгли трупы. Со всех сторон он был окружен высокими курганами из горящих мертвых орков. Сквозь дым и пепел он видел других ополченцев в противогазах, длинными крюками тащивших орочьи трупы в огонь, их фигуры казались призрачными в раскаленной мгле. И когда он смотрел на это, его снова охватила скорбь. Скорбь не об орках, а о себе. О жизни, которую он потерял. Скорбь о его семье, о тех, кого он любил – они давно были мертвы. Скорбь о днях, потраченных на сжигание трупов. И больше всего он скорбел о своем родном городе – о Брушероке, и о том, в какое страшное место превратила его война.

«Наш город был когда-то прекрасным местом», думал он. «Не в том смысле прекрасным, как это понимает большинство людей. Но он был живым, полным жизни, энергии, трудолюбия, у него была своя неповторимая душа. А сейчас все это ушло. Погибло, потеряно навсегда, все это забрала война. Сейчас это город мертвецов».

Вздохнув и почувствовав, что глаза начали слезиться от дыма, Тройл снова натянул противогаз и пошел к куче горящих орочьих трупов, чтобы продолжить работу. По пути он бросил последний взгляд на склон холма, увидев бесконечные ряды ополченцев, тащивших мертвые тела орков вверх по склону. Он не стал задерживаться, чтобы посмотреть на это зрелище, потому что именно это он и ожидал увидеть.

Поток мертвых тел для сожжения никогда не прекращается. Это Брушерок. Здесь всегда было достаточно трупов.

- Ставить лопату надо сюда, салага, - говорил Булавен, стоя над мертвым телом орка, и приставив острие малой лопаты к его горлу. – Потом немного подвигать лопату вперед-назад, чтобы прорезать шкуру. А потом налегай на лопату всем весом. Вот, смотри, как это делается.

Стоя рядом, Ларн наблюдал, как Булавен нажал ногой на лопату, загоняя ее в толстые мышцы шеи орка. Потом, время от времени слегка поворачивая лопату, чтобы прорубиться сквозь самые крепкие сухожилия и сломать шейные позвонки, здоровяк нажал ногой на лопату еще несколько раз, пока голова монстра окончательно не была отрублена от туловища.

- Вот, видишь? Конечно, шкура орка может крепче, чем у ящера – особенно у крупных. Но если твоя лопата хорошо заточена, и ты налегаешь на нее всем весом – отрубать им головы будет достаточно легко. Ну, салага, теперь ты попробуй.

После боя наступило время уборки. Пока другие гвардейцы оказывали помощь раненым или чинили поврежденные укрепления, а ополченцы из вспомогательных частей подносили боеприпасы взамен потраченных в бою, Ларн и Булавен изучали в подробностях процесс обезглавливания мертвых орков. Ларн нерешительно выбрал труп орка из десятков тел, лежавших поблизости, и приставил лопату к его шее. Следуя примеру Булавена, он подвигал острие лопаты вперед-назад, чувствуя сопротивление, когда лопата прорезала шкуру и вонзилась в плоть. Потом, подняв ногу, он нажал на лопату, загоняя ее в шею орка на четверть толщины. Сменив положение, чтобы надавить с большей силой, он снова нажал на лопату, на этот раз сильнее, потом снова, и, наконец, с четвертого раза голова орка, отделившись, покатилась по мерзлой земле.

- Неплохо, салага, - сказал Булавен. – Убедись, что стоишь прямо над лопатой, когда давишь на нее. Так ты сможешь давить с большим весом. Это облегчит работу и отнимет меньше усилий. Нам нужно обезглавить еще много трупов.

- Но зачем нам нужно это делать? – спросил Ларн. – Они ведь уже мертвы?

- Может быть, - сказал Булавен. – Но с орками всегда лучше быть уверенным в этом, просто ради безопасности. Ты можешь выстрелить ему в голову и думать, что он мертв, а он через несколько часов внезапно встанет и пойдет. Поверь мне, я видел такое.

Увидев, что Ларн обеспокоенно оглядывается на трупы, лежащие везде вокруг, Булавен улыбнулся.

- Насчет этих не волнуйся, салага. Если бы кто-то из них мог двигаться, он бы сейчас уже пытался убить нас. Но мы отрубим им головы до того, как кто-то из них успеет залечить раны. А потом ополченцы заберут трупы и сожгут, чтобы избавиться от спор.

- Спор? – спросил Ларн.

- Да, салага. Орки вырастают из спор. Как плесень. По крайней мере, так говорит Учитель. Сам я никогда не видел, как это происходит. Но я готов ему поверить. Можешь спросить его об этом позже, он расскажет тебе. Ты знаешь Учителя, он любит рассказывать о всяких таких штуках.

Видимо, удовлетворенный тем, что теперь Ларн знает, что делает, Булавен отвернулся и, насвистывая веселую песенку, продолжил отрубать головы мертвым оркам. Ларн делал то же самое. Это была отвратительная и тяжелая работа, и Ларн заметил, что его сапоги и лопата почернели от липкой крови ксеносов. Вскоре он вспотел под шлемом; от соленого пота щипало рану на голове, которую он получил в бою.

После боя медик Свенк, сказав, что Ларну повезло, и разорвана только кожа головы, перевязал его, а капрал Владек выдал ему новый шлем – что дало повод Давиру для особо едких издевок.

- Что это у тебя со шлемами делается, салага?- говорил Давир. – Сначала ты шлемом выбиваешь мозги гретчу. Потом сам получаешь пулю в голову. Для чего ты используешь шлем в следующий раз? Как суповую миску, может быть, или как цветочный горшок?

Но Ларн, к собственному удивлению, обнаружил, что его больше не раздражают постоянное недовольство и оскорбления Давира. Сейчас Ларн был ему обязан. Давир спас его жизнь, как бы сам коротышка ни отрицал это, называя все ошибкой или случайностью.

Потом, прервав работу, чтобы утереть пот со лба, Ларн заметил, что небо краснеет. Повернувшись к позициям орков, он увидел, что солнце заходит. Он увидел это, и был поражен.

Это было прекрасно. Удивительно. Более ярко и захватывающе, чем закат, который он видел в свою последнюю ночь дома. Солнце, которое казалось здесь таким холодным и далеким, сейчас стало теплым красным шаром; в небе серый цвет уступил место великолепной симфонии пылающих оттенков алого. Наблюдая за этим, Ларн был охвачен благоговением. Тронутый до глубины души, он словно прирос к месту. Был загипнотизирован. «Кто знал, что здесь может быть такое солнце?», думал он. «Кто знал, что здесь может быть такая красота?» И когда ему явилась эта мысль, он понял, что это стоило всего. Всего, через что ему пришлось пройти. Страх. Лишения. Опасность. Одиночество. Вся кровавая бойня, которую он видел, и все ужасы, которым был свидетелем. Все того стоило. Словно пройдя через ад, он заплатил цену, дающую право на этот краткий момент идеальной красоты и покоя.

- Ты в порядке, салага? – услышал он голос Булавена. – Твоя рана беспокоит тебя? Ты уже долго стоишь и просто смотришь в небо…

Обернувшись, Ларн увидел, что Булавен смотрит на него, и хотел сказать ему о закате. Но у него не нашлось слов; невозможно было рассказать другому о своих чувствах. Не в силах выразить свои эмоции, Ларн секунду просто молчал. Потом, увидев, что Булавен смотрит на него с тревогой и любопытством, Ларн почувствовал, что должен сказать что-то – что-нибудь – иначе здоровяк начнет думать, что он сошел с ума.

- Я просто удивился, какое странное это место, - сказал он, вынужденный перейти к более приземленным делам. – Солнце зимой здесь так поздно заходит.

- Зимой? – спросил Булавен с добродушным удивлением, оглядываясь на усеянное замерзающими трупами поле боя вокруг. – Но сейчас лето, салага. Зимой жизнь в Брушероке становится по-настоящему скверной.

Дата добавления: 2015-08-02