Будущее города – это вовсе не продолжение его прошлого

Любопытно, что проблема поедания городов городами и роли культуры в этом отнюдь не наша. Родилась она довольно давно. Я хочу привести несколько занятных примеров. На набережной американского города Детройт стоит памятник, равного которому я пока не где не знаю. Это монумент программе развития, которую принял Детройт 30 лет назад. Детройт оказался в тяжелейшей ситуации, когда кончилась вся его промышленность, вся тяжелая промышленность, которая создала достаточно богатенький и крепкий город. Она кончилась почти в раз. Закрылись все предприятия промышленные. Естественно, утечка налогоплательщиков, похудание бюджета, ухудшение качества городской среды. Начинается воронка, которая втягивает, и конца не видно. Тогда, 30 лет назад граждане Детройта (это правильное выражение, так как их никто не назначал, не делегировал), это были т представители городской элиты (к этому мы еще вернемся), которые не хотели смириться с этой ситуацией, что их город может исчезнуть, превратиться в крошечный административный центр. Детройт создал программу, в которой постарался выстроить привлекательную среду, для того, чтобы тащить к себе выставки. Они начали с промышленных выставок, с того, что они знали хорошо. Выбирая те новые направления, которые еще не были каталогизованы, которые еще были не внесены в готовый реестр выставок. Нужно было найти нишу, все было занято. Они находили иные конструкции, а это означает рассматривание сугубо технических экономических проблем с многополисной картинки, то есть из тела культуры. Детройт первым начал крупномасштабную работу с экологией города. Но это большой Детройт. Было еще и иначе.

Знаменитый голландский Дельфт. Небольшой город, известный мало-мальски образованной публике как родина Вермейра Дельфтского. Не, кто-то очень хорошо знающий историю искусств, неплохо ориентируется в изготовлении керамических изразцов. Это дало когда-то городу славу. Город погружался в абсолютное затмения, еще совсем недавно. Там же все рядом: на трамвайчике модно доехать до Гааги, рядом Антверпен, Амстердам. Как удержать, или ничего не удерживать.

Был Дельфтский университет. Дельфт превратил главную свою слабость в главную свою силу. Известно, что он стоит на омерзительных грунтах, на жидкой грязи. Он разработал неплохую технологию строительства на слабых грунтах. Но в мире много мест, где есть слабые грунты. И Дельфт создал крупнейший в мире центр по исследованию, проектированию и строительству на слабых грунтах. А, войдя во вкус нахождения незанятых ячеек, ниш в сфере экономике, культурных норм, Дельфт стал крупнейшим в мире центром подготовки поваров французской кухни для Океании и тихоокеанского бассейна.

Это крайние эффектные примеры. Еще совсем недавно Барселона была только музейным городком. Барселона была городом наказанным. Как в СССР были наказанные города: маленькая Елабуга за интенсивную помощь армии Колчака, и в ней ничего не строят, Одесса за колобрационизм во время оккупации, и до 1956 года в ней не было ни построено, ни отремонтировано толком ни одного здания. Барселона была наказана франкийским режимом за активную поддержку республиканцев. В Барселону тоже ничего не вкладывалось по государственным программам. Барселона заняла сегодня третью позицию в мире по числу международных конгрессов. На первом месте Париж, и вся программа в Париже строилась на том, чтобы создать образ современного Парижа. Что Париж это не только импрессионисты и рассказы о мушкетерах. Париж вложил огромные усилия, чтобы доказать свою авангардность, современность. Это очень серьезный показатель – сколько вы можете провести международных действий. На третьем месте был Гонконг, а теперь Барселона. Нью-Йорк на семнадцатом, про Москву лучше не будем говорить.

Видение того, что будущее города – это вовсе не есть продолжение его прошлого, понимание того, что будущее города проектируемо, поддается проектной разработке, а дальше научной. Это новая черта, которая в европейской культуре состоялась.

У меня есть друг англичанин, который живет в специфическом культурном пространстве: по три месяца он двигается между Парижем, Берлином, Веной и Амстердамом. Много лет он живет в Европе. Он один из консультантов городского развития, который помогает местному сообществу выработать такого рода проектные программы. И несколько лет он так лечит Вену, которая оказалась застывшей в своем музейном качестве, слилась в сознании всего мира с Моцартом, потеряла фармацевтику, потеряла производство музыкальных инструментов, перехваченное японцами. Потеряла почти все, кроме некоторого количества прекрасных музеев, традиционного венского бала, но жить на этом крупная метрополия не может. Вена теперь начала такого рода работу очень любопытным образом. Возникло 52 рабочих группы, каждая из которых представляла некоторую ценность цеховой организации. Каждый из этих цехов несет гигантский груз традиций, в чем есть слабость и могучая сила. И каждый из этих цехов начал отрабатывать своего вектор, каким можно вырвать Вену опять в горизонт авангарда. Состязания между городами, начавшееся в античности, но в серьез разыгравшееся в средние века, и с тех пор не перестающее, является главным двигателем, который крутит машину культуры. А за ней и все остальные машины.

«Экономика переживаний»

Вышла книга, которая называется «The economy of experience». Перевести однозначно на русский довольно сложно. Experience – это такая штука, которая отчасти «опыт», отчасти «переживания». «Экономика переживаний», пусть будет так. Как водится в большинстве американских книг, они построены по такой хабордовской схеме непрерывного внушения. Содержание всего странички на две, но это 270 страниц заклинания: поверь, поверь, поверь. Но две страницы модно из нее отжать: заглавие и две страницы. О чем идет речь? О невероятно важном повороте или перевороте, который переживает сейчас эта завязка цивилизации и культуры. Схему книжки можно передать самым примитивным образом: если я покупаю кофе сырой, зеленый в мешке и сам его поджариваю, то чашечка кофе мне обойдется в 2 цента. Если покупаю кофе упакованный, бренд известный, тогда чашечка кофе будет стоить 10-12 центов. Если я забегаю в «Добрую чашку» в Петербурге, я плачу за чашечку доллар, и это еще экономика услуг. Первое – это экономика сырья, второе – экономика товара (упаковка, реклама), третья – это экономика услуг (могу взять с собой). А если я хочу выпить кофе на площади Сан-Марк в Венеции, то это будет 15 долларов. Я плачу не за кофе же, а за experience, за переживание того, что я наконец этот тип опята могу позволить. На этом построена вся программа Диснея, которая привела к формированию не просто Диснейленда, а тематических парков. Какова модель тематического парка: главнее – это переживание, совместное, семейное. Потом между родителями и взрослеющими детьми рассматривается как общая память, как переживание, у которого есть история, обращенная в будущее.

Сегодня в эту логику встраиваются все торговые сети. Например, книжная торговля, которая стала создавать кафе внутри магазина. Создать переживание видения периферии, что я не один такой сумасшедший, что есть и другие заинтересованные. Возникает общение по этому поводу, возникает культурное переживание.

У нас все быстро подхватили. Издательство «ОГИ» уже такую схему развивает. Моя недавняя сотрудница недавно открыла «ОГИ» во Львове, во враждебной политической среде. Вы знаете, что Западная Украина долгое время спекулировала на отталкивании всего московского. «ОГИ» открылся с гигантским успехом. Местные газеты писали такую любопытную вещь: два года назад мы бы писали «Вот эти москали…», а сегодня, нет. Возник, во-первых, колоссальный голод на большой мир, который создается магазином, типа «ОГИ» - немного книг, но гигантский веер растяжки (сразу привозят 20 тысяч названий). Это обрушивается на изголодавшуюся по хорошей литературе публику. И, кроме того, он открыт 24 часа в сутки, и там можно на галерейке прилечь на матрасик с книжкой, взять с собой чашку кофе. Возникло место экономики переживаний. Значит, это не обязательно смешно и в наших условиях. Иногда смешновато, когда в Москве возник крокус-сити, подражающий тематически паркам, пока это забавно, они финансово пролетают чудовищно. Пролетают по культурному невежеству. Крепкие бизнесмены не читали книжки и не могли понять, что технологии тематического парка рассчитана на среднего клиента, а вовсе не на высшего. И делать это при ценах запредельных для среднего класса, проект немедленно провалился. Экономика и культура оказываются зацеплены здесь жесточайшим образом, но общего тренда это не меняет. Мы погружаемся в это. И я узнал, что уже третий кинотеатр в Тольятти перестраивается, возрождается в новом, потому что поход в кино опять трактуется в категории экономики переживаний. Переживания совместно с другими. Это не может быть заменено ни просмотром ни DVD, ни домашнего кинотеатра, если кто и может себе это позволить.

Это структурирование возможностей и отличает город от негорода. Город от села или очень большое села. Город отличается не тем, что у него непременно архитектура другая, у него и архитектура то другая потому, что весь его строй рассчитан на то, чтобы создавать многообразие выбора.

Я, просматривая города Поволжья, использовал очень простой критерий – цена билета на дискотеку. Очень удобно. По округу эта цена варьируется от двух рублей до ста двадцати. Но гораздо интереснее другое, можно сразу определить город это или не город по одному признаку – если в нем есть дискотеки с разной ценой – это город, а если с одной, то это еще слобода. Именно настройка на разное определяет в гораздо большей степени, чем просто количество ассигнаций, которыми мы можем вымостить городскую площадь.

Есть очень хороший пример. В крупных волжских городах есть несколько пешеходных улиц. Есть пешеходная Покровка в Нижнем Новгороде, есть пешеходная Баумана в Казани, есть пешеходная в Саратове, в Самаре. Все они строились по стереотипу. Но из всех этих улиц только саратовская является городской в европейском смысле. Денег на нее затрачено много меньше, чем вколотят в Нижнем Новгороде. За счет чего я могу говорить о том, что саратовская пешеходная улица задала и поддерживает стандарт именно городской среды и городской культуры. Не удалось выяснить сложилось это из-за того, что были остроумные проектировщики, или просто денег не хватило. Мне кажется, что по второй причине, но на пользу пошло. Потому что Саратовская улица настроена как музыкальный инструмент, вернее как оркестр на людей с разной толщиной кошелька. Внутри саратовской улицы и студент с тридцаткой в кармане, и человек с несколькими средними регистрами, и человек очень состоятельный находит себе свое, не вступая в конфликт с другим. Если это многообразие выбора пропущено, а так произошло, к сожалению, в Казани, где очень скульптура бронзовая, прекрасное мощение. Но там или очень дорогие бутики и дорогие рестораны, или тентовые пивнушки. Между этими двумя регистрами нет ничего, в результате неуютно все. Сегодня вечерняя казанская улица Баумана, могла бы быть очень симпатичной декорацией для городской жизни, становится местом неуютным.

В Саратове в центре улицы стоит Интернет-кафе, которое носит название «Бешеная мышь». За этим филологическая отстройка саратовской городской культуры. Читая саратовские вывески, вы увидите, что это целый литературный пласт, и не случайный пласт. Просто ведут эту работу по городскому фольклору. В этом же направлении работает Пермь сейчас, максимально выстраивая самопознания пермской культуры.

Эта штука особенно у нас приобрела тройное значение. Сельская культура, большевиками довольно успешно выкошена. Осталась от нее в основном мемориально-музейное содержание. Научиться использовать это содержание гораздо сложнее, чем драть с глянцевых чужих журналов. Когда мы проводили, еще завершаем культурную столицу в Чебоксарах. Одна из самых интересных вещей, которая была там явлена, это разработки дизайнеров, разработки в том числе текстилей и костюмов, действительно отталкивающихся от традиционной чувашской одежды, но не купируя ее. И тем не менее, позволяя ее обозначить. Это означает, что в городе созревает культура, так как она способна относиться к любому прошлому и настоящему, включая свое собственное как к предмету деятельности, а не просто как к той ценности, которой положено поклоняться.

Сельская культура отсутствует как действующий феномен. И сложность в том, что у нас с вами в ряде регионов собственной и одноориентированной, национальной или городской культуры никогда не было. Сельская была, а городской не было. На всем Поволжье за исключением традиционных русских городов была только Казань. Все остальное, чувашское, мордовское, удмуртское только сельские традиционные культуры. Начать строить на переживании их как ценности, значит выйти не прямо в лоб копирования экономики переживания, а выстроить свою этику, эстетику переживания. Это дается довольно трудно. Особенно трудно дается в таких спорных слободах как Набережные Челны или Тольятти. Как писал один из губернаторов в ответ на запрос Екатерины Великой, что там происходит в Херсонской губернии, «со всяких земель сходцы, не помнящие родства». Эта правда была.

Насколько я знаю Тольятти, насколько я знаю попытки выстроить здесь художественную деятельность, делались и делаются очень важные попытки найти в этом «со всех земель сходце» память о родстве, встроенность в гораздо большее культурное пространство, что создает огромный ресурс. Более того, Тольятти – это второй город по отношению к городу первому, который тут не так уж далек (Самара). Мои наблюдения показывают, что весь настоящий авангард возникает только во вторых городах, а не в первых. Это понятно. Первым и так хорошо, а вторым необходимо делать рывок для того, чтобы самоосознать и двигаться дальше. Самые интересные дизайнерские работы делаются во вторых городах, самые интересные архитектурные проекты реализуются во вторых городах. Пока что с литературой не очень. Почему, я не знаю, для меня это загадка. Почему я считаю так важно об этом говорить. Потому что сегодня, оказавшись в ситуации конкуренции между городскими центрами, конкуренции за жителей попросту. Но ведь не за всяких жителей. Есть жители, которые нужнее, а есть жители, которые менее нужны. У Щедрина была по этому поводу была замечательная фраза, когда кличут клич, откликаются те Ивановы, которые нужны, а которые не нужны, сидят по своим норам и трепещут. Щедрин всегда видел структурность организации культуры, чем и отличался от других литераторов, за что они его терпеть не могли.

Сегодня этот вопрос «Ивановы, которые нужны» вырос в стратегическую проблему для страны в целом. Для страны в целом, потому что она, страна, держится на каркасе городов. Ничего другого у нее нет. А чтобы держаться на каркасе городов всерьез, когда нет госплана, который вливал гигантские федеральные или советские деньги в какую-нибудь точку. Этого нет и не будет, проехала. В экономике работает чисто ценностное понятие «инвестиционная привлекательность». Это критерий, который вбирает в себя тысячу показателей, но мгновенно опознается и распознается. Борьба за инвестиционную привлекательность, давно идущая в старом свете, сегодня охватывает и нашу конструкцию и вплотную ставит задачу конструктивно-проектную – как смонтировать достаточный человеческий ресурс, чтобы эту привлекательность выстроить как образ. Как смонтировать управленческую машину, которая позволила бы результат работы людей, способных в совокупности создать этот образ, превратить в планы реальной деятельности. Ну и, наконец, само видение контекста, в котором эта задача решается. Под контекстом, надо иметь ввиду, очень разные вещи. Недавно в телевидении мелькнул замечательный сюжет у Парфенова в «Намедни». Семейство... во Флоренции и там жил садовник, который из Кемерово заработал там денежку, чтобы купить землю в Краснодарском крае. Я сталкивался с тем, что в Кировской губернии есть целые поселки, откуда все трудоспособное население было на уборке урожая в Испании. Человеческая индивидуальная география деятельности в этом отношении стремительно расширилась и изменилась. Целые области работают в Тюменских болотах вахтовым методом, и география этой работы охватывает полстраны. Представление о расстоянии как препятствии перестает здесь играть роль. А мышление людей, формирующих город, чаще всего замыкается его чертой или максимум регионом, под которым он прописан, то начальство, откуда он субвенции и трансферты получает из госбюджета. Есть здесь разрыв, цивилизационный разрыв на самом деле в технологиях видениях. У людей он уже есть, а в институтах власти его еще нет. То же самое происходит, когда мы обнаруживаем, что та иерархия, в советские времена запечатленная, какие предприятия важные, какие не очень, а какие совсем не важные, замечательно продолжает жить. Я работал с Рузаевкой, это райцентр в Мордовии, очень любопытный по составу, где и сейчас можно увидеть: номером 1 стоит завод по производству чего-то, на котором работает всего 100 человек. А холдинг, который охватил собой производство хлеба, соленья, полуфабрикатов и всего прочего, где работает уже 220 человек лежит внизу списка, потому что в системе ценностей еще невозможно поставить его на первую позицию. Как же так, это ж непонятно что! Изменение структуры видения в этом отношении вступает в острейший конфликт с реальным процессом эмансипации местного сообщества и вызревания местной элиты. Второй раз я произношу это слово, потому что оно мне очень важно в конце. Я наблюдаю невероятно интересное социальное явление, о котором раньше не приходилось и думать, потому, что в советское время существовала площадка, на которой представители разных цехов, разных видов деятельности хотя бы встречались. Это называлось бюро райкома. Или горкома. Где людей вытаскивали в одно фойе, и они могли деятельно узнать друг друга. Прошло некоторое время и оказалось, что такой площадки нет вообще. И разбежка такова, что даже в городе, где 10-12 тысяч человек, большинство людей друг друга не знает, т.е. знает в лицо, возможно, здоровается, но деятельностно не знает, не отражает другого в себе, не представляет человеческого контекста. И только последние несколько лет стало складываться деловое сообщество или клуб – как угодно, в основном, на том, что компенсирует неэффективность государства в выполнении своих обязательств – ну, мост надо починить? Надо, надо скинуться – надо. Крышу надо починить, еще чего-то. Этот клуб становится реальной влиятельной силой, уже на уровне райцентров – это я могу как свидетель зафиксировать. И от этого остается только полшажочка до перехода этого клуба в позицию проектирующего будущее субъекта. Трудность заключается в том, что этот клуб сам по себе не войдет в отношения с тем культурным субстратом, без которого он эффективно работать не может. Когда это происходит – почему я и проводил проектные семинары в трех республиках, в трех областях – на севере, на юге, на востоке округа, чтобы иметь выборку такую достаточно эффективную – когда эта работа провоцируется как совместно-проектная, совместно-творческая – эти связи почти мгновенно устанавливаются. Но без вмешательства третьего агента эти связи установиться пока не могут. Чудеса бывают изредка, но, как и положено чудесам, действительно, очень редко. И вот здесь я подхожу к завершающей части монолога, потому что вообще мне гораздо интереснее отвечать на вопросы, если они есть, третий раз, произнося слово элита. Сложилась определенная публицистическая чушь, в которой под этим словом стали подразумевать, так сказать, богатеньких и знатненьких. Это полностью противоречит классическому, культурному образу того, чем является национальная элита. Национальную элиту во всем мире готовит только один институт – университет. Единственная функция университета – это подготовка национальной элиты, потому что обучать можно еще 27 способами. Поэтому недаром выпускники университетов – серьезных университетов во всем мире – образуют собой могучую среду взаимной поддержки – есть галстук, система пожертвований и завещают университету не потому, что им нужно здесь выразить тщеславие – как правило, это люди, которые имеют 100 разных способов его выразить, и более шумных – это не очень шумный. А потому что видят в этой машины главный инструмент поддержания равновесия культуры и социальной и политической стабильности своего общества. В элиту входит лишь тот, кто мыслит большими категориями, параллельно решая задачи личной карьеры, никоим образом не надо противопоставлять одно другому. Но непременно присутствует это третье измерение – мышление длинной категорией, мышление местом, страной, местом страны в мире только тогда о ней можно говорить всерьез. Поп-звезд можно обзывать, что у нас и делают в газетах. Элита вырастает. Российская элита была, не очень уж удачная, но уж какая получилась, потом ее почти смело историей. Сегодня зарядка, шанс у страны только в этом – в выстраивании, в выращивании национальной элиты, способной осуществлять связку между миром дела, миром деловых людей и миром общественных проблем, быть тем связующим кристаллом, который выражает интересы общества и содержит политиков, а не находится на содержании у политиков. Шанс на это есть, но это только шанс. Воплотить его сегодня в первых городах гораздо труднее, чем во вторых. По понятным причинам – по слежавшимся и сложившимся конструкциям, по самодовольству устойчивых цехов, поддерживаемых из престижных соображений, подкармливаемых региональной властью. У вторых городов нет другого выхода – либо они станут генераторами элиты в этом отношении, мыслящим город через культуру, культуру через город как ресурс, либо они рассосутся. Повторяю – конкуренция за людей будет стремительно нарастать.

Час монолога – более чем достаточно.

- Считаете ли вы, что университет может стать центом развития культуры?

университет в первую очередь. Но не просто университет, я ведь не вывеску имею в виду. Вот что сейчас я разыгрываю, как социальный экспериментатор. Это будет вам очень характерным полупояснением. Чебоксары – абсолютно новый город во всех смыслах. Во-первых, потому что старые Чебоксары просто утопили, во-вторых, потому что это был маленький плюгавый заштатный городок, просто у большевиков была железная логика – ни в коем случае не делать столицу в том месте, где она была. Исключения есть, но их мало. И поэтому вместо Анадыря, где была традиционно центр территории, ее сделали в Чебоксарах, где было 17000 душ, занятых разгрузкой барж. Сегодня это город, становящийся город, с городской культурой и, кстати, мощным университетом. Но этот университет уже успел застыть в формах воспроизводства профессионализов, а это еще не есть создание элиты, городской культуры. Чтобы размочить эту ситуацию, воспользовавшись рамкой культурной столицы, я подбил мужественного ректора университета на опыт – в этом году каждую субботу в Чебоксарах читали личностные лекции, не вписывающиеся ни в какие стандартные курсы, люди, которых приезжали и приезжали. Это было рискованно, потому что внесение такого заряда разно-ориентированного личностного потенциала – на это надо еще пойти, потому что это надламывает веру в традиционные программы, модели курсов, смешивает и переженивает. Эксперимент вроде бы получился, хотя на результаты надо еще посмотреть. Брожение в педагогическом корпусе началось. В Ижевске сейчас мы разыгрываем другую схему. Для того чтобы университет вошел в реальное взаимодействие с городом, когда преподаватели – народ занятой, им подработать надо, и студенты – народ занятой, им тоже подработать надо, а те, кто незанятой, тот и не нужен, не тот Иванов, значит, единственный шанс – это втянуть внутрь учебного процесса целевые установки принципиально важные для формирования города. Сейчас в Ижевске, собрав сначала три группы людей, представляющих сообщество академическое, сообщество деловое и общественное и сообщество архитектурно-дизайнерское, проектно-ориентированное, сначала по отдельности, а потом вместе, мы провели мягкое рейтингование проблемных точек в городе – где явные проблемы? Во-первых, в Ижевске обнаружилось, негде назначить свидание. Это размыто в пространстве. А это очень существенно, потому что это определяет зрелость городской среды. Произошел отбор в логике консенсуса. Выбрали пять ключевых точек – речка, впадающая в роскошный индустриальный пруд, набережная, отсутствие роллодрома – нет, велосипедных дорожек нет – а потом говорят, что нечем заняться – нет условий. И целый ряд других точек, которые позволяют одновременно вести курсовые работы по 27 кафедрам, нацеленные на эти точки. Там есть работа для экологов, для инженеров, потому что нужно укрепить набережную, инвестирование этого процесса, ну про архитекторов и дизайнеров – все понятно. И если удастся осуществить защиту курсовых работ по одному объекту сразу во множестве мест – мы получим просто некое иное культурное качество. Не навязываю как образец, просто называю. Это одна из форм установления моста. Естественно, здесь рядом художественный мир – уже существует, музейный мир, безумно интересный, который надо втягивать в деятельность – они и так священные безумцы, они и так без денег работают. Им дать возможность самореализации. И здесь крошечный пример. Давным-давно, еще на излете советских времен, я столкнулся в маленьком городе Старица с очень широко присутствующей в стране проблемой. Прелестный городской декор, просечные доски, полотенца и все такое – спалось уже как осенняя листва – ну рано ил поздно это происходит. Т.е. консерваторы реставраторы такие мастера были сметы закладывать, что всего городского бюджета на два домика бы не хватило. Тогда начинается такая проработка – а где у нас есть незадействованные в хозяйстве ресурсы. В школе были уроки труда, на которых бедные школьники и их учителя занимались каким-то вздором – делали табуретки или еще чего-то. Без любви, без желания, абы сделать, материал перевести. Один минус, который подлежит использованию. В городе музеи бедные симпатичные люди собрали огромный массив прорезей, фотографий, всего чего не было – то минус, потому что все это лежит незадействованное. А на деревообрабатывающем предприятии всегда были и есть такие обрезки, которые по лености российской жгли, потому как надо увозить, за это платить – проще сжечь. Вот эти три минуса, завязанные в плюс, дали эффект, при котором эти самые подростки просекали под надзором того же самого учителя труда с соблюдением всех правил безопасности эти доски, а уж когда они сами их приколотили на место… так они никому и не дадут это попортить. Поэтому вопрос здесь часто не в деньгах, а в создании схем, сначала проектный образ, потом оргсхема, которая позволяет ему реализовать наличными средствами или с минимальным привлечением ресурсов.

- Откуда возникла цифра, что каждый год население будет уменьшаться на 1 миллион?

По миллиону - это неотвратимо, это закладывается при том, что не только не происходит ухудшения, а происходит некоторое ползучее улучшение, что пока как тренд достаточно четко, а потому что это просчитано по графику, вы никуда не денетесь, этот график отчаянно равномерный. Почему я говорю о 15 – потому что есть надежда, что при изменении структуры культурных ожиданий, устремлении, изменении психологии с минуса на плюс, с прошлого пережевывания на будущее, с уходом поколения, которое не готово включаться в будущее, есть шанс, что демографическая ситуация несколько улучшится, тогда этот график изменится. Но пока нет оснований в нем сомневаться по причине его омерзительной обоснованности.

- Как можно улучшить культуру в нашем городе?

Я вам позволю себе напомнить то, что я говорил в начале. Культура – это не есть что-то хорошее и большее. Это машина. Быть вне культуры вообще невозможно. Когда вы покупаете билет, вы находитесь внутри культуры, даже если это билет на трамвай. Вы все равно разучиваете целый ряд правил и рисунков, обязывающих в культуре… вот вы идете в школу, хорошую или плохую, как институцию культуры. Не быть нельзя. Можно быть осознанно и неосознанною. Тут проходит личностная грань. Я либо трактуя себя как носителя и развивателя, как человека, который конструирует будущее и говорит – я хочу, чтобы будущее было таким. Это первый шаг, для того, чтобы войти в эту самую среду. А второй шаг – доказать, что вы это можете. Следовательно, осуществить тот или иной проект. В одиночку или, как правило, понадобится сотрудничество с другими персонажами, группами, цехами и институтами – это уже зависит от меры изощренности. Мера изощренности достигается одним простым способом, кроме гениальности ее не берем, она от Бога, а когда надежды на гениальность нет – за счет умножения типов квалификации. Поэтому дело не в том, что сегодня нельзя вообще продержаться больше пяти-семи лет на одном запасе образования. 100 лет назад можно было, на жизнь хватало, сейчас не хватает. Но дело еще и в другом – как с языками, если вы знаете, что нечто называется по-русски стул, по-английски chair – у вас уже есть понятие о стуле, потому что оно у вас отсоединилось от слова, вы понимаете, что одно и тоже может именоваться по-разному и встраиваться в разные рисунки. То же самое происходит, если вы наряду с исследовательским инструментарием овладели проектным, или наоборот, то ваши ресурсы организатора содействия на решение проекта, на создание проекта, подскакивают не в два раза, а на порядок. А если вы еще умножаете потом еще парой квалификаций – социального работника и политика, например, то ваши возможности не просто занять точку в элите, а выбиться в ее лидеры, вырастают еще на порядок. Поэтому это дело наживное, и какой-то безумной хитрости здесь нет. Но это предполагает некоторую производимую работу, как в физике, трение нужно, чтобы согреться.

- Исторически так сложилось, что в Тольятти 4 района – 4 отдельных города. Как можно говорить о культуре целого Тольятти в такой ситуации?

- На самом деле такой великой проблемы я не наблюдаю. По одной простой причине – да, это физически разобщенные фрагменты некоторой обитаемой среды, жилой, преимущественно. При этом узлы общественной активности достаточно концентрированы и собраны и связи временные между ними не превышают 25 минут. Это классическая норма для любого крупного города, которые, скажем, как Москва, физически, формально кажется слившейся, а на самом деле, распадается точно на такие же, только больше, автономные куски застройки. Особенно перемещаясь в логике метрополитена, ныряет в нуль пространство из точки А сразу оказывается в точке Б. Дело не в том, а создана ли сетевая конструкция? Если она выстраивается как сетевая, если между точками возникают прогоны информационные, культурные, человеческие, то они могут быть разнесены и на 100 км. Сейчас я консультирую работу, связанную с бредовой ситуацией. Нижневартовск – маленький город …. … в одной области и одном ФО, а Нижневартовск в другой области и другом ФО, через начальство здесь что бы то ни было согласовать решительно невозможно. Но когда местным протоэлитам удается довести, что вместе им сыграть на целый ряд струн гораздо выгоднее мелодию, то оказывается, что можно обойтись и без начальства. И мост построить, и вложиться в одном месте в музыку, а в другом в хороший зоопарк. Не принимайте меня буквально, работа еще только идет. Само по себе расстояние не стоит ничего. Я работаю в пространстве ПФО, де-юре живя в Москве. А где я мыслю? Я не знаю. И там, и там. Плюс интернетные шуточки, которые на самом деле вообще сломали все. Какой-нибудь клуб любителей фуксий с 1000ми человек охватывает русский мир, а не территорию России. Этот клуб в пространстве культуры в чистом виде, мы его еще только осваиваем, кое-кто из юных – гораздо лучше.

…

Это как всякое катастрофическое суждение требует к себе отношения достаточно скептического. Во-первых, значительная часть старых кадров абсолютно непригодна в деле, непригодна к изменившимся условиям, это не их вина, это беда. Поэтому уже здесь не происходит такой драмы. Происходит некая драма в одичании – одичании речи, с телеэкрана. Но у русского языка есть замечательная особенность переболеть. И голландскую болезнь, и французскую,– и ничего, втянули в себя. У нас дивная возможность в этом отношении. Скажем, параноидальность японской культуры в том, что у них отдельная грамота для изображения заимствованных слов. Поэтому в японской газете – это уже паранойя, много-много иероглифов и потом катаканой записанных звуково- японизированных, но чужих слов, они не врастают. А в русском так все чудно с его спряжениями и склонениями перемалываем, что и эту пакость переест, и ничего с ним не произойдет. Поэтому – наоборот! На мой взгляд, что меня радует, заставляет преподавать в моем родном заведении в Москве. У меня есть радость – я, наконец, вижу людей, которые выросли в ситуации прямой спины, личностного достоинства. Нашему поколению приходилось это отвоевывать зубами и иногда ломаться. Не думаю, что свобода от этого опыта – это такое уж несчастья. Уверен, что личностно-свободное отношение, а когда к нему прибавиться личностно-ответственное отношение – а тут деваться некуда – оно даст просто новое качество. Поэтому я то – просто мне не дожить, жаль – но настоящий рывок я ожидаю где-то после 2010 года со сменой, принципиальной сменой поколений.

- Как вы относитесь к введению ЕГЭ?

Спросите чего полегче. Я не знаю. Нет, я зануда, поэтому я просмотрел тестовые книжки. У меня хватило энергии просмотреть их по ряду предметов ЕГЭ. Должен сказать, что некоторые из них великолепны. По русскому языку-литературе – блистательно. Никакого тычка, ничего подобного. То есть угадать, конечно, можно, но не 130 вопросов. Блестяще сделанные вещи, рассчитанные на понимание. Гораздо лучше, чем старый тип учебника. По биологии составляли священные безумцы. Я всю жизнь любил ориентироваться в естественных науках, много лет зарабатывал на жизнь, иллюстрируя журнал «Знание - сила», в котором хочешь, не хочешь – нужно читать то, к чему ты делаешь иллюстрации. Я не мог понять не то чтобы множество вопросов – не могу понять, зачем такое количество размельченных, ненужных, фактических вещей, а не понимательных. Поэтому выглядит пока очень по-разному. Во-вторых – деваться нам некуда. На самом деле наша схема – средняя школа – вуз – аспирантура – гораздо лучше, чем модель бакалавриат, магистратура. Но мы не можем заказывать музыку. Мы слабы пока. Мы вынуждены сейчас, сжав зубы, принимать эти правила игры, если Европа едина, и мы хотим в ней работать в одном пространстве. Деваться некуда. Я то убежден, что по прошествии некоторого времени Европе придется реформировать эту схему, и нам придется танцевать вместе с ними. Это уже вопрос силы, а не разума. Приходится принимать. Но ничего катастрофического в этой схеме не видно. Разница только одна – на самом деле западная схема гораздо более жестока. А мы, особенно старое поколение, очень жалостливы. Схема западная – плохое школьное образование, но 5 из 100 годятся всерьез для высшего. Схема 2 – в целом, скверное высшее образование. Просто по коммерческим соображениям, когда мои британские друзья узнают, что в моем Московском архитектурном институте на одного преподавателя 8 студентов, они хватаются за сердце и просят дать выпить, потому что у них 40. потому что нужны деньги, нужно крутить это колесо. Не может быть образования нормального, когда 40 человек на преподавателя. Это исключено. Но оно рассчитано, что и там 5 из 100 дадут достаточный отжим, а остальных купим. А остальных купим, так делают не только американцы. Следовательно, если мы начали играть в эту игру, нам придется учиться гораздо большей жестокости, это неприятно, но, похоже, что неизбежно.

- Какова роль местных средств СМИ в создании культуры в городе, чем оно может быть – экраном, инструментом? Чем еще?

- Ваш вопрос содержит в себе и ответ. И экраном и инструментом. Чем еще? Еще очень таким кайфовым занятием. На самом деле СМИ, если делается без вкуса к развлечению, получается плохо. И экран плохой, и инструмент скверный. Поэтому это одна из форм доставления себе удовольствия, зачем же от нее отказываться, я сам любил писать всегда такие вещи. И это очень серьезно – как раз убожество СМИ отечественных, не столько местных, сколько центральных, заключается в том, что большая группа журналистов загляделась в собственный пупок и считает, что на этом можно постигать все, что в мире происходит. И очень обижаются, когда им говорят – а это нужно поисследовать еще. Ах, исследовать… сказали они и пошли на другой журнал. Это я вам говорю ответственно, как человек, который вместе с другом Глебом Олеговичем Павловским пытается создать интеллектуальный журнал. Дело не в деньгах, деньги мы нашли, а дело в том, что авторов мало.

- Известно, что образ России достаточно негативен вовне. Как с этим соотносится работа по созданию культуры города, культуры региона?

- первое – неверный посыл. Нет негативного образа России. Есть отсутствие образа России вовне. С этим надо считаться. Или есть музейный образ России – Толстой, Чайковский. В этом отношении выход в мировое пространство дважды происходит. Первое – насчет Калифорнии – то образ России очень даже представлен. Потому что сейчас, когда в Силиконовой долине уволили около 7,5 тысяч высоко зарабатывающих специалистов – среди них нет ни одного человека из России. Вот в Силиконовой долине русские – это очень высокая характеристика. Значит, есть места и функции, все по-разному. Когда мои коллеги, занимающиеся городами, приезжают сюда, когда их приглашают сюда или они сами прорываются, они говорят: Господи, как тебе интересно работать! Как здесь потрясающе много задач! в этом отношении и есть великий шанс, потому что тысячи вещей незанятых, незанятых по лености ума, потому что все уже утрамбовалось, сложилось, как в Голландии – поэтому они и начинают дурью маяться, вокруг церкви плясать голыми. Это создает шанс серьезной работы. У нас удивительно было, есть и пока остается – поскольку нам всегда приходилось выживать в условиях, в которых другим это не удавалось, поскольку у нас изощрилась творческая фантазия, поскольку иначе выжить было нельзя, этот ресурс – могучая традиция. Ее фиксируют – недаром же появлялось балетные люди из России, музыканты, физики, биологи, микробиологи. В этом отношении одна из наших функций – поставлять интеллект в мир. Это достойное занятие. Если не считать узким, местечковым провинциализмом. А сейчас множество людей в мире начинает работать обратно сюда. У моего личного сайта число людей, которые его смотрят вне России, начинает приближаться к тем, кто смотрит из России. Значит выстройка не только страны – а без города страны не построишь – но и присутствие России в мире остается ключевой задачей к тому, чтобы этот образ ее выстроился иначе.

- вчера на круглом столе вы обсуждали одну из тем: почему и каковы итоги десятилетнего периода, когда … обсуждался вопрос молодых городов. Как вы оцениваете этот период, тот потенциал, который … в 1993 году, те ожидания оправдались за 10 лет, те системные вещи произошли, что стало фактором торможения и что делать в таком городе как Тольятти, где основной стратегией является недопущение дискуссий, каких-то мнений?

- Трудно сегодня не допустить дискуссии, это надо очень стараться и вряд ли это в Тольятти возможно и регионе. Я могу сказать – я успел, когда здесь проходил форум осенью, меня затащили в замечательное место под названием спорт-бар Оле. Это замечательное место, там огромная энергетика, позитивная. Я много мест видел, много мест знаю. Я не увидел там агрессии. Я увидел там огромную меру толерантности, принятия других форм, других модусов поведения. Это огромный сдвиг, это гигантский культурный сдвиг. И если это есть, а я говорю то, что я знал, видел, чувствовал – если это есть, значит, есть и огромное новое поколение, которое может играть новый тайм. Самое главное это игрокам первой команды перейти в категорию тренеров и не пытаться играть за молодой состав. Это трудно дается на самом деле, с обеих сторон. Но это принципиально важно. Это моя точка зрения.

- Как можно улучшить состояние культуры в Тольятти?

Вы очень преувеличиваете мои возможности. Я не могу быть туристом – я действительно город считываю профессионально. Но именно поэтому я знаю, что это задача, которую надо ставить и решать и я отвечать на этот вопрос только после совместно проделанной работы. Вот в Рузаевке я провел семинар – я могу теперь сказать. А там, где я не прошел деятельностно, любое мое суждение не будет ничем не отличаться от досужего взгляда случайного человека, я могу увидеть оттенок формы внешней. И только по нему что-то сказать, поэтому я храню молчание, я только работаю с городами.

- Как сфера ЖКХ влияет на состояние культуры?

- Огромное. Но вот оно как сложно получается. ЖКХ – это сфера, в которой страна еще не вышла из слободского сознания, даже когда вселяются в дорогие дома, которые покупают за собственные деньги и встают перед задачей обустройства кондоминиума или товарищества собственников жилья. Нет навыка ответственного отношения к собственности – к своей же, нет навыка договаривания с другими и принятия на себя обременений, вытекающих из того, что это не только я, а есть лестница, батареи и прочее. Сегодняшний человек, врубаясь в новую квартиру, перво-наперво ломает там систему отопления. Квалификации недостаточно, чтобы понять, что он делает что-то не то. желания согласовывать – тоже самое. Поэтому здесь 1000000 ступенек. Ступенька первая – мы статистически еще слобожане, а не горожане. А слобожане, поскольку завтра все равно выгонят, привыкли относиться как не к своему. Публичное – значит, ничье. Преодолеть это меньше, чем за пару поколений, еще никому не удавалось. Может, сумеем сжать до одного. Второе – полное отсутствие квалификаций и воображения у людей, которые занимаются этим на системном уровне. Настройка ЖКХ – это оркестровка, это нужен опыт, аналогичный опыту дирижера, он требует квалификаций, которые в обычном техническом вузе в голову не приходит, что их надо освоить. Поэтому вы поставьте замечательное все из себя оборудование – его выведут из строя через некоторое время. Это тоже нужно прожить, хотя тут тоже можно действовать конструктивно. Мы с господином Яковлевым, который попал в ЖКХ страны, пытаемся отработать систему подготовки кадров и огрпроектов, для того чтобы эти системы переделывались. Сегодня, сколько в них денег не вложи, существенно ничего не изменится. Дело тут в квалификации.

- …

- Мне кажется, я по этому поводу пытался на маленьком чувашском примере поговорить. Очень непростая задача – опираться на удаленный исторический психологический опыт. Когда это происходит – происходит колоссальный совершенно энергетический рывок. Вот в Чебоксарах, где мои коллеги оживили вокзал – он задействован два раза в день – вернули городу как публичное пространство. Там проходят концерты, и им уже трудно будет от этого отказаться. Один из самых блистательных концертов, который там был – был концерт джем-сейшн, сыгранный литовским ансамблем джазовым и местным ансамблем народной музыки. И там на пяти нотах они идеально соединились. И это было такое переживание, которое оставит след и даст следующее – и скажет эти джазы – один из таких показателей, что эта задача решаема. К сожалению, чаще всего вместо решения идет поделка – лубок на тему. Что поделать, поделка гораздо легче. Джаз легче снять, джаз тоже народная музыка. В структуре своей, импровизационная и т.д. Но то, что это прекрасно может осуществляться в легкой архитектуре отдыха – не имитация, не тематический парк, а разыгрывание – на это есть примеры чудные, в том числе и у нас появляется игра с соломой, с лозой – материалом, который сам ведет за собой. Как в джазе помогает материал. Пока нам нужны для этого костыли, это очень трудно, потому что она не своя культура, интеллектуально уверяем себя, что она своя, но сделать ее своей – огромный тяжелый творческий труд, не каждому удается.

- Что вы думаете по поводу университетской газеты, ее целей?

- Ничего не думаю, это вам решать. На самом деле, это замечательный инструмент формирования клубной жизни. Но, к сожалению, я ее не видел, я ее не читал, только видел, что она есть. То, что во всем мире в принципе университетская пресса раскладывается на целый ряд регистров от научных журналов, которые завоевывают международную популярность в узком круге специалистов, до чисто клубной, тусовочной картины жизни, в которой внутри университетская, межкафедральная жизнь получает место встречи – ну, наверное, это самое главное. К сожалению, я вырастал в академической среде, где были только казенные стенгазеты, своего опыта нет и ничего умного я об этом сказать не могу.

…

- У меня есть подозрение – только подозрение – что пока что ресурсов творческих, интеллектуальных – ни в одном из городов ср Поволжья по отдельности недостаточно, чтобы эту задачу решить. А вот сетевым образом, когда в это втягиваются люди самарские – там проект по Самарской луке довольно интересно отработан, по Сурье – очень любопытный проект, по Красноречью – есть сейчас так много разрозненных и очень любопытных инициатив, что хотя есть ассоциация – замечательно, что она есть и она работает – но формы, способы задействования действительно сетевым образом всех тех, кто уже включен, кто уже проектно, технологически обучен – это уже задача. И мне кажется, что здесь встречи чрезвычайно важны. Опять таки разумно воспользоваться рамками культурной столицы, чтобы упростить и улучшить качество этой встречи. И самое главное в мирных целях использовать имеющиеся уже оргзаготовки. Это море энергии экономит.

- Проводите ли вы проектные семинары, если да, то каким образом и где?

- Я провожу проектные семинары. Все время меняя их формат, потому что иначе невозможно двигаться дальше. Только что прошел проектный семинар в Ижевске, я его описывал. Задача была у первого семинара выявить проблемные точки в городе. У второго семинара, который я проведу, но дистантно, предоставив группам работать самостоятельно - выявить список проблем. Скажем, проблема самоубийств там на первом месте. А до этого выяснилось, что во всем Ижевске 85 % самоубийств осуществляется на 7% территории. Хорошее исследование. Что заставляет обратить внимание на тот аспект городской среды, городской экологии, который иначе и в голову бы не пришел.

В Димитровграде будет проходить семинар со студенческой молодежью, в конце октября, будут проводить мои молодые помощники. Я их бросаю в воду – пусть выплывают. В январе я буду проводить семинар в Ижевске. В принципе на сайте культурной столицы или на моем личном вся информация есть, а дальше зависит от меры вашей активности, любопытства, это не закрыто. Но и финансовые ресурсы …

- Вы сказали, что сложилась такая ситуация: активны именно вторые города, а не первые. Так случилось, что в Тольятти, во втором городе, был открыт университет. Является ли это закономерным следствием каких-то процессов, будет ли это тенденцией?

- Прилагательное «уникальный» является следствием неполной информированности. Мы сейчас имеем дело с очень сложными процессами. Один процесс – филиализация. Т.е. возникновение филиалов в малых городах. Иногда это получается хорошо, очень часто – не очень хорошо. Это опыт, который надо пережить и ясно, что не все филиалы выживут. Совершенно очевидно. Более того, можно увидеть страшные просто вещи, вроде объявления в том же Нижневартовске – «тех, кто окончил такой-то вуз, просьба не беспокоить». Вы знаете, что значит получить такого рода отрицательное тавро? Потом не отмоешься. Вторая штука – формирование университета такого калибра в таком городе два как Тольятти. Это, конечно, уникально, потому что у нас таких городов только два. Тут выбор невелик. Дает ли это преимущество? Дает. Конечно, дает. Потому что нескованность прежними формами облегчает свободу нахождения нового профиля и инновации учебных процессов. Осложняет? Конечно, осложняет. Напор меньше. Выжить труднее. Но я просто уверен, что вот университет типа этого – я не могу сказать, вам удастся это сделать, но очень хотелось бы – может в принципе повести за собой здоровую часть филиальных систем и начать вообще ломать систему и превращать ее в более сетевую, чем она сегодня есть. Потому что отношения межвузовские свелись к пожатию рук и посиделкам на совете ректоров, где не уснуть сложно, хотя хочется. Поэтому выстройка эта возможна через опосредующий элемент – что я утверждаю, что, я надеюсь, станет тенденцией. Т.е. работа на конкретные проблемы конкретного общества. На этой территории, для этого города. Потому что просто так «давайте думать - давайте» - и ничего из этого не происходит. Дружить можно в деятельности. Ведомыми здесь окажутся скорее старые университеты, чем новые, по понятным причинам – помоложе, подинамичнее.

- В России в целом …

- Хотите мое мнение? Надо просто поддержать тот замечательный тренд, который вовсю идет, к которому я лично тоже подключился. Сайты. Библиотека сегодня, интернет-библиотека – замечательный ресурс. А если учесть, что сегодня есть место в стране, где хотя бы есть железная дорога, можно подключиться к световодам, и в каком-нибудь Уландике на границе с Казахстаном и Башкирией 16 000 жителей, но уже в прошлом году было 60 с лишним пользователей, и удвоение идет в темпе минимум раз в пять лет, то здесь лежит ключ. И бесплатные библиотеки имеют здесь принципиальное значение. И мой сайт, который один из моих учеников набивает как некое собрание моих сочинений, принципиально открыт. Скачивайте, кому интересно. Это начали разные персональные библиотеки лет семь назад – библиотека Мошкова и т.п. – объем возможностей сетевых сегодня так велик... Это не отменяет библиотеки физической, особенно, детской. Но то, что здесь прорыв, что книга… Это как борьба за музыку – музыка платная или музыка бесплатная – вот клуб авторов, которые настаивают на том, что интернет-книга бесплатна – это сегодня будет главное перетягивание каната. Думаю, что это для нас самый эффективный выход из положения. Но вообще-то пока ни одна библиотека не закрылась в ПФО.

…

- Начал то я 20 лет назад. А все, что я делаю, есть на моем сайте. Я ничего не прячу, мне это неинтересно и ненужно. Поэтому в принципе прошу, если вам будет любопытно, но смею заверить – сейчас я ничего нового написать не могу. Я должен, если мы продолжил игру совместно, то что-нибудь из этого выйдет. Я отвечаю в деятельности, а не вообще.

Господа, спасибо за терпение.

октябрь 2003 год

Дата добавления: 2015-08-02