Эдинбург (2) Ч.1

К утру пятницы ты был на пределе, но все же, крадучись, точно взломщик-дебютант, выбрался из своей литской квартиры. Тебя терзали угрызения совести на почве экспроприа-ции нескольких часов сна. Воздух поскрипывал, как стекло под пальцем, листья из желтых стали бурыми. Ты заскочил в «Стокбриджские сласти», наскоро выпил двойной эспрессо и только потом направился в участок. Служащие пижонски называли его Феттс, но для основной части населения «Феттс» была старая частная школа, расположенная через дорогу, а полицейский участок оставался полицейским участком. Под птичье чириканье, активизировавшееся по мере того, как на серых мостовых густел слой разбавленного света, ты размышлял о Лите. Лит – не просто модель Эдинбурга в миниатюре, он модель всего Соединенного Королевства. Престижное учебное заведение и полицейский участок, явившийся по звонку медного колокольчика, чтобы контролировать процесс просвещении масс, имеющий место в государственной школе Бротон.

С момента пропажи Бритни Хэмил прошло двое суток, однако работникам книжного магазина «Запретная планета» понадобилось всего пять минут, чтобы вдребезги разбить мечты Гари Форбса о статусе Главного британского чудовища. Они заверили Аманду Драммонд, что в роковое утро Гари, по своему обыкновению, отирался среди стеллажей. Как ты и предсказывал, Форбса осудили за умышленное введение полиции в заблуждение после того, как он битых полдня таскал двоих полицейских по Пертширскому лесу.

Иначе обстояли дела с Ронни Хэмилом. Наблюдатели за его квартирой в Дэлри упорно докладывали: не появлялся. Соседи в один голос твердили, что Хэмил исчезает регулярно, бог знает где шляется, и вообще он грубый, во всех отношениях подозрительный тип, по натуре бродяга, и вечно от него табачищем и перегаром несет. Ты знал, Хэмил скоро выплывет на поверхность, наверно, завис в каком-нибудь притоне, и надеялся, вопреки собственному здравому смыслу, что выплывет Хэмил не один, а со своей внучкой, живой и невредимой.

История Бритни попала в национальные СМИ. Тебе казалось, твоя следственная группа на осадном положении: крохотная, вызывающая клаустрофобию комнатушка, очередной выпуск новостей, очередное явление накачанной транквилизаторами Анджелы Хэмил, молящей о возвращении дочери, у коллег очередной приступ плохо скрываемой зевоты. Гари Форбс с самого начала не тянул на версию, однако разочарование группы слишком бросалось в глаза. Все, за исключением разве что Аманды Драммонд, смотрели на тебя, как пропойцы на собутыльника, ни с того ни с сего заказавшего апельсиновый сок. Они отведали крови. Они не собирались прекращать трапезу. Разве можно заявить голодному львиному прайду: эй, вы притащили не ту зебру. После таиландского инцидента ты опять коротко сошёлся с Гиллманом. Несколько раз ловил себя на том, что нервно постукиваешь пальцами по собственной переносице.

Личность преступника все еще не была установлена. В сопровождении Аманды Драммонд ты пошел к Анджеле Хэмил. Отчаяние, а также чувство вины за изначальное неприятие кандидатуры Ронни Хэмила вынудили тебя вести жесткую игру. Ты сидел на потертом Анджелином диване, держа треснутую кружку со слабым чаем.

– Итак, ваш отец – безработный, а вы целый день крутитесь как белка в колесе. Однако же он никогда не погуляет с девочками, не посидит с ними. Почему?

В ответ на твои намеки Анджела опустила усталые, покрасневшие глаза.

– Он с детьми не умеет, – пролепетала она, нервно затянулась и сразу же потушила сигарету.

Ее покорность тебя взбесила, скрыть раздражение было нелегко.

– Почему вы не просите отца присмотреть за девочками?

Анджела, едва дыша, зажгла очередную сигарету; казалось, она боится, что ее легкие не выдержат достаточно глубокого вдоха, если он не будет сопровождаться порцией табачного дыма. Ты живо представил: в один прекрасный день у Анджелы кончатся сигареты, и она упадет замертво, не дотянет до ближайшего киоска.

– Он никогда с детьми не умел, – выдавила Анджела.

– Неужели так трудно на пару часов взять девочек к себе? – спросил ты, и успел заметить, что у Драммонд глаза округлились от твоей напористости. – Вы ведь одна зашиваетесь.

– Мне сестра помогает, Кэти… отец только иногда заглядывает, – вымучивала Анджела Хэмил. Она не умела лгать.

Аманда Драммонд не скупилась на сочувственные взгляды.

Ты окончательно перестал церемониться.

– Вот как! И когда же он заглядывал в последний раз?

– Не знаю. Не помню!

Ты глубоко вдохнул, но кислорода в комнате уже не осталось, только дым.

– Анджела, я вынужден говорить без обиняков. Только потому, что ваша дочь пропала, а вашего отца уже несколько дней никто не видел. Вы меня понимаете?

Молчание разлилось по комнате, пришибло Анджелу. Рука с тлеющей сигаретой судорожно дернулась.

– Вы меня понимаете?

Анджела Хэмил медленно кивнула сначала тебе, потом Аманде.

– Ваш отец когда-нибудь давал вам повод счесть его обращение с девочками неприемлемым? – Секундная пауза. – Ваш отец вел себя неприемлемым образом с вами, когда вы были ребенком? – бесстрастно добавил ты. Ты видел, как Анджела вздрогнула и замерла. Почти слышал, как, точно зуб, расшатывается в ее душе неплотно подогнанный стержень. – Прошу вас… – Ты напирал не повышая голоса – так пес кажет зубы, прежде чем зарычать. – На карту поставлена жизнь вашей дочери.

– Да, – выдохнула Анджела. – Да, да, да, он так делал.

Я никому не говорила… – Она глубоко затянулась, резко выступили скулы. Сигарета истлела в считанные секунды. Анджела потушила окурок в синей, казенного вида пепельнице и зажгла новую сигарету. Желтоватое ее лицо от ужаса стало белым. Она постарела буквально на глазах. – Вы же не думаете… – У Анджелы началась истерика. – Что он и Бритни… нет, только не Бритни… нет… – Драммонд скользнула на диван, обняла Анджелу за худенькие плечи. – Если он мою Бритни тронул, – помятое лицо вдруг стало грозным, – я его вот этими руками… Пустые, бессмысленные угрозы, подумал ты с презрением.

– Понимаю, это очень тяжело. Аманда, побудь пока с Анджелой. – Ты кивнул в знак прощания, но в твоем прищуре Драммонд прочла инструкцию: вызнай сколько сможешь.

Подробности тебя не интересовали. Ты бросился вниз по лестнице, на ходу набирая номер Боба Тоула. Босс был прав, ты ошибался. Похититель – Ронни Хэмил, охота теперь исключительно на него, на других не отвлекаемся. Ты собрал все видеозаписи, зафиксировавшие происходящее в районе Дэлри за последние несколько дней, до и после исчезновения Бритни. На сей раз проблема была в обилии материала: дом Ронни оказался вблизи стадиона «Тайнкасл», видеонаблюдение там на уровне. Пытаться выделить дедулю из толп футбольных болельщиков, ищущих вчерашний день обывателей и бессчетных пьянчуг было все равно что высматривать на заснеженном склоне полистироловую бусину.

Но ведь твоя жизнь не ограничивалась работой. У тебя была Труди. Ты вернулся в кабинет, отомкнул ящик стола и достал кольцо с бриллиантом – оно там уже четыре месяца лежало. Ты все ждал подходящего момента. Может, думал ты, лучше сделать предложение в неподходящий момент – глядишь, хоть что-нибудь изменится. Ты сидел и смотрел на бриллиант, поддавался его гипнозу, и тут в дверь просунулась голова Даги Гил-лмана.

– Что, нашего Гари Глиттера еще не вычислили?

– Нет.

Ты не спеша закрыл коробочку, поставил ее на стол, склонился на бумагами; все это время ты ощущал на себе Гиллманов взгляд. Прошло не менее трех полновесных секунд, прежде чем ты услышал хлопок двери и шаги по коридору. У африканской фиалки еще несколько листочков скукожились. Кипя от ненависти к бестактному Гиллману, ты спрятал коробочку в карман.

После смены, впустую измочалившей мозги, ты завернул в паб и впервые за много месяцев выпил. Вторая порция вынудила тебя оставить машину возле школы Феттс и ехать к Труди на такси. По дороге какая-то радиостанция транслировала вялые дебаты на тему «Как отметить трехсотлетнюю годовщину союза Шотландии и Англии, заключенного в 1707 году». До указанного события оставалось около полутора лет. Идей у респондентов не было, энтузиазма тоже. Ты отвлекся – увидел в окно Джока Аллардайса, он шел по Лотиан-роуд. С секунду тебе казалось, Джок заметил твой приветственный жест, но ты, конечно, обознался, ведь ответного жеста не последовало.

Труди работала над отчетом, что-то о реструктуризации в ее отделе. Она принялась объяснять подробно, ты не слушал.

– Рэй, что это ты? – спросила Труди. – О чем ты думаешь? – Она прищурилась. – Ты пил?

– Пил. – Ты расплылся в улыбке.

– А как же «Анонимные наркоманы»? АДит Гудвин?..

– Мне надо было собраться с силами.

– На работе вымотался? Это из-за похищения бедняжки Бритни?

При взгляде на нее тебя захлестнула нежность.

– Я подумал, мы с тобой должны пожениться.

И ты подполз к Труди на коленях и зарылся лицом в ее подол, и достал кольцо, и поднял глаза, и спросил ее согласия. Она сказала «да», потом вы легли и почти до самого утра занимались любовью. У тебя в голове не укладывается, что это был последний раз.

Потому что на следующее утро, проснувшись, ты осознал: Бритни нет уже трое суток, и следов тоже нет. Осознание раздавило тебя. Крах усугубляла Труди: она мерила шагами гостиную и, едва не визжа от восторга, сообщала подругам «потрясающую новость».

– Я зарезервировала столик в «Обелиске». На воскресенье.

Только я, ты, наши мамы с папами, Джеки с Энгусом и Стюарт, и кого он там захочет привести… – Труди водрузила последнюю соломинку.

Ответом ей стало твое окаменевшее лицо.

– Ну да, на воскресенье. Сам попробуй зарезервируй столик в приличном месте на субботний вечер!

– Да я не про то… я пока не хотел афишировать…

– Нет, Рэй, родным надо сообщить. Ведь ближе них у нас никого нет. – Труди поспешно поцеловала тебя в губы и с пафосом продолжила: – Помолвка, это же здорово! Я всех обзвонила, теперь не отвертимся! Все, что от тебя требуется, – явиться завтра к восьми и вести себя как положено!

– Ладно.

Тут тебе на сотовый позвонил Нотмен.

– Ронни Хэмил только что ввалился к себе домой. В жутком виде. Привезти его в участок?

– Не надо, я сейчас сам в Брантсфилде. Буду через десять минут. Хочу выяснить, где его носило.

В глазах Труди отразилась попытка закрасить белые пятна на Рэе Ленноксе.

– Извини, милая, но мы, кажется, только что сцапали насильника, – объяснил ты и, вспомнив, где накануне оставил машину, был вынужден попросить у Труди ключи от ее «эскорта».

Нотмен ждал тебя в синем фургоне возле многоэтажки. Ронни Хэмил жил на последнем этаже, все квартиры в доме были съемные, а сам дом чудом избежал сноса – район последние тридцать лет подвергался бесконечным перепланировкам. Оба, и дед, и дом – замусоренный, скверно освещенный, с выщербленными ступенями, – казались пережитками семидесятых.

Ронни открыл на второй полновесный удар по притолоке. Неопрятный, недоверчивый старик, лицо в гармошку, плотоядная улыбка обнажает черно-желтые зубы. Последняя деталь к фотороботу Типичного старого извращенца – бронхитный присвист. Ты представил Анджелу маленькой девочкой, оскверняемой этими желтыми от никотина пальцами. Но виновен ли Ронни в том, что сегодня ночью пальцы Анджелы, трже желтые, и тоже от никотина, гладили по головке только одно дитя?

– Полиция! – Ты едва не поперхнулся этим словом.

Вы с Нотменом шагнули за порог, и вас обоих едва не свалила ужасающая вонь. Сразу заслезились глаза. Как ни странно, Ронни Хэмил вони явно не замечал. Он пригласил вас в гостиную.

Ты сел в раздолбанное кресло, с сиденья пришлось сбросить пачку старых газет. Ты никогда не видел столько газет сразу: они валялись на полу, на тумбочке, на диване, аккуратными стопками и бесформенными грудами, некоторые были желтые, ты надеялся, что от старости. Навскидку, Хэмил держал дома только два издания – «Дейли рекорд» и «Эдинбург ивнинг ньюс». Запали – не треснет, подумал ты, но вскользь, не отвлекаясь от главного.

– Мистер Хэмил, где вы пропадали?

– Это мое личное дело.

– Нет, теперь это наше дело. Вы что, газет не читаете? – Ты ляпнул не подумавши, огляделся, вскинул брови. Поклясться мог, что только отвратительный запах мешает Нотмену расхохотаться.

– Бедняжка, она была сущий ангелочек, – скорбно произнес Ронни Хэмил. В следующий момент его глаза сверкнули ненавистью. – Я бы этого мерзавца своими руками задушил…

– Где вы были начиная со среды?

– В загул ушел маленько. – Губы гнусного кровосмесителя изогнулись в усмешке. – А, не важно.

– Вы дружны с внучками? – спросил ты и закашлялся, потому что вонь приближалась, сгущалась, кажется, прямо у тебя в ноздрях.

– Ну, бывает, заглядываю к дочке чайку попить.

– А девочки к вам не приходят?

Хэмил изменился в лице. Изменение было столь кардинальным и внезапным, будто нечто невидимое шарахнуло старого мерзавца в челюсть. Голос его зазвучал глуше на целую октаву.

– Приходят. Только редко.

– Редко – это как? Раз в неделю? Раз в год? Вам хотелось бы, чтобы они приходили чаще? – В твоих словах звучал вызов, ты с отвращением глядел на облезлые обои, на кучу коробок и мешков, но главным образом на газеты. Хуже всего, однако, была густая вонь. Ты снова закашлялся и едва сдержал позыв на рвоту. Нотмен расстегнул верхние пуговицы, у него задергалось левое веко. Ни мусор, ни подгоревшая еда, ни заплесневелый хлеб с протухшим беконом, ни табачный дым, хотя бы и все вместе, так вощть не могли. В квартире что-то разлагалось. Будто выкуривало вас с Нотменом. Тебя пронзила страшная догадка.

– О чем бишь мы? – буркнул Ронни Хэмил, будто умудрился забыть о причине вашего прихода.

– Мистер Хэмил, вам придется проехать с нами в полицейский участок для дальнейшей дачи показаний, – произнес ты, изо всех сил стараясь сохранять бесстрастность в голосе. Беспощадная вонь подступала со всех сторон, заползала в рот. Ты заметил, что у Нотмена брови и волосы встают дыбом. Нет, ты никуда не уйдешь, пока не отыщешь ответ на другой вопрос: откуда эта разъедающая кожу вонь. – Здесь скверно пахнет. – Ты поднялся и стал осматривать комнату. Первая мысль была проверить чердак.

– Я думал, это от соседей несет…

Источник вони обнаружил Нотмен. Мертвый черный котенок – он, видно, пытался грызть провод от лампы, и его убило током. Котенок лежал за кушеткой, под кипой газет, и весь был усеян чем-то похожим на рисинки. В первый момент ты решил, что котенок отравился какой-то китайской снедью, картонная упаковка валялась тут же, но «рисинки» двигались. Ты присмотрелся. Мертвый котенок кишел червями.

– Эмлин, дурашка, – в неподдельном отчаянии воскликнул Ронни Хэмил. – Так вот куда тебя занесло… – И Ронни рухнул на колени перед разлагающимся кошачьим трупиком.

Ты пулей выскочил из квартиры, отметил в блокноте «Позвонить в Управление гигиены окружающей среды и в Общество защиты животных». К стадиону стекались толпы. Нотмен затолкал Ронни в фургон и со стоном произнес, об-ращаясь к тебе:

– Сегодня финал, а мы из-за гребаного педофила в пролете.

Ты тоже сел в фургон (машину Труди потом решил забрать). Нотмен сделал крюк, проехал мимо трибуны, возведенной Арчибальдом Литом, – последней уцелевшей части старого стадиона, имеющей в составе запрещенный ныне асбест. Рекламных «бутербродов» из местных на поле заменили «понаехавшие». Вместо пологих террас, где болельщики вопили, пили, дрались, обнимались и мочились друг на друга, понаставили трибун, да еще и розовых. Соседний пивоваренный завод закрылся, запах хмеля успел выветриться.

Зато всю дорогу до участка воняло Ронни Хэмилом. На допросе Хэмил показал, что утром в среду, примерно в то же самое время, когда исчезла Бритни, он вышел промочить горло, а промочив, побрел к каналу. Свидетелей нет. Хэмил клялся, что его постиг «провал», и очнулся он в субботу утром в квартире своего собутыльника, в Каплоу-Корт, многоквартирном доме в районе Оксгангс, предназначенном под снос. Вроде еще один козел отпущения. Но ты засомневался. Старик-то совсем плохой. Даже если учесть элемент неожиданности, разве у Ронни хватило бы сил в считанные секунды справиться с внучкой? Вдобавок Ронни никакого отношения не имел к тому, в чем Тоул видел причину твоей болезненной одержимости, – к белому фургону. У Ронни Хэмила были водительские права, но не было автомобиля, и ни единого свидетельства, что в последнее время он брал в аренду или у приятелей хоть какое-то средство передвижения, не всплыло.

Аманде Драммонд ты велел заодно поспрашивать старшую сестру Бритни, Тессу. Девочка, успевшая оклематься после отравления, подтвердила: им с Бритни было велено избегать деда.

– Мама не разрешает к нему ходить. Говорит, он на голову больной.

Вы с Ношеном, воодушевленные новостью о том, что «Хартс» выиграли со счетом 2:0 и это уже одиннадцатая победа подряд, со свежими силами насели на Ронни Хэмила. Хэмил струил замутненные перегаром слезы, тебя жене оставляло ощущение, что свет флуоресцентной лампы выпаривает его, как лужу. Хэмилова трехдневного загула и признания Анджелы в том, что отец в детстве ее домогался, Тоулу бы вполне хватило. Однако труп ребенка до сих пор не обнаружили. Так что к алкоголику, насиловавшему родную дочь, из всех мерпресечения применили только круглосуточный надзор. Ты хотел, чтобы Хэмила выпустили – может, он приведет тебя к Бритни. Или к ее останкам.

Ты проводил Ронни Хэмила к выходу. Дождался, пока его шарканье растворится в ранних сумерках, пошел обратно в кабинет. Заглянул Нотмен.

– Есть новости, – мрачно сказал он. Целую секунду ты ожидал отчета об обнаружении тела Бритни. – Романов таки выжил Берли.^[6]

Ты крутнулся в кресле.

– Быть не может!

– Может. На «Скай» в новостях сообщили.

– Но мы же первые в Лиге. Ни одного проигрыша! Какого черта этому Романову надо?

– Спроси чего полегче.

Внезапно ты дал волю гневу. Твой гнев относился к «Хартс» постольку поскольку, хотя ты и рявкнул:

– Блин! А на следующей неделе Дерби, мать его!

Твой футбольный клуб снова сам себе ногу прострелил; впрочем, кого бы они сейчас ни назначили тренером, разницы особой не будет; слава конца пятидесятых – начала шестидесятых ушла безвозвратно. У Глазго позиция другая: там за свои интересы удавятся, и, только удавившись, вспомнят об интересах болельщиков.^[7] Ну и пусть их, заодно с им подобными, пусть упиваются славой по доверенности. Ты хотел одного: найти девочку живой и невредимой.

На следующий день близ Колдингема двое фанатов пеших прогулок, бросившие вызов холоду, порывистому ветру и колючему дождю, заметили в бухте, у самой воды, на камнях, обнаженное синюшное тело маленькой девочки.

– Она точно кукла была, – позднее рассказывал один из очевидцев. – Я сперва и не подумал, что это настоящий ребенок.

Информация застала тебя у Труди дома. Уже на шоссе, по пути к морю, тобой овладело странное успокоение. Потом ты смотрел на мертвое дитя: волны уже занялись обычной шлифовкой, Бритни перекочевала в разряд предметов неодушевленных.

Дата добавления: 2015-08-02