Екатерина Михайлова 8 страница

Шестая пара противоположностей – любовь и ненависть. Когда температура взаимоотношений в системе повышается (из-за любви или ненависти), человек придавлен невозможностью двигаться ни в направлении к ярости и убийству, ни к любви и преданности. Симбиоз – слово, подчеркивающее взаимный паразитизм отношений, – характерен и для любви, и для ненависти. Дилемма неразрешима. Возможен только диалектический баланс любви и ненависти, когда и та, и другая приводят к сумасшествию вдвоем (сумасшествие в одиночку – это изоляция). Притяжение к другому, импульс соединения невозможно удовлетворить. Свобода, рост в любви и ненависти связаны с возможностью каждого выражать и то, и другое.

Седьмая полярность – полярность безумия и хитрости, иными словами, полярность высокого уровня индивидуации и высокого уровня адаптации. Безумие – процесс ничем не скованного самовыражения. Хитрость выражает умение приспосабливаться и предполагает своего рода сумасшествие двоих: хитреца и обманутого. При установившемся балансе усиление одного полюса ведет к усилению другого. Если безумие есть свобода, то свобода безумна.

Наконец, восьмая диалектическая полярность – полярность стабильности и изменения или, можно сказать, полярность энтропии, постепенного распада целого, и негэнтропии, аспекта роста, заключенного в самом распаде. Этот баланс можно представить как рост растения при распаде удобрения в почве, превращающегося в необходимое питание.

За пределами эдипова комплекса:
что необходимо каждому ребенку

Я считаю, что каждый первый ребенок – плод инцеста, поскольку воплощает фантазию маленькой девочки о рождении ребенка в союзе с папой. Это пугает, хотя женщина никогда и не осознает этого. Большинство из нас не осознает. Я 65 лет не осознавал собственного желания жениться на маме, пока та не умерла. В действительности я даже не верю тому, что сейчас написал. Думаю, что хотел жениться на маме с самого раннего детства. Помню, как в возрасте тринадцати лет, поцеловав маму, вдруг почувствовал, как напряглось ее тело. Кажется, с тех пор я ее больше так никогда не целовал. Я, как и всякий другой человек, соприкоснулся с бессознательными силами семьи.

Другой вопрос, как понять эти силы. Не думаю, что тут поможет образование, не думаю, что их можно открыть методами следователя-детектива, не думаю, что можно до них добраться в теоретических поисках. Наверное, раз вы ощущаете эти силы, значит вы сумасшедший, и семья может сойти с ума вслед за вами. Вы вошли вглубь себя, и представляете возможность другим членам семьи войти вглубь себя и, может быть, перемениться.

Мы так много разговаривали об эдиповом треугольнике, что мое чувство протеста требует найти какие-то новые слова для описания взаимоотношений родителей и детей. Что помогает ребенку расти в атмосфере безопасности, любопытства к миру, этического ощущения ценностей? Самое основное назвать нетрудно: родители, каждый из которых психологически развелся и снова вступил в брак со своею семьей, в которой родился. Значит, мать и отец отделились от своей матери и отца, стали жить независимо, вернулись в свою семью и встретились с родными как взрослые, снова отделились и еще раз вернулись, обретя свободу принадлежать и свободу отделяться от своей семьи. Пережив такой развод и повторный брак со своей собственной семьей, они вступили в брак друг с другом, чтобы принадлежать к большей системе супружества. Незаметно для себя они решились начать эту идущую на протяжении всей жизни и предполагающую отношения двух цельных личностей психотерапию под названием брак. Если все это совершилось и потом, но не раньше, родился ребенок, он будет принадлежать к системе.

Жизнь ребенка вначале настолько связана с кормящей матерью, что никакой отец не может занять ее места. Вследствие данного процесса, который можно назвать биопсихологическим гипнозом, ребенку нужно много времени, чтобы понять, что грудь не является частью его тела и мама – не часть его тела, а затем он живет в уверенности, что именно с ним его мать, впервые с тех пор, как сама была маленькой, познала такую любовь, такую близость, такое единство, которое никогда ни с кем больше невозможно пережить.

Но в реальный мир отношений матери и ребенка вторгаются эдиповы фантазии. Я бы хотел представить несколько по-новому этот конфликт и добавить вот что. Отец может тоже по-матерински относиться к ребенку, а мать поддерживает его, радуется и соучаствует в этом. Тогда ребенка притягивают сами взаимоотношения: он теперь принадлежит скорее им, чем ей. Для этого ребенок должен чувствовать, что они важнее друг для друга, чем он для каждого из них. Возникают совершенно новые соотношения, поскольку связь ребенка с матерью и связь его с отцом становятся чем-то вроде игры: ребенок представляет себе понарошку (а мать играет с ним в эту игру, и отец играет), что его союз с одним из родителей есть союз взрослых людей. Тогда маленький мальчик становится воображаемым вторым мужем своей мамы, а девочка – второй женой папы, и они вдвоем как бы превращаются в родителей третьего взрослого в этом треугольнике роста.

Что еще более важно, после первых трех, четырех или пяти лет жизни ребенок может привязываться именно к этим взаимоотношениям. Его покой, безопасность, питание и поддержка исходят от команды, которую представляет или кто-то один из родителей, или они оба, возникающие из единства папы и мамы, из родительского “ Мы”. Именно то, что ребенок принадлежит системе, позволяет ему отойти от сис­темы во внешний мир, быть путешественником, исследователем, первооткрывателем, творцом. Он может отправиться в поисках приключений к семье, живущей по соседству, может любить своего щенка или учителя. И все это имеет привкус игры – попытки выйти в общество, стоять на своих ногах, зная, что родители рады его отпустить. В то же время ребенок чувствует, что принадлежит родителям и может в любой момент вернуться в покой и безопасность. Он знает, что можно поиграть в освоение этого большого страшного мира, как можно поиграть с мамой и папой, и это не повредит отношениям между мамой и папой. Агония и экстаз брака соответствуют агонии и экстазу ребенка, уходящего все дальше и дальше от родителей в своем исследовании мира, но уверенного в том, что всегда можно вернуться, если встретишь опасность.

На этом фоне разворачивается динамика эдипова комплекса, но теперь агония и экстаз психологического инцеста становятся игрой: они не угрожают маме и ее миру, папе и его миру или союзу родителей. Интимные взаимоотношения папы, мамы и ребенка имеют совсем иную природу, чем папины или мамины отношения на работе, чем исследования ребенком внешнего мира, чем связи семьи с другими окружающими их семьями. Эдипов кошмар превращается в праздник благодаря оттенку игры. Игры, необходимой для обучения или для регрессии на службе эго или на службе семейного единства.

3. СЕМЕЙНАЯ ТЕРАПИЯ

Я не верю в людей — только в семьи

Наша культура, в частности медицинская модель, рассматривает тело как самодостаточную, цельную единицу. Единицу, стоящую как бы вне иерархической системы, начинающейся на уровне элементарных частиц и кончающейся космической системой. Вселенная — это бесконечная лестница, где каждая ступень представляет собой новую систему со своими неповторимыми особенностями, влияющую на выше- и нижележащие системы.

Примерно до 1944 года медицина видела человеческое тело как нечто разделенное на отдельные части. Сердце, кровеносные сосуды, желудочно-кишечный тракт, почки, печень рассматривались как самодостаточные и почти не взаимодействующие единицы. В 1944 г. вышел первый учебник, содержащий понятие системы. В нем несколько туманно описывалось, как эндокринная система — щитовидная железа, гипофиз, надпочечники — взаимодействуют между собой. Сейчас разрабатываются концепции кардиоваскулярнолегочной, кардиореспираторной и центральной нервной систем как единого целого.

Подобным образом фрейдовская революция начала века привела к интенсивному изучению внутрипсихического мира сновидений и фантазий. Процесс бессознательной жизни относили к отдельному человеку. Постепенно психика как система стала восприниматься неотделимой от системы тела. Постепенно стало развиваться понимание иерархических отношений между телами и между личностями. Сегодня мы говорим о супружеской системе, о системе “дети-родители”, о нуклеарной семье, о семейной системе нескольких поколений и даже о взаимодействии семьи с окружающей ее системой семей.

И все же мышлению нелегко переключиться с меньшей системы на большую. Мне помогло переключиться (а это было почти насилие над собой) то, что я занимался исключительно обучением и практикой семейной терапии. За двадцать лет я потерял способность видеть отдельных людей, мое восприятие заполнено картиной семьи как единого целого.

Постепенно мне стало ясно, что семья — организм, во всех смыслах этого слова. Меня интригует следующее предположение: нет такого явления, как личность, личность — это не более чем фрагмент семьи. Из чего можно вывести еще одно заключение: пара — это еще не семья, а просто представители двух кланов родни, которые живут вместе согласно психосоциальному договору. Рождение первого ребенка (что я назвал бы воплощением оргазма) создает совершенно новые ориентации, новые источники напряжений и треугольные комбинации, которых не было до его рождения. Новый ребенок разрывает существовавшие прежде треугольники: “он-она-его родители” и “она-он-ее родители”. Отсюда можно сделать вывод, что семья — это не взаимодействие двух личностей, а скорее продукт двух семей, выславших двух “козлов отпущения” для воспроизводства самих себя. И начинается битва на всю оставшуюся жизнь за то, какую семью они будут воспроизводить — его или ее семью, и эта война не имеет конца. Иногда она заканчивается перемирием, а иногда превращается в кровавую войну, в такие игры с нулевой суммой, как развод, повторный брак и т. п.

Индивидуальная или семейная терапия

В терапии мы стараемся установить наиболее адекватный и эффективный ролевой процесс и порядок действий психотерапевта, предполагая, что пациент или семья — величина постоянная. Пациент участвует в процессе всей своей личностью, пусть и отклоняющейся от своей цельности. В индивидуальной терапии узор терапевтических взаимоотношений возникает естественным образом. В семейной терапии он планируется заранее. В сущности, семейная терапия — это своего рода политика, и роль терапевта похожа на роль дирижера оркестра или тренера бейсбольной команды.

Власть в индивидуальной психотерапии находится в руках пациента, в его готовности или неготовности, в его желании или способности адекватно участвовать в терапевтическом альянсе. В семейной терапии власть принадлежит системе. Семья — это группа с огромным опытом совместной жизни, с культурными особенностями, передававшимися ей через множество поколений, система, крайне чувствительная к стрессу. Большинство ее культурных особенностей скрыто как от терапевта, так и от членов самой семьи. Терапевту приходится осторожно пользоваться своей властью, пытаясь установить такой терапевтический альянс, в котором он обладает какой-то властью и в то же время прямо или косвенно не втянут внутрь семьи.

Взаимоотношения в индивидуальной терапии происходят между двумя личностями; в семейной — между двумя системами, двумя организмами, состоящими из отдельных людей. Люди могут говорить за систему, но остаются ее частью и подвластны ей. Динамика индивидуальной терапии заключается в личности терапевта. А динамика семейной терапии — не в терапевтической системе, но в самой семейной системе или в сочетании семьи и терапевта. Ролевая целост­ность терапевтической системы — это ее мощнейшая, наиболее динамичная сила.

Начальную стадию индивидуальной терапии определяет пациент, тогда как в семейной терапии она неизбежно зависит от терапевта. Его способность структурировать вводную стадию “свидания с незнакомцем” (о чем будет сказано ниже) является решающим моментом для всей последующей терапии. В средней стадии индивидуальной терапии власть и инициатива все так же находятся у пациента; в семейной же терапии на средней стадии терапевт совершенно свободен, он может быть творческим и личностным и существовать как отдельный человек и как система, давая семье модели личной инициативы, системного действия и адекватности. Заключительная стадия индивидуальной терапии — символическое сильное переживание, очень весомое. Окончание семейной терапии несимволическое и происходит почти случайно.

События внешнего мира (люди, факторы реальности), накладываясь на индивидуальную терапию, нарушают ее ход, в то время как в семейной терапии они чаще всего мало влияют на систему семьи. В индивидуальной терапии роль терапевта имеет решающее значение фактически с самого начала до конца. В семейной терапии роль терапевта вначале чрезвычайно важна, а вскоре становится не столь значимой. По сути дела, семья берет терапию в свои руки в самом начале, и потом ее движение продолжается само, пока его что-то не остановит. Индивидуальная терапия — вещь хрупкая, ее достижения легко уничтожить после окончания, на нее сильно влияют процессы жизни. Изменение семейной системы — это изменение инфра­структуры, поэтому оно гораздо более устойчиво; процесс изменения продолжается в инфраструктуре, находясь глубже уровня его осознания семьей или терапевтом.

В индивидуальной терапии первое интервью идет наощупь, оно даже может быть малозначительным, полным взаимной подозрительности или застенчивости. Первая встреча в семейной терапии носит решающий, мощный характер, возможно, она задает структуру для последующего успеха или неудачи. Присутствие консультанта или постороннего на индивидуальной терапии (будь то кто-нибудь из семьи, знакомый пациента или человек, приглашенный ­терапевтом) сильно меняет процесс психотерапии, внося проблемы триангуляции и ослабляя иллюзию переноса. В семейной терапии новые люди — консультант терапевтической системы, родственники, друзья семьи — всегда помогают процессу. В индивидуальной терапии возникает иллюзия субкультуры: тут все иное, другие правила, тут можно говорить о чем угодно и не бояться наказания. Иллюзия под названием перенос очень важна. А семейная терапия на самом деле является субкультурой. Никто не может войти в семью, кроме ее членов, но союз терапевтической системы и семейной системы становится, в свою очередь, другой субкультурой.

Большинство видов индивидуальной терапии имеют дело с прошедшим временем. Семейная терапия, поскольку она связана с инфра­структурой, всегда обращается и к прошлому, и к настоящему, и к будущему. Прошлое определяет динамику семьи, будущее присутствует в проекциях, пересекающих границы поколений, а настоящее — это взаимоотношения семейной и терапевтической систем. Основная сложность для индивидуального терапевта состоит в том, чтобы войти в контакт и остаться в нем. Некоторые называют это “действовать внутри” (“acting in” — в противоположность “acting out” — действию вовне), то есть чтобы интенсифицировать взаимоотношения для лучшего эффекта терапии. Существенный процесс в семейной терапии: как оставаться вовне и временами заходить во­внутрь, как проводить политику двух субкультур. Необходимо, чтобы две системы могли соединяться, но в то же время терапевтическая система должна защищать себя от проекций, ловушек и желания втянуть ее в себя со стороны более мощной семейной системы.

Происхождение и развитие семейной патологии

Говоря о семьях, мы постоянно смешиваем происхождение (этиологию) боли и бессилия, развитие патологии и симптомы, выражающие боль и попытку помочь семье измениться. Я бы хотел разделить эти вещи и поговорить о каждой отдельно.

Происхождение

Патология в семье, по-видимому, начинается из-за скрытых болезненных переживаний: брак, появление нового ребенка, тяжелая болезнь, смерть дедушки и кризис вокруг его завещания; смерть бабушки и вспышка зависимости в ее детях; опыт бедности или богатства; географическая изоляция и разобщение между членами семьи; вражда родственников, проступающая в череде мелких событий. В сущности, происхождение патологии (этиологию) можно найти в распаде инфраструктуры предшествующих семей — в их мифологии, в чувствах идентификации и фактах идентификации, в семейных паттернах поведения — хороших или плохих — или во внутрипсихических мифологиях. Часто боль и бессилие страдающей семьи усиливают непрофессиональные терапевты: полезные советы соседей, некровных родственников или профессионалов, не понимающих своей роли и действующих как любители, давая мудрые советы, лишь нарушающие врожденные культурные правила семьи. Патологию могут усилить такие явления, как пьющий партнер, псевдотерапия измены или бегство от своих переживаний.

Развитие

Развитие боли и бессилия в семье стимулируют разговоры типа сплетен: двое или трое людей создают социальную паранойю, один предлагает какой-то слух или теорию, а второй и третий их распространяют. Например, муж и жена, потомки разных семейных кланов, психологически разводятся во втором поколении, поскольку они являются чужими для семьи, из которой произошел другой. Затем они заставляют детей (третье поколение) вести холодную войну — войну, за которой кроются параноидальные идеи. В идеале две разные инфраструктуры двух различных способов жизни, взятые из двух семейных кланов, должны слиться во что-то новое через брак. Вместо этого часто возникает борьба двух кланов.

Когда боль и бессилие растут, в семье появляются ведущие и ведомые. На одного из членов семьи навешивается табличка, и он становится семейным “козлом отпущения”. (Скорее, о нем можно говорить как о фрагменте семьи, чем о личности.) Обычно “козла отпущения” называют “плохим”, “сумасшедшим” или “несчастным”. Но для меня очевидно, что этот человек вступает в коалицию с каким-то еще партнером, и так начинается психологическая неверность семье. У этих двоих развивается психологический роман, защищающий их от власти семьи и ужасов одиночества, но они представляют собой патологический союз внутри семьи как единого целого.

Такой семейный фрагмент — теперь это уже диада — бывает составлен по-разному. “Плохой” объединяется с “сумасшедшим”. “Сумасшедший” — с “несчастным” или “несчастный” человек (фрагмент) с “плохим”. И единственный психологический барьер между этими двумя фрагментами семьи (если не принимать во внимание внутрипсихических систем защиты) заключается в том, что один из них становится видимым и открытым, а другой — невидимым, тайным. (Мужья и жены тоже комбинируются между собой по оси “открытый-тайный”).

Есть много типов таких отношений, где созависимость двух людей дает им чувство безопасности и мир. В каком-то смысле это решение или, если хотите, порция негэнтропии, полученная за счет появления “козла отпущения”, которому другие наклеивают этот ярлык, не подозревая о существовании созависимости. Такое явление лучше всего изучено у алкоголика и его “помощника”, созависимой супруги. Легко предположить (хотя бы теоретически), что подобные взаимо­отношения бывают, например, у депрессивного “козла отпущения” и его фобического партнера, у истерика и его бессильного партнера, у того, кто убегает в социальную активность, с его асоциальным, ушедшим в себя партнером, у сумасшедшего с психопатом. Этот союз становится еще сильнее и крепче благодаря крушению ­надежды на то, что “козел отпущения” станет терапевтом семьи. ­Ино­гда патологическую связь поддерживает третья сторона — человек или команда (кто-то из семьи, непрофессиональный помощник или даже профессиональный терапевт), кто, не понимая, что имеет дело с командой, пытается помочь отдельному человеку.

Антиэнтропия (негэнтропия)

Позитивная сторона этого отрицательного процесса энтропии представляет собой рост посреди распада, похожий на рост растений в лесу после пожара. Семья предпринимает попытки предотвратить распад: члены семьи могут решить не убегать друг от друга; они могут вместе смотреть в лицо боли и бессилию; решиться терпеть страдания, неизбежные при переменах, вместо того, чтобы убегать от них с помощью алкоголя, наркотиков или поездок по стране. Они могут включить в “треугольные” отношения приемного родителя — священника, социального работника или тетушку Минни; они могут поговорить об этом с профессионалом или кем-то еще, а потом либо скрыть это от семьи, либо сознательно решить, что пришла пора стать более открытыми. Или они могут повернуть свою боль внутрь психики, где она будет лежать, косвенно проявляясь в гипертонии, астме и прочих физических и психологических расстройствах.

Создание необходимого
для семейной терапии контекста

Существеннейшая предпосылка для психотерапии — необходимый для ее проведения “наркоз” — это отклик, звучащий в переживаниях терапевта в ответ на интроецированную боль семьи. Если такого отзвука эмпатии нет, терапевт не сможет хорошо выполнить свою работу. Когда же он существует, можно использовать следующие подходы (многие из этих пунктов подробнее рассматриваются в других главах книги).

1. Терапевт может требовать от семьи большего совместного учас­тия, чем то, что ему сначала предложат. Пара, желающая для себя психотерапии, или благородный рыцарь, который просит помочь "козлу отпущения", боятся привести с собою всю семью. Терапевт должен требовать это, подталкивая тем самым семью к жертвам большим, чем они сами готовы или осмеливаются предложить.

2. Терапевт должен установить свою “Я-позицию” власти для управ­­ления структурой профессионального взаимодействия. Он заранее планирует время, место и пространство. Он не должен брать на себя терапевтическую функцию, о которой его просят, пока не возьмет в руки ключевые сферы. Это административная задача — определить, какие люди придут, где они встретятся и когда, как связаться с терапевтом.

3. Терапевт должен установить структуру власти, чтобы управлять властью семьи. (Намек: терапевт может получить большую власть, играя с предположениями на основе тех семейных историй, которые ему приносят.)

4. Когда началась терапия, терапевт должен научиться справляться с отколовшимися семейными подгруппами.

5. Терапевт должен предлагать новые творческие возможности для изменений, начинающихся у членов семьи, как только те определили свою “Я-позицию” (терапевт вынудил сделать это своим отказом от воплощения их фантазии о его всемогуществе).

6. Терапевту нужно ясно обозначить, что он не принадлежит к семье. Лучше всего он показывает это “метадвижениями”. Метадвижения включают в себя его первоначальный эмпатический отклик на боль семьи, дающий необходимый наркоз, затем — его индивидуацию из семьи, доказывающую, что он отделен от них, за чем следует новое присоединение к семье, дающее ее членам смелость продвигаться вперед — к созданию нового целого семьи, как они его сами понимают.

7. Терапевт должен дать пример не только присоединения и индивидуации, но также и открытости. Он делает это, делясь своими переживаниями, рассказывая об отношениях со своими родителями, оберегая в то же время право на приватность своей собственной нуклеарной семьи.

8. Терапевту нужны специальные усилия для катализации образования новых треугольников и подгрупп в семье.

9. Крайне важно, чтобы заботливый терапевт поддерживал проявления семейной целостности, возникающие между членами семьи во время терапевтической встречи.

10. Терапевт должен крайне бережно относиться к этнической среде каждой семьи. У каждой семьи уникальная культурная система, а терапевт к этим системам не принадлежит.

11. На терапевте лежит задача открыто подойти к реальности синдрома пустого гнезда: и терапевт, и пациент (супруги или семья) останутся в одиночестве без другой стороны.

12. Терапевт должен предложить возможность будущей терапевтической “большой семейной встречи” (family reunion) в ответ на просьбу.

Теперь следует выделить четыре вида языка семейной терапии: язык боли и бессилия, которым пользуются члены семьи, как только войдут к терапевту; язык предположений, которым пользуется терапевт, чтобы структурировать семейный процесс в самом начале; язык возможностей, на котором терапевт говорит в середине процесса терапии, чтобы дать семье свободу быть более иррациональной и личностной; и, наконец, язык расставания, когда мы говорим о боли и осознаем, что разлука — это сладкая печаль. Детальнее мы поговорим об этих языках чуть позже.

Оглядываясь на прошлое, я теперь ясно понимаю, что множество невообразимо тяжелых встреч и печальных результатов в моей работе с семьями произошло вследствие проигрыша в борьбе за контекст еще до начала всякой терапии. Очевидно, что чем лучше контекст, тем лучше процесс. Я считаю, что процесс во много раз важнее прог­ресса, поскольку никто не знает, куда процесс поведет, а прогресс может оказаться иллюзией; прогресс в одной области может обнаружить какую-то, до того неведомую гниль в другой.

Семья во много раз весомее и сильнее одного терапевта, а часто — и команды терапевтов. Поэтому необычайно важно установить среду и правила семейной терапии. И лучше сделать это до начала терапии. Кто бы ни устанавливал самый первый контакт с клиникой или семейным терапевтом, он легче всего может разрушить терапию еще до ее начала. Вдобавок, этот человек обычно пытается сам изменить семью так, как хочет, что автоматически настраивает остальных на бунт. Членам семьи нужно самим решать за себя, а человек, договаривающийся о встрече, представляет собой семейного манипулятора. Поэтому, отвечая на такой звонок, терапевт должен беречь достоинство и независимость семьи как единого целого и всех ее отдельных членов или подгрупп.

Первый контакт: просьба о “свидании с незнакомцем”

Я редко откликаюсь на просьбы при первом контакте. Женщина звонит и говорит:

— Врач сказал, что моя астма — это психологическое, мне надо поговорить с вами.

— Что же, хорошо. Берите с собою мужа, детей и приходите.

— Мужу я не говорила об этом.

— Ну, значит вам надо поговорить с ним и перезвонить.

— Но он не верит в психиатрию.

— Раз он не верит в психиатрию, вам с ним надо выяснить это прежде, чем придете ко мне: не хочу, чтобы меня обвиняли в вашем разводе. Скажите ему, и, если возникнут вопросы, пусть позвонит.

— Я не буду с ним говорить.

— Как хотите.

— Так вы меня не примете?

— Нет.

— Но почему?

— Просто я не верю в людей, я верю в семьи.

Обычно спустя некоторое время раздается звонок:

— А знаете что? Он придет! Он совсем не против.

Если вы выдержите рассказ подлиннее, я приведу еще пример — придуманный, но реалистичный. Мать звонит и говорит, что у нее возникли проблемы с маленьким ребенком. Я говорю:

— Хорошо, можете вы привести отца малыша?

Воображаемая пациентка отвечает:

— Что, этого сукина сына? Я с ним давно не разговариваю. Он меня избивал целые годы, я с ним не хочу иметь дела!

— Тогда, — отвечаю я, — не знаю, что мы будем делать. Мне не хочется становиться новым отцом для вашего ребенка.

— Да мне нужен просто психотерапевт.

— Я знаю, но я лишь объяснял вам мою точку зрения.

— Да меня не волнует ваша точка зрения. Мне нужна помощь.

— Тогда извините.

Она настаивает:

— А что же мне делать?

Я тоже упорен:

— Не знаю.

— Но вы должны помочь мне!

— Нет, — отвечаю я, — это вы так думаете. Я был бы рад помочь вам, но не таким способом, каким вы мне предлагаете. Я не стану другим отцом ребенка.

— Я вовсе не хочу, чтобы вы стали его отцом!

— Не верю этому.

— Я же не лгу.

— Я не сказал, что вы лжете. Я сказал, что не верю вам.

Она злится:

— Вы не смеете так говорить!

— Но я все же сказал так.

— Вы ошибаетесь.

Я продолжаю:

— Пускай так. Ошибаюсь. Я просто скажу вам, что думаю, ведь вы для этого звонили и для этого я тут сижу — чтобы говорить, что я думаю.

— Да я не хочу этого слушать.

— Тогда положите трубку.

— Но мне нужна помощь.

— Хорошо. Ведите вашего мужа.

Она протестует:

— Да я понятия не имею, где он.

— Ну, а где его мать и отец?

— Я их тоже не слишком люблю.

— Я не хочу быть и бабушкой вашему ребенку.

— Да вы сами с приветом.

— Знаю, мне уже говорили.

— Но что мне делать?

— Не знаю, а вы сами чего хотите?

— Прийти к вам!

— Тогда вам нужно сделать это не так, как вы хотели сначала.

— Если я приведу мать и отца моего бывшего мужа, вы меня примете?

— А как насчет ваших матери и отца?

— Моих? Сто лет не разговаривала с мамой.

— Я тоже.

— Что-то я вас совсем перестала понимать.

— Я тоже себя не понимаю. Может, нам помог бы какой-нибудь психотерапевт, а?

Она продолжает:

— Значит, нужны мои мать и отец, чтобы поговорить обо мне и моем мальчике?

— Именно.

— И так каждый раз?

— Не знаю, еще и первого раза пока не было.

— Ладно, поговорю с ними. Мать давно хочет пообщаться со мной, я обычно шлю ей рождественские открытки.

— А она поздравляет вас?

— Она посылает мне какой-нибудь подарок, какую-нибудь дрянь.

— И вы отсылаете его назад?

— Нет.

— Почему? Если это дрянь, пускай сама собирает такие подарки и хранит.

Дата добавления: 2015-08-02