Введение. Термины «тайная разведка» и «контршпионаж» вошли в лексикон офицеров русского

Термины «тайная разведка» и «контршпионаж» вошли в лексикон офицеров русского Генерального штаба и Отдельного корпуса жандармов на рубеже веков, когда патриархальное и чопорное XIX столетие стремительно уходило в прошлое. Начинался век электричества и воздухоплавания, становления конвейерного способа производства и всеобщей погони за «черным золотом» — нефтью.

В предшествующие времена обострение тайной борьбы между государствами как правило происходило в преддверии политических кризисов и начала военных действий. С их затуханием наблюдался и спад разведывательно-подрывной активности сторон. Но на заре нового столетия, в условиях обострения соперничества колониальных держав за рынки сбыта, ресурсы и сферы влияния, потребности в развединформации приобретали постоянный и все возрастающий характер.

Ротмистр Лавров и его «Разведочное отделение»

На рубеже XIX–XX веков Россия превратилась в объект пристального и постоянного внимания. Агентурную разведку против нее вели Германия, Австро-Венгрия, Италия, Франция, Швейцария, Румыния, Япония, не говоря уже о давнем политическом сопернике — Англии. Разрозненные действия различных российских ведомств не могли сдержать «разведывательный натиск» конкурентов и противников Санкт-Петербурга.

Офицеры Главного штаба русской армии.[1]В 1905 году ГУГШ было выведено из состава Глвного штаба и стало самостоятельным.), служившие в его Военно-ученом комитете одними из первых в стране пришли к выводу о необходимости планомерной борьбы с иностранным шпионажем. Своеобразным катализатором постановки вопроса о создании постоянно действующего контрразведывательного органа явилось громкое уголовное дело старшего адъютанта штаба Варшавского военного округа полковника Генштаба Гримма. Полковник продавал германской разведке важнейшие документы, находившиеся в его распоряжении. Шпионский скандал привлек к проблеме всеобщее внимание и заставил руководство русской армии предпринять конкретные организационные действия.

В специальной докладной записке на имя царя военный министр А. Н. Куропаткин писал: «Совершенствующаяся с каждым годом система подготовки армии, а равно предварительная разработка стратегических планов на первый период кампании, приобретают действительное значение лишь в том случае, если они остаются тайной для предполагаемого противника; поэтому делом первостепенной важности является охранение этой тайны и обнаружение преступной деятельности лиц, выдающих ее иностранным правительствам… Между тем, судя по бывшим примерам обнаружение государственных преступлений военного характера до сего времени у нас являлось делом чистой случайности, результатом особой энергии отдельных личностей или стечением счастливых обстоятельств; и является возможность предполагать, что большая часть этих преступлений остается нераскрытыми и совокупность их грозит существенной опасностью государству в случае войны». Для противодействия угрозе шпионажа Куропаткин предлагал учредить особый секретный розыскной орган, назвав его для конспирации «разведочным отделением». Уже на следующий день, 21 января 1903 года на докладной записке военного министра появилась личная резолюция Николая II — «Согласен». Так было положено начало российской контрразведывательной службе.

«Разведочное отделение» создавалось в глубокой тайне. Поскольку военные атташаты иностранных государств, — основные центры шпионажа на территории страны, находились в столице России, основным районом деятельности нового органа определялся Петербург и его окрестности. Главными его задачами должны были являться «охранение» военной тайны и обнаружение деятельности лиц, выдающих ее иностранцам.

При постановке нового дела многое всегда зависит от личности и деловых качеств первого руководителя. Им стал ротмистр Отдельного корпуса жандармов Владимир Николаевич Лавров, специалист по тайному государственному розыску. По договоренности с министерством внутренних дел он был переведен на службу в военное ведомство с должности начальника Тифлисского охранного отделения. Назначение его было не случайным. Этого офицера хорошо знали в Военно-ученом комитете. Подразделение Лаврова во взаимодействии с офицерами-разведчиками штаба Кавказского военного округа активно вело борьбу с иностранным шпионажем в Закавказье, — стратегическом регионе империи, где как и сейчас сходились в тугой узел силовые линии тайного противостояния держав.

Первый начальник отечественной контрразведки родился в Санкт-Петербурге в 1869 году в небогатой дворянской семье. В его послужном списке по-канцелярски сухо сделана запись: «Не имеет недвижимого имущества, родового или благоприобретенного, ни он ни его жена». На государевой службе он так и не разбогател, хотя и вышел на пенсию в начале 1914 года в чине генерал-майора.

Военная биография будущего «охотника за шпионами» началась в сентябре 1888 года, когда на правах вольноопределяющегося 1-го разряда Владимир Лавров был зачислен юнкером во 2-е военное Константиновское училище. По его окончании, получив первый офицерский чин хорунжего, в августе 1890 года он направляется для дальнейшего прохождения службы во 2-й конный полк Забайкальского казачьего войска, где дослужился до казачьего сотника.

В целях поступления в академию он занимается самообразованием. Через четыре года службы Лавров едет в Иркутск и при Штабе округа успешно сдает предварительные экзамены в Петербургскую военно-юридическую академию. Затем летом 1894 года командируется в родной город для сдачи вступительных экзаменов. Однако, за неимением вакансии, возвращается в полк. Наверное, именно тогда у Лаврова окончательно созревает решение кардинально изменить свою судьбу — поступить на службу в Отдельный корпус жандармов. Для небогатого офицера, к тому же имевшего склонность к правовым наукам, такое решение не кажется чем-то из ряда вон выходящим.

В ноябре 1895 года сотник Лавров получает приглашение прибыть для прохождения предварительных испытаний в Петербург в Штаб корпуса. Но поступить на курсы жандармских офицеров было не просто. Об этом свидетельствуют воспоминания современника Лаврова, начальника дворцовой охраны генерала А. И. Спиридовича, который будучи младшим офицером прошел аналогичные испытания: «Вся служба жандармерии была окутана для нас какой-то тайной. Сами жандармские офицеры своей сдержанностью и какой-то особой корректностью усиливали это впечатление и заставляли смотреть на них с некоторой осторожностью. В них не было офицерской простоты, они не были нараспашку и даже внушали к себе какой-то непонятный страх. Почему и отчего — это было неясно. В полку у нас на корпус смотрели очень хорошо. Несколько наших офицеров уже служили там, занимали хорошие должности и были предметом нашей зависти… Но многие в обществе не любили жандармов, службу их бранили и говорили о них, что они все доносчики…

Перевестись в корпус жандармов было очень трудно. Для поступления в корпус от офицеров требовались прежде всего следующие условия, — потомственное дворянство; окончание военного или юнкерского училища по первому разряду; не быть католиком; не иметь долгов и пробыть в строю не менее шести лет. Удовлетворявший этим требованиями должен был выдержать предварительные испытания при штабе корпуса для занесения в кандидатский список и затем, когда подойдет очередь, прослушать четырехмесячные курсы в Петербурге и выдержать выпускной экзамен. Офицер, выдержавший этот второй экзамен переводился высочайшим приказом в корпус жандармов».

О некоторых подробностях об экзаменах и о процедуре приема на службу свидетельствует тот же Спиридович: «На испытание явилось около 40 офицеров всех родов оружия. Не без трепета входил я в комнаты штаба корпуса жандармов, помещавшегося в знаменитом доме «У Цепного моста» против церкви святого Пантелеймона. Все казалось там страшно таинственным и важным. Единственно доступный и любезный человек это — швейцар. Все остальное заморожено холодом. Видимо, то же испытывали и другие офицеры.

В ожидании экзаменаторов мы перешептывались о них. Оказалось, что экзаменационная комиссия состояла из старших адъютантов штаба корпуса при участии представителя Департамента полиции, тайного советника Янкулио. Этот худощавый старик, напоминавший наружностью Победоносцева, внушал нам особый страх, но почему, мы сами не знали.

В первый день держали устный экзамен. Меня спросили, читал ли я фельетон «Нового времени» о брошюре Льва Тихомирова: «Конституционалисты в эпоху 1881 года» и что я могу сказать по этому поводу. Вещь была мне известна, и мой ответ удовлетворил комиссию. Предложив затем мне перечислить реформы Александра II и предложив еще несколько вопросов по истории и администрации и выслушав ответы, председатель комиссии объявил, что устный экзамен мною выдержан и что мне надлежит явиться на следующий день держать письменный… На нем мне попалась тема: «Влияние реформы всесословной воинской повинности на развитие грамотности в народе…» Экзамены я выдержал. Меня внесли в кандидатский список, и я должен был ждать вызова для слушания лекций…

Я вернулся в Вильно и стал ждать вызова, а в это время виленская жандармерия собирала обо мне наиподробнейшие сведения. Политическая благонадежность и денежное состояние подверглись наибольшей проверке. Первое объяснять не приходится, второе же преследовало цель, чтобы в корпус не проникали офицеры, запутавшиеся денежно, зависящие от кого-либо в материальном отношении. Жандарм должен был быть независим… Вызов меня на курсы затянулся. Прошло почти два года. Летом 1899-го я совершенно неожиданно получил вызов на жандармские курсы».

Что касается Лаврова, то к этому времени он успешно окончил курсы при штабе ОКЖ и уже два года служил в Тифлисском губернском жандармском управлении (ГЖУ), занимаясь организацией оперативно-розыскной работы. В начале 1901 года Лаврова утвердили в должности помощника начальника ГЖУ в Тифлисском, Телавском и Сигнахском уездах. Служба его шла успешно, поскольку к лету 1902 года на мундире ротмистра Лаврова поблескивали два ордена, российский — св. Станислава 3 степени и персидский «Льва и Солнца». Последний ему было «высочайше разрешено принять и носить».

1902 год стал особым для органов безопасности России. В апреле членом боевой организации партии социал-революционеров был убит министр внутренних дел Д. С. Сипягин. Весной разразились волнения крестьян в Харьклвской и Полтавской губерниях. Новый глава МВД и шеф жандармов В. К. Плеве, имевший опыт руководства Департаментом полиции (ДП) в 80-х годах девятнадцатого века в период жестокой борьбы с подпольной организацией «Народная Воля», приступил к реорганизации секретной полиции империи.

Плеве пригласил на пост Директора ДП популярного в то время прокурора Харьковской судебной палаты Алексея Александровича Лопухина, назначением которого он мирил себя с либеральными кругами. Заведующим Особым отделом ДП — центральным органом тайной полиции стал Сергей Васильевич Зубатов. Он был крупной величиной в русской секретной службе, создателем «московской школы» политического розыска, и несколько лет руководил печально знаменитым среди революционеров московским охранным отделением. Из Москвы в Департамент, на Фонтанку, 16, также был переведен его сподвижник — знаменитый руководитель филерского дела Е. П. Медников со своим «летучим отрядом» наружного наблюдения.

Зубатов разработал проект организации в главных городах России специальных оперативно-розыскных органов секретной полиции, так называемых «розыскных отделений». В последующем их переименовали в «охранные отделения», на манер существовавших еще с восьмидесятых годов в Петербурге, Москве и Варшаве «отделений по охранению порядка и общественной безопасности». 12 августа 1902 года министр внутренних дел Плеве утвердил Положение о начальниках этих отделений, по которому они прикомандировались к местным ГЖУ, но в оперативном отношении оставались в подчинении Департамента полиции.

Как вспоминает в своих мемуарах Спиридович, «реформа розыска была встречена крайне недружелюбно в корпусе жандармов и его штабе. Была довольна молодежь, так как ей давали ход по интересной работе, но старые начальники управлений, считавшие себя богами, были обижены. Они официально отходили от розыска, хотя фактически они им серьезно и не занимались. Их значение умалялось в глазах местной администрации, полиции и обывателя. К тому же и кредиты, отпускавшиеся им на агентурные расходы переходили к новым органам. Штаб корпуса видел в реформе усиливающееся влияние департамента полиции. Часть офицеров уходила из-под его власти, и в корпус вливалось штатское начало, так как весь уклад службы и обихода охранных отделений резко отличался от жандармских управлений. Появилась новая кличка для части офицеров — «департаментские» или «охранники»».

На следующий день после утверждения Плеве данного Положения таким «департаментским» жандармским офицером стал и Лавров, назначенный первым начальником Тифлисского розыскного отделения. Почти год с августа 1902 по конец мая 1903 года он выполнял обязанности руководителя русской секретной полиции в Грузии. 4 июня 1903 года приказом № 63 по Отдельному корпусу жандармов Лавров был переведен в распоряжение начальника Главного штаба русской армии. Вместе с ним, по межведомственной договоренности из Тифлиса в Петербург прибыли два наблюдательных агента, запасные сверхсрочные унтер-офицеры Александр Зацаринский и Анисим Исаенко, а в последствии в составе «разведочного» отделения стал работать и старший наблюдательный агент того же охранного отделения губернский секретарь Перешивкин.

Дата добавления: 2015-08-02