Смерть Николая-золотаря. Надежды, ею вызванные

Бренные останки схимонахини Татианы сегодня предали земле. "Земля еси, и в землю оты- деши"! И мы все пойдем туда же...

Страшно усталый вернулся я домой с погребения: часы, литургия Преждеосвященных Даров, отпевание... Служба началась в восемь с половиной часов утра, а окончилась в час пополудни.

Дверь на парадном крыльце открыл мне наш мальчик, служащий на побегушках.

— А завтра, — объявил он мне радостно, — у нас опять похороны!

— Кого хоронят?

— А нашего золотаря, Николая.

Николай-золотарь, крестьянин соседней с Оптиной деревни Стениной, — оптинский ассенизатор. Все время он был на ногах и работал и только вчера вечером, хотя уже и больной, но без посторонней помощи, пришел из своей деревни и попросился лечь в оптинскую больницу.

Сегодня в 5 часов утра его уже не стало. Хоронить его будут рядом с нашей усадьбой, на кладбище "Всех Святых". Тяжела была его работа, но за то и удостоена великой награды: кости трудника лягут рядом с мощами многочисленных оптинских праведников, почивающих на этом кладбище в ожидании последней трубы архангельской. За великое счастье, за честь безмерную считаем и мы, оптинские гости, такое для нас благодатное соседство. Придет время, пробьет смертный час, и, если изволит Господь, пойдешь стучаться во врата небесного чертога, уготованного оптинской праведности...

— Кто там? — спросит небесный превратите.

— Ваш, — ответит душа моя. — Около вас на земле жил я, питаясь от крох, падавших со стола господий моих.

Неужели ж не признают меня тогда за своего оптинские небожители?..

4 марта

"Спиритуалист-догматик"

Не успел я напиться чаю, как прислуга мне доложила:

— Вас какой-то господин спрашивает.

— Какой господин?

— Не знаю. Он сказывает, что его к вам прислал отец Анатолий. Он желает лично вас видеть.

— Где он?

— На кухне.

О. Анатолий, иеромонах нашей пустыни, был последние годы жизни старца о. Амвросия его келейником. Теперь он старчествует сам как один из духовников обители и, по вере народной, как законный и естественный преемник старческой благодати почившего великого Оп- тинского старца.

Очень не хотелось мне принимать этого незнакомого господина, но упоминание имени о. Анатолия заставило меня пойти к нему и узнать, чем я хмогу быть ему полезным.

Я вышел в кухню. У притолоки входной двери в кухню, смотрю, стоит какой-то средних лет человек. Одет по-городскому, довольно прилично, хотя и не совсем опрятно: крахмальный стоячий воротник более чем сомнительной свежести; яркий цветной галстук, грязноватый, но не без претензии на щеголеватость; довольно поношенное пальто; в руках шапка под барашек... Лицо как будто не русское; худощавый, скорее худой: под нижней губой тощая рыжеватенькая бороденка с полубачками на щеках; глазки небольшие, востренькие, беспокойные — так и бегают во все стороны, избегая взгляда собеседника. Общий вид "господина" — не то лакея, не то разъездного приказчика, что на еврейско- русском жаргоне кличут теперь "вояжерами".

— Что вам угодно? — спрашиваю.

— Меня к вам прислал о. Анатолий. Не можете ли вы мне помочь в одном деле?

Я подумал было: проситель пособия на выезд из Оптиной. Потянулся в карман за кошельком. Он заметил мое движение...

— Нет-с, не то-с: я в деньгах нужды не имею-с, — заявил мне незнакомец. — Я нуждаюсь в вашей помощи совсем для другого.

— Для чего же именно?

Он оглянулся на народ в кухне, как бы стес­няясь при нем говорить, а затем, как в воду кинулся, выпалил в упор всей компании: Мне житья нет от бесов!

Я даже отшатнулся: не сумасшедший ли?..

— Вы не извольте сомневаться, — успокоил он меня, — я в здравом уме-с и в твердой памяти и истинную правду вам говорю-с. Вот, теперь я живу в Белеве, а полиция приказывает выезжать. Приходится выезжать; а куда выезжать? В Козельск? Но и из Козельска меня полиция выпроводит, если вы мне не изволите оказать просвещенного покровительства-с.

— Позвольте, — возразил я, — по словам вашим выходит, что житья вам нет не от бесов, а от полиции: при чем же в злоключениях ваших бесы?

— А притом-с... Впрочем, я еще не имел чести вам отрекомендоваться; дозвольте представиться: спиритуалист-догматик Смольянинов, исцеляю всякую болезнь наложением рук и молитвою, а главным образом изгоняю бесов из бесноватых. Вот эта-то моя специальность и сделала меня ненавистным полиции, которая меня считает нарушителем общественной тишины и спокойствия. Войду ли я в церковь — мне в церкви не стоять, если там находится хоть один бесноватый: бес меня сразу учует и такой подымет скандал, что мне приходится выходить вон из церкви. Займу ли квартиру, чтобы об­завестись оседлостью, — меня с квартиры гонят, потому что даже с улицы, сквозь стены меня чуют бесы и скандалят на улице в тех беснова­тых, которые проходят или проезжают случайно мимо моего жилища. Все это полиции не нравится, и мне приходится от нее страдать больше, чем какому-нибудь злодею.

Смольянинов говорил речисто и за словом в карман не лазил. В кухне все насторожились, даже про кушанье забыли. Я перебил целителя:

— В полиции у меня протекции нет, и помочь я вам ничем не могу, разве только добрым советом.

— Каким-с?

— Обратитесь к врачу духовному, чтобы он вас самих исцелил от тяжкого душевного недуга.

— Откакого-с?

— От прелести.

— От прелести? — протянул он с негодованием. — Меня, по слову Спасителя, возложением рук исцеляющего всякие недуги, бесов изгоняющего именем Христовым, меня исцелять от прелести? Да что это вы? Как вам это только в голову могло прийти?

— Видите — пришло. А причащаетесь ли вы, говеете ли, ходите ли на исповедь?

— Неужели же я язычник?

— Что ж вам духовники говорят по поводу силы вашей?

— А что говорить им, когда я действую именем Христа?

— Но ведь и пастыри Церкви именем Христовым действуют, однако редкие из них достигают такой духовной силы, которая исцеляла бы недуги и изгоняла бесов, а им в таинстве священства даруется апостольская благодать, которой вы не имеете.

— Не так действуют. Я не пью, не курю, провожу жизнь девственную.

— Вы не женаты?

— Женат-с, и имею 18-летнего сына, огромной психической силы.

— И жена ваша жива?

— Жива-с.

— Сколько вам лет?

— 44 года.

— Хотите другого моего совета послушаться?

— С истинным удовольствием-с, только по- могите-с!

— Пейте и курите в меру и с женой по закону живите: тогда бесы в союзе с полицией гнать и преследовать вас не будут, и вы освободитесь от того состояния духовной гордости и самообольщения, в котором теперь находитесь.

Господин Смольянинов метнул на меня молниеносный взгляд и хотел было удалиться, но я его остановил: мне захотелось поближе узнать, как дошел он до жизни такой.

— Постойте, — сказал я, — не обижайтесь! Тут не место нам с вами разговаривать. Раздевайтесь, пойдемте ко мне и расскажите мне жизнь вашу поподробнее: к чему-нибудь, в самом деле, прислал же вас ко мне отец Анатолий. Пойдемте!

Я велел подать чаю; и вот что за чаем поведал мне о себе "спиритуалист-догматик" г. Смольянинов. Я уроженец г. Лихвина и происхожу из бедной семьи. Отец мой, мещанин г. Лихвина, по ремеслу кровельщик и маляр, а по душевной склонности — горький пьяница; мать — простая, благочестивая женщина, знаете ли-с, из тех, что без всяких религиозных понятиев (он так и сказал — "понятиев") веруют в Троицу-Богородицу да в Миколу Чудотворца...

Господин Смольянинов, рассказывая речисто и цветисто, повесть своей жизни, видимо, рад был сам себя послушать и искоса поглядывал на меня, как бы желая уловить на моем липе впечатление от его беседы...

— Так вот-с, воспитываясь в этакой-то некультурной семье, я достиг, наконец, того возраста, когда от всякого гражданина требуется вносить в сокровищницу семейного труда долю и своего посильного участия-с. К этому времени я уже успел достаточно твердо-с научиться грамоте, но, увы, иного, более достойного по моим дарованиям дела, кроме родительского кровельно-малярного, для меня в лихвинском захолустье не оказалось, и мне пришлось некоторое время тянуть эту грязную лямку вкупе с папашей. К прискорбию, однако, наша совместная с родителем работа не шла нам впрок, ибо что ни зарабатываем мы, бывало, с ним вместе, то родитель возьмет и пропьет-с, оставляя нас с родительницею в самом, можно сказать, горестном-с положении. Такая ненормальность жизни продолжалась до дня сочетания меня законным браком-с с некоей достойной мещанской девицей, когда таковый режим мне показался уже предовольно солон. Родитель мой подался куда-то на юг, на заработки, а я — на простор вселенной, куда глаза глядят. Прихватил я с собою и супругу, в надежде по выезде из такого необразованного угла, как Лихвин, найти более достойное применение своим дарованиям. И вот-с, по некотором странствовании, неоднократно переменив род профессий и побывав во многих городах обширного нашего отечества, я в городе Одессе обрел и себе, и супруге постоянное и весьма выгодное место у известнейшего-с всему образованному миру профессора черной магии и престидижитатора, господина Беккера... Вы его, наверно, изволили знать?.. — перебил он свою речь и вопросительно впился в меня своими глазками.

— Не имел чести, — ответил я довольно сухо.

— Ну, так слыхали!.. Да не в этом дело-с, а дело в том-с, что господин профессор Беккер явился для меня как бы свыше ниспосланным откровением-с. Ныне он уже перешел в иной мир, а может быть, уже и перевоплотился, — это мне пока еще не открыто, — но тогда он с великою славой еще принадлежал к составу жителей планеты Земля как драгоценнейшее ее украшение и гордость... Вот к этому-то светилу высшей науки, неизвестной грубому материализму профанов, я и поступил-с вместе с моею супругой: супруга в качестве экономки, а я — в слуги и помощники при особе господина профессора. И тут-с духовному моему взору неожиданно открылся целый неведомый мне дотоле мир высочайшей жизни, о которой невежественные люди не могут иметь даже и самомалейшегопредставления-с. Короче сказать-с, вы. как человек хотя и не вполне просвещенный светом эзотерического, истинно духовного евангельс­кого учения, но, по своему образованию, меня понять будете в состоянии с нескольких слов: в библиотеке господина профессора я прочел и обучился, под непосредственным его руководством, всем тайнам древнехалдейской магии. Передо мною открылись все мистерии Дельфов, Элевзина, Египта; я обрел ключ к вратам загробного мира... Спиритизм и его чудеса — не только моя личная сфера, но и всей моей семьи, так что даже мой 18-летний сын находится в непрестанном общении с великими мудрецами древности, с духами света и истины. Вообще говоря, для меня уже нет никаких тайн в оккультном мире, и тем я столь страшен стал бесам, что при одном имени моем нечистый дух, сотрясая им одержимого, выходит из него и уже более не возвращается в больного... К рекламе я не прибегаю, напротив того, удаляюсь от человеческой славы, стараюсь укрыться от всяких посещений, но меня находят, ибо бесы открывают мое пребывание, где бы я ни находился. А полиция меня гонит как нарушителя обывательского покоя. Войдите же в мое положение, помогите мне!

Жалко мне стало прельщенного беднягу...

— Бросьте, — говорю ему, — ваши оккультные науки: ведь это же явное общение с бесами, хорошо известное христианам по житиям святых, осужденное и проклятое Св. Отцами вселенской Церкви. Теперь, возлагая руки на больного, вы его исцеляете, а затем и мертвых воскрешать будете...

Он перебил меня:

— Я это и теперь могу делать.

— Тогда, — говорю ему, — уходите от меня, потому что я человек грешный и с таким святым, как вы, общаться недостоин.

— Вы, кажется, шутить изволите?

— Понимайте, как хотите, но только я в последний раз вам говорю: бросьте занятия бесовским оккультизмом, кайтесь и просите у Господа Бога прощения за то, что вы Его святыню оскорбили общением с нечистой силой.

— Не говорите, не говорите так, — прервал меня несчастный прельщенный. — Не смейте так говорить! В ваших словах — хула на Духа: не хулите Духа Божия!

— Не Божия Духа хулю я, — возразил я, — а духа вражия, духа прелести, духа лжи, обмана и обольщения, который влечет и вас, и всех с вами общающихся к вечной погибели.

— Тогда, по-вашему, я бесов изгоняю силою Вельзевула, бесов бесами изгоняю: с чем это сообразно? Вы, стало быть, не знаете Писания?

— Вы, — возразил я ему, — по-видимому, считаете себя во всем равным Христу. Писание нас, православных, о таких, как вы, предупредило без малого 1900 лет тому назад, и потому, простите, нам с вами беседовать больше не о чем.

Прощайте, — ответил мне гордо ученик Беккера, — но берегитесь быть хулителем Духа и помните, что "посвященные" меня хорошо знают, знает меня и московское общество спиритуалистов-догматиков, с которым шутить не советую.

На этом мы простились с этим "игралищем и посмешищем бесов".

Как ясны теперь стали евангельские слова:

"Многие скажут Мне в тот день: Господи, Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отой­дите от Меня, делающие беззаконие" (Мф. 7,22 — 23).

Заходил к о. Анатолию.

— Батюшка, вы послали ко мне Смольянинова?

— И не думал. Он проситься вздумал в Скит, а я его послал к о. скитоначальнику. Зачем он к вам забрел, не знаю, только я к вам не посылал.

Зачем я понадобился "отцу лжи", налгавшему на о. Анатолия устами "спиритуалиста- догматика и чудотворца"?

Увидим.

Ходил к одному из наших премудрых. Рассказал о посещении меня "спиритуалистом".

— Это антихристианское религиозное извращенство, служение духу тьмы, принимаемому за ангела света. Князь мира знает, что времени ему осталось немного: он и действует теперь со всею силою и властью над теми, кому кажется тесной церковная ограда. Спиритуалист, спиритизм и простонародное хлыстовство, проникающее, говорят, ныне и в великосветские салоны, как было то в дни лжемистицизма эпохи Александра I, — все это явления одного антихристова духа фальсификации христианства.

Марта

Дата добавления: 2015-08-02