Кто у истоков герба?

· Журнал «Вокруг Света»

· Версия для печати

№2 (2593) | Февраль 1975

Изображение Георгия Победоносца, поражающего змия, было гербом Москвы в XVII—XIX веках. До этого времени, начиная с XV века, на гербе Москвы тоже была фигура всадника, но в короне и без змия. Вне всякого сомнения, этот герб изображал великого князя московского или впоследствии царя. Несомненно также и то, что происхождение московского герба непосредственно связано с древнерусским культом святых воинов.

Но когда и каким образом конный святой воин превратился в лицо светское — в князя, а затем царя?

Долгое время считали, что первый «мирской ездец» находится на монетах великого князя московского Василия Дмитриевича: в отличие от святых воинов он держит на руке сокола — неотъемлемый атрибут забав феодала, но никак не связанный с делами божественными.

Однако произведенное членом-корреспондентом АН СССР В. Л. Яниным исследование древнерусских печатей позволило отнести появление эмблемы в виде светского всадника к еще более раннему времени. На части печатей Александра Ярославича Невского мы находим с одной стороны сошедшего с коня и поражающего змия святого воина Феодора Тирона (церковное имя отца невского героя — Ярослава Всеволодовича — Федор), с другой стороны — святого Александра на коне с мечом. Таким образом, два святых воина на печати как бы представляют имя и отчество князя.

На других печатях Александр «теряет» нимб — символ святости — и «приобретает» вместо него корону. Но корона не могла заменять нимба; ни один из святых Александров не может на нее претендовать. Кто же изображен на печати Александра Ярославича? Сам князь? Но русские князья того времени не носили корон. Они надевали традиционные шапки, реже византийские тюрбаны — туфы.

На память невольно приходит тезка Невского — Александр Македонский, который был весьма популярен среди древнерусских феодалов и книжников.

Александр Великий и его подвиги не были чем-то отвлеченным для древнерусских грамотеев. Они были твердо уверены, что печенеги и половцы — из числа тех «нечистых» народов, которых мудрые властители, а среди них самый мудрый Александр Македонский, загнали в пустыню Нитривскую «межю востоком и севером». Другие, еще более «нечистые» народы были согласно преданию по приказу устроителя вселенной наглухо замурованы в скале в «полунощных» — северных — странах и отрезаны от остального мира.

Известно также, что русские писатели домонгольского времени ставили Александра Македонского в пример владимирским князьям. «Воскресни, боже, — пишет Даниил Заточник в послании к отцу Невского Ярославу Всеволодовичу, — силу князю нашему укрепи, ленивья утверди, вложи ярость страшливым в сердце... Подай же им (князьям) Самсонову силу, храбрость Александрову, Иосифово целомудрие, Соломонову мудрость, Давидову кротость». С прославлением русских князей непосредственно связана и композиция на стенах Дмитриевского собора во Владимире, где показано вознесение Александра в короне. Он поднимается в воздух в корзине, в которую впряжены два грифона — звери с птичьими головами и крыльями и туловищами льва. Принцип приведения в движение воздухоплавательной повозки вполне анекдотический, достойный барона Мюнхгаузена. Человек держит в поднятых руках двух маленьких зверьков — приманку. Грифоны вытягивают шеи, тянутся к лакомому куску и заодно поднимают корзину все выше (стр. 76, внизу).

Этот общеевропейский сюжет, кстати, встречается также на византийских печатях и русских монетах XV века, на стенах собора Святого Марка в Венеции и на золотой диадеме XII века, найденной под Киевом.

И поскольку сюжет этот с таким упорством изображался на видных местах стен белокаменных соборов, на княжеских диадемах и проходивших через тысяче и тысячи рук монетах, можно думать, что он был известен и популярен на Руси.

Вознесение Александра Македонского располагалось на стенах соборов в одном ряду с наиболее священными изображениями и как бы представляло собой апофеоз княжеской власти.

Образ великого завоевателя древности пользовался популярностью не только в княжеской среде. В XVIII—XIX веках дешевые лубочные картины, иллюстрирующие жития Александра Македонского, были обычным украшением в простых крестьянских избах. Были тут и «славное побоище царя Александра Македонского с царем Пором индийским», и «люди дивия», заклепанные в горе по приказу завоевателя, и парадный портрет царя на коне. Эти картинки наглядно показывают, как повесть о подвигах идеального царя и рыцаря, распространившись в народе, превращается в занимательную сказку (стр. 76, вверху).

Конечно, популярность на Руси образа Александра Македонского еще не доказательство того, что Александр Невский мог осмелиться поместить на своей печати изображение языческого царя в обход своего святого патрона. Но есть еще один факт, делающий это предположение достаточно вероятным.

Известно, что о герое Невской битвы и ледового побоища его современники и ближайшие потомки написали несколько повестей. И одна из них открывается словами: «О велицем князе нашем Александре Ярославиче, о умном и кротком и смысленом, о храбром тезоименитом царя Александра Македонского, подобнике царю Алевхысу (то есть Ахиллесу)». Тезоименитый — термин, употреблявшийся почти исключительно по отношению к одноименным святым. Только что приведенная цитата убеждает в том, что первый светский коронованный всадник, появившийся среди русских феодальных эмблем, вполне мог быть Александром Македонским. Если так, то происхождение московского герба связано с двумя очень разными героями — с прародителем московских князей, стойким борцом за независимость своей страны, Александром Ярославичем Невским и великим полководцем античной древности.

Дата добавления: 2015-08-02