ГЛАВА 16. Мое знакомство с Адамом Кули произошло самым неожиданным образом

Мое знакомство с Адамом Кули произошло самым неожиданным образом. Все началось с потрепанного английского журнала, который кто-то бросил рядом со мной в электричке. В журнале была статья об уличном артисте, который устраивает представления: наряжается римской статуей, встает на углу оживленной улицы и заговаривает с прохожими. По-моему, надо быть поистине отчаянным человеком, чтобы устроить такое на улице японского города. И я решаю найти этого парня.

Связавшись с редакторами журнала, я усердно уговариваю их поделиться информацией и наконец получаю электронный адрес. Адам отвечает почти сразу. Оказывается, пантомимой он больше не занимается, но время от времени дает уличные представления. Он хочет встретиться со мной и даже дает мне свой домашний адрес.

Высокий, подтянутый, гибкий и симпатичный Адам в Японии уже почти 7 лет. Он безупречно говорит по-японски, хотя ни разу в жизни и не брал в руки учебник.

«Слушал, как говорят друзья, вот и научился», – поясняет он.

Его крошечная комната битком набита картинами, книгами, масками. Одна стена вся в аквариумах. В ванночке живут маленькие крабы. В углу растет деревце, сбрасывая листья на кучу грязного белья.

«Я сейчас ищу место, чтобы его посадить, – говорит Адам, проследив за моим взглядом. – Нашел старое кладбище в паре миль отсюда. Тихое местечко, много птиц, и никто не станет подрезать ветки – так можно и вовсе дерево погубить». Он протягивает руку и нежно гладит тонкую веточку.

Четыре месяца назад он случайно забыл морковку на книжной полке. Окруженная заботой и теплом, та быстро пустила корни. Сейчас филигранные листики вымахали уже на 10 дюймов, и вид у них куда более процветающий, чем у моих овощей в Фудзисаве с их супер-пупер удобрениями. Адам будет поливать морковку до весны, а потом высадит в мини-сад на веранде. Я выглядываю на улицу: садик совсем зарос, а часть растений перелезла на соседский участок.

«Соседи не против?» – я вспоминаю историю с соседом Джерри и мешком соли.

Адам качает головой. «Весной я сажаю сахарный горошек и иного цветов, а потом разрешаю всем рвать, сколько захотят. Люблю сидеть с открытым окном и слушать, как они лузгают стручки».

Адам вырос в бедной американской семье, жившей в городишке Реднеквилль. Он никогда не понимал, почему мытье посуды считается женским делом и зачем мальчишки отрывают крылья у мух. Он не состоял в бойскаутах, не ночевал у друзей, которых у него, собственно, и не было. Неисправимо робкий, почти что мучимый агорафобией, он прятался от мира, от незнакомых людей, от всех, кто, как ему казалось, представлял угрозу, и от неловких ситуаций. Ну и геям в маленьком городке живется, мягко говоря, непросто.

И вот однажды он вдруг попал туда, где впервые в жизни почувствовал себя в безопасности.

«В Японии все носят маски. Японцы поднаторели в этом искусстве – они учатся скрывать свои чувства еще с детских лет. Те, кому это хорошо удается, точно знают, какая личина у них припасена для какого случая. Японцы уважают притворство, если притворяешься хорошо. Никто не пытается проникнуть под маску и разглядеть, что там под ней. Японцы восхищаются внешней красотой – этого им вполне достаточно».

Он замолкает и смотрит на увешанную масками стену адское смешение цветов и эмоций. Свиные рыла и. кроваво-красные рога, милые личики и головы Медузы, смеющийся клоун и женщина с ярко-зелеными слезами на щеках.

«Они не пытаются снять мою маску и узнать обо мне правду. Но это вовсе не означает, что японцы поверхностны. Они просто очень терпеливы – ждут, пока я откроюсь сам». Он горько улыбается. «Когда я только приехал, мне казалось, сбылась моя мечта – мальчик в маске попал в страну, где все носят маски».

Разговор затягивается до поздней ночи. У Адама удивительно цветное, красивое, непосредственное восприятие – для взрослого человека большая редкость.

Я спрашиваю, какой у него любимый запах. Он отвечает, даже не думая: «Запах рисового поля, когда идешь по нему ночью, за две недели до сбора урожая, и ветер колышет спелые колосья…»

А если бы могло исполниться всего одно его желание, что бы он попросил?

«Финансовой независимости, славы, крепкого здоровья и чтобы носить любые вещи и не казаться толстым…» Замолкнув, он мечтательно смотрит вдаль. «Это все, конечно, хорошо, но больше всего мне хотелось бы научиться летать».

Адам разрешает заснять его уличное выступление. Лишь обнимая его на прощание, я понимаю, какое глубокое восхищение у меня вызывает этот человек – мудрый, как старик, и бесхитростный, как 5-летний ребенок.

Возвращаюсь домой вдохновленная. Может, все-таки удастся наладить отношения с соседями? Пусть им не нравятся иностранцы – я возьму и докажу, что все, что они думают о нас плохого, на самом деле неправда! Сделаю, как Адам Кули: буду такой милой, что они просто не смогут сопротивляться.

Решаю начать со старушки, что живет напротив через улицу. Под крышей ее дома устроен садик, обнесенный изгородью. Внутри – около сотни растений в горшках, и многие еще в цвету невзирая на морозы. Я часто вижу, как она поливает их, когда стираю на балконе.

И вот я испекла печенье с шоколадной крошкой, штук 6 съела сама, а остальное завернула в бумагу. Стучусь к соседке в дверь, но. увидев меня, она морщит нос и чуть было не бежит обратно в дом.

«Погодите!» – кричу я. Объясняю, что я ее новая соседка и просто хотела поздороваться и сказать спасибо, что благодаря ей из моего окна такой чудесный вид. Сунув ей печенье, поспешно удаляюсь. Она шагает в дом и медленно закрывает дверь.

Теперь каждый раз, отправляясь за покупками, я беру что-нибудь и для нее – пару яблок, банку мисо-пасты. Стучу в дверь и, если никто не отвечает, оставляю подарок на пороге. Через неделю выхожу на балкон соскребать иней со стиральной машинки и вижу, что старушка вышла поливать цветы. Она не улыбается, но все же кивает в мою сторону.

Тут же бросаю стирку и несусь в угловой супермаркет купить для нее мандаринов. Когда прибегаю обратно, ее уже нет дома, но я все равно вешаю пакет на дверцу и оставляю записку.

Ночью меня будит громкий стук, как будто кто-то медленно стучит по голове кувалдой. Расклеиваю глаза: циферблат часов показывает 3. Я плетусь в коридор. На кухне стоит Джерри и молотит об стол замороженным кочаном брокколи, из которого торчит огромный резак Лезвие застряло, и теперь он пытается вытащить его, разломив кочан пополам.

«Джерри, три часа ночи», – шепчу я.

«Я есть хочу», – отвечает он и продолжает стучать.

«У нас есть соседи, которые сейчас наверняка проснулись на два квартала вокруг».

Он пожимает плечами. И тут до меня доходит, что если Джерри ненавидят, то вовсе не за то, что он гайдзин и к тому же гей, а за то, что он неотесанная деревенщина?

Наутро мой пакет с мандаринами висит на нашей дверной ручке. Соседка больше никогда не смотрит в мою сторону.

Неделю спустя звонит Адам: он готов к выступлению. Мы встаем на оживленном перекрестке в самом сердце одного из престижнейших районов Осаки. С Адамом 2 ассистента, с головы до ног одетые в черное. Их лица скрывает плотная марля. Сам Адам в узком черном топе без рукавов и в мешковатых штанах. Лицо вымазано белой рисовой пудрой, а губы обведены кроваво-красным. Несмотря на холод, он босиком.

Встав на тоненький коврик татами, Адам сворачивается клубком. Он – семечко молодого деревца бонсай. Голова медленно раскручивается. Это он дает ростки и всходит. Ассистент мельтешит вокруг, добавляя к его костюму кусочки искусственного газона и зеленые ветки. Группа бизнесменов, видимо направлявшихся на ланч, останавливается и наблюдает. Мне-то известна сюжетная линия, а вот они, похоже, озадачены. Но Адам не смущается. По задумке, зрители должны заинтересоваться, что же такое здесь происходит, и начать угадывать: это задержит их подольше Адам медленно поднимается в полный рост, растопыривая пальцы и подставляя их солнцу: это деревце становится большим и сильным. Помощники прикрепляют новые веточки и листья. Они помогают ему превратиться в могучее дерево. Помощники – это общество, которое пытается в каждом из нас выявить лучшее.

Но потом вдруг что-то меняется. Помощники связывают руки Адама веревкой и больно их выкручивают. Они пытаются деформировать его первоначальную форму, наподобие корсетов XVI века или китайских колодок для ног. Ему подрезают ветви и облекают в ту форму, которая была бы приятна обществу. Внезапно я начинаю понимать, почему Адам не тронул ту морковку в комнате, почему так радовался, когда она пустила корни естественным образом, почему хочет посадить деревце в хорошую почву, где его потенциал мог бы полностью раскрыться.

Сперва Адам пытается сопротивляться, лицо искажает гримаса боли. Но веревка врезается ему в руки и оставляет на шее красные рубцы. В конце концов он подчиняется, опускает руки и падает на землю. Адам умирает, как деревце, которое слишком часто подрезали.

Никто не хлопает, 2 девочки болтают по сотовым телефонам, парень в очках-стрекозах и кожаных брюках сидит неподвижно курит десятую сигарету, дородная матрона садится на велосипед и уезжает. Кажется, гибель Адама произвела на них не такое уж и сильное впечатление… Но тут я еще раз оглядываюсь по сторонам и понимаю: ведь прошло 2 часа, и все это время они были здесь.

«Им очень понравилось», – шепчу я Адаму. Мы собираем наши пожитки. Адам довольно кивает, и я понимаю, что зря его успокаиваю: ведь даже если один человек по дороге домой хоть на секунду задумается об увиденном, Адам будет доволен.

«Адам, – вдруг спрашиваю я, – а ты как думаешь, иностранцы в Японии вне общества?»

Он долго думает, как и над всеми моими вопросами. «Быть вне общества это значит не принадлежать группе, но все же пытаться в нее проникнуть. Представь себе квадратный шуруп и круглое отверстие: они просто не подходят друг другу. Если ты – квадратный шуруп, ты должен искать квадратное отверстие. Выбери все лучшее, что встречается на твоем пути, и создай собственный мир, который бы по подходил именно тебе».

Он уходит, а я понимаю, что он сейчас говорил о себе. Пусть носит маску, но, в отличие от большинства наших личин, она совершенно прозрачна.

Дата добавления: 2015-08-02