Учебной и научной литературы 17 страница

Качествами, делающими судью, или толкователя законов, хорошим, являются, во-первых, ясное понимание основного естественного закона, называемого справедливостью; оно зависит не от чтения книг, а от собственного естественного разума человека и от его умения размышлять и предполагается у тех людей, которые имеют наибольший досуг и наибольшую склонность размышлять о принципе справедливости. Вторым качеством является презрение к излишнему богатству и к чинам. Третьим качеством - способность отвлечься в своем суждении от всякой боязни, гнева, ненависти, любви и сострадания. Четвертым - способность терпеливо и внимательно выслушивать и запоминать, обдумывать и применять слышанное.

Различные виды законов. Различение и разделение законов производились по-разному в зависимости от различия методов писавших о них людей. Ибо это разделение зависит не от природы самих законов, а от цели писателя и обусловлено его методом. В кодексе Юстиниана21 мы находим семь видов гражданских законов:

1. Эдикты, указы и распоряжения принцепса, т. е. императора, так как в нем была сосредоточена вся власть народа. Нечто подобное представляют собой указы английских королей.

2. Декреты всего римского народа (включая и сенат), принятые по поводу предложений, поставленных на голосование в народном собрании сенатом. Эти декреты были сначала законами в силу принадлежавшей пароду верховной власти, и те из них, которые не были отменены императорами, остались законами в силу одобрения их императорской властью. Ибо не следует упускать из виду, что все законы, имеющие обязательную силу, являются законами в силу авторитета того, кто имеет власть отменять их. Нечто аналогичное этим законам представляют собой парламентские постановления в Англии.

3. Декреты народного собрания (без сената), принятые по поводу предложений, внесенных в собрание народными трибунами. Ибо те из этих декретов, которые не были отменены императорами, остались законами в силу авторитета императорской власти. Нечто аналогичное этим законам представляют собой постановления палаты общин в Англии.

4. Senatus consulta, т. е. постановления сената, ибо, когда народ Рима стал слишком многочисленным и собирать его стало неудобно, императоры сочли целесообразным, чтобы люди руководствовались постановлениями сената, а не декретами народных собраний. Эти постановления имеют некоторое сходство с постановлением [государственного] совета.

5. Эдикты преторов и (в некоторых случаях) эдилов, представлявших собой нечто вроде главных судей в судах Англии.

6. Responsa prudentum, т. е. решения и мнения тех юристов, которым император дал право толковать закон и давать ответы тем, кто будет спрашивать их совета по вопросам права; постановления императора обязывали судей следовать в своих решениях этим советам. Эти решения и мнения представляли бы собой нечто подобное записям судебных решений в Англии, если бы английский закон обязывал других судей руководствоваться этими записями. Но в Англии судьи обычного права являются не судьями в собственном смысле, a juris consult!, у которых судьи (т. е. лорды или двенадцать присяжных) спрашивают совета по вопросам права.

7. Законами являются также неписаные обычаи (которые по своей природе суть подражания закону), если есть молчаливое согласие императора на их сохранение и если они не противоречат естественному закону.

Законы еще разделяются на естественные и положительные. Естественными являются те, которые существовали извечно, они называются не только естественными, но и моральными. Эти законы имеют своим содержанием такие добродетели, как справедливость, беспристрастие, и все те душевные качества, которые располагают человека к миру и милосердию, о чем я уже говорил в XIV и XV главах.

Положительными являются те законы, которые не существовали извечно, а стали законами благодаря воле тех, кто имел верховную власть над другими, и они существуют или в письменной форме или доведены до сведения людей в какой-нибудь другой форме, ясно выражающей волю законодателя.

Другое разделение законов. Положительные законы в свою очередь разделяются на человеческие и божественные; из человеческих положительных законов одни являются распределительными, другие - карательными. Распределительные определяют права подданных, объявляя каждому человеку, каким путем он приобретает и сохраняет собственность на землю или движимое имущество и право или свободу предъявлять иск; эти законы адресованы всем подданным. Карательные законы объявляют, какие наказания должны быть наложены на нарушителей закона; они адресованы должностным лицам и исполнителям приговоров. Ибо хотя каждый человек должен знать о наказаниях, которые заранее установлены за его правонарушения, тем не менее повеление адресовано не преступнику (от которого нельзя ожидать, что он честно накажет самого себя), а должностным лицам, поставленным смотреть за приведением наказания в исполнение. Карательные законы, как и распределительные, в большинстве случаев являются писаными законами; они часто называются приговорами, ибо все законы суть общие приговоры или постановления законодателя, точно так же как всякое частное судебное решение является законом для того, чье дело разбиралось.

Божественные положительные законы и как можно о них узнать. Божественными положительными законами (что касается естественных законов, то все они, будучи вечными и универсальными, божественны) являются те, которые, будучи заповедями Бога (не извечными, не универсально адресованными всем людям, а исключительно определенному народу или определенным лицам), объявлены в качестве законов людьми, уполномоченными Богом провозгласить их. Однако по каким признакам можно узнать, что человек, объявляющий, каковы положительные законы Бога, имеет на то полномочия от Бога? Бог может сверхъестественным путем приказать человеку возвестить законы другим людям. Но так как с сущностью закона связано, что тот, кто должен будет ему повиноваться, должен быть уверен в полномочиях того, кто его объявляет, а в полномочиях, данных Богом, мы естественным путем удостовериться не можем, то спрашивается: как может человек без сверхъестественного откровения быть уверен в откровении, полученном тем, кто возвещает законы, и как может он быть обязан повиноваться им? Что касается первого вопроса (как может человек без откровения, полученного им самим, удостовериться в откровении, полученном другим), то это явно невозможно. Ибо хотя человека могут побудить верить в такое откровение чудеса, творимые на его глазах тем человеком, или необычайная святость жизни последнего, или его необычайная мудрость, или необычайная удача во всех его делах как признак необычайной милости Бога, однако это не является достоверным свидетельством специального откровения. Чудеса суть непостижимые вещи, но то, что непостижимо для одного, может быть постижимо для другого. Святость может быть притворной, а видимые удачи в этом мире Бог чаще всего посылает обычным и естественным путем. И поэтому ни один человек не может путем естественного разума безошибочно узнать о том, что кто-нибудь другой имел сверхъестественное откровение божественной воли. Человек может лишь верить в это, причем его вера будет сильнее или слабее в зависимости от большей или меньшей доказательности этих признаков.

Но что касается второго вопроса (как может человек быть обязан повиноваться указанным законам), то на него не трудно ответить. Ибо если возвещенный закон не идет вразрез с естественным законом (который, несомненно, является божественным законом) и человек берет на себя повиновение ему, то тем самым он обязывает себя; обязывает себя, говорю я, повиноваться ему, но не обязывает себя верить в него, ибо вера и тайные помышления человека не подчиняются приказаниям, а внушаются Богом естественным или сверхъестественным путем. Вера в сверхъестественный закон есть не исполнение этого закона, а лишь согласие с ним, и эта вера является с нашей стороны не исполнением долга по отношению к Богу, а даром, который Бог свободно дает, кому ему угодно, точно так же, как безверие есть не нарушение какого-нибудь Его закона, а отклонение их всех, за исключением естественных. Однако то, о чем я говорю, станет яснее, если я подкреплю это примерами и свидетельством Священного писания. Завет, данный Богом Аврааму сверхъестественным путем, был таков (Быт. 17, 10): Сей есть завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и между вами и между потомками твоими после тебя. Потомки Авраама не имели этого откровения, да и не существовали еще, и, однако же, они являются участниками завета и обязаны повиноваться тому, что Авраам объявит им в качестве божественного закона, что могло быть обусловлено лишь их обязанностью повиноваться своим родителям, которые (если они не подвластны никакой другой земной власти, как в данном случае Авраам) имеют верховную власть над своими детьми и слугами. Опять-таки, когда Бог говорит Аврааму: В тебе благословятся все народы земли, ибо я знаю, что ты заповедуешь детям твоим и дому твоему после тебя ходить путем Господним, творя правду и суд, - то ясно, что повиновение его семьи, не имевшей откровения, было обусловлено ее предыдущим обязательством повиноваться своему суверену. На гору Синай взошел один лишь Моисей, чтобы говорить с Богом. Народу под страхом смерти было запрещено приближаться к этому месту, и, однако же, он был обязан повиноваться всему тому, что Моисей объявил ему в качестве божественного закона. На чем же другом, если не на основании их собственной покорности, сыны Израиля говорят Моисею (Исх. 20, 19): Говори и ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть. Эти две цитаты ясно показывают, что в государстве подданный, лично не имеющий ясного и несомненного откровения в отношении воли Бога, обязан повиноваться в качестве таковой постановлениям государства. Ибо если бы людям была предоставлена свобода считать божественными заповедями свои сновидения и фантазии или сновидения и фантазии частных лиц, то едва ли нашлись бы два человека, согласные между собой в том, что является Божьей заповедью, и в силу сравнения с этими воображаемыми заповедями всякий человек пренебрежительно относился бы к постановлениям государства. Поэтому я заключаю, что во всех вещах, не противоречащих нравственному, т. е. естественному, закону, все подданные обязаны повиноваться как божественным законам тому, что будет объявлено таковыми государственными законами. Это подсказывается также здравым смыслом всякого человека. Ибо все, что не идет против естественного закона, может быть объявлено законом от имени тех, кто обладает верховной властью, и поэтому у людей нет никакого основания быть менее связанными этим законом, раз он объявлен от имени Бога. Да и нет такого места на свете, где бы людям разрешалось признавать другие Божьи заповеди, кроме тех, которые провозглашены таковыми государством. Христианские государства наказывают отступников от христианской религии, а все другие государства наказывают тех, кто устанавливает запрещенную ими религию. Ибо во всем, что не урегулировано государством, справедливость, которая есть естественный и поэтому извечный закон Бога, требует, чтобы всякий человек мог одинаково пользоваться свободой.

И еще одно разделение законов. Имеется еще другое разделение законов - на основные и неосновные. Но ни у одного автора я не мог найти, что означает основной закон. Тем не менее такое разделение может иметь разумный смысл.

Что такое основной закон. В самом деле, основным законом в каждом государстве является тот, по упразднении которого государство, подобно зданию, у которого разрушен фундамент, должно рухнуть и окончательно распасться. Поэтому основным законом (fundamental law) является тот, на основании которого подданные обязаны поддерживать всякую власть, которая дана суверену - монарху или верховному собранию - и без которой государство не может устоять. Таковы, например, право объявления войны и заключения мира, судебная власть, право назначения должностных лиц и право суверена делать все, что он сочтет необходимым в интересах государства. Неосновным является тот закон, упразднение которого не влечет за собой распада государства, каковы, например, законы о тяжбах между подданными. И сказанного достаточно о разделении законов.

Различие между законом и правом. Я нахожу даже у самых ученых авторов, что для обозначения одного и того же они употребляют слова lex civilis и jus civile, т. е. закон и гражданское право, чего, однако, не следует делать. Ибо право есть свобода, именно та свобода, которую составляет нам гражданский закон. Гражданский же закон есть обязательство и отнимает у нас ту свободу, которую предоставляет нам естественный закон. Природа дает всякому человеку право обезопасить себя своими силами и для предупреждения нападения самому напасть на подозрительного соседа. Гражданский же закон лишает нас этой свободы во всех случаях, когда защита закона обеспечивает безопасность. Таким образом, между lex и jus существует такое же различие, как между обязательством и свободой.

И между законом и хартией. Точно так же употребляются в одинаковом смысле слова законы и хартии. Однако хартии суть дары суверена и являются не законами, а изъятиями из них. Формула закона есть jubeo, injungo - я повелеваю, я предписываю; формула же хартии есть dedi, concessi - я дал, я пожаловал, но то, что даруется или жалуется человеку, не навязывается ему законом. Закон может быть издан, дабы обязать им всех подданных государства; свобода же, или хартия, дается одному человеку или некоторой части народа. Ибо сказать, что весь народ государства пользуется свободой в отношении какого-нибудь пункта, - то же самое, что сказать, что в отношении этого пункта не было издано никакого закона или если такой закон был издан, то он ныне отменен.

ГЛАВА XXVII

О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ, ОПРАВДАНИЯХ И О СМЯГЧАЮЩИХ ВИНУ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Что такое грех. Грехом является не только нарушение закона, но также выражение презрения к законодателю, ибо такое презрение есть нарушение всех его законов сразу. Поэтому грех может состоять не только в совершении поступка или высказывании слов, запрещенных законом, или в невыполнении того, что повелевает закон, но также в намерении нарушить закон. Ибо намерение нарушить закон есть в некоторой степени презрение к тому, кто имеет право требовать его исполнения. Тешить себя воображаемым обладанием имуществом другого человека, его слугами или женой без намерения отнять их у него силой или хитростью не есть нарушение закона, гласящего не пожелай, точно так же не является грехом, если человек испытывает удовольствие, воображая или мечтая о смерти того, от чьей жизни он может ожидать лишь вред и огорчение для себя, а грехом является лишь решение совершить какое-нибудь действие, которое может привести к осуществлению такой мечты. Ибо тешиться воображением того, что доставило бы удовольствие, если бы оно было реально, есть страсть, настолько свойственная природе как человека, так и всякого другого живого существа, что считать это грехом значило бы считать грехом само существование человека как человека. В силу этих соображений я считаю слишком строгими по отношению к самим себе и другим тех, кто утверждает, что первые движения души, хотя и подавленные богобоязнью, являются грехом. Однако я признаю, что лучше ошибаться в этом направлении, чем в другом.

Что такое преступление. Преступление есть грех, заключающийся в совершении делом и словом того, что запрещено законом, или в неисполнении того, что он повелевает. Так что всякое преступление есть грех, но не всякий грех есть преступление. Намерение украсть или убить есть грех, хотя бы это намерение не было выявлено никогда ни словом, ни делом, ибо Бог, знающий мысли человека, может вменить ему это в вину. Однако, до тех пор пока такое намерение не обнаружилось каким-нибудь поступком или словом, при наличии которых намерение могло бы стать объектом разбора земного судьи, оно не называется преступлением. Подобное различие делали и греки между словами аи.артт)иа и еухТ/п^а или ата, из которых первое (оно переводится как грех) обозначает всякое отклонение от закона, а два последних (они переводятся как преступление) обозначают лишь такой грех, в котором один человек может обвинять другого. Но в намерениях, никогда не выявившихся в каком-либо внешнем действии, никто никого не может обвинить. Точно так же и римляне словом peccatum, т. е. грех, обозначают всякого рода отклонения от закона, а под criinen они подразумевают лишь такие грехи, которые могут быть вскрыты перед глазами судей и поэтому не являются только намерениями.

Там, где нет гражданского права, нет и преступлений. Из обрисованного отношения греха к закону и преступления к гражданским законам может быть выведено следующее заключение. Во-первых, что там, где прекращается закон, прекращается и грех. Однако так как естественный закон вечен, то нарушение договоров, неблагодарность и высокомерие и все действия, идущие вразрез с каким-нибудь моральным принципом, никогда не могут перестать быть грехом. Во-вторых, что с упразднением гражданских законов перестают существовать преступления. Действительно, так как с упразднением гражданских законов остаются лишь естественные законы, то ни один человек не может обвинить в чем-либо другого человека. Ибо в этом случае каждый является судьей самому себе и может быть обвинен лишь своей совестью и признать себя оправданным на основании чистоты своих намерений. Если поэтому его намерение честно, его поступок не является грехом. В противном случае его поступок - грех, но не преступление. В-третьих, что, если перестает существовать верховная власть, перестают также существовать и преступления. Ибо там, где нет такой власти, нет и защиты закона, и поэтому всякий имеет право защищать себя собственными силами. Ибо нельзя предположить, что при установлении верховной власти кто-либо отрекся от своего права на сохранение своей жизни, ради сохранения которой установлена верховная власть. Но это относится лишь к тем, кто не участвовал в свержении власти, оказывавшей им защиту. Ибо такое свержение - с самого начала преступление.

Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Источником всякого преступления является или недостаток понимания, или какая-нибудь ошибка в рассуждении, или неожиданная сила страстей. Недостаток понимания есть незнание. Ошибка в рассуждении есть ошибочное мнение. Незнание опять-таки может быть троякого рода: незнание закона, незнание суверена, незнание наказания. Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Ибо предполагается, что всякий человек со зрелым умом знает, что он не должен делать другому того, что он не желал бы, что бы было сделано по отношению к нему. Поэтому, в какую бы страну человек ни пришел, он совершает преступление, если он делает что-либо противное законам этой страны. Если человек приезжает в нашу страну из Индии и убеждает у нас людей принять новую религию или учит их чему-либо ведущему к неповиновению законам нашей страны, то, как бы человек ни был убежден в истинности своего учения, он совершает преступление и может быть по всей справедливости наказан за него, и не только потому, что его учение ложно, но и потому, что он совершает то, чего он не одобрил бы в другом, а именно в том, кто прибыл бы в его страну и пытался бы там изменить религию. Однако незнание гражданского закона может служить оправданием для человека в чужой стране, пока этот закон ему не объявлен, "бо до того гражданский закон не может иметь для него обязательной силы.

Незнание гражданского закона иногда может служить оправданием. Точно таким же образом, если гражданский закон объявлен в стране не в столь ясной форме, чтобы каждый при желании мог знать его, или сам поступок не

противоречит естественному закону, незнание гражданского закона является достаточным оправданием. В других случаях незнание гражданского закона не служит оправданием.

Незнание суверена не служит оправданием. Незнание суверена в своей собственной стране не служит человеку оправданием, ибо он обязан знать ту власть, защитой которой пользуется.

Незнание наказания не может служить оправданием. Незнание наказания там, где закон объявлен, никому не служит оправданием. Ибо, нарушая закон, который при отсутствии страха наказания был бы не законом, а пустым словом, человек тем самым приемлет наказание, хотя он не знает, каково оно, так как всякий добровольно совершающий какое-нибудь действие приемлет и все заведомо вытекающие из этого действия последствия. Наказание не является заведомым последствием нарушения законов во всех государствах. Так что, если это наказание определено уже законом, правонарушитель подлежит этому наказанию; если же наказание не определено, то он подлежит произвольному наказанию. Ибо справедливо, чтобы тот, кто совершает правонарушение, повинуясь только собственной воле, был подвергнут наказанию, зависящему лишь от воли того, чей закон при этом нарушен.

Наказания, установленные до совершения действия, исключают более суровые. Если же наказание указано в законе рядом с преступлением или это наказание обычно применялось в подобных случаях, то преступник не может быть подвергнут более суровому наказанию. Ибо если наказание заранее известно и оно недостаточно сильно, чтобы удержать людей от свершения действия, то такое наказание является подстрекательством, так как, взвешивая выгоды, проистекающие от нарушения, и зло, связанное с наказанием, люди по естественной необходимости выбирают то, что им представляется наиболее выгодным. Вот почему, если они подвергаются более сильному наказанию, чем то, которое определено законом, или то, которому подвергались другие люди за подобные преступления, выходит, что закон ввел их в искушение и обманул.

Действие не становится преступлением, если закон издан после совершения его. Закон, изданный после совершения действия, не делает это действие преступным. Ибо если это действие есть нарушение естественного закона, то закон существовал до его совершения; положительный же закон не может быть известен до его издания и, следовательно, не может иметь обязательной силы. Если же закон, запрещающий указанное действие, издан до его совершения, но полагающееся за него наказание было установлено после его совершения, то правонарушитель подлежит наказанию, установленному по совершении его действия, если только до этого не было установлено законом или практикой меньшее наказание. Основания для этого утверждения были изложены выше.

Причинами преступлений являются ложные принципы относительно права и не-права. Неправильные рассуждения, т. е. заблуждения, делающие людей склонными нарушать законы, бывают троякого рода. Во-первых, предложения, в основу которых положены ложные принципы. Так, например, на основании того, что везде и всегда незаконные деяния оправдывались вследствие силы и побед их вершителей и что власть имущие часто разрывали паутину законов, причем преступниками считались лишь наиболее слабые из нарушителей законов, т. е. не имевшие успеха в своих противозаконных начинаниях, - на основании таких фактов люди устанавливают следующие принципы и предпосылки: справедливость есть лишь пустой звук; все, что человек может добыть своими рвением и отвагой, принадлежит ему; практика всех народов не может быть несправедливой; примеры прежних времен являются достаточным основанием для того, чтобы поступать так и впредь, и многое другое в этом роде. При признании таких принципов никакое деяние само по себе не может быть преступлением, но должно стать таковым не по закону, а в зависимости от успеха того, кто его совершает, а одно и то же деяние может быть нравственно положительным или отрицательным в зависимости от воли судьбы, так что то, что Марий сделает преступлением, Сулла превратит в заслугу, а Цезарь при наличии тех же самых законов снова обратит в преступление - к беспрестанному нарушению мира в государстве.

Лжеучители, неправильно истолковывающие естественные законы. Во-вторых, неправильное истолкование естественных законов лжеучителями, которые придают им смысл, противоречащий гражданскому праву, либо выдают за законы собственные измышления или традиции прежних времен, несовместимые с обязанностями подданного. И ложные выводы из истинных принципов, которые делают учители. В-третьих, ошибочные выводы из правильных принципов, что обычно встречается у людей, поспешных в выведении заключений и принятии практических решений. Таковы те люди, которые, с одной стороны, слишком высокого мнения о своих умственных способностях, а с другой стороны, полагают, что вещи этого рода требуют не времени и изучения, а лишь обыкновенного опыта и здравого смысла, чего ни один человек не считает себя лишенным, а между тем познание правомерного и неправомерного очень трудно, и никто не должен претендовать на такое знание без долгого и интенсивного изучения. Ни одно из этих неправильных рассуждений не может служить основанием для оправдания преступления человека (хотя некоторые из них могут служить смягчающим вину обстоятельством), претендующего на управление собственными делами, и еще меньше для человека, занимающего государственный пост, ибо все такие люди претендуют на ту разумность, на отсутствие которой они ссылались бы как на основание для своего оправдания.

Страсти людские. Одной из страстей, которые чаще всего бывают причиной преступления, является тщеславие, или глупая переоценка собственной личности, как будто разница в ценности между людьми является результатом их ума, или богатства, или крови, или какого-нибудь другого естественного качества, а не зависит от воли тех, кто обладает верховной властью. Тщеславие порождает у соответствующих людей предположение, что наказания, установленные законами и распространяющиеся обыкновенно на всех подданных, не должны быть применены к ним с той же строгостью, с какой они применяются к бедным, темным и простым людям, общее имя которых - чернь.

Предположение о том, что их спасет богатство. Поэтому обычно люди, кичащиеся своим богатством, смело совершают преступления в надежде, что им удастся избежать наказания путем подкупа государственного правосудия или получить прощение за деньги или другие формы вознаграждения.

И друзья. А люди, имеющие множество могущественных родственников или завоевавшие себе популярность и определенную репутацию среди толпы, осмеливаются нарушать законы в надежде, что им удастся оказать давление на ту власть, которой надлежит заботиться о приведении законов в исполнение.

И собственная мудрость. А люди, имеющие высокое и ложное мнение о собственной мудрости, берут на себя смелость порицать действия властей, ставить под вопрос их авторитет и своими публичными выступлениями опрокидывать законы, дабы преступлением считалось лишь то, что выгодно считать таковым им самим. Эти же люди бывают иногда склонны к таким преступлениям, которые состоят в коварстве и обмане своих соседей, так как они полагают, что их замыслы слишком искусны, чтобы в них можно было проникнуть. Это, говорю я, следствие их ложного предположения о своей мудрости, ибо из зачинщиков смуты в государстве (которая никогда не обходится без гражданской войны) очень мало кто живет достаточно долго, чтобы видеть осуществление своих целей, так что благо, вытекающее из этих преступлений, достается потомству и таким людям, которые меньше всего пожелали бы его; это доказывает, что зачинщики не были так мудры, как они полагали. А те, кто обманывает в надежде на то, что их обманов не заметят, обманывают обыкновенно себя, ибо та темнота, которой они считают себя окутанными, есть лишь их собственная слепота, и они не более разумны, чем дети, считающие все скрытым, раз они закрыли свои глаза.

Все тщеславные люди, как правило, если только они не робки, подвержены гневу, ибо они более других склонны рассматривать обычную свободу выражений в разговорах как проявление пренебрежения к ним. Очень мало найдется таких преступлений, которые не имели бы своим источником гнев.

Ненависть, сладострастие, честолюбие, корыстолюбие - причины преступлений. А что касается преступлений, к которым способны привести такие страсти, как ненависть, сладострастие, честолюбие и корыстолюбие, то они столь очевидны всякому человеку на основании его собственного опыта и размышления, что об этом нет нужды говорить; заметим лишь, что эти страсти настолько присущи природе человека и всех других живых существ, что их последствия можно устранить лишь необыкновенным напряжением мыслительных способностей или постоянной строгостью наказания за них. Ибо то, что человек ненавидит, причиняет ему непрерывное и неизбежное беспокойство, в силу чего человек должен или вооружиться долготерпением, или освободить себя от власти этого беспокойства устранением его причины. Выполнение первого -условия трудно, выполнение второго во многих случаях всевозможно без нарушения какого-либо закона. Честолюбиe и корыстолюбие также суть страсти, которые беспрестанно давят на человека, между тем как разум не всегда приходит на помощь, чтобы оказать им сопротивление. Д. Поэтому, когда у человека появляется надежда на безнаказанность, тогда сказываются последствия этих страстей. А что касается сладострастия, то эта страсть вместо продолжительности обладает силой, достаточной для того, чтобы перевесить боязнь легких или неизвестных наказаний.

Страх иногда бывает причиной преступлений, как, например, когда человеку кажется, что ему грозит опасность быть убитым или получить телесные повреждения. Из всех страстей менее всего располагает человека к нарушению закона страх. Более того, только страх если не иметь в виду благородные натуры, заставляет людей соблюдать законы в тех случаях, когда их нарушение обещает человеку выгоду или удовольствие. И все же во многих случаях преступление может быть совершено под влиянием страха.

Дата добавления: 2015-08-10