Подсознание

рассказ

Река раздумий за томление

Раскинется и громче станет.

И лишь потом одно сомнение

Болезненно к себе поманит.

2014 г.

Эпизод 1.

Кабинет главврача психбольницы находился на последнем, пятом этаже больницы. Была глубокая февральская ночь, дежурные медсёстры и санитары дремали в креслах, только был слышен ветер и иногда вскрики больных общего отделения для душевнобольных. Никто не заметил, как пробежала крыса из стороны столовой в кухню.

В кабинете врача был полумрак. С улицы доносился гул ветра, метель с каждой минутой становилась всё сильнее и сильнее. Среди стола как-то неестественно горела лампа бардового цвета. Рядом в пепельнице дымилась сигарета, стояла бутылка коньяка и два красивых бокала.

Игорь Васильевич Муркевич, небольшого роста старичок-профессор, с лукавым выражением лица, сидел в кресле, задумчиво курил сигару, глядя в окно. Напротив него на стуле в больничной пижаме, сидел Макс Фролов, двадцати восьми лет, высокий блондин с карими глазами. Он безучастно поглядывал на профессора. Сделав пару затяжек, он как-то нервно затушил её в пепельнице. Игорь Васильевич с расстановкой сказал:

- Вот видите, молодой человек! Моё место ничем не лучше, чем ваше место в это жизни. Вы курите сигареты и предпочитаете пиво, а я курю сигары и люблю коньяк. Однако же наше положение весьма похоже в данной ситуации. Просто вы молоды, а я стар. Вы ещё максималист, а я скептик. А если разобраться короче, то совершенно, совершенно нет между нами никакой разницы.

Макс посмотрев на дымящуюся сигарету в пепельнице, взял бокал с коньяком, глотнул и ответил:

- Профессор, я частенько после наших бесед с вами задаюсь вопросом – кто из нас больше псих? Вы, который меня лечите? Или я, который здесь лечусь? Ваши слова как-то… ммм… звучат чудно. – Он поставил бокал на стол, взял из пепельницы сигарету и стал курить. – Разница между мною и вами даже очень большая. И дело не в возрасте, положении или там… деньгах. Вы свободны не только телом, но и душой. Разумом. А я не имею этого ничего. И вы хотите мне доказать, что я такой же как и вы? Мне кажется это глупо. Или бессмысленно.

Игорь Васильевич тоже взял бокал коньяка, отпил немного и смотря как в окне метель уже бушует, тихо сказал:

- У меня два сына. И две внучки. Я прожил нелёгкую жизнь, недоедал, недосыпал, защищал кандидатские, докторские, стал профессором психиатрии… Но! В целом, если честно, я глупее вас, дорогой Максим! Вы здесь по воле судьбы, а я здесь по воле жизни. Судьба мудрее жизни. Жизнь глупа. Безнравственна. А судьба знает что делает. И хоть я и атеист, но верю в судьбу. Взять хотя бы вас! У вас расстроена психика, как вы говорите, из-за того, что в детстве нечаянно столкнули девочку с обрыва. И теперь спустя почти двадцать лет вас мучают кошмары, галлюцинации и вы боитесь даже сойти с бордюра на улице. И заметьте! Не боязнь высоты, а боязнь спуска! Ну допустим, что будто вы правы…

- Как это, допустим “будто я прав”? – Максим потушил сигарету.

- Максим, мы сейчас говорим фигурально. Просто вот у вас один страх. А у меня другой страх. Так вот, я продолжу! Два моих сына не стали врачами, как хотел мой отец, моя жена. Один стал художником, другой стал бизнесменом, если так можно выразиться. Я вообще, – Профессор усмехнулся. - не понимаю этого слова “бизнесмен”. Не поймёшь, то ли спекулянт, то ли просто вор. Ну ладно. Моя жена очень сильно их ругала за их жизненный выбор. Называла идиотами, дураками и даже весьма неприлично. Однако же я, несмотря на то что тогда разделял её мнение, сейчас думаю, что они сделали более правильный выбор, нежели чем я. Вдумайтесь сами, Максим! Один делает искусство, другой деньги. А что делаю я? Что?

- Ну… - Макс пожал плечами. – Вы лечите людей.

- Молодой человек! – скорбно сказал профессор. – Вы поймите, что нельзя вылечить психику! Нельзя! Скольких мы выпускаем отсюда, якобы здоровых “на голову”, как выражается современная молодёжь! И что? Каждый из нас, от профессора до санитара понимает, что они всё равно вернуться сюда. Всё равно! И где же наш труд? Польза обществу? Ничего нет. Как будто мы строим дом, а не видно даже сарая. Вот недавно мы выпустили одну женщину. С диагнозом шизофрении. Попала она к нам случайно, сына со снохой пыталась зарезать. И что? Она через две недели, как её выпустили, порезала соседского мальчика кухонным ножом за то, что он звонил в звоночек велосипеда, проезжая под её окном. А теперь вот как! Сейчас она находится под строгим лечением, её лечат и настанет день когда комиссия её признает не социально-опасной и она снова будет на свободе. Вы понимаете это?

Макс внимательно слушая профессора, допил коньяк из своего бокала, снова закурил, встал и подошёл к окну. Глядя флегматичным взглядом на метель, он ответил:

- Вот видите, профессор, вы сами говорите, что выпускаете на свободу таких маньячек, которые убивают детей. Однако же меня хотите выпустить хоть сейчас. А вдруг я возьму и снова какую-нибудь девчушку скину с обрыва? Или изнасилую? Или просто сверну шею? Нельзя нас выпускать! Ни меня, ни эту женщину, никого. Мы должны быть здесь под этими сраными таблетками, которые мы частенько сблёвываем под кровать. И вы должны нас здесь держать, как некую заразу держат в банке для опытов. Иначе снова будут преступления, смерть, слёзы, калеки. Можно быть нормальным на свободе, можно жить, любить, работать, рожать, кормить, даже ненавидеть. Но нормальным! А когда всякая мразь, вроде меня или этой вашей суки выходят “туда”, к нормальным, то их мир сразу же и теряет свою нормальность. Мы кто? Психи, шизики, извращенцы, убийцы. И если нас не останавливать, и время от времени выпускать к людям, то будет больше и больше жертв.

- Правильно, молодой человек! – воскликнул профессор и сразу осёкся. – Ох, все же спят… Правильно. А как мы можем не отпустить? Места денег стоят. Государство платит сколько может, меценатов мы не интересуем. И потом, если мы будем здесь всех держать, то это будут не больницы, а города. Города, Максим! Представьте, города сумасшедших!

- А что сделаешь-то? Придётся и таким городам быть.

- Да! – наигранно всплеснул руками профессор. – Значит, если сумасшедшие не должны жить взаперти, то должны жить обособленно. Так по-вашему? Хорошо. Они выберут мэра, или даже президента. Создадут свою экономическую систему, также политическую. Даже создадут свою культуру, религию. Н-да…

Макс дождался, когда доктор закончит свой ироничный монолог, сел за стол и налив себе ещё коньяка, выпил. Потом неуверенно ответил:

- Вы правы, Игорь Васильевич, совершенно правы. Но что сделаешь! Человек сам по себе безумен. И неважно, здесь он или живёт, как и все здоровые люди. Но выпускать психов нельзя. Иначе будут новые беды.

Профессор молча встал, убрал бутылку коньяка под стол, спрятал в ящики стола бокалы. Позже открыл какую-то тетрадку на столе, написал в неё что-то и сказал:

- Хорошо, Максим. Хорошо. Пойдёмте со мной, и я вам кое-что покажу, да и расскажу.

Они вышли из кабинета и спустились на лифте на общий этаж. Когда они вышли, дремавшая медсестра резко подскочила, делая вид, что не спала. Санитары даже и не шевельнулись. Профессор сделал ей знак, чтобы было тихо, подошёл, расписался в дежурном журнале. Санитары проснулись.

- Игорь Васильевич! – быстро проговорил санитар по имени Савелий. - Балалайкин из третьей палаты, ну тот который считает себя инопланетянином, специально обоссал свою кровать.

- А зачем он это сделал? Сказал? – лукаво поинтересовался профессор.

- Сказал. Он якобы так вырабатывает топливо, чтобы вернуться на родную планету. Я его посадил в карцер. Ну, с “застёжкой”, конечно же.

- Ладно, завтра разберёмся. Откройте нам отделение. Я хочу Максиму показать наших пациентов.

Санитары и медсестра с любопытством смотрели на Макса, и явно не понимали, почему он являясь тоже пациентом больницы был на особых правах.

Санитар открыл дверь в отделение и Игорь Васильевич с Максом прошли туда. Было очень тихо. Только слышалось, как воет ветер за окном. Они, тихо ступая, подошли к первой двери отделения. Профессор в темноте долго разглядывал кого-то, потом толкнул в бок Макса и шёпотом сказал:

- Видите вон мужичка с кудрявой шевелюрой? Так вот! Это мужичок изнасиловал и убил трёх женщин. А его признали невменяемым и больным. Не правда ли, как-то не справедливо?

Они подошли ко второй двери отделения. Игорь Васильевич немного помолчал. Макс проговорил:

- А эта женщина убила своих детей, и пыталась себя убить…

- Верно, - сказал профессор. – Только вот дело в том, что она так поступила из-за желания не оставлять детей на произвол судьбы. Ей просто нечем кормить их было. Муж сбежал от кредиторов, при этом заложив жильё и украв денег немало. А что ей оставалось делать? Либо побираться вместе с детьми, либо удавиться. На “панель” она не годится, годы и внешность не та, профессии нет, так как вышла замуж почти сразу после школы.

Они прошли ещё через несколько дверей и остановились у двери, где не было привычного окошечка. Макс недоумённо посмотрел на профессора. Тот отвернулся и очень тихо сказал:

- Лучше не видеть. Там изуродованный человек. Он посчитал, что он несёт зло и смерть окружающим, и решил убить себя мучительно. Два года назад, его жена с дочерью попали в аварию. Его сестра заболела раком. Родители были убиты при ограблении. Он стал считать, что несёт беды всем тем, кто вокруг него. Он сначала пытался себя изрезать ножами. Его привезли к нам, и мы выпустили его, списав всё на нервный срыв. Потом он хотел утопиться. Потом бросился под машины… Теперь он у нас! И ему наверно не выйти уже отсюда никогда…

Макс вздохнул и молча вышел из отделения. Игорь Васильевич постоял ещё немного, и вышел тоже.

Эпизод 2.

Глубокая ночь. Улица. Двор жилого многоэтажного дома. Среди множества припаркованных машин, у детской площадки стоял синий “Infiniti”. В автомобиле за рулём сидела красивая блондинка сорока лет, одетая в дорогую шубу. Рядом с ней сидел тридцатилетний мужчина, среднего роста с голубыми глазами. Оба курили. Изредка мимо машины пробегали бездомные собаки. Дул холодный ветер и снег засыпал автомобиль. Но щётки на лобовом стекле сразу же сметали его.

Женщина, поёживаясь, курила и внимательно рассматривала второй подъезд. Мужчина, прикрыв глаза, лениво говорил:

- Не придёт он. Он наверно подумал, что мы из “ментовки”, и теперь “зашкерился” по полной. А мы тут сидим и хрен знает, чего дожидаемся. Кстати, знакомый дворик. Кажется сюда с Максом приезжали. То ли родня у него тут, то ли ещё кто… Арбузы привозил… Я вот только одного не понимаю! Зачем тебе эта “байда”? Во-первых, дорого. А во-вторых, зачем? Кого ты хочешь с ума свести, тётя Настя?

Анастасия, слушая до этого рассеяно, как-то странно посмотрела на него, и затушив окурок в пепельнице дверцы, ответила:

- Не называй меня тётей, Алик. Я конечно вышла замуж за твоего прудурковатого дядю, но я тебе не тётя. Хоть ты мне как бы и племянник. Просто Анастасия и всё.

- И я о чём! – Алик подобострастно улыбнулся. – Мы не родственники. Так что всё возможно, Настя…

- Анастасия! – гневно оборвала его она. – Размечтался! Возможно ему! Если уж мне нужно будет, я себе такого мужика найду, что ахнете. А не такого сопляка, как ты!

- Какой же я сопляк! Мне тридцать два года уже.

- Вот именно! А ты всё фотографируешь свадьбы и юбилеи. Пора бы уж голых “длинноножек” фоткать. И “иметь” их по-всякому. Замолчи уж. И помогай. Не просто же так я плачу за твою студию фотографии…

Наступила молчание. Оба закурили. Мимо проехала машина “Скорой помощи”. Они заметно напряглись. Машина постояла с минуту и уехала в другой двор. Первым нарушила молчание Анастасия.

- Н-да… Если этот упырь не принесёт нам препаратик, то будет весьма сложно его найти в другом месте. Я и так немало потратилась, пока вышла на этого человека. А в последние месяцы в бутике дела не очень. То проверки эти, то товар на таможне задержали. Вот видишь? А расходы не маленькие. И тебе на студию, раз обещала твоей матери. И муженьку памятник надо поставить, а то уж год почти прошёл, как он умер.

- Кстати! - Алик ехидно посмотрел на неё. - А неужели мой дядечка сам полез чинить свет? У вас что денег нет, чтобы электрика вызвать?

- Твой дядя был идиот. Он считал что умнее всех, вот и решил доказать и мне. Зачем уж, не знаю. – Анастасия встрепенулась. – Подожди! А ты на что намекаешь?

- Да ни на что. Просто спросил…

- Он просто думал, что всё умеет, всё знает и всё может! Вот и полез. Впрочем, я всегда думала, что он так и закончит свою жизнь. Когда начал пить, мне пришлось самой заниматься бутиком. И, поверь, это было сложно. Конечно меня устраивало, что он не лез и не мешал, но я женщина! И даже в богатстве жить с пьянью весьма затруднительно. Я понимаю, что ты и вся ваша родня думаете, что я его в этот щиток засунула. Но это не так! Если бы хотела, я бы убрала его давно и очень-очень разумно. Понял?

- Да понял, понял! – Алик растерялся гневу тётки и сейчас ему было досадно, что решил съязвить. – Я ни на что и не намекаю. Ты нам помогаешь, и лично мне тоже. Разве кто говорит, что ты убила его? Нет. Просто ты мне нравишься очень, вот я наверно и бешусь что ли…

Анастасия засмеялась и снова погрузилась в наблюдение за подъездом. Алику не понравился её смех и он мысленно ругал себя за свою излишнюю иронию в её адрес. Ведь она почти содержала его, позволяя работать в студии, а не бегать по свадьбам. От нервозности он стал тихо напевать модную песенку.

- Заткнись! – сердито сказала Анастасия. – Что за привычка мурлыкать себе под нос всякую дрянь! Надо классику слушать, а не песенки про “пучки” и грязные стёкла. Ещё фотографом себя считаешь. Художником.

- Я не люблю классику. Нудная и бесполезная музыка. Никаких эмоций.

- Я уж поняла. А любить надо классику.

В это время раздался душераздирающий крик и что-то упало в сугроб рядом с первым подъездом. В некоторых окнах сразу зажёгся свет. Алик и Анастасия, не выходя из машины, пытались рассмотреть упавшее сверху.

- Надо пойти посмотреть. – Алик стал открывать дверь.

- Сиди, не дёргайся! – прошипела Анастасия. – Вдруг наш дилер выпал, сразу на нас подумают. И потом – что мы тут делаем ночью?

- А менты когда приедут, что мы им скажем? А они подойдут и посмотрят кто сидит в машине!

- Скажем, что трахаемся!

- Зашибись! – нервно засмеялся Алик. – Зимой, в одежде верхней… А отъедем если, то наши номера запишут и тогда точно будут вопросы. Вон уже люди тусуются. А так скажем, мол, мимо ехали. Так что пошли.

Анастасия не нашлась, что ответить. Они вместе вышли из машины и направились к месту падения. Там уже собралось несколько жителей дома, одетых как попало. Подойдя они увидели женщину в одной ночной сорочке. Она мутным глазами смотрела на подошедших. Алик посмотрел на неё и резко отвернулся. Анастасия заметила это.

- Что ты?

- Пошли, тётя Настя – испуганно прошептал он. – Пошли быстрее и уезжаем отсюда.

Они вернулись к машине. Отъезжая, они видели как приехала “Скорая помощь”. Алик, курил, держа сигарету дрожащими пальцами. Анастасия была невозмутима, несмотря на то что тоже немного испугалась произошедшего. Когда они порядочно отъехали от этого двора, она всё же нервно спросила:

- Что случилось?

Алик не сразу ответил, так как его голубые глаза сосредоточенно смотрели вперёд. Он, жадно затягиваясь табачным дымом, дрожал всем телом, и было видно, что он близок к истерике. Собравшись с духом, он ответил:

- Это была… мать Макса.

Анастасия резко свернула к ближайшему супермаркету, и припарковав автомобиль, тихо спросила:

- Фролова?

- Да…

- Но как…

- Не знаю. Не знаю, как она там оказалась. Хотя может… там кажется… - Алик нервно соображал. – Кажется живёт её подруга. Мы с Максом туда заезжали как-то, я тебе говорил, что дворик знакомый… А может и нет… Не помню!

Анастасия задумалась. Медленно закурив, она открыла окно своей дверцы и стала выпускать табачный дым на морозный воздух. Она смотрела на дворников возле супермаркета и думала:

“Вот это номерок! Мамаша Макса выкинулась из окна. Или выкинули. Без разницы. Этот слютняй ещё подумает, что я к этому причастна. Если бы он знал, что препарат нужен для его дружка в психушке, то подумал, что это я подстроила. А мне это не нужно, и так много слухов. И ещё помешает мне. Как всё не вовремя! И надо же ей было именно там выбрасываться из окна. Взяла бы и выбросилась из своего. Хотя и правда! А что она там делала? Насколько я знаю, её дом на другом конце города. Родня, знакомые, друзья? Впрочем, какая разница! Выбросилась мамаша, а не этот ублюдочный Максим…”

Алик докурив, сидел съёжившись. Он видел, что тётка тоже взволновалась от увиденного.

- Ладно, - прервала молчание Анастасия, заводя автомобиль. – Поехали, я тебя до дома довезу. Завтра решим, что делать дальше. Наш “продавец” кинул нас, надо искать нового. Товар редкий, поспрашивай. Осторожно только. Заплатим сколько надо. И помни – никому!

Автомобиль быстро ехал по ночному заснеженному городу.

Эпизод 3.

В палате было тихо. И фонарь из окна освещал только малую часть больничной палаты. На тумбочке стояла пластмассовая бутылочка воды, лежали сигареты, зажигалка, пачка жвачки, хрустальная пепельница. На кровати в белой пижаме спал Макс. Временами было слышно, как он постанывал, или что-то бормотал во сне.

* * *

Зимний вечер. Городской парк. Макс в синей пижаме на голое тело, сидел на скамейке и тихо насвистывал. Рядом сидела толстая женщина лет шестидесяти, в синем пуховике. Рядом бегал мальчик четырёх лет в летней одежде. Ребёнок тоже насвистывал. Временами он свистел так, что закладывало в ушах. Женщина ему кричала прокуренным и низким голосом:

- Хорош свистеть! Не свисти, свистунок! А то свистнешь и сядешь в тюрьму. Вон видишь, - Она указала на Макса. – тоже свистит! Он тоже свистун! Свистел, свистел и стал - свистун!

Мальчик перестал свистеть и сел рядом с ней. Макс повернулся к женщине. Она даже не посмотрела на него. Он перестал свистеть и стал внимательно её разглядывать. Некрасивое толстое лицо было покрыто блёстками. От синего пуховика пахло печеньем. Она показалась знакомой ему. Он помолчал и стал тихо и с расстановкой ей говорить:

- Я не свистун. Я просто насвистываю, а вы говорите, что свищу. Я еду, не свищу. А наеду – не спущу! Вы здесь торгуете печеньем, а я просто сижу.

Женщина недружелюбно посмотрела на Макса. Потом встала, вытащила из кармана скакалку жёлтого цвета и стала скакать. Мальчик стал весело хлопать в ладоши. Заиграла непонятная музыка. Она была знакома Максу, но он не мог вспомнить ни названия, ни где слышал её. А женщина бодро скакала и кричала Максу:

- Я не печенье продаю, а информацию! Слышал про это? Али не узнал? Ты же должен помнить меня, мудило! А она велела тебе передать, что ты тварь! Тварь! Тварь!

Макс встал, и начал подпрыгивать ей в такт. Она всё также смотрела на него недружелюбно и бодро скакала. Макс, чувствуя тошноту, кричал ей:

- А кто ты? Почему я узнать тебя должен? И кто мне велел передать, что я тварь? Кто?

- А ты забыл? Девчушка, которую ты столкнул с обрыва! Пошутить хотел? Ну как? Пошутил? Тварь! Тварь! А она ведь могла стать сейчас твоей женой! Любил бы её, детишек засраных нарожали бы! А ты тварь! Тварь!

Макс, чувствуя смертельную усталость от прыжков свалился на снег. Женщина перестала прыгать, села ему на живот и стала хохотать. Мальчик на скамейке стал снова свистеть. Женщина говорила ему, хохоча:

- Понял, что свистеть плохо? Понял? А вот он свистел! А потом погубил девочку. Свою сверстницу. Как дело было-то? Они гуляли около озера в деревне у бабули. Играли, бегали, может даже смеялись. Она подошла к обрыву посмотреть – страшно ли падать оттуда. А этот свистун-тварь подкрался, как мудило, и толкнул её. Думал, шутка получится и они потом будут долго смеяться над ней. А она возьми и утони. Не было никого там поблизости. А эта тварь сказал потом, что она сама упала. Родители страдали, их родители страдали. Все страдали. И он страдал. Но он соврал! Это он убил её! А вышло так будто бы и не он.

- Заткнись, блядь старая! – закричал Макс, и попытался вырваться, но не мог пошевелиться. – Всё не так было! Она сама! Сама! Я пошутить хотел, а она утонула. Плавать не умела. И глубоко там было! Глубоко!

Женщина захохотала. Мальчик тоже. Макс орал бешено…

* * *

Макс проснулся, сидел на полу и курил. После этого сна ему было не по себе. Тошнило. За окном выл ветер. Ему хотелось очень выпить кофе или чаю, но он не хотел будить медсестру. Выкурив две сигареты подряд, он встал и стал расхаживать по палате. Он посмотрел на часы, уже близилось утро. Он тихими шагами стал ходить по кругу. Он говорил тихо, но в голосе слышалась уверенность.

- Я убил девочку. Её звали Нина. Нина. Хорошая девочка. Она очень любила карамельки. Говорила, что станет врачом для собачек и кошечек. А я убил! Убил. Просто так. Ради шутки. Думал, она упадёт, а мы потом посмеёмся с ней. Я убил просто так. Или не просто так? Допустим, что не просто так. Ради шутки. Просто, я думал, она намокнет, а это же смешно! Смешно. Но откуда я знал, что она не умеет плавать? Нет, знал я! Сколько раз наши бабушки нас водили на озеро купаться, она очень боялась даже около берега поплескаться. И я это видел! Знал! Но почему-то толкнул. Но откуда я мог знать, что там глубоко? Знал? Знал. Нам всегда говорили, чтобы мы не ходили туда играть. Что можем утонуть, если упадём. Я знал, что там можно утонуть. И я толкнул. И знал, что она не умеет плавать, боится воды. Знал. Значит я хотел убить её. Хотел убить Нину. Девочку Нину. Милую и добрую. Которая никого не обижала, и хотела стать врачом для животных. Убил. Знал, хотел убить и убил. Убил! Убил…

Макс сел на пол посередине палаты, схватив голову руками. Он тихонько и протяжно постанывал.

Эпизод 4.

Утро. На остановке стояла Светлана, тридцати лет, брюнетка небольшого роста. Поёживаясь от мороза, она нервно смотрела на проезжающий транспорт, ожидая свою маршрутку. Рядом стояли разные люди, тоже нетерпеливо глядя на дорогу. Когда подъехала маршрутка синего цвета, девушка поспешно села в неё. В маршрутке, не считая водителя, сидели только трое: пожилая женщина и парень с полной девушкой.

Светлана села на заднее место и передала деньги за проезд. Когда маршрутка тронулась, она вынула мобильный телефон и стала набирать sms-сообщение. Когда она убрала телефон в сумочку, заметила, что ей пора уже выходить. Она вышла и направилась к небольшому старому зданию районной больницы. Зайдя туда, поднялась на второй этаж. Остановившись у двери с надписью “Главный врач”, она немного постояла и вошла.

В кабинете главного врача Валерии Ивановны Синицкой была скромная обстановка. Стол, кресло, три стула, шкафы с документами, старенький телевизор и тумбочка с электрическим чайником и прозрачной кружкой. За столом сидела Синицкая, лет пятидесяти, седая женщина маленького роста. Она сосредоточенно что-то печатала на компьютере. Увидев Светлану, она ничуть не удивилась и молча жестом руки указала на стул.

- Здравствуйте, многоуважаемая Валерия Ивановна! – сказала Светлана, садясь. – Я рада, что вы нашли время встретиться со мной. Как самочувствие Фроловой Анны?

- Положительно. Хотя немало переломов, но в целом хорошо. Я думаю, что через месяц она сама сможет ходить. Скажу, что ей очень повезло при падении.

- Прекрасно.

- Да не совсем, - Синицкая мельком посмотрела на девушку. – Нервная система совсем истощена. Фактически, ваша тётя “держится” только на успокоительных уколах. Что же такое могло произойти, что женщина вполне разумная выкинулась из окна…

- Она не совсем мне тётя. – Светлана слегка улыбнулась. – Точнее, совсем не тётя. Просто она когда-то могла бы стать моей свекровью.

- Хм… Тогда почему же вы так заботитесь о ней? Если она вам никто…

- Она хорошо ко мне относилась всегда.

- А сын?

- Макс? – Светлана засмеялась. – Нет, Макс ко мне не очень хорошо относился.

- Я не об этом. Где он? Почему ни разу за всё время не навестил мать?

- Он не может этого сделать, так как сам находится на лечении.

- У нас?

- Нет, но лучше бы у вас. Он в психушке.

- Вот как… - Главный врач внимательно посмотрела на собеседницу. – И как же он угодил туда?

Светлана отвела взгляд и молча пожала плечами. Но Синицкая, как бы ожидая ответа на вопрос, не сводила глаз с неё. Зазвонил телефон, но она не обратила внимание на него.

- Ну так как же сын Фроловой оказался в психушке?

- Да очень просто! – нехотя и нервно ответила Светлана. – У него развилась паранойя сильно. Или что-то в этом роде. Ему стали сниться какие-то сны, что-то стало беспокоить, какая-то там травма в детстве. Вот он и спятил неожиданно…

- Хм… Любопытно. И что же? Его мать решила свести счёты из-за этого?

- Как вам сказать… Наверно, да. Анна Альбертовна очень переживала, я была у неё часто, после того, как Макс угодил в психушку. Она всё убивалась, говорила, что это её вина и всё такое.

Синицкая посмотрела на часы. Убрав бумаги в стол, она встала и направилась к двери. Светлана последовала за ней. Выйдя в коридор, Синицкая сказала:

- Ладно. Вы можете навестить её. Но не долго. Максимум минут пятнадцать. Она очень нервничает сильно. Не хотелось бы потом её отправить вслед за сыном. Палату вы знаете. Прощайте.

Синицкая ушла. Светлана найдя нужную палату, остановилась и снова достала из сумочки телефон. Набрал sms-сообщение, она дождалась отчёта и зашла.

В палате было четыре кровати. На двух лежали женщины среднего возраста с гипсами на ногах. На третьей лежала Анна Фролова. У неё была перевязана голова, правая рука и правая нога были в гипсе. Женщина дремала. На четвёртой кровати лежали пакеты с фруктами и продуктами. Одна из женщин, спросила вошедшую:

- Здрасте! А вы к кому?

Светлана, не отвечая подошла к кровати Анны Альбертовны и села с краю. Женщины стали перешёптываться и искоса поглядывать на неприветливую посетительницу. Светлана осторожно коснулась руки больной, и тихо сказала:

- Анна Альбертовна, проснитесь. Это я, Света…

Фролова медленно открыла глаза. Увидев девушку, она слабо улыбнулась. Было заметно, что она рада ей. Светлана терпеливо ждала, когда та сама заговорит с ней.

- Здравствуй, Светочка… Здравствуй… - шёпотом проговорила Фролова. – Ты пришла… Как узнала?

- Соседи ваши рассказали. К ним приходил следователь. А я к вам пришла, а вас нет. Вот и позвонила в дверь напротив. Они и сказали, что вы выбросились из окна в доме своей то ли родственницы, то ли подруги. Так и нашла… Как же так получилось?

- Как Максим? – будто не слыша её, прошёптала Анна Альбертовна. – Как он?

- Кажется, хорошо. Вроде идёт на поправку. Врач сказал, что скоро выпишут его и он вернётся к нам. Ну точнее к вам! Главное, вы должны поправиться. Сами подумайте, если вернётся Макс и увидит вас в таком состоянии, то у него может опять случиться срыв. Конечно, он всё равно рано или поздно узнает, что случилось. Анна Альбертовна! – Светлана чуть не плача, смотрела на неё. – Зачем вы хотели свести счёты с жизнью? Неужели вы не понимаете, что Макс там временно и всё наладится! А вы сделали такую глупость. Я не хочу вас ругать, но…

- Я пыталась покончить с собой? – удивлённо прошептала Фролова. Было видно, что женщина искренне удивилась словам девушки. Светлану несколько смутил этот вопрос, но она ответила твёрдо:

- Да. Вы выпали из окна. Ночью. Вас привезли сюда с травмой головы и переломом руки и ноги. Вы были у кого-то, и там…

- Я была у Маши… Подруга детства… – Анна Альбертовна смотрела на Свету пристально. – Мы пили чай, разговаривали. Я плакала… Потом мы легли спать, Маша постелила мне в комнате дочери. А потом… потом… не помню что было потом…

- Вы не волнуйтесь! Всё позади. Доктор говорит, что у вас был ещё сильный нервный срыв. Вам нельзя тревожиться…

Неожиданно для всех, Фролова приподнялась на подушке и смотрела на Светлану с ужасом. Соседки по палате перестали перешёптываться и уставились на неё. Вдруг женщина закричала громко:

- Меня хотели убить! Ты хотела меня убить!

Светлана резко подскочила и в испуге отошла к двери. Женщины взвизгнув, спрятались под одеяла. А Анна Альбертовна уже в истерике истошно кричала:

- Ты хотела убить меня! Моего мальчика тоже убить! Он тебя бросил, а ты решила нам так отомстить! Будь проклята, негодяйка! Я проклинаю тебя!

На крик прибежали медсестра и Синицкая. Рукой показав Светлане на дверь, она принялась успокаивать нервную пациентку.

Девушка вышла в коридор, дошла до окна с фикусом на подоконнике. Рядом стоял стул, она села. Она была очень испугана. Вскоре к ней подошла Синицкая и смотря в окно, сказала:

- Не обращайте внимание. Это срыв. После вашего рассказа о её сыне, я ещё больше не хотела обращаться к психиатру насчёт неё. Но видно придётся.

- Её тоже упекут в психушку?

- Ну почему вы так сразу! Не упекут, а направят на лечение. И не совсем в психушку. А неврологическое отделение.

- А какая разница? – Светлана безучастно смотрела на пол. – Разве не одно и то же?

Синицкая едва заметно улыбнулась. Вынула конфету из кармана халата. Медленно развернув, съела. Потом повернулась к Светлане. Но ничего не сказав, ушла в свой кабинет. Девушка ещё посидела немного и направилась к выходу.

Эпизод 5.

Солнечный февральский день. Анастасия вошла в кабинет профессора Муркевича, но в нём никого не было. Сняв шикарное пальто, она села на стул напротив стола и стала ждать. На столе профессора было раскидано много бумаг. На включённом ноутбуке “прыгала” заставка спящего режима. Через несколько минут в кабинете появился Игорь Васильевич с вымытой чашкой. Увидев Анастасию, он немного опешил. Но быстро взяв себя в руки, изобразил на лице привычную лукавую улыбку. Он поставил чашку на стол, сел в своё кресло и сказал:

- Здравствуйте! Вы ко мне?

Анастасия посмотрела на него презрительно и встала. Подойдя к двери, она посмотрела в коридор. Потом села снова на стул и ответила:

- Здравствуйте, Игорь Васильевич! К вам я, к вам. Вот пришла узнать, как самочувствие друга моего племянника. Помните?

- Да, да! – наигранно весело сказал Муркевич. – Максим. Фролов Максим. Я помню, вы приходили сюда с молодым человеком, который навещал его.

- Ну вот и хорошо, что вы помните. Так как чувствует себя Максим?

- О! Вы знаете: весьма хорошо! Я бы даже сказал, очень! Конечно, его состояние было плохое, когда он поступил к нам, но наше лечение весьма эффективно, когда к нам обращаются вовремя. Сейчас период депрессии и паранойи фактически исчез, и я думаю, что через некоторое время мы сможем его выписать. И он сможет вернуться к нормальной жизни. Я же так понимаю, что вы его коллега. У вас с ним общий бизнес, он мне рассказывал. Так вот не беспокойтесь! Он скоро сможет продолжать с вами работу.

Анастасия, внимательно слушая его, делала вид будто ей всё равно. Но при последних словах профессора, она заметно напряглась и тихо, но отчётливо сказала:

- Послушайте, Игорь Васильевич… Я не люблю долгих разговоров заводить, так что перейду сразу к делу. Я не хочу, чтобы Максим когда-нибудь вышел из вашей больницы. Зачем мне это – не ваше дело. Впрочем, я думаю, вы не дурак, и сами догадываетесь. Так что, я хочу вас попросить сделать так, чтобы Макс сошёл с ума. Навсегда и безвозвратно. Я конечно могла бы сделать это и сама вне этих стен и вашей помощи, но у меня так сложились обстоятельства, что приходиться обращаться к вам.

Муркевич уже с искренним удивлением смотрел на собеседницу. Он достал сигареты, закурил и смотрел на Анастасию с некоторым страхом. Он неуверенно проговорил:

- Я конечно могу только догадываться о ваших причинах такой просьбы, но исполнить её никак не могу. Дело не только в том, что это преступление. Максиму и так непросто жить из-за его психологической травмы в детстве, а если сейчас начать такое “лечение”, то может развиться острая форма шизофрении. И если он когда-нибудь окажется на свободе, то он непременно покончит с собой! А это будет спровоцировано мною! Конечно доказать это фактически нельзя, но я не хочу и не могу в этом участвовать.

- Прекратите! – грубо перебила его Анастасия. – Не стройте из себя тут честного врача. Я отлично знаю, что все вы “продажные шкуры “ и взяточники. Сколько вы хотите?

- Чего – сколько?

- Сами знаете. Не валяйте дурака! Сколько?

- Вы меня оскорбляете! – Профессор встал и как бы гордо смотрел на женщину. – Я врач! И чтобы вы там не думали, я честный врач. Превращать нормального человека в психа я не буду. Тем более брать у вас деньги! Уходите! И не смейте… - Сигара дрожала в руке профессора.

- Слышишь ты! – Анастасия тоже встала. – Я же сказала, прекрати строить из себя “сюсю”. По тебе видно, что ты “фальшивый” чистоплюй. Везде показываешь свою честность и неподкупность, а сам наверняка денежки в конвертах получаешь от родственников тех, кому не угодны твои больные. Знаем мы, что вы за люди! Я тебя спрашиваю – сколько? Десять тысяч долларов хватит?

Муркевич заметно испугался зловещего и угрожающего тона своей красивой собеседницы. Он сел, потушил сигарету в пепельнице. Достал графин с коньяком и бокал, налил себе и выпил. Посмотрев снова на Анастасию, которая спокойно смотря на него тоже села, он ответил:

- Не нужно мне ничего. Тем более ваших денег. Поймите! Дело тут не только в моей совести или боязни тюрьмы. Это очень непросто сделать из почти нормального – ненормального.

- Я понимаю. Поэтому и спросила вас, сколько вам нужно.

- Да поймите вы! Не могу я этого сделать! Не могу! Я лечил много лет душевнобольных, честно лечил. Пытаясь сделать из них хотя бы более или менее здоровых психически, я не отступал от врачебной этики и чести врача. Вы можете мне не верить, ваше право. Но это так.

Анастасия внимательно выслушала его и неожиданно засмеялась. Профессор с ужасом смотрел на неё, пытаясь понять над чем или над кем она смеётся. Перестав смеяться, она уже жёстко сказала:

- Ну хорошо. Тогда подойдём к этому вопросу по-другому. Если ты, старый говнюк, будешь и дальше кочевряжиться, то я не только тебе сделаю плохо, но и всем твоим родным. Кажется у тебя там внучки, сыночки…

- Что вы хотите сказать этим? – испуганно прошептал Муркевич. – Вы угро… угрожаете мне?

- Да, ты догадлив. И не просто угрожаю. А сделаю это, если ты не согласишься сделать то, что мне нужно. А я сделаю! Мне Фролов на хрен не нужен “там”, на свободе. Он должен сойти с ума! Чтобы был недееспособным. Навсегда спятить! Теперь ты понимаешь, что я хочу от тебя?

- Понимаю… - Профессор был взволнован и напряжён. – Я не понимаю, зачем вам всё-таки это. Если даже он сойдёт с ума, часть его бизнеса вряд ли вам отойдёт. У него же мать. И она став его опекуном, сможет решать важные вопросы в вашем деле. Или вы и её…

- Меньше вопросов, профессор! Но если тебя так интересует это, то скажу. Не нужна мне его доля в моём деле, так как нет её. Я полноправно всем владею. И ещё раз повторяю, не ваше это дело. Если я вам сейчас скажу, зачем мне это надо, почему и так далее – то мне придётся вас убить.

- Я понимаю… Я понял вас. Действительно, не моё это дело. Если вы ставите вопрос так, что у меня не остаётся… выхода, то я согласен…

- Ну вот видишь! – Анастасия встала и одела пальто. – А ты тут разыгрывал из себя героя честности. А ведь мог сейчас и деньги поиметь с этого. Но пришлось с тобой по-плохому. В общем так! Начинай сегодня же. Фролов должен сойти с ума. Чем хочешь коли его, хоть кусок мозга отрежь. Мне без разницы. Он должен остаться здесь. Навсегда. И я так понимаю, что ты можешь скоро на пенсию “смылиться”, то сделай так, чтобы он стал неизлечим. Даже с возможностью взятия его на поруки, был недееспособным. Ты всё понял?

Профессор внимательно слушал её и барабанил по столу пальцами. Посмотрев как-то печально на неё, он ответил:

- Да. Я всё понял. Я сделаю как вы хотите…

- Ну и молодец! И не затягивай. Сегодня же…

Анастасия достала из сумки жвачку и вышла из кабинета. Муркевич сидел и безучастно смотрел в одну точку. Его мысли были перемешаны. Страх одерживал верх над его благородством.

“Если не сделаю, - думал он. - Что хочет эта ведьма, то будет плохо не только мне. Ну зачем же ей это нужно? Хотя, какая разница! Но жалко паренька этого! Хороший, умный парень. И должен будет сойти с ума по желанию какой-то суки! Я не должен этого делать. Но придётся. От неё всего можно ожидать. По ней видно что такие понятия, как честь и добро, для неё нет. Ведь не вылечить, а сделать больным. Просто и сложно…”

Он встал и вышел из кабинета. В коридоре слышались истошные крики больных с соседнего этажа. Он спустился на лифте на общий этаж. За столом дежурных сидела медсестра и посмеиваясь, что-то рассматривала в смартфоне. Он подошёл к ней. Она увидев его, спрятала телефон в карман и смущённо сказала:

- Извините, Игорь Васильевич. Забавную игрушку скачала недавно. Там зомби ходят по городу.

Он посмотрел на неё, и отвернулся к окну. Было солнечное, морозное утро. Не поворачиваясь к ней, он сказал:

- Скажи санитарам, чтобы перевели… Фролова в изолятор. И вкололи ему успокоительное. Запретить посещения к нему. Держать там на препаратах. И… сделай мне кофейку… Без сахара.

Муркевич молча направился к лифту. Удивлённая медсестра сидела и смотрела ему вслед.

Эпизод 6.

Вечер. Макс лежал на кровати. В палате было темно, но свет фонарей создавал видимость вокруг. Макс стал тихо напевать модный мотив. Было слышно, что на улице кто-то кому-то громко кричит. Макс замолчал, и повернувшись на бок, задремал.

В палату вошли санитары. Они были большого роста и крепкого телосложения и похожи между собой. С первого взгляда можно было подумать, что они родные братья. Тихо подойдя к Максу, они резко накинулись на него. Макс так опешил, что не смог сначала сказать и слова. Надев на него смирительную рубашку, они вывели его из палаты. Когда они привели его в изолятор и посадили на кровать, Макс растерянно спросил у них:

- Ребята, вы что? С ума сошли?

Один из санитаров развязал его, и бросив рядом с кроватью смирительную рубашку, молча вышел. Второй, которого звали Савелий, молча и внимательно посмотрел на Макса и сказал:

- Приказ Игоря Васильевича.

- Но он не мог такое приказать! – закричал Фролов. - Вы что, охренели что ли совсем?! Я что буйный что ли, чтобы меня держать в изоляторе?

- Наверно буйный, раз так орёшь. – ответил Савелий и вышел.

Макс вскочил и стал бить в дверь кулаками. Но никто даже не подошёл. Он сел на кровать в полном оцепенении. Не понимая, за что его закрыли в изоляторе, он почувствовал какую странную боль в области затылка. Через некоторое время ему стало невыносимо больно и он истошно закричал. В палату вошли санитары и резко сделали ему укол. Через минуту он уже лежал на кровати и спал.

* * *

Осенний дождливый день. Вдоль городского парка на широкой дороге стоял зелёный автомобиль “ВАЗ-2104”. За рулём сидел Макс, и какой-то незнакомый человек лет сорока, в старой одежде. Незнакомец смотрел вперёд и молчал. Макс посмотрел на дорогу и увидел что там очень большие кучи жёлтых листьев. Он почувствовал острую жалость. Пытаясь открыть водительскую дверь, он заметил, что ни ручек, ни стёкла в ней нет. Он повернулся к незнакомцу и сказал:

- Надо бы убрать их. – Он показал на кучи листьев. – А то ведь они почти мертвы.

Тот ничего не ответил ему, продолжая смотреть вперёд. Макс стал плечом бить по двери, но она не открывалась. Вдруг незнакомец повернулся к Максу и сказал низким голосом:

- Не надо убирать их. Не стоит. Они уже мертвы и изменить это нельзя никак. Может ты и хочешь помочь им, но это не твоё дело. И не твоя доля. Каждый лист умирает осенью, как умирает всё в этом мире когда-нибудь. Бывает очень жаль, хочется плакать, рыдать, орать, бить стёкла, убивать ни в чём не повинных людей, вырезать органы, вспарывать кишки, напиваться до беспамятства. Но так должно быть! И помочь нельзя им.

Незнакомец закрыл глаза. Макс смотрел на него и пытался понять, кто это и что ему надо от него. Но больше мысли занимали то, что дверь не открывается. Он со всей силы ударил по ней. И закричал незнакомцу:

- Послушай! Она не открывается! Мне надо выйти. Срочно надо выйти. Помоги мне.

- Зачем? – не открывая глаз, спросил тот.

- Я хочу просто выйти. Помоги мне выйти. Я не могу тут сидеть.

Вдруг двери во всей машине сами открылись. Макс выскочил и побежал по дороге. Вскоре он остановился и стал смотреть на деревья вокруг. Все они были с зелёными листиками, как ранним летом. А кучи жёлтых листьев внезапно почернели, и исчезли совсем. Он увидел идущую девушку со стороны, откуда он бежал. У неё были длинные русые волосы, карие глаза. Ветер слегка шевелил её синее летнее платье. Она, улыбаясь, подошла к Максу. Макс сел на бордюр и угрюмо смотрел на неё. Она села рядом и сказала:

- Здравствуй! Ну, вот я и пришла, как ты хотел.

- Я вижу. Я ждал тебя, Нина. Но не здесь.

- А где?

- Где-нибудь в другом месте. Например, на речке…

Девушка рассмеялась. Макс всё также угрюмо смотря на неё, встал и сел на асфальт дороги. Она тоже встала и села напротив него и вкрадчиво сказала:

- Мы там не сможем встретиться. Я там, но тебе туда нельзя. Ты сам понимаешь. Ты же убил меня. Просто взял и убил. Не хочу знать, хотел ли ты этого или нет. Но факт остаётся фактом. Впрочем, я пришла к тебе не за этим. У тебя прекрасная девушка была. По имени Света. Ты её недооценивал. Гулял от неё. Относился, как к мебели. А она тебя любила! Очень любила. И хотела прожить с тобой всю жизнь. Воспитывать ребятишек, варить тебе борщи, стирать твои носки. Так же хотел вроде? Я знаю. Ты не раз говорил своим друзьям, что бабы для этого только и нужны. Мне жаль, что ты так и не смог полюбить по-настоящему. Ты червячок. Маленький, никчёмный и никому не нужный. Сейчас тебе плохо и будет тебе плохо. Ты монстр! Был им и остался. Так что этот парк теперь твоя тюрьма.

- Нет! – закричал Макс и вскочив стал ходить вокруг сидящей Нины. – Нет! Я не монстр! Я просто хочу жить! Жить без мыслей, эмоций, чувств. И наплевать по большому счёту, что я когда-то убил тебя! Если хочешь, я ещё раз убью тебя!

Он резко взял её за горло и стал душить из-за всех сил. Но она просто смотрела на него карими глазами и улыбалась. Вдруг он достал нож и отрезал ей голову. Голова смотрела и улыбалась. Он разрезал тело и достал из него сердце, печень и желудок. Эти органы он положил рядом с её отрезанной головой и стал топтать. Ярость и безумие его охватило полностью. Он кричал в голос, и прыжками давил органы девушки. Голова её уже не отображала улыбки. Было со стороны похоже, что она уснула. Макс стал бить по ней ногами, как бы играя в футбол. Потом он таскал с собой голову в руках по всему парку. Вдруг в нему подошёл незнакомец, откашлялся и сказал:

- Теперь нужно поставить всё на место.

Макс молча вернулся к истерзанному телу девушки. Незнакомец последовал за ним. Он протянул Фролову нитки и иголку и ушёл. Макс не торопясь, пришил голову, потом вернул в тело органы. Всё срослось мгновенно. Девушка проснулась. Медленно встала, отряхнулась и весело улыбаясь, спросила Макса:

- Ну? Как? Наигрался?

Он ничего не ответил ей. Только посмотрел на неё уставшим взглядом, плюнул ей под ноги и пошёл обратно к автомобилю.

* * *

Макс проснулся. Он ощутил, что его ноги и руки сильно онемели. Он не мог пошевелиться. Вокруг него было темно. Только из окошечка под потолком шла ниточка света с улицы. Он смотрел на потолок безучастно.

В палату вошли санитары. В руках у одного их был поднос. На подносе была чашка с гречневой кашей, два куска чёрного хлеба и стакан с чаем. Он даже не взглянул на них. Продолжая смотреть на потолок, он тихо застонал. Санитары молча подняли его и стали кормить с ложечки. Покормив кашей, ему осторожно влили чай. После этого, уложив его на кровать, они вышли. Макс повернув голову набок, смотрел на ниточку света.

“Свет… - думал он. – Настоящий свет… Где-то бывает не только зима и лето. А просто свет. Большой, тёплый свет! Что я делаю здесь? И где это – здесь? Что я делаю? Я наверно в больнице… Да-да! В больнице. Игорь Васильевич меня лечит. Я убил нечаянно девочку Нину в детстве. И теперь меня лечат. Лечат хорошо. Я скоро буду здоров. Буду работать. Женюсь. У меня будут дети. Мальчик и девочка. Они будут ходить в школу. Я им куплю много игрушек. И потом… потом… они вырастут!”

Макс закрыл глаза. В палату снова вошли санитары, сделали укол и вышли. Ниточка света из окошка касалась спинки кровати.

Эпизод 7.

День. Весенняя оттепель. Алик впопыхах вбежал в подъезд элитного многоэтажного дома. Быстро поднявшись на третий этаж, он позвонил в дверь квартиры Анастасии. Она открыла ему. На ней был домашний халат, волосы были слегка влажные, было ясно, что она недавно приняла душ. Он вошёл. Разувшись, он прошёл на кухню и сел за стол. Анастасия села напротив. Алик смотрел на неё недоверчиво. Помолчав минуту, он сказал:

- Я всё знаю!

- Что ты знаешь? – спокойно спросила она.

- Всё знаю, тётушка! Ты была в психушке недавно, и после твоего визита Макса засунули в изолятор и никого больше не пускают к нему. Так вот значит зачем тебе нужны были препараты, которые сводят с ума людей. Одно только не понимаю, зачем тебе всё это! Чем тебе помешал Макс?

Анастасия молча встала, достала из холодильника бутылку сока, налила себе стакан. Потом взяла пепельницу с подоконника, закурила и села снова напротив Алика. Всё также спокойно, она сказала:

- Ты с ума сошёл наверно. Зачем мне сводить с ума твоего дружка? Какой смысл мне в этом? Ты может обкурился снова или выпил лишка?

- Не надо, Настя, делать из меня идиота! Что ты показываешь, что будто не при чём совсем? Ты была в психушке и после этого Макса закрыли в изоляторе, как буйно помешанного. И теперь не пускают никого. Мне сказали, что у него сильное расстройство. А ведь он должен был выписаться скоро. И был здоров. Почти. А ты там “нарисовалась” и после этого ему вдруг стало хреново очень! Причём, перед этим искала те препараты у какого-то мудака…

- Заткнись! Да, я там была. Но не у твоего друга. А навещала свою давнюю подругу. Не имею право что ли?

- Не надо меня парить. Мне сказали, что ты там была у врача только. И больше ни к кому не заходила. Слишком много совпадений для случайности. И мать Макса выбросилась из окна тоже. Может и это твоих рук дело…

- Что ты мелешь, чмо! – гневно сказала Анастасия. – Какое я могу иметь отношение к его матери, если даже ни разу в жизни не видела её? Ты спятил совсем. И Макс мне твой по “барабану”…

- Нет уж, тётушка! – с сарказмом сказал Алик. – Хер ты меня проведёшь! Ну допустим, ты не имеешь отношение к Анне Альбертовне и её “полёта” ночного. Но вот к Максу уж точно ты руку приложила. Не надо думать, что все идиоты кругом. Зачем тебе понадобился Макс? Говори! Или я расскажу всем, что это ты его сводишь с ума.

- Ничего ты никому не расскажешь, придурок! Ладно, хорошо. Твой Максик сейчас является моим кредитором. А если он мой кредитор, а я твой, то тебе лучше держать язычок за зубами. Иначе твоя фото-студия вонючая закроется. Понимаешь меня?

- Он твой кредитор? Что ты несёшь-то! Откуда у него деньги? Ты же сама можешь взять любой кредит.

- Нет, не могу! У меня и так немало кредитов, а сейчас банки друг другу “сливают” информацию о должниках. Вот я и обратилась к твоему дружку, он же не брал нигде кредитов. И занял деньги. В банке. И по возможности я через него оплачивала долг. Но потом я подумала и решила, что дешевле его… убрать. Убивать я не хочу. Как никак, грех! А вот свести его с ума самое лучшее. Когда ты мне рассказал, что он сам лёг в больницу, якобы подлечить нервишки свои, я поняла, что это реальный шанс. Для банка он перестаёт быть должником, а я его должником. Деньги не маленькие. Конечно и затраты были бы с этим препаратом большие, но игра стоила свеч. Так что, племянничек, прежде чем болтать, подумай! Выгодно ли тебе это!

Алик замолчал. Он напряжённо смотрел на пепельницу, и было очень заметно, как у него дрожали руки. Анастасия докурила и выпила свой сок. Племянник решил нарушить молчание и несмело проговорил:

- Он мой друг. Единственный. Я не могу с ним так поступить.

- Друг, говоришь? А не ты ли хотел его девку отбить у него? Кажется её Светой зовут. Сам подумай, ты выигрываешь везде. И фото-студия, и девушка любимая теперь свободна.

- Да, Света мне нравилась… Но нельзя так с другом…

- Не говори ерунды! Ваша дружба также крепка, как протухшее пиво. Я не буду уговаривать тебя. Я-то выкручусь, так как доказательств нет. Если ты даже и про кредит расскажешь. А вот ты… лишишься и студии, и может даже и жизни! Подумай.

Она встала и ушла в зал. Алик закурил и лихорадочно смотрел в окно. Потом, затушив сигарету, он прошёл в зал. Среди богатой мебели, перед громадным телевизором сидела Анастасия, держа в руках маленькое блюдце с арахисом. Алик сел в кресло и сказал:

- Ладно, я согласен! Но только теперь финансирование моей студии должно вырасти втрое. – Он хихикнул. – Мы теперь вроде, как подельники!

Анастасия посмотрела на него в изумлении. Поставив блюдце на хрустальный столик, она подошла к нему и резко сказала:

- Да ты что! Говно ебаное! Меня шантажировать что ли вздумал? Мразь подзаборная. Хер тебе, а не деньги! Больше вообще ни хрена не получишь, пидор вонючий! Продал друга, как последняя крыса, а теперь решил на мне “нагреться”, сучонок малолетний. Вали отсюда и не вздумай приходить сюда. А то я тебя убью! Отвечаю!

Алик испугался, но взявши себя в руки, он встал подошёл вплотную к тётке и сказал нерешительно:

- Так тебя же посадят. И будешь сидеть ты…

- Пошёл вон. – Анастасия подошла к тумбочке стола, достала оттуда пистолет и направила его в сторону Алика. – Только попробуй ляпнуть что-то и кому-то! Я тебя “завалю”! Запомни это. И тебя, и твою мамашу, и всю вашу блядскую родню. Если ты меня сдашь, то мне уже будет по хер на всё! Ты меня понял, говнюк?

Алика охватил смертельный ужас. Ноги его подкосились и он упал на пол. Дрожа от страха, он пробормотал:

- Я п… понял, Настя! Понял. Прости меня. Я пошутил. Тетя Настя! Ну прости.

- Вот так-то лучше! – Анастасия убрала обратно в стол пистолет. – Ползи отсюда. Знаешь, а я ошибалась в тебе! Ты слизняк. Ничтожество. Ты обоссышься при малой опасности, и сдашь всех. Но меня вряд ли! Так как больше всего ты боишься умереть. А я убью тебя в случае чего! Убью, не сомневайся. А теперь вали отсюда! А то ещё обделаешься мне на пол…

Она снова села на диван, взяла блюдце с арахисом и стала смотреть телевизор. Алик встал и быстро вышел из квартиры. В подъезде его начало сильно тошнить. Запачкав рвотой площадку между этажами, он спутился на этаж ниже, сел на ступеньки и закурил. С верхнего этажа спускалась пожилая дама в шубке. В руках её была маленькая собачка. Она увидела рвоту и стала кричать:

- Ну ни хера себе! Это кто же тут так “намострячил-то”? А ещё считают себя элитой и чистюлями! Вот пидоры грёбанные…

Алик услышав её, быстро выбежал из подъезда. Выбросив сигарету, он быстро направился в сторону остановки. Мысли перепутались и Алик шёл, не замечая ничего и никого вокруг. Пройдя пару кварталов, он зашёл в кафе. Там было пусто. Заказав бутылку водки и салат, он достал мобильный телефон и набрал номер.

- Аллё, Лёха! Короче, денег больше нет на студию… Нет! И не будет. Всё, закрываемся… Всё!

Он выключил телефон. Выпил две рюмки водки, он закурил. Он не помнил сколько просидел в кафе и сколько выпил водки и сколько выкурил сигарет. Выходя из кафе уже довольно пьяным, он пробормотал:

- Ведь нельзя так… нельзя…

Он шёл качаясь, по слякоти и грязи. Вокруг от него шарахались прохожие. Но он не замечал этого. Его тошнило снова.

Эпизод 8.

Макс сидел на кровати и медленно завтракал. Цепляя алюминиевой ложкой густую кашу из жестяной тарелки, он жевал медленно и упрямо, как бы стараясь лучше разжевать пищу. Стоящий рядом санитар Савелий, молча наблюдал за ним. Когда Фролов закончил завтрак, санитар забрал посуду и вышел. Макс держась за спинку кровати, стал раскачиваться и монотонно петь.

- Жили у бабуси – два весёлых гуся… Одни серый… Другой белый… Белый… Очень белый… Два весёлых гуся… Гуся… Я… я…

Он раскачиваясь, лёг на кровати. Закрыл глаза. Бормоча свою песенку, он уснул.

* * *

Лето. Жаркий день. Маленький мальчик, лет семи и девочка шести лет бегали и играли в салки. Пробежав немного, они остановились у обрыва. Внизу блестело озеро. Было красиво и волнующе. Макс увидев издалека мальчика и девочку у края обрыва, быстро побежал к ним. Когда он был уже рядом с ними, услышал разговор.

- Максим! Посмотри, как красиво! Вот бы нарисовать это озеро! Только мои краски и кисточки остались дома. Да и бумаги нет. Максим! Правда, красиво?

- Красиво.

- А посмотри, в воде тоже есть облачка. Даже вон тучка.

- Угу.

- А вон что-то плесканулось! – Девочка в восторге захлопала в ладоши. – Наверно рыбка увидела нас и решила поздороваться с нами.

- Рыбки не здороваются. – сказал угрюмо маленький Максим. – Они только губами шлёпают. Так папа говорит.

- Ну значит, когда они шлёпают губами, то здороваются так с тобой. Ты рыбке скажешь “привет”, и она тебе губками тоже - “привет, Максим”. Рыбки умные. А мой дед только и делает, что ловит их, потом в соли испачкает и сушит. А потом вместе с соседом они пьют газировку и кушают рыбок. Дураки!

- Они не газировку пьют, а пиво. Нина, ты глупая!

- Я не глупая. Я буду лечить зверушек. Выучусь и буду лечить.

Глядя на друга, она весело рассмеялась. Мальчик смотрел на неё и тоже улыбался. Потом она сказала:

- А давай играть в прятки!

- Давай.

- Кто водит?

- Ты.

- Ну ладно. – Девочка встала близко к обрыву, закрыла ладошками глаза и стала считать. – Раз, два, три…

Мальчик хотел побежать прятаться, но вдруг он приблизился к подружке. Макс истошно заорал:

- Не делай этого!!! Она утонет!!! Остановись, придурок! Не делай этого!!!

Но мальчик не слышал его. Макс был невидим для детей. Мальчик с силой толкнул девочку, и она упала в озеро. Сначала она барахталась и кричала, но потом вдруг вместо неё были только большие пузыри на воде. Макс бешено крича, спустился вниз, но девочки не было видно. Он посмотрел наверх и увидел убегающего мальчика в сторону деревни. Макс кричал, плакал, и его всего охватила дрожь…

* * *

В палату вошёл Муркевич. В тусклом свете было видно, что он был бледен и утомлён. Подойдя к кровати Макса, он убедился, что тот проснулся. Фролов лежал на кровати, безучастно глядя на стену. Потом заметив профессора, он тихо сказал:

- А ведь всё правильно, профессор…

Игорь Васильевич ничего не ответил. Он подошёл к окошку и стал насвистывать. Максу это не понравилось, и он слабо сказал:

- Хорошо свистеть! Свистун, твою мать…

- Что, что? – обернувшись, спросил Муркевич.

Макс тихо засмеялся. Профессор подошёл снова к кровати и старался не смотреть ему в глаза. Фролов тоже смотрел в сторону и молчал. Игорь Васильевич тихо проговорил:

- Я не виноват, Максим. Правда, не виноват. Ко мне пришла твоя знакомая, и попросила сделать из тебя полного психа. Всё из-за денег, Максим. Всё только ради выгоды. Не нужен ты “там”, в нормальном мире. Наверно, никому не нужен. Раз пришла только она. Ни ваш друг, ни ваша девушка ни разу не приходили. Ваша мать недавно хотела покончить с собой. Как я понял, у неё сдали нервы и она не выдержала. Но её спасли! Сейчас она в районной больнице. Когда её выпишут, она сможет навестить тебя снова. Прости меня, Максим! Но твоя… знакомая пригрозила убить не только меня, но и моих близких. Я не могу допустить это. Так что, постарайся понять меня… Хоть ты уже любую информацию сложно понимаешь…

Макс слушал его равнодушно, и ни разу не отобразилась на его лице ни одна эмоция. Со стороны можно было подумать, что он не слышит профессора. Но он слушал его внимательно. И помолчав минуту, сказал:

- Да ладно вам, профессор… Я всё понимаю. Жалко маму. Она думала, что моя болезнь временна, и я вернусь скоро. Но теперь уже точно не вернусь. Впрочем, и не надо мне возвращаться. Я безнадёжен. Вы это сами понимаете. Если бы Настя не решила меня здесь оставить навсегда, то я всё равно рано или поздно здесь оказался. Единственное, что меня и правда беспокоит, так это то, что я перестал помнить сны… Я знаю то, что мне снится что-то очень важное, но не могу это вспомнить. Вот например, сейчас! Мне снилось что-то, а я не помню этого. Помню только, что я куда-то бежал, боясь опоздать и не успеть. А куда и зачем – не помню. Ничего не помню… Я тут вспомнил про гусей почему-то… Что жили у бабуси какие-то… какие-то гуси… Вы, профессор, мне про гусей сейчас говорили?

Макс уснул. Муркевич постоял ещё немного и вышел.

Эпизод 9.

Глубокая ночь. Кабинет главного врача психиатрической больницы. За столом с одной включённой лампой, сидел Муркевич и пил коньяк. Сигара в пепельнице давно потухла. Он был очень расстроен после разговора с Максом. Он снял трубку телефона и набрал номер.

- Алло… Вы ввели препарат?.. Молодцы… Завтра начните колоть обезболивающие. У него могут начаться мигрени, и он уж точно будет орать на всю больницу… Всё…

Профессор задумчиво посмотрел на окно. Потом поставил бокал на стол, подошёл к окну и открыл его. Холодный воздух распространился по кабинету. В дверь постучали.

- Открыто! – небрежно крикнул профессор. Он обернулся и увидел входящего санитара Савелия. Профессор прикрыл немного окно и сел в своё кресло. Савелий же неуверенно стоял у двери. – Проходи, Савва! Проходи, друг дорогой…

Санитар прошёл и сел на стул. Профессор смотрел на окно, наслаждаясь холодным чистым воздухом. Выпив ещё коньяка, он тихо сказал:

- Природа сильнее нас всё-таки… Ей наплевать по большому счёту, что тут люди живут, болеют, лечатся, умирают, убивают, сводят с ума, сходят с ума, грабят, обманывают. А природа просто меняет свои времена, несмотря на все эти вещи. Странно всё-таки получается, человек живёт, работает, учится. И в один прекрасный момент оказывается никем. Его слова кажутся смешными, его поступки расцениваются, как абсурд и нелепости…

- Как это? – нерешительно спросил санитар.

- Просто, Савва! Просто. Вот ты отучился в медицинском училище, пошёл работать санитаром. У тебя, кажется, семья есть.

- Ага. Две дочки. Ну… жена…

- Вот! Ты зарабатываешь деньги, обеспечиваешь семью. Но не понимаешь совсем, что можешь и сам тут оказаться. Здесь, где ты контролируешь психов, можешь быть и сам в качестве пациента.

- Да ладно…

- Не спорь. Ладно, - Профессор взял бумагу, ручку и стал что-то писать. – Прощай, любимая больница! Пора на пенсию, на покой.

- В смысле? Вы что, уходите на пенсию?

- Нет. Скорее ухожу от этой работы. Нельзя заниматься тем, что оскорбили, втоптали в грязь.

- Я не понимаю…

- И не старайся понять, Савва! Не старайся. – Муркевич расписался и сложив написанную им бумагу, встал. – Всё, друг мой! Всё. Я ухожу. На пенсию или куда-нибудь, но подальше отсюда. И тебе, если честно советую. Я понял, что любая психическая болезнь всё-таки может быть “заразной”. Об одном только прошу тебя. Ты уж не обижай Максима. Он хороший парень. Просто ему реально не везёт в жизни. И не спорь! Я же знаю, как вы обращаетесь с больными. И бьёте их, и издеваетесь часто. А с ним не надо так. Он не виноват, что стал “овощем”. Конечно, сюда просто так не попадают, но он не из тех кто должен был тут быть. Завтра я уже буду не вашим начальником. Пришлют наверно кого-нибудь. Или повысят Голубкина, он же давно хочет занять моё место. Вот что хотел ещё сказать… Ты, Савва, если увидишь ещё раз ту дамочку, которая ко мне приходила, ты будь осторожен. Не только я могу ей понадобиться, но и вполне возможно, ты…

- Я не понимаю вас, Игорь Васильевич… Вы увольняетесь? Или на пенсию?

Профессор будто не расслышал его слова. Он одел пальто, большую зимнюю шапку и снова подошёл к окну. Оттуда дул ещё леденящий, но уже весенний ветер. Он вернулся к столу и выключил лампу.

Они вышли в коридор и спустились на лифте на общий этаж. Там, как обычно, дремали санитары и медсестра. Но не было слышно и звука пациентов. Тишину нарушало только тиканье часов у двери в этаж и лёгкий храп одного из санитаров.

- Они не спят, а так… - виновато сказал Савелий.

- Да ничего, дружище. Ничего… Пусть спят…

…Профессор вышел из больницы и не торопясь шёл по ночному городу. На пустых улицах изредка появлялись прохожие. Ему оставалось совсем немного пути до своего дома, как его остановил патруль полиции. Двое высоких ребят в форме, сержант и рядовой, выглядели уставшими и слегка раздражёнными. Они остановили профессора.

- Гражданин, предъявите документы.

Игорь Васильевич сначала не обратил на них внимание. Он много лет ходил такой дорогой пешком до дома и ночью и днём. Но ни разу его не останавливали сотрудники полиции, хоть и частенько попадались ему на пути. Но он не стал ничего говорить, достал документы и отдал их патрульным. Один из них, сержант по лычкам на погонах, долго рассматривал документы, а потом насмешливо спросил:

- А откуда так поздно идём?

- С работы я иду, молодые люди. – добродушно ответил Муркевич. – А что-то не так?

- С какой работы в четыре ночи? – грубо спросил сержант. Ему почему-то был неприятен этот старик.

- Я профессор психиатрии. Работаю в нашей областной больнице для душевнобольных.

- А, ясно… Что же вы так поздно ходите по ночам? Небезопасно ведь. Или у вас дежурство только закончилось? – Сержант презрительно усмехнулся.

- Да, - задумчиво ответил Муркевич. – Закончилось моё дежурство. Закончилось.

- Ладно! – Сержант вернул документы. – Идите.

Профессор, молча взяв паспорт и пропуск в больницу, направился дальше. Уже подходя к своему подъезду, он вдруг остановился и задумчиво сам себе сказал:

- А ведь и я могу…

© Кирилл Гайдар. 2014 г. Все права защищены. Персонажи и события рассказа вымышлены и не имеют никакого отношения к реальной жизни.

---

Дата добавления: 2015-08-10