Бриттани. Я сидела на подъездной дорожке Сиерры около пяти минут

Я сидела на подъездной дорожке Сиерры около пяти минут. Я до сих пор не могу поверить, что Алекс и я это сделали. Я ни капельки в этом не раскаиваюсь, я просто не могу в это поверить.

Я чувствовала сегодня отчаяние Алекса, как будто он пытался дать мне что-то понять своими действиями, вместо слов. Я злюсь на себя за свою эмоциональность, но я ничего не могла с собой поделать. Я плакала от радости, счастья, любви. И когда я заметила ту одинокую слезинку в уголке его глаза, я сняла ее поцелуем… Мне хотелось сохранить ее навечно, потому, что впервые Алекс позволил мне увидеть себя таким. Алекс не плачет; он не позволяет эмоциям пробиться через его защиту.

Сегодняшний вечер изменил его, хочет он признать это или нет. Я тоже изменилась.

Я захожу в дом Сиерры. Она сидит на диване в гостиной. Мои родители сидят напротив нее.

— Это выглядит, как интервенция, — говорю им я.

— Это не интервенция, Брит. Просто разговор, — отвечает Сиерра.

— Почему?

— Неужели не понятно? — говорит отец. — Ты не живешь дома.

Я становлюсь напротив обоих родителей, размышляя, как же мы докатились до этого. Моя мать одета в черный костюм, ее волосы собраны сзади в тугой пучок, как будто она на похоронах. На отце простые джинсы и рубашка, но глаза у него покрасневшие, он не спал всю ночь, я это вижу. Скорее всего, мама тоже, но она умело умеет это маскировать.

— Я не могу больше играть роль идеальной дочери. Я не идеальна, — говорю я спокойно и ровно. — Можете ли вы принять это?

Мой отец хмурится, как будто пытается сохранить самообладание.

— Мы не хотим, чтобы ты была идеальна. Патриция, скажи ей, что ты чувствуешь.

Моя мама качает головой, будто осуждая меня за то, что я делаю из этого драму.

— Брит, это продолжается слишком долго. Прекрати что-то доказывать, прекрати буянить, прекрати вести себя как эгоистка. Мы с твоим отцом не хотим, чтобы ты была идеальна, мы хотим, чтобы ты была настолько хорошей, насколько ты можешь быть, вот и все.

— Все из-за Шелли, неважно, сколько бы она не пыталась, она не сможет оправдать все ваши надежды?

— Не вмешивай сюда Шелли, — говорит отец. — Это нечестно.

— Почему нет? Это все также касается Шелли. — Я чувствую себя пораженной, неважно, сколько бы я ни пыталась объяснить это, я никак не могу найти правильных слов. Я падаю напротив них в одно из мягких бархатных кресел. — К слову будет сказано, я не сбегала из дома, я живу у лучшей подруги.

Моя мать снимает невидимую пылинку со своих брюк.

— Слава богу. Она хоть ежедневно звонила нам и сообщала о новостях, о тебе.

Я поворачиваюсь к своей лучшей подруге, которая сидит в углу и наблюдает эту драму Эллисов. Сиерра поднимает руки в защитном жесте, и идет к двери, в которую только что позвонили.

Моя мать выпрямляется на краешке дивана.

— Что нам нужно сделать, чтобы ты вернулась домой?

Я хочу очень многого от них, наверное, даже больше, чем они способны мне дать.

— Я не знаю.

Мой отец подносит руку к голове, как будто она болит.

— Неужели дома так плохо?

— Эм, нет. Не плохо, просто напряженно. Мам, ты доводишь меня до стресса. А ты, пап, я ненавижу, что ты приходишь и уходишь, как будто дом, это один из твоих отелей. Мы все как незнакомцы, живущие под одной крышей. Я люблю вас обоих, но я не хочу всегда быть лучшей. Я просто хочу быть мной. Я хочу иметь возможность самостоятельно принимать решения и учиться на собственных ошибках, без стрессов, чувства вины, или мыслей, что я не оправдываю ваши надежды. — Я проглатываю подступающие слезы. — Я не хочу подводить вас обоих. Я знаю, что Шелли не может стать такой, как я. И мне очень жаль... пожалуйста, не отсылайте ее из-за меня.

Мой отец приседает рядом со мной.

— Не сожалей, Брит. Мы не отсылаем ее из-за тебя. Недееспособность Шелли не твоя вина. Это ничья вина.

Моя мать молчит и смотрит на стену, как будто в трансе.

— Это моя вина, — говорит она.

Все поворачиваются на нее, потому, что это последнее, что я ожидала от нее услышать.

— Патриция? — говорит отец, пытаясь привлечь ее внимание.

— Мам, что ты имеешь в виду?

Она смотрит впереди себя.

— Все эти годы я виню только себя.

— Патриция, это не твоя вина.

— Когда Шелли родилась, я приводила ее на игровую площадку, — говорит мама тихо, ни к кому в частности не обращаясь. — Я признаю, я завидовала остальным мамочкам с нормальными детьми, которые могли держать головку ровно и хвататься за вещи. Частенько меня одаривали полными жалости взглядами. Я ненавидела это. Я стала одержима тем, что могу притворяться, что с ней все нормально, если она будет делать специальные упражнения и есть больше фруктов и овощей… я все еще винила себя за то, какой она была, даже после того, как твой отец сказал, что это не так. — Она смотрит на меня и с тоской улыбается. — Затем родилась ты. Моя белокурая, голубоглазая принцесса.

— Мам, я не принцесса. А Шелли не та, кого надо жалеть. Я не буду постоянно встречаться с парнями, с которыми ты хочешь, чтобы я встречалась; я не буду всегда одеваться так, как ты хочешь, чтобы я одевалась, и я точно не буду всегда вести себя так, как ты этого от меня ждешь. Шелли также не сможет оправдать твоих ожиданий.

— Я знаю.

— Сможешь ли ты когда-нибудь жить с этим?

— Наверное, нет.

— Ты такая критичная. О, Боже, я сделаю все, чтобы ты только перестала обвинять меня за каждый промах. Люби меня за то, кто я есть. Люби Шелли за то, кто есть она. Перестань обращать внимание на мелочи, жизнь чертовски коротка.

— Ты не хочешь, чтобы меня волновало то, что ты встречаешься с членом бандитской группировки? — спрашивает она.

— Да. Нет. Я не знаю. Если бы я не чувствовала, что ты будешь меня осуждать, я бы поделилась этим с тобой. Если бы ты только могла с ним встретиться… в нем просто настолько больше всего, чем видно снаружи. Если вы хотите, чтобы я пряталась и сбегала из дома, чтобы быть с ним, я так и буду делать.

— Он бандит, — говорит мама сухо.

— Его зовут Алекс.

Мой отец немного отодвигается.

— Зная его имя не отменяет того факта, что он в банде, Бриттани.

— Ты прав, но это первый шаг в правильную сторону. Вы хотите, чтобы была честна с вами или чтобы врала вам в лицо?

Мы проговорили целый час перед тем, как моя мать согласилась не контролировать меня так сильно. А мой отец, согласился дважды в неделю приходить с работы до шести вечера.

Мы сошлись на том, что я приведу Алекса домой, чтобы познакомить его с ними. И что я всегда буду говорить им, куда я иду и с кем. Они, конечно, не обещали принимать с распростертыми объятиями всех моих парней, но это точно первый шаг. Я очень хочу все исправить, потому, что собрать осколки всегда лучше, чем просто оставлять их там, где они есть.

Дата добавления: 2015-08-02