Коллективизация 1 страница

Коллективизация – процесс объединения мелких единоличных крестьянских хозяйств в коллективные сельскохозяйственные предприятия путём кооперирования. Как и в случае с индустриализацией, коллективизация – одна из глобальных задач, стоящих перед большевистским режимом.

«Обобществление» необходимо с хозяйственной точки зрения – чтобы построить новую экономику, в которой не будет места для частной собственности. Другая сторона этого же явления – идеология. Большую часть населения государства составляют «крестьяне», а не «рабочие» как должно быть в развитом индустриальном обществе, готовом к быстрому переходу к социализму и коммунизму. Необходимо по-новому упорядочить все крестьянские хозяйства, провести их сплошную коллективизацию.

Первые попытки подобных реформ были предприняты ещё в начале 20-х годов – по указанию «сверху» в деревнях насаждались ТОЗы (Товарищества по совместной Обработке Земли), которые должны были стать первой ступенькой к дальнейшему переходу к «колхозам» и «совхозам». На этом этапе «земля» ещё не становится «общей», однако на каждом отдельном крестьянском наделе работает весь коллектив ТОЗа.

Подобные организации, рассчитанные на добровольное вступление, потерпели полный крах – общее количество крестьян, отдавших свою собственность в общественное пользование, составило менее 1%. Главные стимулы для вступления, заявленные государством: рационализация хозяйства, механизация (тракторы) и химизация (удобрения) – оказались и не слишком привлекательными, и не вполне выполнимыми.

Годы Гражданской войны, военного коммунизма, а затем и годы НЭПа не принесли сколь-нибудь значимого продвижения в этом направлении. А потому вместе со «свёртыванием» НЭПа, форсированной индустриализацией, составлением первого пятилетнего плана и «обострением классовой борьбы» приходит время и «коллективизации».

Первые принципиально новые решения по этим вопросам были приняты на XV съезде партии в 1927 году, а также на XVI партконференции в апреле 1929 года.

Полтора года между двумя этими событиями «коллективизация» проходит в новом «директивном» режиме. Первыми жертвами массового террора становятся «кулаки» - зажиточные крестьяне, использующие на своей земле труд наёмных рабочих (как правило – более бедных крестьян из тех же деревень). Уничтожив самых успешных и зажиточных хозяев (во многих случаях неподчинившихся крестьян убивали, в большом количестве ссылали на принудительные работы – оставшихся и не сбежавших в город заставляли войти в состав новообразованного «колхоза»). Главными средствами достижения цели для большевиков становятся активная пропаганда классовой ненависти – бедных против богатых, а также умышленная дезинформация и сокрытие данных, касающихся реального количества крестьян, вступающих в колхозы.

Промежуточные итоги коллективизации по-прежнему «неудачны» - к апрелю 1929 года лишь 4% крестьянских хозяйств стали «колхозными».

На XVI партконференции принимаются меры к ужесточению борьбы против «кулаков» под общим лозунгом «Кулак – враг социализма», а также примерный план, предусматривающий 20% коллективных крестьянских хозяйств в течение 5 лет. Таким образом, к осени 1929 года общее число обобществлённых хозяйств достигает уже 7,5 %.

7 ноября 1929 года в газете «Правда» (№259) выходит статья Сталина, озаглавленная «Год Великого Перелома». Статья посвящена радикальным «изменениям», которые якобы произошли среди крестьян в отношении к колхозам. А потому нет больше смысла низко удерживать планку – и можно стремиться к тотальному переходу к коллективным хозяйствам. Чисто умозрительные, популистские заявления Сталина легли в основу решений пленума ЦК от 10-17 ноября: никому уже не нужны старые 20%, к лету 1930 года должно быть 100%. В рамках этого же курса 9 декабря был организован Наркомзем СССР, возглавленный Я.А. Яковлевым.

С этого момента коллективизация приобретает почти бесконтрольный характер, и превращается, по словам Сталина, в движение, «равнозначное по своим последствиям революционному перевороту в октябре 1917 года». Агитация за «уничтожение кулачества как класса» (эвфемизм, вполне сравнимый с «окончательным решением еврейского вопроса» нацистами в Германии), а также постоянно распространяемая дезинформация о «сравнительно удачной кооперации» в других областях страны, позволяет государственной машине постепенно приближаться к поставленной цели.

Узаконенный террор уничтожил экономическую основу старой государственности – земельное крестьянство, разрушил систему до самого основания. Современники сравнивали коллективизацию с «приходом Антихриста» в деревню и ожидали скорого «конца Света», в течение нескольких лет было подавлено не менее сотни восстаний и акций протеста против принятых решений, однако масштабного консолидированного сопротивления организованно так и не было. Наступил апофеоз насаждаемого коллективизма: «Общими были даже слёзы из глаз».

«Соревнования» по кооперированию, в которые включились многие районы страны, приводили к всё большему ужесточению методов коллективизации. Сталин умело дистанцировался от происходящих в эти месяцы событий: в статье «Головокружение от успехов» 2 марта 1930 года он «осудил» «левые загибы» в деревне, приписав жестокость принятых мер на счёт местных руководителей.

По словам М. Геллера, «важнейшим этапом на пути к созданию «нового человека» был шок коллективизации, на десятилетия травмировавший сознание современников и потомков. Коллективизация была великой политической и психологической победой Сталина – осуществлением плана инфантилизации крестьянства». В тот момент, когда была разорвана традиционная связь крестьянства с собственной землёй, новые «колхозники» и «горожане» (те крестьяне, которым каким-то образом удалось, избавившись от хозяйства, переселиться в город) на долгие десятилетия оказались в зависимом положении от новой власти.

Крупнейший голод 1932-1933 гг. в СССР (главным образом в Украине, Казахстане и Поволжье) стал прямым следствием коллективизации и индустриализации – в их общей взаимосвязи. Изымаемый у крестьян хлеб государство продавало по демпинговым ценам в обмен на новые технологии, необходимые для индустриализации. Другой важнейшей причиной был массовый забой скота, устроенный крестьянами, не желавшими сдавать его в колхоз. В результате хозяйственный аграрный кризис чрезвычайно углубился.

Коллективизация была остановлена естественными причинами: разорением крестьянских хозяйств, тяжелейшими последствиями голода, а также переменами во внутренней политике: в декабре 1934 года был убит Киров, и началась эпоха «Большого террора».

Ш. Фицпатрик в своей книге «Повседневный сталинизм» отмечает, что конец 30-х годов стал временем некоторой экономической стабилизации – более того, наиболее спокойным и «удачным» годом для крестьян и части горожан оказался 1937-й – печально знаменитый многими другими событиями во внутренней жизни СССР.

К 1938 году было коллективизировано 93% крестьянских хозяйств и 99% посевной площади.

Коллективизация на территориях, присоединенных СССР в ходе Второй Мировой войны, сопровождалась государственным насилием и массовыми депортациями местного крестьянского населения в восточные районы страны.

Коллективизация

Курс на социалистическое преобразование сельского хозяйства на основе коренной технической реконструкции был исторической необходимостью.

XV съезд ВКП(б), состоявшийся в декабре 1927 г., провозгласил курс на коллективизацию. Но планы съезда и конкретное осуществление коллективизации значительно отличались. На съезде речь шла о развитии всех форм кооперации, о том, что перспективная задача постепенного перехода к коллективной обработке земли будет осуществляться на основе новой техники (электрификации и т.д.), а не наоборот: от коллективизации к индустриализации, как это произошло. Ни сроков, ни тем более единственных форм и способов кооперирования крестьянских хозяйств съезд не устанавливал. Более того, на первую пятилетку планировалось первоначально объединить в колхозы (сельхозартели) 18-20% индивидуальных крестьянских хозяйств, а простейшими формами сельскохозяйственной кооперации следовало охватить до 85% хозяйств.

Точно так же решение съезда о переходе к политике наступления на кулачество имело в виду последовательное ограничение эксплуататорских возможностей и устремлений кулацких хозяйств, их активное вытеснение экономическими методами, а не административными.

Среди причин перехода к коллективизации прежде всего следует назвать низкий уровень товарности сельскохозяйственного производства, техническую отсталость, которые сдерживали общее экономическое развитие

страны. Особое беспокойство вызвало производство товарного зерна. «Осереднячивание» деревни, произошедшее в результате революции, привело к тому, что вместо 16 млн. довоенных крестьянских хозяйств в 1928 г. их стало 25 - 26 млн. Если прежде середняки производили 50% всего зерна, а потребляли 60%, то теперь они производили 85%, а потребляли 80%. Государственные закупки в 1927 - 1928 гг. составили 630 млн пудов против довоенных 1300,6 млн. При этом следует помнить, что с началом индустриализации происходит увеличение численности городского населения. Все это оборачивалось настоящим бедствием для государства. Кризис заготовительной компании 1927-1928 гг. стал одной из причин перехода к политике массовой коллективизации. Другой причиной стала позиция сталинской группировки, которая относилась к крестьянству как временному союзнику рабочего класса, стремилась к превращению его в сельскохозяйственного пролетария. После разгрома троцкизма генеральная линия ВКП(б) привела к отказу от нэпа и применению насилия над крестьянством. Форсированию темпов коллективизации способствовало, как уже выше отмечалось, изменение международного положения СССР в конце 1920-х годов, появление возможности осуществить широкомасштабные закупки оборудования за границей.

Кризис хлебозаготовок 1927-1928 гг. создал угрозу проведения индустриализации. Во время поездки на Урал и в Западную Сибирь в январе - феврале 1928 г. И.В. Сталин, выступая перед партийным активом Омска, Новосибирска, Барнаула, Рубцовска, потребовал применить к крестьянам, отказывающимся сдавать хлеб государству, 107-ю статью Уголовного Кодекса (УК) СССР (статья предусматривала наказание за спекуляцию). За «мягкотелость» и «срастание с кулаком» были сняты с должностей и подвергнуты наказаниям 1157 местных партийных работников. По отношению к ним широко применялась 58 статья пункт 10 УК СССР (контрреволюционная агитация). Все это нагнетало обстановку нервозности и административного произвола. Началось закрытие рынков, проведение обысков по крестьянским дворам, привлечение к суду владельцев не только значительных хлебных запасов, но и умеренных излишков. Суды автоматически выносили решение о конфискации имущества. Изымали часто и инвентарь.

Для облегчения изъятия хлеба было решено ускорить темпы объединения крестьян в колхозы. 1928 г. был объявлен годом «массового колхозного движения». Но большинство крестьян в колхозы вступать не хотело. К октябрю 1929 г. в них вошло лишь 6,9% единоличных, преимущественно бедняцких, хозяйств. Ноябрьский Пленум ЦК ВКП(б) 1929 г. провозглашает политику «сплошной коллективизации». На ее проведение были мобилизованы местные партийные и комсомольские организации. Из городов в помощь им направили 25 тысяч «наиболее сознательных рабочих» - «двадцатипятитысячников».

Создание колхозов проводилось с нарушением всех прежних планов. Во-первых, нарушался принцип добровольности вхождения. Крестьян насильно, иногда под страхом жестокой расправы заставляли вступать в колхоз. Во-вторых, грубейшие нарушения допускались при обобществлении средств производства. Товарищества по обработке земли в приказном порядке переводились на уставы сельхозартелей и коммун, в которых обобществлялись не только орудия труда и рабочий скот, но и личное подсобное хозяйство, и домашняя утварь.

Это вызвало резкий протест крестьянства, проявившийся прежде всего в массовом забое скота. Он был настолько велик, что привел в резкому сокращению поголовья. Уровень поголовья крупного рогатого скота сократился с 60 млн в 1928 г. до 33 млн в 1930 г. Его удалось восстановить лишь к 1959 г. Масштабы забоя могли быть еще больше, если бы в январе 1930 г. не вышло специальное постановление ЦИК и СНК СССР, запрещавшее «самовольный» забой скота под страхом уголовной и административной ответственности. Другой формой пассивного протеста против насильственного вхождения в колхоз стали многочисленные письма крестьян на имя И.В. Сталина и М.И. Калинина с жалобами на произвол местного начальства. С ноября по январь 1929 г. в Москву поступило более 90 тыс. писем. Но 5 января 1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О темпе коллективизации и мерах помощи колхозному строительству», в котором не только не предусматривалась приостановка темпов, но, наоборот, предполагалось провести коллективизацию к весне 1932 г. Если на 1 января 1930 г. было коллективизировано 20% хозяйств, то к 1 марта эта цифра увеличилась почти в три раза и составила 59%. Плач и стон стояли по всей стране. Формой пассивного протеста можно считать также «бегство» крестьян из деревни. Не желая вступать в колхоз, многие просто бросали свое хозяйство и уходили на стройки в города. Их причисляли к категории «самораскулачившихся». Среди них оказывались не только зажиточные, но и бедняки и середняки. Массовый «исход» крестьян приобрел такой широкий масштаб, что государство в 1932 г. вынуждено было «прикрепить» их к земле, не выдавая им паспорта.

Одним из драматических сюжетов в истории коллективизации стала борьба с кулачеством. К концу 1927 г. кулаки составляли 3 - 5% от общей массы крестьян. Летом 1929 г. было принято решение о запрещении принимать кулаков в колхозы, что сразу отделило и противопоставило их всему крестьянству. В январе 1930 г. в передовой статье газеты «Правда» прозвучал призыв: «Объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку, и, в конце концов, смести его с лица земли!» 30 января 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В нем предписывалось провести конфискацию у кулаков инвентаря, скота, жилых и хозяйственных построек, предприятий по переработке сельхозпродукции и семенных запасов. Четверть конфискованного имущества следовало раздать бедноте, а остальное - в колхоз. Раскулаченные делились на три категории: 1) участники антисоветских выступлений, они подлежали аресту, их семьи выселялись; 2) крупные кулаки и бывшие помещики, агитирующие против колхозов, их выселяли вместе с семьями в отдаленные, как правило, северные районы; 3) остальные кулаки, их вместе с семьями выселяли с территории колхоза в пределы той же местности. Отсутствие единых критериев кулачества порождало массовый произвол. Зачастую к ним относили просто работящих зажиточных крестьян, имеющих в хозяйстве 2-3 коровы и лошадь. Еще больший произвол имел место по отношению к так называемым «подкулачникам». К ним причисляли даже просто сочувствующих несправедливо раскулаченным. Дальнейшая судьба семей «подкулачников» ничем не отличалась от судьбы семей кулаков. Дошло до того, что сверху по каждому району спускался план по количеству раскулаченных по каждой категории. За его невыполнение партийных работников строго наказывали. В результате за годы коллективизации раскулачиванию подверглось свыше 15% крестьянских хозяйств. В отдаленные районы было выслано 1,8 тыс. крестьян. Эшелоны и обозы с раскулаченными, сопровождаемые работниками ОГПУ, двигались по стране, направляясь на Север, Урал и в Сибирь. За каждой из таких «отправок» стояла личная и семейная трагедия. В то же время быстро росло число заключенных в тюрьмах и лагерях.

Сопротивление крестьян носило не только пассивные формы. Во многих местах были отмечены демонстрации крестьян в городах, случаи прямого обращения делегаций из села к шефским организациям на промышленных предприятиях. Участились случаи жестоких расправ над коммунистами и колхозными активистами. В 1929 г. зарегистрировано более 1300 крестьянских мятежей, а с января по март 1930 г. - более 2000 выступлений на Украине, в Сибири, на Кавказе, Кубани и во многих других районах страны. Для подавления крестьянских волнений использовались части регулярной армии. Это не могло не вызвать беспокойства у руководства. 2 марта 1930 г. в газете «Правда» вышла статья И.В. Сталина «Головокружение от успехов», в которой говорилось о «перегибах» в колхозном движении. Однако вину за них автор целиком сваливал на местное начальство, у которого, дескать, началось «головокружение от успехов». Об этом впоследствии известный советский поэт А.Т. Твардовский в одном из своих стихотворений писал:

«Да, он умел без оговорок,

Внезапно - как уж припечет -

Любой своих ошибок ворох

Перенести на чей-то счет;

На чье-то вражье искаженье

Того, что возвещал завет,

На чье-то головокруженье

От им предсказанных побед».

Вслед за статьей 14 марта 1930 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении». В нем говорилось о необходимости соблюдать принцип добровольности при создании колхозов и об ответственности местных властей за «перегибы». Всем крестьянам, не желающим работать в колхозах, разрешалось выйти из них. Активисты колхозного движения были поставлены в крайне тяжелое положение. На многих обрушились суровые наказания вплоть до судебных репрессий. После этого постановления начинается массовый «отток» крестьян из колхозов. К августу 1930 г. колхозы объединяли лишь 21% хозяйств. Выход крестьян из колхозов был бы более масштабным, если бы крестьяне накануне вступления в колхоз не порезали скот и могли бы вернуть свою землю, попавшую в единый колхозный фонд. По уставу сельхозартели ее собственность была неделимой. Даже если крестьянам вновь давали землю, то она была намного хуже прежней и находилась вдали от колхозных угодий. К тому же на индивидуальные крестьянские хозяйства постоянно усиливался налоговый пресс, который делал их нерентабельными. Так, по официальным данным на 1 колхозный двор в 1931 г. приходилось около 3 руб. сельхозналога, на одного единоличника - более 30 руб., а на кулацкое хозяйство - почти 314 руб. В колхозах было разрешено вести личное подсобное хозяйство, иметь корову, мелкий скот и птицу. Принимались меры по упорядочиванию выплаты заработной платы колхозникам в конце года. Все это убеждало крестьян в неизбежности вступления в колхоз. Когда в августе 1930 г. партийные органы вновь начинают форсировать коллективизацию, ее темпы быстро растут. Через год, в июне 1931 г., колхозы объединяли уже 53% хозяйств, в 1932 г. - 62%, а в 1937 г. - 93%.

Насильственная коллективизация, проведенная в сжатые сроки, при ожесточенном сопротивлении крестьян имела существенные последствия для дальнейшего развития страны и советского общества. Во-первых, ближайшим последствием коллективизации стали осуществление индустриализации и одновременное падение уровня сельскохозяйственного производства. Он составил в 1932 г. только 73% от уровня 1928 г., а в животноводстве - 47%. Условия жизни в деревне по сравнению с нэпом резко ухудшились. Это привело к обострению продовольственной проблемы и массовому голоду в 1932 - 1933 гг. в наиболее хлебородных районах страны (Украина, Северный Кавказ, Поволжье). 1932 г. не был неурожайным. Причина голода в значительной мере определялась политикой государства в деревне. Число погибших от голода оценивается в 3-4 млн человек. Известны даже случаи людоедства. Из голодающих деревень устремились толпы крестьян и беспризорных детей. В города они несли эпидемии сыпного тифа и других инфекционных заболеваний. Трагедия состояла в том, что официально голод в стране не признавался. Помощь голодающим не оказывалась. В печати сообщалось, что все слухи о голоде специально распространяют «кулацкие элементы», которые «в целях борьбы с Советской властью нарочно голодают и умирают». Все же ряд руководителей Наркомзема «за организацию голода в стране» был расстрелян.

Во-вторых, ставшее нормой перекачивание средств из сельского хозяйства в промышленность закрепило техническую отсталость села и не позволило перейти от экстенсивных форм хозяйствования к интенсивным. В ходе коллективизации увеличился парк сельскохозяйственной техники. Только за 1930 г. численность тракторов возросла с 7 102 до 50 114. Но они принадлежали не колхозам, а МТС. За использование техники колхозы должны были отдельно рассчитываться либо выкупать ее. И то и другое было им не под силу.

В-третьих, преобразование мелкого крестьянского хозяйства в крупное коллективное позволило перевести сельскохозяйственное производство на плановое начало, сделать его регулируемым и управляемым со стороны государства. Государство получило возможность детально устанавливать объем ежегодных поставок продукции и бесконтрольно распоряжаться ею. Фактически была восстановлена продразверстка. Хотя формально колхозное хозяйство представляло собой кооперативный тип собственности, фактически оно являлось полугосударственным. На него распространялись государственные принципы хозяйствования (жесткая централизация, директивность, плановость, уравнительность в распределении и т.д.) В первые годы существования колхозов крестьяне сопротивлялись вывозу хлеба в счет заготовок, нападали на государственные хлебные склады, громили магазины и кооперативные лавки. В ряде областей прошли «бабьи бунты». Для подавления волнений приходилось вызывать вооруженную милицию и сотрудников ГПУ. Апогея эти выступления достигли весной 1932 г., что заставило государство сократить объем хлебозаготовок и разрешить частную торговлю продуктами питания.

В-четвертых, в результате коллективизации перестал существовать крестьянин как собственник. Отчуждение непосредственного производителя от средств производства, распределения продуктов труда и управления превратило его в наемного сельскохозяйственного рабочего, экономически не заинтересованного в результате и качестве своего труда, поскольку восторжествовал принцип уравнительности в доходах. В первой пятилетке это привело к снижению производительности сельского труда, а затем за счет репрессий и совершенствования профессиональной подготовки кадров ее удалось несколько повысить.

В-пятых, поскольку экономическая заинтересованность исчезла, на смену ей пришла система внеэкономического принуждения. Юридически она была закреплена в 1932-1933 гг. паспортизацией населения, при которой колхозники паспортов не получали, а следовательно, не могли уехать из села без разрешения правления. Участились случаи воровства и хищений колхозного имущества. Неумелое обращение с техникой зачастую рассматривалось как вредительство. В связи с этим в августе 1932 г. был принят закон об охране социалистической собственности, или, как его называли в народе, - закон о «пяти колосках». Он предусматривал суровое наказание (до 10 лет заключения) за хищение и порчу государственного имущества даже в незначительных размерах.

Все это нагнетало недовольство в обществе. Оно усугублялось тем, что пик кризиса пришелся на конец первой пятилетки, когда настало время подводить итоги. Население не только голодало, но и теряло веру. Характерный анекдот того времени записал в своем дневнике известный писатель М.М. Пришвин: «В Москве шутят: «Ну, как поживаете?» - «Слава богу, в нынешнем году живем лучше, чем в будущем». Мощный пропагандистский аппарат рисовал радужные картины и во всех неудачах винил многочисленных врагов и разуверившихся граждан. Сталинское руководство смогло удержаться лишь ценой жестоких репрессий.

Советская коллективизация и террор голодом

(По тексту публикации в журнале “Новый мир”, № 10, 1989, с.179-200.)

Имя английского историка Р. Конквеста, автора трудов по истории советского общества, получило широкую известность после выхода на Западе его книги “Большой террор” (“The Great Terror”. London. 1968; русский перевод — Editioni Aurora, Firenze. 1974) — первого в западной историографии широкого и тщательного исследования деятельности сталинской карательной машины 30-х годов.

Новая книга Р. Конквеста “Жатва скорби” (“The Harvest of Sorrow. Soviet Collectivization and the Terror—famine”. London. 1986; русский перевод — 1988) повествует еще об одной акции, предпринятой Сталиным и его окружением и унесшей в “мирное время”, по самым осторожным оценкам, больше человеческих жизней, чем потеряли все враждующие стороны, вместе взятые, в первую мировую войну. Речь идет о преднамеренно организованном сталинским руководством голоде 1932—1933 годов, голоде. который был выбран в качестве одного из наиболее эффективных методов борьбы с крестьянством, сопротивлявшимся насильственно навязанной ему “высшей форме кооперации”. За попытки сказать правду об этой трагедии в нашей стране десятилетиями расстреливали, сажали, ссылали, чтобы в парализованном ужасом сознании свидетелей стерлась сама возможность памяти о ней.

Публикуя сегодня одну ив наиболее сильных, на наш взгляд, глав из произведения Р. Конквеста — главу, рассказывающую о голоде на Украине,— хотим подчеркнуть особенность ее исторического стиля, не часто встречающуюся в трудах западных советологов. Анализ фактов, приводимый Р. Конквестом, точен и беспощаден (хотя специалисты еще спорят о количестве миллионов жертв), но его рассказ начисто лишен и позитивистского равнодушия и политического злорадства. За перечнем и сопоставлением объективных фактов ясно различим собственный авторский голос, полный боли и сострадания к великой беде, казалось бы, совершенно чужого ему народа. И за это мы, соотечественники безвинно загубленных, должны поблагодарить английского историка.

Текст русского перевода публикуется нами с небольшой стилистической правкой. согласованной с автором. В журнальном варианте авторский научный аппарат дается в сокращении. Редакция не имела возможности проверить все факты, сообщаемые автором.

© Russian edition Overseas Publikations Interchange Ltd. 1988. Перевод с английского Исраэля Коэна и Нели Май.*

--------------------------------------------------------------------------------

*Полный текст книги в переводе на русский Исраэля Коэна и Нели Май уже появился в сети (см. http://www.fictionbook.ru/ru/author/konkvest_robert/jatva_skorbi/).

БУЙСТВО ГОЛОДА

Указ требовал того, чтобы крестьяне Украины, Дона

и Кубани вымерли вместе со своими малыми детьми.

Ваоилий Гроссман.

Украинские крестьяне, видевшие депортацию кулаков, говорили: “И мы, дураки, думали, что нет худшей судьбы, чем судьба кулаков”. Теперь, спустя два года, и они попали под самый страшный из всех когда-либо наносившихся им ударов.

Июльский указ, установивший цифры госпоставок зерна для Украины и Северного Кавказа, теперь был подкреплен новым указом от 7 августа 1932 года, который обеспечивал законность санкций в поддержку конфискации зерна у крестьян.

Указ постановлял, что колхозная собственность, такая, как скот и зерно, отныне приравнивалась к государственной собственности, “священной и неприкосновенной”. Виновные в посягательстве на нее будут рассматриваться как враги народа и приговариваться к расстрелу, который при наличии смягчающих вину обстоятельств может быть заменен тюремным заключением сроком не менее десяти лет с конфискацией имущества. Крестьянки, подобравшие несколько колосков пшеницы на колхозном поле, получали меньшие сроки. Декрет постановлял также, что кулаки, которые пытались “заставить” крестьян выйти из колхозов, должны приговариваться к заключению в “концентрационные лагеря” на срок от пяти до десяти лет. В январе 1933 года Сталин назвал этот декрет “основой революционной законности на текущий момент” и сам его сформулировал. 1

Как всегда, активисты, сначала поощряемые к максимальному террору, задним числом потом - обвинялись в “перегибах”, и Вышинский с возмущением заявлял, что “некоторые представители местной власти” восприняли этот указ как сигнал к тому, “чтобы убивать или загонять в концентрационные лагеря как можно больше народу”. Он упомянул случаи, когда за кражу двух снопов кукурузы приговаривали к смертной казни, и развлек аудиторию рассказом о молодом человеке, приговоренном к десяти годам заключения за то, “что резвился с девочкой ночью в хлеву, нарушая покой колхозных свиней”. 2

Но и до опубликования августовского указа в украинской прессе можно было прочесть такие сообщения: “Недремлющее око ГТУ обнаружило и приговорило к суду фашистского саботажника, который прятал хлеб в яме под стогом клевера” 3. После же указа мы видим, как постоянно возрастает степень применения закона, его суровость и сфера приложения. За один только месяц в харьковском городском суде было вынесено 1500 смертных приговоров.

Украинская пресса постоянно помещала статьи о смертной казни “кулакам”, которые “систематически похищают зерно”. В Харьковской области в пяти судах слушалось 50 таких дел, и в Одесской области происходило нечто подобное: в прессе подробно описывались три случая кражи снопов пшеницы; одна супружеская пара была приговорена к расстрелу просто за абстрактное, не расшифрованное “хищение”. В селе Копань Днепропетровской области банда кулаков и подкулачников просверлила дырку в полу амбара и похитила много пшеницы: два человека были расстреляны, остальных приговорили к заключению. В селе Вербки той же области перед судом предстали председатель сельсовета и его заместитель, а также председатели двух колхозов с группой из восьми кулаков. К расстрелу приговорили только трех кулаков 4. В селе Новосельское (Житомирская область) один крестьянин был расстрелян за то, что у него обнаружили 25 фунтов пшеницы, собранной на полях его десятилетней дочерью.

Дата добавления: 2015-08-10