II Пробуждение 18 страница

Выжившие бежали.
Их сапоги стучали по камням, когда они неслись без оглядки. Генетически усиленные мускулы ходили ходуном под псевдомышечными жгутами, что придавали им еще большую мощь. По три легких и два сердца работали на пределе возможностей в каждой груди.
Талос перемахнул через кучу камней, приземлившись на той стороне и не сбившись с шагу. Руны на дисплее его визора показывали скорость от восьмидесяти четырех до восьмидесяти семи километров в час. Эти показания падали каждый раз, когда ему приходилось разворачиваться юзом или отпрыгивать от стены на повороте, чтобы сохранить хоть какую-нибудь скорость.
На седьмой минуте их бега Талос тихо выругался. На краю ретинального дисплея вместо трех оставшихся показателей жизнедеятельности остались два, а в воксе запищал сигнал остановки жизнедеятельности.

Меркуциан дрожал, умирая в ее хватке. Даже сквозь угасающее зрение он видел ущерб, нанесенный ее шлему и нагруднику – броня была пробита и он чуял запах вонючей ксенокрови. Он смог задеть ее лишь несколько раз, хотя выпустил более сорока снарядов из тяжелого болтера. Разрывные снаряды смогли ее ранить, но не остановить, как он надеялся.
Голос эльдарской ведьмы, насмешливый, несмотря на свою нежность, ласкал его слух.
– Спи.
Меркуциан схватился за пронзившее его грудь копье и потянул. Он проскользил на полметра ближе к ней, ощущая ужасный пронзительный скрежет металлического древка о свои сломанные ребра и обгорелую плоть.
– Спи, – повторила она, на этот раз смеясь. Она рассмеялась в полный голос мелодичным смехом, от которого Меркуциан лишь крепче стиснул зубы. Он снова схватился за копье и потянул. На этот раз он едва продвинулся: сила утекала из него вместе с кровью.
Она резко дернула копье, и его извлечение оказалось куда более болезненным, чем момент, когда оно с треском вошло в тело. Лишившись точки опоры, воин согнулся и упал на пол на обессилевших ногах. Грохот брони гулким эхом разнесся по тоннелю.
Какой то момент он лежал в позе эмбриона, пытаясь втянуть воздух, который отказывался входить в легкие. Он тонул, не будучи под водой, а зрение уже начало терять краски.
Она прошла мимо него. Вид ее сапог моментально привел его обратно в чувство. В режиме охоты она виделась ему лишь размытым тепловым пятном, но опыт позволял увидеть нужные детали.
Вопль боли и рев усилий слились в одну пронзительную песнь. Меркуциан никогда в жизни не двигался так быстро, и никогда больше не будет. Его гладий пронзил тыльную часть бедра ксенодевы и вышел спереди, застряв в ране. Она закричала в ответ и, развернувшись, всадила копье ему в грудь второй раз.
Меркуциан ухмыльнулся ей, испустив последний вздох. Встретившись взглядом с королевой ведьм, он потратил его, чтобы произнести последние слова.
– Попробуй побегать теперь…

Люкориф приземлился в облаке пыли. Стоявший под дождем Вариель не обратил на это внимания, вдыхая профильтрованный воздух через загерметизированную броню.
– Я их вижу, – произнес раптор. – Они выбрались на поверхность на западе, на зубчатых стенах.
Вариель немедленно бросился бежать. Он услышал смех Люкорифа и гул включающихся двигателей. Через пару секунд Люкориф налетел на него сзади, и, ухватив за наплечники, поднял с земли.
Вариель, не любивший летать и еще меньше любивший кого-либо из Кровоточащих Глаз, сохранял постыдное молчание, пока внизу проносились руины.
Первый раз он увидел Вариеля не тогда, когда того весьма грубо сбросили с высоты на зубчатую стену, а тогда, когда ретинальный дисплей определил близость его бадабского брата и присоединил третий сигнал жизнедеятельности к двум другим, обозначавшим Узаса и Сайриона. Руна Ксарла и руна Меркуциана, в отличие от них, были серыми и неподвижными.
Люкориф приземлился куда более грациозно, уцепившись когтями за наклонившуюся кривую стену с бойницами.
Талос приблизился к апотекарию, когда тот поднялся на ноги
– Мне нужны ответы, Вариель, и прямо сейчас.
– Мои объяснения займут какое-то время. Я могу вызвать челнок.
– Септим и Октавия в самом деле здесь? На этой планете?
– На объяснение этого тоже потребуется время.
– Мы во многом ограничены, брат: боеприпасы, надежда, воины. К этому списку можешь добавить еще и время. Где «Опаленный»?
– На зубчатой стене, к северу. Возможно в четырех минутах лету.
Талос перенастроил вокс на знакомый канал, не думая, что когда-либо придется им воспользоваться.
– Септим.
– Господин? Рад слышать ваш го…
– Поднимай корабль и лети над центральными руинами. Мы направляемся к ним. Не приземляйся, пока мы не выйдем на связь: слишком опасно для вас оставаться на земле дольше, чем нужно. Ты меня понял?
– Да, господин.
– И если тебе выпадет шанс поймать в прицел эльдарскую деву в броне из кости, я буду признателен, если ты расстреляешь ее в кровавую пыль.
– Эээ… как скажете, господин.
Талос отключил вокс-канал и посмотрел на остальных.
– Рассейтесь в руинах, пока не прибудет челнок. Не дайте ей вас обнаружить. Вперед. Вариель, ты со мной. И начинай объяснять.

Сайрион бежал сквозь пелену дождя. Эта истертая временем секция крепостных стен была лишь семь метров в высоту, и он с легкостью с нее спрыгнул. Его подошвы захрустели по каменистой почве, и он снова перешел на бег.
Найти укрытие в руинах гигантской крепости едва ли было трудным делом: даже на поверхности воздействие атмосферных условий оставило на серых равнинах брошенный город щебня и покосившихся стен. Он бежал несколько минут и остановился, достигнув кучи камней, которая когда-то была стеной казарм.
Повелитель Ночи принялся взбираться на нее. Латные перчатки выбивали уступы и цеплялись за них там, где камень был слишком мягкий, чтобы держаться за него под дождем.
– Сайрион, – произнес голос. Не по воксу, а сквозь дождь. Он был где-то поблизости.
Сайрион оглянулся. Наверху широкой стены сгорбился Узас и смотрел на него сверху вниз. Кровавая пятерня на его шлеме была не тронута дождем.
– Брат, – ответил Сайрион. Повисла напряженная пауза. Сайрион взобрался на стену, и Узас выпрямился в полный рост и отступил. Цепной топор и гладий все еще были у него в руках.
– Нам надо поговорить, – произнес Узас. Буря усилилась, молнии расчертили небо над их головами.
– Талос сказал нам разделиться.
Узас не отводил от него своих красных оптических линз.
– Талос. Да, давай поговорим о Талосе, – его голос никогда прежде не звучал так ясно, как минимум на протяжении минувших со времен Великой Ереси веков. Сайрион не мог перестать удивляться тому, что сделало ранение в голову с его братом.
– И что Талос? – спросил он.
На мгновение Узас нажал на гашетку цепного топора. Капли дождя брызнули с вращающихся зубьев.
– Талос много раз терял терпение по отношению ко мне в течении десятилетий с тех пор как мы покинули Тсагуальсу. И до сих пор он относился ко мне должным образом. Всегда защищал меня. Всегда помнил, что я его брат, а он – мой.
Сайрион опустил руку на цепной меч в ножнах.
– Да. Было такое…
Узас наклонил голову.
– А вот ты – нет.
Сайрион выдавил смешок. Он прозвучал лицемерно, и был таким же.
– Сайрион, Сайрион, Сайрион. Я всегда думал, глядя на свои руки в красном. Я ношу красные руки грешника за мои многочисленные, многочисленные бесчинства, творимые на борту «Завета» среди смертных членов экипажа. Последним был отец Рожденной в Пустоте, не так ли? Тот бестолковый запуганный старик, который обливался потом, хныкал и сжимался в комок всякий раз, когда мы проходили мимо.
Узас шагнул навстречу к Сайриону.
– Каков был на вкус его страх, а, Сайрион? Каков был его вкус, когда ты убил его? Он все еще обжигал твой язык, когда ты стоял рядом с остальными и позволял обвинять меня?
Сайрион достал оба клинка, когда Узас подошел еще на шаг ближе.
– Люкориф тебе все рассказал, да?
– Ничего Люкориф мне не рассказывал. Я прокручивал прошлое в своем сознании последние несколько часов, и все оказалось весьма просто. Никто другой не счел бы старого дурака привлекательной целью. Никто другой не смог бы вкусить его трусость так, как мог ты. И любой бы просто сознался Талосу в содеянном. Но не ты, конечно нет. Только не распрекрасный Сайрион!
Сайрион бросил взгляд назад. Он был уже слишком близко к краю стены и к долгому падению вниз, которое ждало его, если он оступится.
– Узас…
– Я же был так близорук, разве нет? Отвечай мне, Сайрион! Сколько раз ты убивал, чтобы вкусить страха членов экипажа, и стоял рядом, когда обвиняли меня? Пробираясь через спутанные воспоминания, я припоминаю те разы, когда я охотился на самом деле, и те многочисленные случаи, когда я терял контроль над собой. Но их в разы меньше, чем все то, в чем меня обвиняют.
– Не пытайся обвинить меня в…
– ОТВЕЧАЙ! – Узас сорвал свой шлем и бросил его в сторону, чтобы взглянуть Сайриону в лицо. Его иссеченное шрамами, сшитое лицо разбитого ангела искажала ненависть. Одна сторона головы все еще была окрашена кровью, одна глазница была пустой. – За сколько твоих прегрешений прокляли меня?
Сайрион улыбнулся терявшему самообладание брату.
– За минувшие века? Десятки. Сотни. Выбор за тобой, безумец. Какое значение имеют еще несколько душ среди тех, что ты забрал сам?
– Это имеет значение, потому что я наказан за твои грехи! – с губ Узаса летели слюни, когда он кричал. – Все остальные презирают меня. Сколько из этих обвинений можно взвалить на твою голову?
– Все остальные мертвы, Узас, – голос Сайриона оставался спокойным и холодным. – Чему они верили, больше ничего не значит. Ты проклял себя в их глазах за вечные выкрики о твоем Кровавом Боге всякий раз, когда ты поднимал клинок в битве.
– Я. Никогда. Ничему. Не поклонялся, – Узас направил цепной топор на голову брата. – Ты никогда не понимал этого. Легион поднимает иконы Богов лишь тогда, когда нужно. Какова бы ни была цена, войны должны быть выиграны. И я не исключение! Не исключение!
– Как скажешь, Узас.
– Знаешь, сколько раз мои мысли прояснялись лишь для того, чтобы столкнуться с братом, взбешенным моим очередным убийством кого-то из ценных членов экипажа? – Узас сплюнул в сторону. Его лицо было еще более ужасающим теперь, когда дождь смыл кровь. С левой стороны головы кожа была содрана, там остался лишь череп. – Я убил десятки, а обвиняют меня в убийстве сотен!
Он поднял зажатое в кулаках оружие, демонстрируя красные перчатки.
– Эти знаки позора – твои, Сайрион! Я ношу их потому, что у тебя кишка тонка носить их самому!
Ярость схлынула так же внезапно, как и возникла.
– Я… я скажу Талосу. И ты сознаешься в том, что сделал. Он должен знать глубину твоих…аппетитов. И о том, что он заставил тебя натворить.
– Как скажешь, – повторил Сайрион, – брат.
– Прости мне мой гнев. Бывают ночи, когда его трудно сдерживать. Я знаю ласки варпа также, как и ты. Я сочувствую тебе, брат мой. Правда. У нас с тобой куда больше общего, чем кто-либо из нас предполагал.
Узас вздохнул и закрыл глаза. Улыбка – первая искренняя улыбка за многие века – озарила его искалеченное лицо.
Сайрион пришел в движение в тот самый миг, когда глаза Узаса закрылись. Он кинулся на него с обоими клинками, целясь в бледную кожу глотки. Другой Повелитель Ночи дернулся, едва защищаясь собственными клинками, и нанес ответный удар – пинок, прозвеневший по нагруднику брата как удар храмового колокола. Сайрион отшатнулся, подошвы сорвались с края стены, и он упал, не издав ни звука.
Узас взвыл в полный голос в бушующие небеса, ясность исчезла, а его зрение утонуло в кровавом мареве. Гром с небес растворился в его грохочущем сердцебиении, а дождь обжигал глаза как собственная кислотная слюна. Он разбежался, и с ревущим цепным топором наперевес бросился вдогонку за братом-предателем.
Он услышал вой, но не смог определить его источник.
Небо снова рассекла молния, на секунду озарив руины вспышкой дневного света. На мгновение покосившиеся стены и шпили сделались похожими на мертвый город и ноги титанов.

Талос остановился. Он замедлил бег и встал, сощурив глаза и оглядываясь вокруг, не обращая внимания на бессмысленный поток данный, прокручивавшийся на оптических линзах.
– Нет, – произнес он, не обращаясь ни к кому конкретно, кроме себя. – Я видел это прежде.
Молния вспыхнула снова, на короткий миг пропитав руины светом. И снова, краем глаза, он увидел титанов, собранных из накренившихся стен, и танки, оказавшиеся безжизненными камнями, когда ослепительная яркость исчезла.
Он прислонился к –
Вспышка!
– корпусу «Лендрейдера» –
– каменной стене упавшей постройки и оглядывается в поисках братьев. Он видит Сайриона, наполовину погребенного под грудой щебня, почти в ста метрах от него согласно тактическим данным на ретинальном дисплее.
Он видит другую напряженную фигуру, появившуюся из-за обломков, и целеуказатель визора замирает на Узасе, приближающемся к распростертому Сайриону сзади.
Наконец, он узнает, где он видел это.
«Это был не Крит. Я неправильно истолковал свое видение. Узас… он убьет его здесь. Он убьет Сайриона здесь».
Он бросился бежать. Силовое поле золотого меча вспыхнуло, пробудившись к жизни.

Сайрион сморщился от боли в бедре, чувствуя почти полную уверенность в том, что его нога сломана после падения с двадцатиметровой высоты. Дисплей шлема отображал статические помехи, лишая его шансов проверить свои биоданные, но как-то раз он потерял руку в битве и нынешнее чувство было весьма похоже на то.
Он попытался выбраться из-под щебня. Ему нужно убраться от…
– САЙРИОНННН!!!
Низкий рев задержался на последнем слоге и утонул в слюне безумия. Он услышал, как Узас карабкается по камням позади него, и заметался в плену щебня, наполовину выбравшись. Он слышал шаги, тяжелые и стремительные, но не мог извернуться, чтобы увидеть.
Тень над ним растянулась по глыбам, и Узас занес топор. Сайрион все еще пытался дотянуться до упавшего меча, когда клинок обрушился.
Узас застыл на месте, цепной топор выпал из его раскрытых пальцев и загремел, упав на щебень. Он смотрел вниз, не видя пойманного в ловушку Сайриона под ним. Его взгляд был обращен лишь к торчащему из его груди золотому мечу.
«Я знаю этот меч», – подумал он и засмеялся. Но не имея возможности дышать, он не мог и смеяться, и с его окровавленных губ слетел лишь тяжелый хрип. Золотое лезвие уже очистилось от крови, омытое дождем. Его холодные капли возбуждали дрожащее силовое поле, порождая гудящий ореол вокруг стали, приправленный искрами.
Он вздохнул с облегчением, когда меч скользнул обратно. К удивлению, он не чувствовал ничего похожего на боль, хотя возраставшее в груди давление грозило разрывом сердец.
Он повернулся лицом к своему убийце. Талос стоял под дождем, в красных оптических линзах не было ни тени милосердия.
«Талос», – попытался произнести он. – «Брат мой».
– Ты… – пророк снова взял клинок наизготовку, сжав его обеими руками. – Я доверял тебе. Я вступался за твою жизнь снова и снова. Я клялся остальным, что ты все еще где-то там, внутри... Осколок доблести, ожидающий пробуждения. Частица достоинства, заслуживающая надежды.
«Талос», – снова попытался сказать он. – «Спасибо».
– Ты – самое нечестивое, самое низкое и самое предательское существо, которое когда-либо носило крылатый череп Нострамо. Рувен в сравнении с тобой – просто принц. По крайней мере, он мог контролировать себя.
«Талос», – в глазах Узаса все поплыло. Он моргнул и, открыв глаза, понял, что смотрит вверх на возвышающегося над ним брата. Он упал на колени?
«Я……я….»
– Подожди, – смог выдавить из себя Узас. Он в равной степени был потрясен и удивлен шепотом слабака, в который превратился его голос. – Талос...
Пророк пнул его в грудь, и он опрокинулся навзничь. Череп треснул об острые глыбы, но Узас уже не чувствовал боли – лишь давление холодного камня.
Больше не будет слов. С каждым вздохом черная кровь, соленая и теплая, лилась с его подбородка.
Он увидел стоявшего над ним Талоса. Его золотой меч сыпал искрами под напором бури.
– Мне следовало убить тебя несколько лет назад.
Узас оскалил зубы, как и Меркуциан в момент смерти.
«Быть может, и следовало, брат».
Он видел, как Талос повернулся и ушел из поля зрения. Его сменил Вариель. Ледяные глаза апотекария смотрели вниз с учтивым безразличием. Из перчатки с нартециумом выскочили пила и сверла.
– Его генное семя? – спросил Вариель.
– Если ты возьмешь его, я убью и тебя тоже, – раздался поблизости голос Талоса.
С бесстрастным видом Вариель встал на ноги и зашагал прочь. Последние слова, которые услышал Узас, были произнесены Сайрионом, с ворчанием выбиравшимся из-под горы щебня.
– Он напал на меня сзади, вопя свои бесконечные клятвы Кровавому Богу. Спасибо, Талос.

Дата добавления: 2015-08-10