Глава 12. На следующее утро, выйдя из дома, я увидела дорогой внедорожник

На следующее утро, выйдя из дома, я увидела дорогой внедорожник, из окна которого высовывался мужчина лет тридцати.

– Девушка, – обрадовался он, – вы местная?

– В некотором роде да, – улыбнулась я.

– А где тут платная стоматологическая клиника? – простонал незнакомец.

– На улице Меншикова, – ответила я. – Вам надо доехать до перекрестка, у метро повернуть налево, а там совсем близко.

– А вы куда идете? – спросил шофер. – Может, покажете дорогу?

– Извините, я тороплюсь, – отказала я.

– Пожалуйста, не бойтесь, я не педофил! – заныл водитель.

Мне стало смешно.

– Я давно перестала представлять интерес для этих извращенцев.

– Вам, наверное, лет пятнадцать? – предположил незнакомец.

Неуклюжесть комплимента была видна за три километра, и я рассмеялась.

– Так сильно зуб болит?

– Сил нет! – признался шофер. – Ночь не спал. Меня зовут Филипп, и я не маньяк, честное слово.

– Ладно. Тут на самом деле ехать меньше двух минут, – согласилась я. И из вежливости назвала свое имя.

Когда мы остановились около дома с вывеской «Ваш зубной доктор», я вышла из джипа и хотела закрыть дверь.

– Степанида, – остановил меня Филипп, – вот… Ой, у тебя что&то упало, вроде серьга из уха.

Я, не успев взять свою сумку с сиденья, быстро нагнулась. Потом догадалась пощупать мочки, поняла, что пуссеты на месте, и выпрямилась.

– Ты ошибся.

– Извини, пожалуйста, – смутился Филипп и подал мне мою кожаную торбочку. – Наверное, мне показалось. Вот, возьми визитку. Я не спрашиваю твой телефон, даю свой, если захочешь, звони в любой час. Ты потратила на меня свое время, я обязан угостить тебя чашечкой кофе.

– Очень мило, – засмеялась я, – в ответ на мою любезность ты предлагаешь мне еще раз потратить на тебя время.

Парень покраснел и выпалил:

– Я не женат. И девушки постоянной у меня нет.

– Желаю тебе побыстрее обзавестись невестой, – ответила я. – Отправляйся лечить зубы, женщины не любят кавалеров с больными зубами.

– Не возьмешь визитку? – расстроился Филипп.

– Нет, – решительно отвергла я предложение, – у меня нет времени на походы в кафе.

– Ну, пожалуйста! – попросил водитель. – Вдруг передумаешь?

Я выхватила из его пальцев глянцевый прямоугольник, положила в сумочку и, помахав на прощание рукой, поспешила к метро.

Некоторые парни считают, что, обзаведясь дорогим джипом, стали прекрасными принцами, и к их ногам непременно должна упасть любая девушка. И действительно, полно дурочек, для которых навороченная иномарка – показатель успешности и богатства, а ее владелец кажется им завидным женихом. Но я&то понимаю, что в наши дни тачка стоимостью в сто тысяч долларов в большинстве случаев свидетельствует лишь о том, какой кредит выплачивает банку обладатель покрытого краской железа.

Кафе, где мне предложила встретиться Полина, было скорее дешевой забегаловкой, где посетителей угощали клеклыми булками и гамбургерами. Несколько минут у нас с Дородновой ушло на церемонию представления, потом она вдруг сказала:

– Не похожа ты на мать. Она сейчас совсем седая.

– Вы предполагали увидеть девушку с седыми волосами? – фыркнула я.

– И рост не тот, – не обратив внимания на мое ехидное замечание, продолжала Дороднова. – Алена говорила, ты очень высокая.

– Мать не видела меня много лет, – отправила я мяч на половину противника. – Она не один год провела на зоне, но и до того, как она сбила человека, мы слишком часто не встречались, меня отправили в школу в Англию. Я прежде считала, что родители дают мне возможность в совершенстве овладеть иностранными языками, но теперь сообразила: отец не желал, чтобы я знала о пристрастии матери к наркотикам.

– Алена мне рассказывала, что ты родилась длиной пятьдесят восемь сантиметров, в год выглядела на четыре, так вытянулась, – перебила меня Полина.

Я засмеялась.

– Приятно, когда мать помнит, каким был ее ребенок в нежном возрасте, только жаль, что она не может поведать о школьных и институтских годах дочурки. Что вам надо? Денег?

– Мне лично ничего не нужно, – оскорбилась Полина. – А вот Алене не хватает одежды, лекарств, еды качественной, и неплохо бы ей из бесплатной больницы в хороший центр переехать. Одна медсестра шепнула мне, что Аленку можно на ноги поставить, но там, где она сейчас находится, врачи убогие.

– У меня встречное предложение, – теперь я перебила собеседницу. – Вы навсегда забываете мой телефон, и тогда я не рассказываю отцу, с кем встречалась. В противном случае вы опять попадете на зону за мошенничество.

– Экая ты сука, – покачала головой Дороднова. – Не обо мне речь, о твоей матери!

– Навряд ли Елену Борисовну можно таковой считать, – ответила я, вставая. – Когда я была крошкой, мама строила карьеру, не думала о дочке, затем счастьем для нее стали наркотики, которые в конце концов сделали ее убийцей. Если вы действительно намерены помочь своей подруге, обратитесь в благотворительные организации, а не к девушке, которая не помнит лица своей матери. Прощайте. Если еще раз мне позвоните, напишу заявление в полицию.

– Аленка никого не убивала, ее подставили! – воскликнула Дороднова.

– Ой, даже не смешно, – мрачно буркнула я. – Сколько вас в бараке сидело? Сто человек? И какое количество из них говорило о своей невиновности? Девяносто девять?

Полина молитвенно сложила руки.

– Наденька, раз уж ты приехала, выслушай меня! Давай я тебя угощу.

Дороднова вытащила из потертой сумки вязаный кошелек и, выудив из него сложенную вчетверо сторублевку, заявила:

– Видишь, я совсем не попрошайка, при деньгах. Тут вкусный кофе варят.

Испытывая сильное желание уйти, я почему&то снова села на стул и уставилась на Полину.

– Эй, тащи нам два американо по-московски! – заорала бывшая заключенная. Потом понизила голос: – Спасибо, Надюша. Так вот, твоя мама отсидела срок за другого.

– Только не врите! – рассердилась я. – Момент наезда видела врач Тамара Николаевна Степанова, которая хотела оказать помощь пострадавшей Сусанне Вайнштейн, но поняла, что реанимация бесполезна. Никого, кроме трупа и Елены Клепиковой, тогда еще Барашковой, около иномарки не было.

– Откуда ты знаешь столько подробностей? – изумилась Дороднова.

– Маленькая, заброшенная мамой девочка превратилась в разумную девушку, у которой много друзей, – спокойно пояснила я. – Один из них работает следователем, он и дал мне почитать кое&какие документы по тому ДТП. Количество наркотика в организме Елены Борисовны зашкаливало, когда Степанова попыталась поговорить с ней, та даже глаз не открыла.

– Все правда, – зачастила Полина. – Но туфли!

– Вы о чем? – не поняла я.

– Вечерние, лаковые, на большом каблуке, с красной подошвой, дорогие новые лодочки, – затараторила Полина. – И они не того размера, что у Аленки! Велики ей!

– Извините, не понимаю, – остановила я ее.

– Сейчас разберешься, – пообещала Полина, – главное, слушай меня внимательно. Ладно?

– Ну, говорите, – не понимая почему, согласилась я.

…Кровати Клепиковой и Дородновой в бараке стояли почти впритык, их разделяла лишь узкая общая тумбочка. На многих зонах заключенные спят на двухэтажных нарах, но там, где отбывали срок Алена и Полина, были кровати, и женщины могли после отбоя пошептаться.

Клепикова не отрицала, что была наркоманкой, говорила соседке:

– Леня, мой бывший муж, очень хороший человек, да и свекор со свекровью нормальные люди. Попадись мне такая невестка, как я, взашей бы ее вытолкала и ребенка у героинщицы отсудила. Но Барашковы поступили иначе – отправили Надюшку в Англию, чтобы у девочки дурного примера перед глазами не было, а меня лечить принялись. Ох, сколько же они на мое лечение денег и сил потратили! А я на них злилась, кричала: «Отстаньте! Моя жизнь, не ваша!» Проведут мне детокс-процедуры, домой отпустят. Я неделю по квартире шарахаюсь сама не своя, потому что не умею без дела сидеть. Ну и начинаю ныть: «Устройте на работу». Леня изловчится, найдет место. Я на службу выйду, погляжу на тамошнюю убогость, на шефа тупого, коллег-идиотов – и в депрессию впадаю. Я, Алена Барашкова, которая по всему миру летала, репортажи новостные в таких местах делала, о которых вся эта шелупонь и не слышала, теперь должна писать про то, как три пенсионера во дворе своего дома песочницу для детишек построили? Дней десять я с депрессухой один на один боролась, а потом не выдерживала и к дилеру шла. Так по новой со шприцем дружбу и заводила.

Но Леонид не оставлял надежды избавить супругу от наркозависимости и в конце концов нашел врача, который за очень большие деньги провел какую&то особую процедуру очистки крови. Это помогло. Алена преобразилась, более не прикасалась к героину. Барашков устроил жену в рекламное агентство «Кадр», где никто не знал подробностей биографии новой сотрудницы, к ней там хорошо относились.

На момент, когда случилась трагедия, Елена Борисовна довольно долго не употребляла героин, и у нее даже появилась собственная машина. В конце ноября «Кадр» отмечал юбилей. Всех сотрудников, включая уборщиц, охрану, шоферов и прочую «черную кость», хозяин пригласил в клуб «Буль», находившийся в парке возле кинотеатра «Ленинград». Владелец фирмы не поскупился – еды на столах было навалом, культурная программа оказалась превосходной, а вот спиртные напитки на вечеринке отсутствовали. Босс рекламной конторы ярый противник алкоголя, и все служащие прекрасно знали: хочешь быть уволеным в одночасье – попадись Исааку Ройзману навеселе, и разом лишишься прекрасного оклада вкупе со сладким соцпакетом.

В разгар праздника Елена Борисовна выпила стакан сока, тот показался ей немного странным на вкус. Она не прислушалась к своим ощущениям, однако вскоре ее потянуло в сон, перед глазами замелькали черные мухи. Дальнейшее помнилось смутно. Как будто Алену укусила оса. Затем она обнаружила себя сидящей в машине, и вроде автомобиль поехал. Но вдруг резко остановился, некая сила вытолкнула Барашкову наружу. Далее воспоминания превращаются совсем уж в несвязанные обрывки: холодно… мокро… Кто&то кричит… шум, грохот, омерзительный запах… И тишина.

Очнулась Алена в холодной комнате без мебели и окон. Она была по&прежнему одета в темно-зеленое шелковое платье, в котором пошла на вечеринку. Вот только оно потеряло праздничный вид, было покрыто грязью, измято, местами разорвано. Колготки и вовсе превратились в лохмотья. Но самым большим сюрпризом стали туфли. На полу небрежно валялись ярко-розовые, все в стразах лодочки с красной подошвой.

Не успела Барашкова прийти в себя и сообразить, что находится в камере предварительного заключения, как появился мрачноватого вида милиционер и велел:

– Надевай чапки, пошли.

– Куда? – испугалась Алена. А потом догадалась спросить: – Почему я тут?

– Там объяснят, – строго ответил сержант. – Обувайся.

– Это не моя обувь, – возразила Алена.

– А чья? Папы римского? Не выдрючивайся, не в том ты положении, иди без кривляний, – мирно посоветовал стражник.

Но Барашкова, до того дня встречавшаяся с представителями правоохранительной системы исключительно как журналистка, уперлась:

– Смотрите, тут шпилька пятнадцать сантиметров, носок открытый. Я такую модель не ношу, предпочитаю маленький каблучок и закрытый нос.

– Мужику своему это рассказывай, – зевнул сержант.

– Платье у меня зеленое, разве к нему ярко-розовые туфли надевают? – не успокаивалась Алена. – Я пришла на вечеринку в лаковых черных балетках. Они, правда, тоже к наряду не подходят, но я подвернула накануне ногу, до сих пор болит…

– Лучше заткнись, – беззлобно перебил парень в форме.

– Да они мне велики! – привела самый главный аргумент задержанная. – Вон, с ног спадают. Пойду с вами и потеряю лодочки по дороге.

– Чтоб это было твоим самым большим несчастьем… – заржал сержант. – Не о том думаешь. Можешь хоть босиком шагать, мне однофигственно.

Дата добавления: 2015-07-25