Глава 9. Закрыться. Самое главное сейчас - закрыться и не кричать

Закрыться. Самое главное сейчас - закрыться и не кричать. Зажать рот рукой, кляпом, подушкой, в конце концов. Но не издавать ни звука. Потому что тебе больно, Джессика. Тебе до боли обидно. Ты не знаешь, как задушить эту ревность. Как заставить замолчать слепую злость. Ты же прекрасно понимаешь, что от нее ты никуда не денешься. Не убежишь. Как бы ты об этом не мечтала. Ты бы бросила все, наверное. И бежала. Дальше и дальше. Куда-нибудь в неизвестную тебе сторону. Может быть, ты бы стала Белоснежкой и наткнулась на уродливых гномов. Которые были бы не прочь поужинать тобой. И пусть. Все – лишь бы избавиться от больного ощущения зависти. Ты ведь просто завидуешь, Джес. И тому, и другому. Я отвечаю на твой вопрос «что со мной?». Как твоя совесть.

И все-таки она не выдержала – издала протяжный хриплый звук. Крикнула так, что острая боль пронзила горло, как при сильном кашле. Слезы хлынули сами собой, хотя Джессика вовсе не хотела видеть их или, тем более, ощущать влагу на коже. Она запрокинула голову назад с той ужасной гримасой. Искривленный рот, закрытые глаза, и пальцы впились в подушку. Хотелось кричать еще. Пусть тихо и одним прерывистым дыханием, но кричать. И остановиться только тогда, когда она охрипла бы. Но голос не собирался ломаться, наоборот, только усиливал вибрацию в горле, разнося ее по всему телу. И слезы лились. Огромными, казалось, каплями путешествовали по лицу и скулам, проникали в рот, касались губ и мочек ушей. Они были везде. Словно стали вдруг одним большим озером. Как будто она тонула. Тонула в собственных слезах. Наверное, это гротеска – смешно и страшно одновременно. Хотя, сейчас можно было бы и захлебнуться.

Так что тебе мешает?

Джессика с силой уронила голову на подушку и стиснула ее зубами. Зажмурилась. И скорчилась от боли – такое частое и отрывистое дыхание вызвало острые уколы в левом боку. Под самыми ребрами. Она снова поднялась и ударилась о всего лишь-то мягкую ткань и пух. Хотя по близости были бетонные стены. Но жалко, черт возьми. То ли голову, то ли стены.

Ну давай, побейся. Может, успокоишься. Все равно никто из них не станет твоим. Никогда, малышка. Никогда. Может быть, ты будешь переживать. Хотя, конечно, будешь. Но вот, две недели пройдет, и Нью-Йорк твой. Всего-то на всего уехать. Все, что от тебя требуется. Ну же, успокойся.

Отпустив подушку, девушка перевернулась на спину и снова вцепилась пальцами на этот раз в простыни. Когда глаза застилает плотный слой воды – это вряд ли одно из лучших ощущений. Ты моргаешь чаще обычного, пытаясь согнать соленую воду с ресниц и глаз. И так хочется закрыть их. Но ты не можешь, потому что тушь уже начинает щипать глаза, и руки невольно тянуться протереть их. Еще хуже, когда после этого, первым, что ты видишь, оказывается знакомая фотография из далекого счастливого прошлого. Джессика, Пит, Роберт. И Фрэнк. И единственное, что она еще в состоянии была сделать – сбросить с тумбочки эту блестящую рамку с улыбающимися в ней лицами. Пусть валяется. Через стекло все видно.

Какая же подлая вещь, эта совесть. Подлая, гнилая и, на удивление, правая.

__

- Вы расстроены? - Если провалиться под землю было бы действительно возможно, то Фрэнк находился бы сейчас примерно на уровне земного ядра. И горел потихоньку, вовсе не понимая, зачем он задал этот глупый вопрос. Да и зачем он вообще сидел в машине своего учителя. А ведь было так душно, и голова, потяжелев, просилась откинуться на спинку сидения. Но тело почему-то не слушалось парня; глаза бегали по силуэту Джерарда и пытались найти хоть какой-то признак оживленности. Однако он сидел на водительском сидении, как каменный, вцепившись пальцами в руль и судорожно покусывая нижнюю губу. Он явно думал о чем-то своем, потому что не сразу сообразил, что стоит ответить парню. Но ему было сложно кинуться из одной крайности в другую, и он, как можно спокойнее, спросил: «О чем ты?». Ничего умнее в мысли просто не просилось.

- Ну, я вам вроде как выходные испортил, - в отличие от Джерарда Фрэнк был полностью расслаблен; или так только казалось? В любом случае, он уже не смотрел на мистера Уэя. Тело вновь подчинялось разуму, и он полностью откинулся на кресло, уставившись в окно и подперев подбородок рукой. Ему стало спокойнее, можно сказать, когда Джерард хоть как-то прореагировал на его слова.

- Ну, как сказать? – протянул медленно Джерард, дернув при этом плечами. Естественно, он предпочел бы видеть Линду на месте мальчика. Но это вряд ли было бы корректно – сказать парню об этом. Со времени их последней встречи Уэй пытался тщательно подбирать фразы, которыми бросается в его сторону. Он давно понял, что они не должны быть резкими, но и притягивать ими к себе тоже не стоит.

- Как есть, - с ноткой безразличия устало потребовал Фрэнк. Одной из лучших сторон его особенностей было то, что он всегда знал, когда нужно прятать настоящие чувства. И сейчас было самое время отрешенным тоном отвечать на любую речь своего собеседника. Так будет лучше – никто не станет дергаться или нервничать.

- Я скорее удивлен, чем расстроен, честно, - довольно хмыкнул Джерард. Все это время он находился в состоянии какого-то оцепенения – весь напряженный и сосредоточенный; даже сидел с прямой спиной, что странно. Однако, заметив, что парень не особо разговорчив, беспокойство отпустило. А Фрэнк поднял один уголок губы, якобы улыбаясь. Уэю неожиданно захотелось положить руку на плечо мальчика; и черт возьми, как же хорошо, что крутые повороты на дороге, казалось, были нескончаемыми. И, слава богу, что желание пропало, когда они свернули на переулок, где всегда было полно народа.

Тем временем стемнело, и люди, естественно, потянулись на улицу. Фрэнк попросил Джерарда опустить стекло и, получив, разрешение, уставился на семьи и парочки, проходящие мимо. Его взгляд остановился на двух подростках - им было лет по пятнадцать не более. Парень крепко сжал руку девушки и, развернув к себе, накрыл ее губы своими. Их пальцы сплелись в замок, который, явно, сооружали довольно долго. Острый укол ревности и зависти заставил его отвернуться в другую сторону. Не трудно было догадаться, что такое отношение к себе не ждало его с распростертыми объятиями в ближайшем будущем. А если и поджидало, то не такое чистое и искреннее, как это. Хотя, может, рано еще судить.

__

Это была небольшая пятиэтажная новостройка; ей было примерно полгода, наверное. Вся такая аккуратная; вокруг парк – полно деревьев. Должно быть здорово, жить здесь? Да что уж там, Фрэнк не отказался бы переселиться сюда. Купить квартиру – если бы были деньги, и прозябать в свое удовольствие. Свежий воздух, соседей не так уж и много. И самое главное – нет никаких детский площадок по близости. Некому кричать и плакать из-за пустяковых потерь. Откуда такая нелюбовь к детям? Ведь Фрэнк совсем недавно был таким же, плачущим и постоянно чего-то требующим – ребенком. Хотя, может это все из-за племянниц. Жуткие девицы. Эти две маленькие спиногрызки раздолбали; не просто сломали, а именно вдребезги; его гитару, которую Линда подарила ему в честь шестнадцатилетия. Она была совсем новой, даже еще не расстроенная. Но умерла она все-таки рано.

Раз уж речь пошла о шестнадцатилетии, то Фрэнк почти никогда не праздновал свой день рождения. Ни день рождения, ни Рождество, ни Пасху. Все давно почему-то полетело прахом. Праздничное настроения отсутствовало и так, а в свой день оно вообще рвалось, как натянутая струна. 31 октября. Такая дата – день рождения в Хэллоуин. И все равно паршиво. Ну, что поделать. Между прочим, его постоянно спрашивали, причем обязательно с насмешкой: «Ну хотя бы на восемнадцатилетие устроишь что-нибудь грандиозное? Или будешь ждать совершеннолетия?». Чертовы приколисты.

- Ну, приехали. Бери сумку, и пошли, - черный додж с затемненными стеклами остановился у крыльца. Выходя из машины, Фрэнк огляделся по сторонам, еще раз убеждаясь в том, что район действительно очень тихий и милый. Парень схватил сумку с заднего сидения, хотя, не сумку, а так, «сумочку» - зачем брать с собой полно вещей, ведь он всегда может пойти домой; и побрел за мужчиной в сторону дома. Кстати говоря, затемненные стекла – очень удобно. Никто не видит, чем ты занимаешься, кто ты; да и ты, в свою очередь, смутно различаешь лица, особенно вечером, когда фонари светят тебе в глаза, и виден только черный силуэт кого-то. Но здесь они, фонари, горели очень даже ярко; интересно, как они не мешали людям спать? Да и спал ли вообще кто-нибудь? Вот он, например, точно не спал. Человек, к которому Джерард улыбнулся с фразой: «Привет, Пол.»; открыл дверь и пропустил их дальше, в подъезд. Видимо, он был кем-то вроде управляющего, как показалось Фрэнку. Хотя, в принципе, не важно; открыл входную дверь, пропустил – это главное.

Его новый, вернее временный, дом находился на последнем этаже. Джерард сказал, что это пока единственная заселенная квартира; а на этаже их было не менее трех. Подойдя к двери, мужчина начал нервно шарить по карманам, упоминая при этом что-то вроде «фак» или «черт». Вообще-то нужно было бы обратить внимание на это и смотреть, по идее, косо, учитывая, кем он работает. Но Фрэнк, либо слишком устал, либо погрузился в себя, чтобы отдать этому должное.

Квартира мистера Уэя была, мало того, что просторной, так еще и чистой. Хотя, если подумать, он холостяк. А у холостяков обычно такого порядка не бывает; разве что у геев. Но мистер Уэй на него мало походил. Хотя, иногда так театрально что-нибудь произносил, что сразу невольно проскакивала такая мысль. Вообще-то Фрэнк, если присмотреться, тоже в некотором роде странно себя вел: часто разговаривал сам с собой в публичных местах или, ни с того ни с его, ударяя себе пальцами по лбу, говорил: «Черт, а ведь точно!». Но дело было не в этом, а в том, что Джерард явно готовился принимать сегодня гостей. И от этой мысли Фрэнку стало немного не по себе. Ведь ждали вовсе не его. Поэтому, как только Джерард показал парню его комнату, тот фактически сразу там и закрылся. Решил не выходить, чтобы лишний раз не мозолить глаза.

_

Сложно. Слишком сложно. Понять бы еще, что «слишком сложно»? Совладать с мыслями? Преодолеть желания? Вообще понять хотя бы, о чем он думает. А думал он ни о чем. Просто сидел за столом перед кипой бумаг и перекатывал бутылку с минеральной водой из стороны в сторону. Может, он ждал вдохновения. Может, просто хотелось спать. И все равно тем временем пластиковое дно бутылки шаркалось о поверхность стола, и вода, расплескиваясь, оставляла следы с пузырьками на стенках. А Джерард закинул ногу на ногу и, откинувшись назад, ловил ее и кидал в сторону снова. Это успокаивало; и было довольно забавно. Особенно когда ты сначала смотрел в одну точку, а потом резко переводил взгляд на воду, наблюдая за ее движением. Он внимательно следил за пузырьками, рвущимися вверх к воздуху; а им мешала только крышка. Судя по всему, Джерард был таким же - пузырьком. Вроде бы, ему хотелось сделать первый шаг, но постоянно что-то мешало: людные места, голова, забитая ненужными оправданиями, принципы. А сейчас от Фрэнка его отделяли какие-то жалкие стенка и дверь.

Жутко захотелось позвонить Майку. Но разве он дурак, чтобы будить брата в такое время? Вообще-то в два часа обычно спят; да и Джерард особо не отличался. Но только не в эту ночь. Это был первый раз за последнее время, когда звезды на небе так отчетливо виднелись. И их было много, как никогда. А может, он просто не обращал внимания? Ведь так часто бывает, что мы видим только то, что действительно бросается в глаза: например, необыкновенно красивую девушку или инвалида в коляске, который пытается перейти дорогу. А звезды? Их Джерард почти никогда не замечал. Для него это, по сути, ничего из себя не представляло. Ну звезды и звезды - обычная астрономия; ничего незначащие точки. Гораздо приятнее было смотреть на огни огромного мегаполиса – Нью-Йорка, допустим. Выйти ночью на балкон какого-нибудь отеля в центре и смотреть сверху на суетящихся людей, проезжающие мимо машины, ярко-одетые манекены дорогущих магазинов. Все живое, все двигалось и что-то ощущало. А звезды – мертвые.

Джерард не заметил, как сильно начал швырять минеральную воду из ладони в ладонь. В какой-то момент он просто не словил ее, и она полетела на пол. Приземлилась, кстати, с громким шумом. Мужчина вздрогнул и посмотрел вниз, но решил не поднимать бутылку. Вместо этого он взял карандаш и тетрадный лист, который валялся в углу стола. Включив настольную лампу; так как кроме прикроватной тумбочки ничего больше не горело; он поднес карандаш к бумаге и поставил точку в начале строки. Как-то раз Майки сказал ему: «Проблему решить легче, если ты видишь ее». Честно говоря, он не совсем понял, что брат имел в виду. Однако решил, что для него будет легче либо нарисовать проблему, либо написать. Решив прибегнуть ко второй точке зрения, он начал вспоминать личное дело Фрэнка и рассказы Линды. Обдумав две минуты, о чем он хочет, чтобы было это обращение к себе, он сжал губы и начал быстро водить грифелем по клеткам, царапая буквы своим неровным почерком.

Ты, наверное, единственный из всех, кого я знаю, кто успешно совершил побег из детсада. Раз и навсегда.
В начале второго класса ты навалял всем своим обидчикам так, что родителей не решились вызвать в школу.
В двенадцать лет ты заставил поржать целое отделение полиции.
На всем протяжении учебы в школе, ты неоднократно взрывал унитазы, получал странные замечания, типа: «Игрался с мальчиками в женском туалете», «закладывал» бомбу в школе и прочая-прочая.
Знаешь, я не могу побороть желание улыбнуться, каждый раз, когда смотрю на тебя.
И, наверное, я хочу видеть тебя постоянно.

Джерард.

Мужчина невольно заметил, что улыбается во весь рот. Он жирно подчеркивал некоторые фразы и моменты, которые хотелось бы запомнить навсегда. Он представлял себе такого взбалмошного Фрэнка Айеро, каким мальчик сейчас вовсе не представлялся. Джерарду было непонятно одно – как такой задорный мальчишка превратился в парня с плотно сжатыми скулами и таким потухшим взглядом. Возможно, он просто вырос и понял, что мир, в котором ему предстоит жить, может просто-напросто слить его в «сортир». А может, что-то до такой степени сильно повлияло на него, и он вовсе перестал быть тем Айеро. И почему-то интуиция кричала ему: «рассмотри второй вариант!». Когда-то мистер Уэй хотел учиться на психолога, но через некоторое время понял, что это муторное дело. Однако его небольшой, значительно небольшой опыт твердил: человек не может столь координально поменяться за такое короткое время.

Он перечитал свое творение несколько раз и затормозил взглядом на подписи. А зачем он написал свое имя?

- Я хочу это запомнить, - возможно, где-то в глубине души, Джерард хотел, что парень нашел этот листок бумаги и прочел его от заглавной буквы до точки. Чтобы он понял суть. Чтобы просто посмеялся над ним, Джерардом. В конце концов, он сам виноват, что подпустил к себе этого человека. Вот оно. Он постоянно пытался избежать этой мысли, которая не давала ему покоя. Он сам во всем виноват. Становилось не по себе. Мужчина сложил руки на груди и судорожно начал трясти ногой. Вообще, правильным вариантом было бы скомкать обращение и забросить куда-нибудь подальше. Но вместо этого он положил его в первый ящик стола. Он, явно, разозлился на самого себя. А затем встал и направился вон из комнаты. Жутко захотелось кофе, а про сон и Фрэнка – забыть. Но это вряд ли про него.

__

Услышав какой-то шум и возню на кухне, Фрэнк оторвался от окна, через которое секунду назад любовался на звезды и курил. Видимо, Джерарду не спалось. Да и ему тоже, честно говоря.

«Может, выйти к нему?». Эта мысль пронеслась прежде, чем он успел осознать ее смысл. И что бы это ему дало? Да ничего. Возможно, он только разозлил бы Джерарда. Может быть, ему не хотелось видеть парня в ближайшие часы. Поэтому, отказавшись от этой затеи, он отрицательно покачал головой самому себе. Однако желание хоть на секунду увидеть мистера Уэя оказалось намного тяжелее и больше, чем желание поскорее уснуть. Осторожно приоткрыв дверь комнаты, он взглянул на мужчину. Тот стоял босиком на кафельном полу и наливал себе кофе в белую большую чашку. Странно было видеть его таким домашним, что ли. Уставший вид, взъерошенные волосы, футболка, явно больше его размера, и рваные джинсы. Фрэнк сам не заметил, как усмехнулся, а затем тихо охрипшим голосом спросил: «Что, не спится?». Джерард резко повернул голову в его сторону и, вскинув брови, кивнул в ответ.

- Тогда это немного странное решение – пить кофе на ночь. Лучше телек посмотрите или книгу почитайте. Уснете быстрей, - Фрэнк открыл дверь шире и облокотился на косяк, скрестив ноги и засунув руки в карманы.

- Не вижу никакого смысла, - устало протянул мужчина, доливая в чашку кофе. Этот ответ обескуражил и немного взбесил Фрэнка. Смысла нет? Этот человек вообще когда-нибудь прислушивается к другим?

- А вы во всем смысл ищите? – Парень вскинул одну бровь и как можно серьезнее это спросил. Он не понимал зачем. Просто что-то щелкнуло. Он, на самом деле, вовсе не собирался спрашивать об этом. Но рот, видимо, оказался быстрее и проворнее собственного разума. Мистер Уэй тем временем, наверное, не заметил погрубевшего тона мальчика и так же спокойно ответил: «Да вообще-то». Фрэнк все еще облокачивался на косяк и провожал взглядом Джерарда, идущего к себе в комнату. Но ему не хотелось вот так просто отпускать его. Поэтому он, надеясь, что Уэй остановится, прикрикнул в след: «А какой смысл в вашей работе? В смысле – зачем вы устроились работать в школу учителем? Да еще и религии?». Это должно было подействовать. И Фрэнк в этом не ошибся. Его учитель развернулся.

- Чтобы зарабатывать деньги, начнем с этого, - нахмурив брови, покосился он на мальчика. Нет, серьезно, он искренне не понимал суть и намерения этого вопроса. И, прикусив губу, холодно произнес: «А тебе какое дело?». Фрэнк нахмурился в ответ: «То есть, давать понять, что Бог живет для нас и прочее, вы не собираетесь?»

- Я атеист, Фрэнк, - Джерард провел рукой по лицу и случайно задел ее чашку с горячим кофе. Несколько капель попало на тыльную сторону и потекло по ней вниз. Обжечься – это отвратительное чувство, когда участок кожи начинает больно щипать и при этом покалывать. Но добивал его все же Фрэнк. Он никак не могу успокоиться.

- Ну если вы в бога не верите, так нахрена было устраивать это все? – развел руками парень.

- Слушай, ты вообще какого хуя тут скандалы устраиваешь, а? Зачем, да почему? Какое тебе до этого дело? Ты думаешь, мне приятно этим заниматься или тебя приютить, допустим? Что тебе до этого?! – Мужчина отзывался на одном дыхании, яростно при этом жестикулируя и меняя мимику лица буквально за секунду. Высказавшись, он уставился в пол на разлитый кофе и, отдышавшись и прошипев еле слышно «твою мать», добавил: «Катись-ка ты завтра домой, Фрэнк. Я думаю, так будет лучше». Его глаза бегали по коричневым полупрозрачным узорам на кафельной плитке. Он не хотел смотреть на Фрэнка. Сначала, думая о том, что он всего-навсего зол. А потом понял – ему просто не хотелось смотреть на то, что он натворил, и какая сейчас реакция у мальчика на лице. Поэтому он, закусив от стыда нижнюю губу, развернулся и пошел прочь, оставив Фрэнка там, где он стоял.

- Потому что вы, наверное, нужны мне, - одними губами прошептал Фрэнк, как только дверь закрылась с громким хлопком. Последнее, что он слышал, перед тем, как удалиться в темноту комнаты, было громкое «блядь». Как будто ответ на только что произнесенную им фразу. Он совершил ошибку. Возможно одну из самых больших в его жизнь, а именно: он проникся к человеку, которому, по большому счету, наплевать на него. И это вряд ли было, что называется «грубо говоря».

Фрэнк аккуратно закрыл дверь и бесшумно пробрался к кровати. Пачка Malboro, которая занимала место около подушки, в скором времени оказалась на полу. А сам он, закравшись под одеяло, согнулся и уткнулся лицом в подушку. Нет, ему не хотелось плакать или что-то еще вроде женских соплей. Ему просто-напросто хотелось поскорее заснуть. А рано утром смотаться отсюда. Возможно, Джерард был прав – ему лучше убраться из этого дома, его никто тут не ждал, и никто не приглашал.

И все же, может, звезды давали ему хоть какую-то надежду? Хотя бы один шанс, чтобы все изменить. Чтобы стереть все, что было до этого, ластиком. И желательно забыть имя Джерард Уэй навсегда. Да, очень желательно.

Дата добавления: 2015-07-21