Читайте также:
|
— Очень рад. — Голос старого козака был все еще глубок и басовит, хотя где-то на самом дне и слышалось уже легкое дребезжание возраста; прямой как палка Крюк-старший механическим, отработанным за многие годы жестом оправил огромные, совершенно седые усы и сдержанно, с достоинством поклонился. — Милости просим до хаты, то нам любо. Драгоценноприбывавшая преждерожденная Гуан. Драгоценноприбывший преждерожденныи ланчжун Лобо.- Кивнул. И простер руку в сторону гостиной-горницы.
Сдержанность козака, и обычно-то не слишком щедрого на проявления чувств, показалась Багу преувеличенной: словно Крюк-старший, буквально минуту назад огорошенный каким-то неприятным известием, не до конца овладел собой и старательно скрывает свое состояние от окружающих.
“Кажется, не вовремя мы... Но зачем же тогда звала нас Матвея?..” — промелькнуло, исчезая.
— Рада познакомиться... — прошелестела тоже ощутившая некую неловкость Стася и быстро, вопросительно глянула на Бага.
Лицо Бага хранило привычную непроницаемую маску, хотя в доме Крюков что-то было не так: позвонив на удачу ему на трубку, Матвея Онисимовна очень обрадовалась известию, что он нынче как раз в Мосыкэ, и попросила, коли выдастся свободное время, заехать для важного разговора. Очень-очень важного. Максим Крюк пропал уж давно, и хотя ни одно родительское сердце не может до конца смириться с потерей, даже и временной, ребенка, будь тому хоть за двадцать лет, хоть за сорок, — Багу показалось, что дело не только в этом.
В просторной и светлой гостиной (три широких, с резными рамами окна, стекла коих легкими узорами украсил по углам морозец, выходили в сад, где торчали зимние голые деревья) царил накрытый стол. Было очень тепло, если не сказать — жарко, от большой изразцовой печи. Фамильная шашка Крюков в богатых вызолоченных ножнах и с внушительными шелковыми кистями красовалась на стенном ковре.
К приходу гостей готовились: посреди стола, в окружении простых и полезных для желудка закусок громоздились высокой горкой блины, на одном углу сверкал пыхтящий электросамовар; ровными рядами выстроились тарелки, вилки, ложки, палочки — все, что душеньке угодно; на другом углу примостилась длинная бутылка “Козацкой особливо ядреной” — бутылка была выполнена в виде стоящего навытяжку козака, из фуражки коего вынималась стеклянная, плотно пригнанная пробка. И никаких сластей.
“Так вот отчего хозяин медлил выйти к гостям!” — внутренне улыбнулся Баг, делая следом за Стасей шаг в горницу: пока та любовалась деревянным свидетелем Тохтамыша, Крюк-старший, заметивший ее черно-белый халат, успел убрать со стола все то, что так или иначе не соответствовало трауру, легко превратив угощение в обычную трапезу.
Леопольд Степанович простучал каблуками по навощенному паркету к столу и отодвинул стул; приглашающе взмахнул рукой Стасе; та, вполголоса пробормотав “спасибо”, скользнула на предложенное место, улыбнулась и взялась за лежавшую справа на отдельном блюдце подогретую влажную салфетку.
— А вот сейчас чайку горяченького...— засуетилась у самовара Матвея Онисимовна. Кипяток, дав пар, поспешил в чашки.— Небось замерзли?
Крюк-старший между тем неторопливо перекрестился на висящую в красном углу горницы икону и протянул руку к бутылке “Козацкой особливо ядреной”. Ногтем поддел пробку, глянул коротко на Бага из-под седых бровей и, получив в ответ утвердительный взгляд, наполнил две чарки - свою и Багову.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| А место то получило имя — Тохтамышев стан. | | | В уголках глаз Матвеи Онисимовны влажно заблестели слезы. |