Психология развития 4 страница

Понятно, что попытка рассмотреть становление предмета социальной психологии через призму данной проблемы сталкивается с определенными трудностями выбора: «богатство прошлого» оборачивается в этом случае своей противоположностью, своеобразным embarras de richesses (богатством выбора), тем более что собственная «короткая история» социальной психологии задает для прошлого довольно локальные временные рамки.

Отдавая себе в этом отчет, мы посчитали возможным остановиться в дальнейшем лишь на некоторых ключевых фигурах классической западноевропейской социологии, тем более что в других разделах учебника многие их них представлены достаточно полно. Мы также пошли по традиционному пути, характеризуя историю становления социально-психологических идей сначала на Западе, а затем в России конца XIX - начала XX в. Заметим сразу же, что подобное разделение не является следствием каких-либо идеологических разногласий, а, скорее, отражает желание проследить истоки достаточно драматичной судьбы социальной психологии в нашей стране.

Родоначальниками классической социологии по праву считаются О. Конт и Г. Спенсер. Не останавливаясь детально на характеристике их концепций (это сделано в главе 6 данного учебника), отметим еще раз, что в большинстве случаев становление социологии как новой предметной области было вызвано успехами естественно-научного знания и подчинялось требованиям методологии позитивизма.

Хотя заимствования и аналогии производились этими исследователями из разных областей естественных наук (Контом - из ньютоновской физики, Спенсером - из дарвиновской теории эволюции), общими для зарождающегося структурного функционализма в социологии стали интерес к анализу социальной структуры и утверждение представления о развитии общества как о процессе нарастающей социальной дифференциации. Известный «закон трех стадий» социальной динамики Конта и «теория социальной эволюции» Спенсера, по сути, сходным образом решали вопрос о взаимоотношении личности и общества. Так, ведущим фактором социального прогресса признавался прогресс человеческого духа, считалось, что развитие общества обусловлено развитием определенных идей, основные интеллектуальные действия людей, какова бы ни была сложность современной им общественной структуры, универсальны и строятся по одинаковым законам, что, в свою очередь, определяет последовательное накопление знаний человека о себе самом и окружающем его социальном мире. Очевидно, что подобная доминанта свободы и рационализма в данных концепциях была обусловлена общим влиянием интеллектуальной революции эпохи Просвещения. Однако последняя была все-таки уже достаточно удалена во времени, и остается неясным, унаследованный или же собственный гуманистический пафос заставил, в частности, Спенсера во второй половине XIX в. рассматривать социальный прогресс как постепенное освобождение личности от оков «социального порядка».

Общим было также и понимание основной задачи новой науки -прояснить законы установления и поддержания «социального порядка», причем причины его возникновения рассматривались через призму определенных человеческих качеств. Так, согласно Конту, у человека есть два психологических свойства, ведущих к «всеобщему согласию»: потребность пребывать в обществе себе подобных и потребность в доброжелательной кооперации. Оба они есть следствие победы в ходе исторического развития социального инстинкта над индивидуалистическим, доказательством чему служат возникающие на определенном этапе специфические формы деятельности (совместный труд) и социальные институты (семья). Закреплению же подобного положения вещей способствуют конкретные механизмы социального контроля, базирующиеся, по выражению Спенсера, на «страхе перед живыми и перед мертвыми» и воплощающиеся в создании государственных и религиозных социальных институтов.

С точки же зрения специфики способов анализа новое («позитивное») знание о человеке как продукте окружающей социальной реальности должно было опираться на методы наблюдения и эксперимента. И если в теории Конта формулируются лишь самые общие требования к данному методическому аппарату (часть из них не утратила актуальности и в наши дни, например: необходимость предварять результаты наблюдения определенными теоретическими схемами, возможность анализа «патологических» вариантов протекания социальных процессов как естественного эксперимента для прояснения социально-нормативных закономерностей и т.п.), то Спенсеру принадлежат интересные в своей социально-психологической конкретике «правила социологического метода».

Согласно им, основная методологическая проблема любого знания о социальной сущности человека коренится в факте вовлеченности исследователя в те процессы, которые он анализирует. Эта идея впоследствии не раз обсуждалась в социальной психологии, особенно в критические, «переломные» периоды ее развития (например, на рубеже 60-70-х годов XX в.). По мысли Спенсера, трудности, связанные с тем, что людей изучают тоже люди, заставляют исследователя в социальных науках:

- обращаться только к общим, фундаментальным закономерностям общественного развития и стремиться к созданию адекватного им теоретического знания;

- постоянно отдавать себе отчет в собственной несвободе от своих интеллектуальных, эмоциональных и социально-статусных пристрастий и предрасположенностей;

-видеть вытекающие из этого различия между конкретными данными и их интерпретацией;

- осознавать опасность идеологического прессинга, a priori грозящую социальным наукам, и потому «не потрафлять социальному заказу власть имущих и избегать искушений рыночного спроса».

Во многом именно эти, значительно опередившие свое время, соображения Спенсера задали основной вектор последующей полемики Э. Дюркгейма и Г. Тарда, предметом которой стала научная рефлексия взаимосвязи социального и индивидуального. В ее рамках впервые отчетливо были заданы идеологии социологизма и психологизма в анализе личности.

С точки зрения Э.Дюркгейма, социальная реальность имеет собственную оригинальную природу и потому должна объясняться социальными фактами. Она не может быть сведена к реальности человеческой индивидуальности, и, следовательно, любые заимствования социальными науками объяснительных моделей из других областей знания неплодотворны. Конечно, подобная точка зрения во многом была связана с актуальными для того времени задачами институционализации социологии, решению которых Дюркгейм уделял много времени и сил. Однако его идеи опережали непосредственные задачи организационного развития молодой науки и имели большое значение для становления социальной психологии.

Так, идея Дюркгейма о двойственной природе социального факта, с одной стороны, и его объективном, независимом от индивида, существовании, с другой стороны, обусловила определенное понимание механизмов регуляции социального поведения человека -сначала для социологически ориентированных исследователей, а затем и для социальных психологов. Именно Дюркгейму исходно принадлежит представление о двух возможных формах «социального принуждения»: с одной стороны, социальное поведение человека регулируется и ограничивается внешними, объективно существующими правилами социального взаимодействия, а с другой -не менее действенным способом социальной регуляции выступают интериоризированные социальные нормы и ценности. Причем последним Дюркгейм отводил главенствующую роль, так как считал, что истинная основа солидарности в обществе состоит не в принуждении, а в интериоризированном моральном долге по отношению к нормам группы.

Рассмотрение в качестве социальных фактов специфического вида (в качестве объективно существующей социальной реальности, оказывающей на человека «внешнее» давление) коллективных представлений, отражающихся в определенных способах мышления, чувствования и деятельности и приобретаемых человеком в ходе социализации, имело еще более значимые, хотя и отдаленные, последствия для социальной психологии. Становление и бурное развитие когнитивистской ориентации в социальной психологии практически через сто лет после анализа Дюркгеймом возможной структуры социологической теории в значительной степени были связаны с возникновением теории социальных представлений Московией, унаследовавшей многие идеи своего соотечественника. Так, социально-психологическое воплощение нашли тезисы Дюркгейма о действенной, регулирующей социальное поведение, роли коллективных представлений; об их символической функции; о возможности изучения социальной действительности через анализ содержания коллективных представлений, которые, по сути, и являются единственной действительностью, адекватной задачам социальных наук.

Заметим здесь же, что мысль Дюркгейма о существовании уровня коллективных представлений как одного из двух уровней индивидуального сознания в дальнейшем в преобразованном виде отразилась в одном из основных концептов Дж.Г. Мида - понятии обобщенного другого, представляющем собой результат интернализации индивидом социальных установок.

Таким образом, в центре внимания Дюркгейма как исследователя «фактов коллективного сознания и коллективных способов действия» были проблемы формирования социальных норм и их воздействия на человека. Именно этот аспект анализа он считал собственным предметом социологии: «Основные социальные явления - религия, право, мораль, эстетика - являются не чем иным, как системой ценностей, или общественных идеалов. Социология движется в сфере идеала: не приближается к нему, а берет его в качестве исходного пункта. Именно идеал составляет характерную область ее изучения».

Во многом подобное понимание предмета было связано со спецификой решения вопроса о соотношении индивидуального и социального. Согласно Дюркгейму, человек есть «раздвоенная реальность» (Homo duplex), в которой индивидуальное и социальное сосуществуют, фактически не смешиваясь. Наличие в языке множества дихотомий для описания человеческой природы (тело и душа, чувства и разум, инстинкт и сознание) лишний раз доказывает, что полюс индивидуального, связанный с физическими потребностями человека, и полюс социального, отражающий наличие у него понятийного мышления и морали, достаточно жестко разведены. Более того: человека делает человеком именно «всеобщее» как символически представленное в его сознании общество.

Собственно, именно этот тезис Дюркгейма и вызывал наибольшее сопротивление его современников. Так, родоначальник линии психологизма в социологии, оказавший большое влияние на формирование социальной психологии как самостоятельной области знания, Г.Тард не без иронии отмечал: «Очень трудно понять, как может случиться, что, окончательно отбросив индивидов, мы получим в остатке общество». С его точки зрения, социум есть совокупность индивидов, каждый из которых определен веером потребностей, мотивов, влечений, причем большая часть из них имеет иррациональную природу и является бессознательной. Будучи «итоговой суммой» подобных разнородных элементов, общество закономерно не подлежит однонаправленным изменениям, а потому всякие попытки изучения социальной динамики обречены на провал. Источником не только индивидуально-психологического, но и социального служит «неизменная человеческая натура», и, следовательно, единственно возможная задача исследователя в социальных науках - изучение взаимного влияния людей друг на друга как в межличностном взаимодействии, так и в рамках большой группы. И в том и в другом случае основным механизмом социального влияния выступает, по мысли Тарда, подражание: благодаря последнему не только транслируются модели поведения, верования, убеждения, но и само общество получает возможность поддерживать свою целостность.

Заметим, что эта критика не учитывала того факта, что Дюркгейм отмечал не только регулирующую, но и «творящую», конструктивную функцию коллективных представлений. С его точки зрения, не только все собственно человеческие «атрибуты» имеют социальную природу, но и общество «живет» в коллективных представлениях своих членов и соответственно само в определенной степени есть результат коллективного сознания. «Так как Вселенная существует лишь постольку, поскольку она мыслится, и так как в своей целостности она мыслится только обществом, то оно становится родовым понятием, без которого не существует ничего». Но этой идее Дюркгейма опять же было суждено «ожить» лишь спустя многие годы в методологии когнитивизма в социальной психологии.

Г. Тард был первым исследователем в области социальных наук, который поставил под сомнение страстную веру в человеческий разум, унаследованную западноевропейскими мыслителями от эпохи Просвещения. И хотя он остался на позициях парадигмы объяснения, соответственно отмечая, что основная роль социальной психологии суть роль прогностическая (предсказание социального поведения отдельного человека и групп людей через знание индивидуально-психологических особенностей), его творчество послужило своеобразным толчком для последующего становления парадигмы интерпретации в социологии и социальной психологии («понимающей социологии» Вебера, феноменологии Гуссерля и Шюца, символического интеракционизма Мида и др.).

Идеи Тарда о роли иррациональных факторов в социальном поведении людей, о наличии определенных психологических механизмов регуляции социального взаимодействия (подражания, заражения, внушения) нашли свое более конкретное воплощение в одной из первых социально-психологических концепций - психологии масс Г. Лебона (1841-1931).

С точки зрения Лебона, главной чертой наступающей эпохи (имелся в виду XX век) станет замена сознательной деятельности отдельных индивидов бессознательной властью толпы. Причину подобного торжества «массы» над личностью Лебон видел в господстве в обществе определенных идей, а именно идеи социализма. Продолжая линию психологизма в анализе проблемы личности и общества, Лебон считал причиной социальной динамики постоянную смену идей: будучи исходно интеллектуальным и духовным достоянием одного человека, определенная идея «путем заражения» проникает в «душу массы», находя все больше и больше приверженцев. Поэтому «на судьбу народов влияют не революции и войны, а перемены в основных идеях». Сама идея при этом неминуемо упрощается, почти теряя свое исходное интеллектуальное своеобразие, превращаясь в догмат, т. е. абсолютную истину на эмоциональной основе. Собственно говоря, только в этом своем превращенном, практически иррациональном виде идея и может оказывать социально-регулирующее влияние на «массу». Под воздействием каких-то идей мысли и чувства отдельных индивидов в большой группе принимают общее направление, что и составляет «закон духовного единства толпы».

Хотя анализу собственно толпы, или «массы», Лебон уделял много внимания (детально останавливаясь на классификации разных толп, их качественных особенностях, про- и антисоциальной направленности действий), основным предметом социального исследования он видел именно личность. Как изменяется сознание и поведение отдельного человека в рамках подобной большой группы - вот тот вопрос, который оказался в центре его концепции.

Лебон отмечал следующие основные особенности поведения личности в «массе» (толпе):

- становясь частью толпы, человек приобретает большее сознание собственной силы и перестает обуздывать свои врожденные инстинкты, следовательно, повышается уровень его импульсивной активности;

- вырвавшаяся на свободу иррациональность человека заставляет его жить больше чувствами, а не прислушиваться к доводам разума, следовательно, повышается уровень его эмоциональности и снижается уровень критичности;

- возросшая в силу перечисленного восприимчивость к внушению и подверженность «заражению» идеями заставляют человека принести в жертву свои индивидуальные интересы и отказаться от произвольного поведения;

- закономерным следствием становится снижение уровня индивидуальной ответственности и фактическая передача этой функции лидеру («вождю массы»).

Нетрудно видеть определенную парадоксальность исследовательской позиции Лебона: личность он характеризует через те атрибуты, которые, по сути, являются «безличностными». Заметим, что подобный аспект анализа - изучение личности через процессы деперсонализации, через «недостаток личностности» - довольно долго потом преобладал в социально-психологических исследованиях личности.

Лебон завершил характеристику личностных изменений, происходящих с человеком в результате его включенности в большие социальные группы, необходимым требованием появления фигуры вождя, в котором должны персонифицироваться утерянные каждым членом толпы личностные атрибуты. Однако, описав его психологические качества и те чувства, которые связывают вождя и рядовых членов толпы, он никак не объяснил механизмов его выдвижения. Именно эта проблема стала в дальнейшем предметом анализа для 3. Фрейда, а ее специфическое решение в рамках психоаналитической концепции обусловило основное содержание полемики Фрейда с Лебоном.

Основное содержание социально-психологических воззрений Фрейда представлено в его работе 1921 г. «Психология масс и анализ человеческого Я» (вышедшей, заметим, спустя более 20 лет после «Психологии масс» Лебона). Задавая в качестве ее центрального сюжета проблему взаимоотношений личности и общества, Фрейд сам достаточно сдержанно оценивал возможные перспективы ее решения, отмечая, что «есть проблемы, до которых нельзя долететь, но можно дойти хромая, и в таких случаях не грех и похромать...».

Содержательная характеристика этапов развития психоаналитической теории довольно объемно представлена сегодня в историко-психологической литературе, и потому мы остановимся лишь на тех позициях Фрейда, которые он сам сформулировал как оппозиционные по отношению к идеям Лебона. Каковы же основные критические замечания Фрейда к «психологии масс»?

Соглашаясь с Лебоном в том, что индивиды в толпе образуют некоторое единство, Фрейд закономерно предполагает, что должно быть что-то, их объединяющее; именно эта психологическая реальность требует изучения, однако она не стала предметом анализа для Лебона, ограничившегося простым указанием на факт ее наличия.

В отличие от Лебона, объяснявшего процесс деперсонализации механизмами заражения идеями и подражания, Фрейд видел причину единообразия действий и чувств индивидов в толпе в обнажении одинакового для всех людей бессознательного «фундамента», в актуализации основных врожденных инстинктов.

Соглашаясь с Лебоном в том, что «человек массы» обладает повышенной внушаемостью, Фрейд закономерно спрашивал о том, кто, собственно, является гипнотизером, т.е. обращался к анализу фигуры вождя, чем в свое время фактически пренебрег Лебон.

С точки зрения Фрейда, при анализе механизмов выдвижения лидера («вождя») следует отказаться от понятия внушения - в силу его малой объяснительной способности. В качестве альтернативного объяснительного принципа он выбирал libido («масса объединяется любовью»), т.е., по его мнению, человек позволяет на себя влиять из-за желания быть в согласии и в любви с окружающими. Любое разрушение либидозных связей приводит к групповой дезинтеграции, разложению «массы» (что проявляется, например, в феномене паники).

Таким образом, природа связей индивидов в группе - эмоциональная, причем эти связи организуются в двух направлениях: по вертикали (с «вождем») и по горизонтали (с остальными членами группы). Заметим здесь, что эта мысль основоположника психоанализа более чем через 30 лет была положена в основу одной из самых заметных концепций стадиального развития малой группы - теорию группового развития американских социальных психологов У. Бенниса и Г. Шепарда.

В качестве основного механизма установления горизонтальных и особенно вертикальных связей Фрейд выделял механизм идентификации, в результате действия которого человек, будучи частью «массы», отказывается в конечном счете от своего «Идеала-Я» и заменяет его массовым идеалом, воплощенным в «вожде». Тем самым исходно личностная инстанция объективируется и унифицируется, становясь «внешней силой» по отношению к человеку, выполняя по отношению к нему социально-регулирующую функцию и создавая дополнительное напряжение «несвободы». Таким образом, именно благодаря механизму идентификации индивид приобретает собственно социальное качество: во-первых, потому, что его индивидуальное «Сверх-Я» образовано в результате идентификаций со значимыми объектами (прежде всего - родительскими фигурами), а во-вторых, потому, что при условии включения в «массу» его идеальные представления о самом себе воплощаются в другом человеке (фигуре «вождя»). Именно поэтому, с точки зрения Фрейда, психология личности всегда есть социальная психология - ведь в психической жизни человека всегда присутствует «другой».

Детальный анализ закономерностей процесса интернализации этого «другого» дан в феноменологической социологии, заложившей, по сути, одну из наиболее влиятельных парадигм современного социального знания, а именно интерпретативную.

Ее теоретическим основанием стала феноменология Э.Гуссерля (1859-1938). В рамках интересующего нас аспекта анализа -рассмотрения теоретических предпосылок становления предмета социальной психологии через историю решений проблемы личности и общества - отметим лишь некоторые ее положения, имевшие непосредственное отношение к предмету.

Основное несогласие Гуссерля с позитивистской традицией социальных наук состояло в том, что она заставляет исследователей исходить из допущения объективного существования окружающей действительности. Между тем из того факта, что любому человеку (в том числе исследователю) социальная реальность дана в результате простого наблюдения, еще не следует, что мы можем с уверенностью о ней высказываться, так как неизвестно, с помощью каких правил конституируются наши опыт и знание. Из этого закономерно вытекают следующие положения:

- сама социальная действительность есть продукт конституирования нашего знания о ней, следовательно, традиции естественно-научного знания не применимы при изучении социальных явлений;

- важнейшей способностью человека является способность интерпретировать и сводить к различным типам все разнообразие своих впечатлений о мире; следовательно, человека нельзя рассматривать как социальный объект, он всегда субъектен - в силу факта интеракции с социальной действительностью;

- подлинно социальное в личности скрыто от глаз исследователей; научный интерес представляет не столько внешняя сторона социального (например, социальное поведение), сколько внутренняя (например, субъективное понимание человеком целей своего социального поведения). Следовательно, основная исследовательская задача состоит в том, чтобы «сконцентрироваться на постоянном потоке ежедневного опыта», т. е. описать природу обыденного сознания.

Таким образом, основной характеристикой человека как социального субъекта является способность к смысловой интерпретации действительности. Эта мысль Гуссерля в дальнейшем была значительно развита в «понимающей социологии» М. Вебера, в интерпретативной социологии нашего времени (А.Шюц, П.Бергер, Т. Лукман) и в конечном итоге отразилась на наиболее влиятельной теоретической позиции современной социальной психологии - позиции социального конструкционизма.

Завершая краткий обзор истории влияния классической западноевропейской социологии на становление социально-психологических идей, следует еще раз подчеркнуть, что:

-неоднозначность, «многомерность» представлений о предмете социальной психологии во многом была обусловлена традициями психологической, социологической и феноменологической редукции в одной из ее «родительских» дисциплин;

- еще на ранних этапах развития в социальной психологии были заложены некоторые общие представления о социальной природе личности, получившие значительный отклик в ее дальнейшей истории. Прежде всего, к ним можно отнести понимание социальной детерминации как преимущественно социокультурной, представление о социализации как процессе интернализации форм социального контроля и возможность изучения «поля социального» через анализ структур индивидуального самосознания.

Однако для любого исследователя, обратившегося к истории становления и развития своей области научного знания, интересны не только «всеобщие», но и «частные» предпосылки ее формирования. Обратимся поэтому теперь к анализу влияния русской общественной мысли на развитие представлений о предмете социальной психологии.

Необходимо отметить тесную связь становящейся в России социальной психологии с общественной, точнее философской, традицией. Такая зависимость характерна и для западной науки, но в отечественной истории социальной психологии она была особенно ярко выражена. Во многом это было связано с особенностями самой философии. Важной ее особенностью является тесная связь с реалиями социальной жизни. Трудно говорить о причинно-следственных отношениях, но, как бы то ни было, русская философия характеризуется двумя весьма важными и специфическими особенностями. Первая из них - несомненный приоритет онтологических проблем над гносеологическими. В западноевропейской философии теория познания всегда стояла в центре философских концепций, процесс и результат познания жизни выступали главным объектом философских построений.

Второй особенностью отечественной философии является ее «утилитаризм», т. е. направленность на конкретные социально-политические, культурно-просветительские и религиозно-этические проблемы. Разрыв между философской мыслью и социальными проблемами, стоящими перед обществом, всегда был в России минимальным. С.Л.Франк подчеркивал «кружковость» и оппозиционность русской философии.

Отечественная социальная психология имеет достаточно длительную предысторию. Довольно поздно оформившись в самостоятельную дисциплину, она существовала внутри других гуманитарных наук. Начало социально-психологической проблематики в русской общественной мысли часто связывают с именем философа, социолога, общественного деятеля Н.К.Михайловского (1842-1904). Он был одним из активных участников движения «Народная воля», идеологом народничества. В его деятельности в полной мере проявились те особенности, о которых мы писали выше. Задачи исследования социального процесса были тесно связаны с целями переустройства общества. В своих работах он касался довольно широкого спектра социально-психологических проблем, но наиболее полно и систематично разрабатывал вопросы психологии толпы*. Толпа, по Михайловскому, представляет собой некую социальную общность, функционирование которой не лишено закономерной последовательности, несмотря на присущие ей элементы стихийности и разнородности. Фокусируя внимание в основном на вопросах стихийных общностей, Михайловский тем не менее различает понятия «толпа» и «народ» (что сопоставимо с современным разделением больших групп на организованные и стихийные). Он подчеркивает историчность понятия «народ» и связь его с феноменом личности. Он явно склоняется к психологическому, личностному детерминизму социальных процессов.

* Его взгляды на эту проблему нашли отражение в следующих работах: «Герой и толпа» (1882), «Научное письмо (к вопросу о героях и толпе)» (1884), «Еще о героях» (1891), «Еще о толпе» (1893) и др.

Вернемся, однако, к позиции Михайловского по вопросу об особенностях толпы. В целом он оценивает возникновение толпы как сугубо отрицательное явление, он даже употребляет понятие «патологическое состояние», включая в это понимание и оценку самой толпы, и изменения, происходящие с человеком в толпе.

В качестве одного из важнейших, но не единственного механизма образования и управления толпой рассматривается подражание. С одной стороны, это вполне встраивается в общее русло развития социально-психологического знания (мы уже рассматривали систему взглядов Тарда и др.), с другой - в позиции Михайловского существуют особенности. Так, он достаточно широко понимал термин «подражание», включая в него и внушение, и самовнушение, и гипноз и др. Любопытно, что Михайловский использовал и сочетание «социальный гипноз», рассматривая вопрос о социальном влиянии, и подчеркивал близость к подражанию таких явлений, как повиновение и покорность. Он выделял два вида подражания -автоматическое, бессознательное и осознанное - и предостерег от абсолютизации механизма подражания, что характерно, например, для Тарда.

Интересно, на наш взгляд, звучит задача исследования подражания. Согласно Михайловскому, она состоит в том, чтобы определить условия, способствующие или противостоящие подавлению сознания и воли человека, которое обязательно имеет место в тех случаях, когда человек оказывается в толпе.

Обратим внимание на то. что для Михайловского явления толпы и массового движения достаточно близки. Возникновение того и другого довольно сложно детерминировано. Сначала выделяется два ряда причин: с одной стороны, для возникновения массовых движений, конечно, необходимы политические, экономические, нравственные предпосылки. Но они как бы составляют внешнюю рамку ситуации. Второй ряд причин - собственно психологические. К ним Михайловский относил два альтернативных (как сказали бы современные ученые) фактора: возникновение очень сильного единого впечатления, которое подавляет все остальные, и хроническую скудность впечатлений. Возможно и одновременное наличие этих двух факторов. Иными словами, для возникновения стихийной толпы необходимо или общее сильнейшее эмоциональное потрясение (например, известие о каких-то трагических событиях может привести к отчаянию, озлоблению, агрессии против действительного или мнимого источника этих несчастий), или ситуация, в которой при монотонности, скудности впечатлений почти любая новая информация может показаться крайне значимой и сильно переоцениваться. Источником таких сильных эмоциональных переживаний может оказаться так называемый герой, или вождь. Определяя позицию героя, Михайловский подчеркивал, что это человек, увлекающий своим примером массу на хорошее или дурное. Понятие «герой» крайне условно и не имеет оценочного оттенка. Так, герой толпы не имеет ничего общего с великими, знаменитыми людьми. Здесь-то и играет свою роль механизм подражания. Аккумулируя эмоциональное состояние массы, герой выступает образцом для подражания, что, естественно, приводит к усилению данного эмоционального переживания. Подчеркивая значимость позиции героя, Михайловский обращал внимание на то, что герой зависим от толпы. Он управляет массой, но одновременно масса управляет им.

---

Дата добавления: 2015-07-20