Смысл христианской любви и сущность идеи андрогинизма в философии Н. А. Бердяева.

Общепризнанным и общеизвестным является тот факт, что христианство есть религия любви. Основополагающая христианская максима гласит: Бог есть любовь. Однако до сих пор нет более сложной и более затемненной – более непонятной и непонятой - стороны в христианстве, нежели это светлое христианское учение о любви. Любовь христианская на протяжении исторического пути христианства слишком часто вырождалась и становилась «стеклянной любовью» (по выражению В. Розанова) – бездушной и бессильной - происходило «высушивание христианской любви и превращение ее в моральный долг»[1], суть которого не имеет ни малейшего отношения ни к христианству, ни к учению Христа. Возможно, в таковом положении дел нет ничего удивительного: все самое святое и чистое всегда подвержено наибольшей профанации и искажению в мире, исполненном трагического несовершенства. Тем не менее, это не снимает с нас ответственности по прояснению и выяснению истинного смысла христианской любви. Это важно еще и потому, что от того насколько верно и правильно мы сможем понять этот базисный фундаментальный аспект христианского вероучения будет зависеть спасение каждой отдельно взятой человеческой индивидуальности, спасение для вечности каждого из нас.

Заслуживает особого внимания учение о любви выдающегося русского философа Н.А. Бердяева, который высказал немало ценных мыслей, способных прояснить и облегчить понимание сущности этого феномена. Именно этому направлению творчества Бердяева и будет посвящена наша статья. Бердяев писал: «Во всей остроте поставлена религиозная проблема о человеке, о его свободе и творческом призвании. И это есть не только проблема мира, проблема, выношенная и вымученная в современной культуре, это есть также проблема Церкви, проблема христианства как религии Богочеловечества»[2]. Бердяев настаивает на том, что проблема человека и проблема любви как свободного и творческого самораскрытия его личности есть проблема первостепенная не только для каждого отдельного индивида, но и для всего человечества, как и для всей Церкви, для всего христианства. Именно любовь есть дар Бога человеку – любовь есть имплицитно присущая каждому способность творческого преображения и освящения своей природы, своей личности. Любовь есть условие и возможность прорыва к трансцендентному, выхода за пределы своей эмпирической ограниченности к безграничной высоте подлинно человеческого и подлинно божественного.

Основополагающим и фундаментальным для Бердяева является непримиримо радикальное и всестороннее противопоставление ложной любви, Афродиты простонародной (по выражению Платона) и любви истинной, Афродиты небесной, о которой, по мнению Бердяева, и учил Христос. Здесь нужно сделать некоторое отступление и отметить, что очень важно всегда различать учение Христа как оно есть, христианство как оно должно быть и историческое христианство как оно есть и имело место быть с его неминуемыми историческими срывами и поражениями. Бердяев с болью и горечью говорит об историческом христианстве, о его учении и особенно о его учении в отношении пола и любви. «Христианство не преобразило пола, не одухотворило половой плоти, наоборот, оно окончательно сделало пол хаотическим, отравило его. (…) Аскетическое христианское учение допускает половую любовь лишь как слабость греховной человеческой природы. Так и осталась половая любовь слабостью, стыдом, почти грязью»[3]. «Слова Христа о поле и любви остались не поняты, не вмещены, и пол выпал из господствующего христианского сознания, сделался достоянием эзотерических учений. Господствующее религиозное сознание поставило проблему пола в зависимость от вульгарного дуализма духа и плоти, связало ее с греховностью плоти, и это была не только моральная, но и метафизическая ошибка»[4]. Историческое христианство не смогло «вместить» учения о новой любви и восприняло его как тотальный и сожигающий все своим отрицанием аскетизм. Даже в семье, освящаемой и благословляемой историческим христианством, нет благословления и освящения пола, половой любви. Есть лишь оправдание его последствий – деторождения, оправдание лицемерное по сути своей, на что совершенно справедливо указывал Розанов.

«Весь Розанов есть реакция на христианскую отраву пола, восстановление первоначальной святости пола. (…) С полом связана для Розанова жизнь; христианство, враждебное полу, для него - синоним религии смерти и потому ненавистно»[5]. Розанов увидел очень важное противоречие исторического христианства, однако глубоко прочувствовав его неправоту в решении вопроса о поле, он слишком поспешно стремится вернуться назад к язычеству, к его обожествлению рождающего пола. Розанов не понимает, по мнению Бердяева, того факта, что отнюдь не христианство выдумало трагедийное измерение гендерной стихии в человеке, – противоречия пола имели место на всем протяжении человеческой истории, и языческий мир не был исключением, что слишком красноречиво доказывает его постыдное вырождение. В этом, хотя и не только в этом была трагическая ошибка Розанова, перечеркнувшая все то положительное, что было в его интуициях. «Розанов все еще смешивает пол с родом, видит лишь пол рождающий, не понимает глубокого внутреннего антагонизма между утверждением пола и рождением, не замечает двух стихий в поле – стихии личной и стихии родовой. Вот почему у Розанова нельзя найти творческого решения проблемы пола»[6]. Именно задачу поиска такого творческого решения проблемы пола и любви поставил перед собой Бердяев, который по праву должен быть признан продолжателем дела двух первых русских «эротических философов» - Вл. Соловьева и В. Розанова. Бердяев берет за основу учение Соловьева о любви как о пути к индивидуальному бессмертию и установленную им противоположность между индивидуальностью и родом. Эти два момента и составляют, по мнению Бердяева, основу и начало «нового религиозного учения о любви».

«В мире борются два враждебных метафизических начала – личное и родовое. И проблема пола и любви должна быть поставлена в связь с борьбой этих двух начал, ныне обострившейся и обнажившейся. Есть дилемма: или создание совершенной, вечной индивидуальности, или дробление индивидуальности и создание многих несовершенных и смертных индивидуальностей»[7]. До сих пор человечеству известна лишь родовая, безличная любовь, лишь родовой и рождающий пол, неизбежно связанный со смертью и ведущий к ней, личная же любовь присутствует в истории человечества только имплицитно, потенциально, словно бесплотный призрак бродит она меж живых, лишь иногда проявляясь в наших снах и в таинственных невыразимых прозрениях мистиков. Подлинная небесная любовь как раз и есть тот бесценный дар, который принес Христос людям: «заповедь новую даю вам: да любите друг друга». «Могущий вместить да вместит». До сих пор историческое христианство так и не смогло вместить и понять, а тем более воплотить и реализовать на практике этот христианский идеал, - учение Христа о любви – который так и остался лишь идеалом, бесплотной тенью, «половым безумием». «Подлинная христианская любовь считалась в христианском мире дерзостью, гордыней слишком головокружительного восхождения. Грешному человеку даже любовь не разрешалась как недостойному»[8]. «Нынешним христианам все это кажется если не просто нелепым, то грешным…»,[9] гораздо проще, понятнее и ближе человеку и его привычному родовому сознанию посюсторонний рождающий пол с его эмпирической одномерной достоверностью, в то время, как трансцендентно далекое учение Христа о новой любви и новом соединении слишком несбыточно и сложно, слишком нереально. Однако «привычное» и «понятное» отнюдь не обязательно должно соответствовать истинному и должному, чаще всего все оказывается совершенно наоборот, а мучительные противоречия, связанные с полом и его дисгармониями в наши дни только лишний раз подтверждают это правило.

«Любовь родовая не есть соединяющее утверждение пола, она продолжает лишь дробление. Только личная половая любовь стремится к преодолению разрыва, к утверждению индивидуальности, к вечности, к бессмертию. Это – Афродита небесная. Только личная, вне-родовая любовь, любовь избрания душ, мистическая влюбленность и есть любовь, есть подлинный Эрос, божественная Афродита»[10]. Бердяев говорит о необходимости установить три типа истинной любви: Эрос в собственном смысле слова – «половое индивидуальное избрание, слияние начала мужественного с вечной женственностью в Богом предназначенном конкретном образе»[11]; мистическая любовь и влечение к ближнему – это «и есть то, что называют обыкновенно христианской любовью, это любовное братство во Христе»[12] и, наконец, третий тип любви – ощущение в каждом человеческом существе потенции Образа Божьего и уважение к этому образу. Приведенная типология отражает разные степени и градации единой и всеобъемлющей любви к Богу, потому как истинная цель и подлинный исток всякой настоящей любви – это Бог. Бог есть любовь. Любовь приводит нас к Богу, и всякий любящий в Боге пребывает, по слову Писания. «Высшая форма любви не есть любовь бесполая, бесплотная, не есть высушенный долг и моральная отвлеченность, в основе ее лежит мистическая чувственность, непосредственная радость касания и соединения»[13]. «По мере расширения круга Эрос становится все более отвлеченным, безличным и бесплотным, но никогда не может превратиться в сухой, выдуманный альтруизм, в выполнение мучительного предписания. Всегда ведь остается живым, конкретным объектом любви существо абсолютное»[14]. В этих словах сквозит глубокое понимание Бердяевым неправильности и ущербности общепризнанного в историческом христианстве понимания любви и соответственно ее реализации. Любовь никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть бездушным и отвлеченным долгом – внешним и принудительным выполнением чьей-то воли, и если так происходит, то это уже не любовь, тем более, не любовь христианская.

В философии Бердяева заметное место занимает идея андрогинизма. Он считал, что все мыслители, писавшие о любви, так или иначе обращались именно к этой идее. Исходя из этого, русский философ считает, что христианское учение о новой любви это и есть учение об андрогинном соединении двух ограниченных и несовершенных человеческих существ в одно – единое, целое и изначальное. Именно такой человек-андрогин и являет собой образ Божий. И здесь он вполне согласен со своим предшественником Вл. Соловьевым: «В эмпирической действительности человека как такового вовсе нет - он существует лишь в определенной односторонности и ограниченности, как мужская или женская индивидуальность…»[15] - писал Соловьев. Бердяев воспринимает и по-своему дополняет эту идею: «Андрогинизм и есть окончательное соединение мужского и женского в высшем богоподобном бытии, окончательное преодоление распада и раздора, восстановление образа и подобия Божьего в человеке»[16]. Но идея андрогинизма останется лишь идеей без живой и животворящей, воскрешающей и преображающей силы любви – любви подлинно христианской, христианского Эроса – которая необходима для ее воплощения и реализации. «Через любовь отчужденная женская природа воссоединяется с природой мужской, восстанавливается целостный образ человека. И в любви воссоединение это всегда связано с лицом человека, с единственностью и неповторимостью лица. Поэтому любовь есть путь восхождения падшего человека к богоподобию. В эротике есть искупление полового греха человека, искупление, осуществленное и переходящее в творчество»[17].

Новое откровение о человеке, экспликация его подлинной сущности невозможна вне христианства – вне подлинно христианского творческого Эроса, христианского андрогинизма, смысл и сущность которого столь напряженно и страстно пытался отыскать русский мыслитель Н.А. Бердяев. Нам же остается лишь внимать ему, стараясь осознать, а если возможно, и продолжить начатое им великое дело в надежде на то, что Эрос христианский поможет нам разрешить вековечный вопрос человечества – вопрос о природе и сущности человека. Многое из написанного Бердяевым по поводу христианского Эроса может выглядеть странным и фантастическим, многое может показаться ужасающей ересью, однако, нельзя отрицать справедливость указанных русским философом противоречий учения и практики ортодоксального христианства в отношении любви, ее роковое бессилие, а ведь это центральное, основополагающее, что есть в христианстве, и очевидно, что так не должно быть, ведь совсем не о том и не так учил Христос. «Кто разгадал Эрос христианский?» - вопрошает Бердяев, и нужно признать, что в своей мистической глубине подлинная сущность христианской любви до сих пор остается невыясненной, невыявленной, и нам остается лишь надеяться на то, что это дело будущего – будущего, в которое может и должна внести свой вклад уже сейчас современная философская антропология и современное православное богословие.

Литература

1. Бердяев Н. А. Самопознание (опыт философской автобиографии). – М.: Междунар. отношения, 1990. – 336 стр.

2. Бердяев Н. А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека / Н.А.Бердяев. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2004. – 678, [10] с.

3. Бердяев Н. Эрос и личность: Философия пола и любви. – СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2006. - 224 с.

4. Русский Эрос, или философия любви в России/ Сост. и авт. вступ. ст. В.П.Шестаков; Коммент. А.Н.Богословского. – М.: Прогресс, 1991. – 448с.: ил.

[1] Метафизика пола и любви // Бердяев Н. Эрос и личность: Философия пола и любви. – СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2006. - с.70.

[2] Бердяев Н. А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека / Н.А.Бердяев. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2004. – с.634.

[3] Метафизика пола и любви // Бердяев Н. Эрос и личность: Философия пола и любви. – СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2006. - с.28-29.

[4] Там же: c. 30.

[5] Там же: с.30.

[6] Там же: с.31

[7] Там же: с.33-34.

[8] Бердяев Н. А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека / Н.А.Бердяев. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2004. – с.197.

[9] Мережковский Д.С. Тайна Запада. Атлантида-Европа/ Д.С. Мережковский. – М.: Эксмо, 2007. – с.373.

[10] Метафизика пола и любви // Бердяев Н. Эрос и личность: Философия пола и любви. – СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2006. - с38-39.

[11] Там же: с.68.

[12] Там же: с. 69

[13] Там же: с. 69.

[14] Там же: с.69

[15] Соловьев Вл. Смысл любви // Русский Эрос, или философия любви в России/ Сост. и авт. вступ. ст. В.П.Шестаков; Коммент. А.Н.Богословского. – М.: Прогресс, 1991. – c.41.

[16] Бердяев Н. А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека / Н.А.Бердяев. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2004. – с.197.

[17] Там же: с.197.

Дата добавления: 2015-07-20