Земляной вал

Даже и теперь ещё заинтересованный исследователь может отыскать в архивах общества «Фортуна», что покоятся в некоторых помещениях бывшей Государственной Публичной Исторической Библиотеки, старый, но хорошо сохранившийся вследствие равнодушия читателей и радушия архивариусов экземпляр литературного альманаха одного из Университетов. Этот выпуск увидел свет в 2011 году, в мифические с сегодняшней точки зрения довоенные времена, когда всего было навалом, да мимо. В скрупулёзно оформленном издании среди прочих студенческих опусов был помещён рассказ ни много ни мало Никиты Андреева, ведущего научного сотрудника нашего общества. Оный Андреев дико порадовался тому, что его старинный труд заново обретён после случайной утраты в военное время.

Итак, рассказ «Земляной вал» был обнаружен доблестными библиографами общества «Фортуна» 6 ноября 2045 года в ходе инвентаризации книжных, журнальных, газетных и прочих документальных богатств, накопленных за годы Смуты в дополнение к уже имевшимся фондам ГПИБ. Так распорядилась наша покровительница Фортуна, что взгляд одного из сотрудников зацепился за Братство Мастеров, упомянутое на случайно открытой странице.

Никита Андреев разразился воспоминаниями по поводу своего рассказа, не преминув сослаться на молодость лет и вытекающую из этого стилистическую кривизну. Он также сообщил, что иные вещи утрированы и вообще он не знал тогда, что многие его пророчества возьмут да и сбудутся спустя исторически неуловимый срок. Итак, вот текст «Земляного вала», подготовленный нами к публикации в «Вестнике Фортуны».

***

Из мутного, тёмного, каменистого варева земли вырастают и тянутся к небу, пропитываясь им, бесчисленные человеческие города. С начала времён человек тосковал по солнечным, прозрачным просторам, пытался выбраться из липкого плена хлипкой своей инстинктивности. Ход этой работы запечатлен в слоёном архитектурном пироге, известном как Город.

Веками трансформировалось общественное сознание, веками проецировалось оно на механизмы воспроизводства культурного пространства, определяющие архитектурный облик Города. Процесс этот ведёт к росту Городов, но протекает он, как известно, со скоростью весьма различной, смотря по тому, стоит ли Город на средоточии теллурических токов или в нейтральной точке. Ошибочно, кстати, думать, что метрополитены и прочие серьёзные подземные коммуникации были прокопаны под мегаполисами только лишь для решения транспортных и коммунальных проблем или в качестве убежищ. Смелые умы полагают, что перемещения земной мантии мало того, что влияют на геомагнитный фон, но ещё и определённым образом искажают пространство, так как масса и пространственная геометрия взаимосвязаны. Соответственно, если в глубоком подземелье установить какую-нибудь Установку…

Впрочем, это всё тайны, покрытые сырым подземельным мраком, поэтому оставим своё любопытство до той поры и того времени, когда все они вынырнут на поверхность. Загадок у нашего Города, первопрестольной Москвы, хватает и без секретных подземелий, причём некоторые загадки из области метафизических умствований перекочевали в повестку дня, так как человек-мутант в своём безрассудстве копнул слишком глубоко в направлении электрокабеля.

Я уже упоминал о воспроизводстве культурной среды Города. Этот процесс поддерживает связь времён, именно благодаря ему каждый житель Города может воспринять мудрость, накопленную его предками, как свою. То, во что поколения наших предшественников вкладывали труд и душу, время и силы, то, что они одухотворяли, перенося на него свои представления о разумном и прекрасном – архитектурный комплекс Старой Москвы – разрушается ныне бездумно и безответственно поколением манкуртов. Памятник важен не потому, что хранит память о чём-то, будь то величие прошлого или его эстетическая прелесть, вовсе нет. Памятник – это и есть сама память народа, которую не запихнёшь в книжки по истории или в семейные мемуары. То, что для предков было единственной реальностью, дорогим их бытием, кроме которого ничего и не может быть у человека, взирает на нас, прошедшее сквозь века и бури истории.

Старые вещи, особенно такие крупные, как памятники архитектуры, аккумулируют реальность бытия, его существенность и ощутимость. Каждый новодел со временем становится памятником, но смена архитектурного покрова должна быть очень медленным процессом, так как уничтожение огромных кусков реальности в краткий срок и подмена их пустотелыми призраками приводит к сомнамбулизму народа. Это явление подобно так называемому синдрому недосмотренных снов, когда человек, окружённый призрачными порождениями своего истерзанного ума, теряет ощущение реальности и приближается из-за этого к сумасшествию. Памятник хранит чью-то память о детстве, поэтому необходимо сохранять все элементы архитектурного облика старше пятидесяти лет.

На наш день ситуация в сфере охраны памятников такова: под давлением общественности капиталисты-застройщики иногда соглашаются не трогать памятники, обладающие особой эстетической, исторической и культурной ценностью, но убедить их в нужности вообще всех памятников невозможно. Очень трудно доказать, что памятники ценны как комплекс, который в определённом смысле является текстом, содержащим культурную и историческую память народа и обеспечивающий само существование этой памяти. Доблестные рыцари Архнадзора сражаются как могут за сохранение Старой Москвы, интуитивно ощущая исключительную важность своей миссии, но не будучи в силах подобрать достаточно веские аргументы против своих врагов. В самом деле, скажет застройщик, ну вот этот древний храм мы трогать не будем, он красивый и вообще, но вот эти-то доходные дома… Ничего ведь особенного, почему бы на их месте не построить такой элегантный и удобный бизнес-центр? И даже так называемая градозащитная революция нового мэра не изменила сути вещей, потому что заполонившие Москву кочевники солидарны со своими хозяевами.

Бесполезно увещевать тех, кто груб и глух к тихим напевам мироздания. Они уже первые вступили на путь сомнамбулического саморазрушения, увлекая по этому пагубному пути всё новых и новых людей. Ширится материальная, энергетическая и информационная мутация нашего этноса, погрязает он в генетическом мусоре, собирая презрительные взгляды соседей…

Как бы то ни было, время городских легенд уходит под натиском прагматического «гуманизма» и рационализма, но уходит оно по-английски, не прощаясь и громко хлопнув дверью. Например, одна из легенд гласит, что за каждой наглухо запечатанной, забитой, заваленной дверью таится Нечто, в каждом законопаченном со всех сторон строении, за каждым потайным лазом скрывается Тайна. Слухи эти разжигаются, с одной стороны, коренными жителями центра, а с другой – диггерами и прочими сталкерами. Многие шёпотом сообщают, что попадали в аномалии и порталы, когда из одной точки города через не виденные до того ни разу дворы, подворотни и пустые переулки попадали совсем в другую его часть, при попытке же пройти обратно обнаруживалось, что переулок ведёт туда, куда ему и положено по карте. Эти аномалии легли в основу идиомы: «Москва перестраивается, причём сама по себе».

Все эти вещи заинтересовали меня во время столь любимых мною прогулок по Москве, но сам я в аномалии не попадал и томился этим начиная с некоторого времени. Лишь изредка мне случалось открывать совершенно неожиданные локации, проходя по стократно изученным маршрутам, и эти редкие открытия лишь разжигали мою жажду Чуда. Самым крупным, пожалуй, можно назвать Эшеров переулок в районе Покровки, но это всё же немного не то. И вот недавно мне выпала возможность не увидеть, но, во всяком случае, услышать одну захватывающую историю, достоверность которой подкреплялась обильной документацией и фотографиями.

Это произошло в один из жарких майских деньков сего года, в подвале Дома-Утюга, недавно переоборудованного энтузиастами под культурно-выставочное место по типу Винзавода. Я к тому времени уже был завсегдатаем клуба «Мастерская», где скапливались в основном люди из Архнадзора, среди которых в последние годы стали затёсываться довольно загадочные личности. Одна из таких личностей в тот достопамятный день проводила в клубе выставку под названием «Тайна Земляного вала». Личность была мужчиной лет сорока с обликом сумасшедшего профессора, что полностью отвечало тому, что он рассказывал и показывал недоверчивой публике. Как я знал, этот смутный тип вступил в Архнадзор всего несколько месяцев назад и тут же начал подводить подо всё какую-то мистическую подоплёку. Имени я его не помню, его все называли Доком. Кажется, это связано с тем, что фамилия его была Докучаев, а может, и нет.

Как бы то ни было, но выставку он организовал умело и увлекательно, если не сказать: шокирующе… Сначала в тёмном зале, уставленном стульями, было создано такое освещение, что кроме сцены и самих стульев не было видно ничего из того, что было развешано по стенам. Приглушённого света хватало лишь на то, чтобы занять места и различать фигуру выступающего.

– Товарищи по Архнадзору, паладины Старой Москвы, я рад приветствовать вас в этом зале! – начал Док. – Сегодня я поведаю вам легенду из трёх частей и продемонстрирую документы и материалы, подтверждающие её истинность…

Мистический полумрак и атмосфера клуба, расположенного в самом сердце сердца города, действовали на нас гипнотически, и мы проваливались в ту причудливую реальность, которую создавал для нас рассказчик…

Известно, вещал он, что Москва буквально нафарширована аномалиями. Их можно встретить снежной зимой, когда сугробы тяжёлой периной укутывают старые стены и хороводы снежинок кружат таинственный танец в источающем тишину свете фонарей, окон и фар; в непонятное можно угодить промозглой осенью, когда набрякшие влагой фасады нависают гулкой громадой и чёрные деревья наводят тоскливые мысли о смерти и бренности; чудеса можно заприметить стремительной московской весною, когда город маскируется торопливой зеленью и всё быстрей циркулируем по нему мы, влекомые солнечным ветром. Но, разумеется, подлинный сезон для охоты за аномалиями – знойное белокаменное лето, когда каждое окно, каждый подъезд, каждая водосточная труба хитро щурятся на солнце, а ночами потусторонним порождением Тартара – тысячеглазым Аргусом – таращатся тёмные окна оставленных на ночь зданий. И кто знает, что скрывают за собой эти окна в ночной час – окна строений, заколоченных, запертых, запечатанных со всех концов… Далеко не так велика вероятность увидеть там запорошенные строительным мусором комнаты с драными обоями, уж поверьте…

Тайна же, по поводу которой была организована выставка, берёт своё начало в двадцатых годах двадцатого же века. 16 сентября 1926 года к Кащенко прямиком из подвалов известного здания на Лубянской площади был доставлен седой и дёрганый человек. Его фамилия была Костюченко, и был он представителем коммунальных служб Рогожско-Симоновского района города Москвы. Согласно попавшим в распоряжение рассказчика документам (копиям), обстоятельства помешательства Костюченко позволяют говорить о серьёзной городской аномалии, которую с тех пор посвящённые называют тайной Земляного вала…

Итак, 1 сентября 1926 года Костюченко, поддавшись на уговоры своего эксцентричного коллеги, кормившего сослуживцев московскими легендами, взял с собой двух матёрых, бородатых, истинно московских дворников и отправился с ключами к небольшому строению, которое ныне, к счастью, уже не стоит на своём месте. А тогда оно располагалось в недрах пространства, очерченного улицами Воронцово Поле, Земляной вал, Обуха, а также рекой Яузой, на территории нынешнего НИФХИ. Дом представлял собой небольшую хозяйственную постройку, одиноко стоящую на пустыре. Окна, разумеется, были замазаны грязно-белой шпаклёвкой изнутри, на двери без ручек висели амбарные замки, подвальные окошки были вовсе забиты досками. Неугомонная компания искателей приключений на свою пятую точку воспользовалась ключами, принесёнными дворниками, дверь отворилась, и четверо храбрых вступили во тьму, дабы развеять скуку, в коей прозябали годами, а также лишний раз увериться в превосходстве социалистического человека над всем иным-прочим мирозданием, включая старорежимные суеверия.

Описание дальнейших событий, очевидно, и навело сотрудников ГПУ на мысль препоручить Костюченко в руки богоугодного краснознаменного заведения, потому что слишком уж противоречило это описание научному материализму, и при этом слишком уж буянил рассказчик, вспоминая о том дне. Как бы то ни было, в протоколе приводится текст примерно следующего содержания.

Как только Костюченко сотоварищи оказались внутри, дверь за их спинами со скрипом захлопнулась, и каков же был их ужас, когда, обернувшись, они никакой двери не обнаружили! Рассказчик отверг предположение следователя, что во всём виновата темнота, так как, по его словам, помещение было освещено неверным светом фосфоресцирующих грибов и плесени на стенах. Сами стены и вообще вся внутренность помещения повергли пролетарских сталкеров в ужас: изнутри небольшой прямоугольный домик оказался сырой пещерой далеко не прямоугольной формы, а на месте двери у стены высился каменный цилиндр, сверху увенчанный чем-то типа чаши, из центра которой торчал каменный же шип длиной порядка тридцати сантиметров. Под воздействием дурманящих испарений Костюченко сообщил товарищам, что это портал обратно, что в этом измерении все двери выглядят подобным образом и то, что мы видим, – не более чем отображение привычной внутренности человеческого дома в данном наборе измерений. Причём чтобы пройти через это устройство, надо взять в щепоть острие шипа и произнести мысленно следующую формулу: «Ыврзёкию шкэзь к Маштизш». Тогда тебя затянет в некий круговорот и ты вновь окажешься в Москве, перед заброшенной хозяйственной пристройкой.

Тут бы исследователям и попробовать на деле обретённый ключ к спасению, но обладание ключом этим, напротив, погасило в их сердцах страх, и они стали оглядывать потустороннее помещение. На полу, как оказалось, были разбросаны среди камней свитки с неведомыми письменами, а также различные металлические безделушки культового вида. Дворники подобрали и распихали по карманам несколько вещиц, материал коих отдалённо напоминал золото, дабы потом снести добытое в торгсин и попытать счастье.

Привыкнув к призрачному полумраку, глаза отважных работников МУНИ выхватили лестницу, с обтёсанными гладкими ступенями, вдоль которых струился туман. За лестницей обнаружилась развилка. Влево шёл длинный узкий коридор, поворачивающий куда-то через несколько десятков метров, справа в некотором отдалении угадывалась ещё одна лестница, спускавшаяся неведомо в какие пропасти земли, а прямо перед людьми зияла пыльная комната с обломками мебели, строительным мусором и замазанными изнутри окнами. Очевидно, это было то помещение, которое только и могло быть возможным внутри такого строения, а всё остальное было необъяснимым и ужасающим архитектурным паразитом.

Тем не менее, советским безбожникам всё было нипочём. Убедившись в унылости нормального человеческого помещения, они пошли направо и осветили фонарём то, что находилось у подножия широкой, но словно обрушивающейся вниз лестницы. Там оказалось нечто, напоминающее метрополитен (Костюченко по фотографиям знал, как это выглядит). Платформа была задушена какими-то лианами или щупальцами, рассмотреть было при таком освещении трудно, да и воображение разыгралось у всех не на шутку. Впоследствии Костюченко уверял следователей, что видел на рельсах поезд, но никаких подробностей привести не смог.

Пока четверо мужчин взирали с лестницы на неведомо кем и когда возведённую станцию, поросшую дьявольской змеевидной растительностью, от стен пошла какая-то странная вибрация, от которой у Костюченко, с одной стороны, начало колотиться сердце, а с другой, он со своими спутниками начал впадать в болезненный тревожный транс. Оставив остальных созерцать станцию, Костюченко зашагал в оставшийся неизученным коридор, погружаясь в самое чрево Неведомого. Пропетляв по нему сколько-то, он оказался перед алтарём, по сторонам которого тонкими зелёными языками пламени лизали мглистый воздух ажурные стрельчатые светильники. За алтарём стоял толстый бочкообразный идол высотой в метр, с одним глазом и двумя пастями одна под другой. У идола были коротенькие ручки и крылышки, а опирался он на густое сплетение щупалец. Весь облик скульптуры внушал отвращение и какой-то липкий мистический ужас, усугублявшийся зловещим и парадоксальным жизнеподобием чудовища.

Слева от алтаря в стену было вписано каменное колесо, состоящее из концентрических кругов, сплошь покрытых письменами, а справа… Опустив взгляд и увидев самое кошмарное, пожалуй, в своей жизни зрелище, Костюченко истошно завопил и бросился бежать к выходу. В протоколе ГПУ отмечается, что допрашиваемый смог описать последовавшие за тем молниеносные события лишь с четвёртого раза, а до того впадал в истерику и начинал вещать на неведомом языке что-то типа: «Кё кдэ би тзиба, кид кдэщ лусзев Кэнарио Фэйшби!» В итоге, однако, выяснилось следующее.

Справа от алтаря стоял идол-зверь, пятиногий и с непропорционально крупной головой, большую часть которой составляла челюсть, остальное же было покрыто щупальцами, на оконечностях которых можно было различить что-то вроде глаз. Буквально через минуту после того, как Костюченко приблизился к алтарю, каменное колесо начало вращаться всеми своими концентрическими кругами в шахматном порядке, пятиногий идол ожил и погнался за Костюченко. Тот, однако, мчался достаточно быстро, чтобы добраться до исходного помещения перед порталом, куда уже сбежались его товарищи, вырванные из оцепенения истошными воплями коллеги. Впрочем, преодолеть десяток метров, отделявших горе-сталкеров от спасительного выхода, оказалось очень непросто. Все движения будто вязли в патоке, как это бывает в кошмарах, и расстояние до цели то сокращалось, то растягивалось, будто пространство было сделано из резины… Один из дворников добрался до шипа первым, но не смог выговорить формулу правильно и беспомощно шепелявил: «Ыфрёзка, штэфь, маштыш…». Тем временем хищное чудище настигло людей. Косноязычный дворник был схвачен, под кожу его чудовище продело шипы, торчащее из сочленений его лап, и резко отдёрнуло обратно к лестнице, где, к вящему ужасу остальных, показался ковыляющий бочкообразный Идол. Приблизившись к зафиксированному дворнику, Идол нижней пастью впился ему в череп, который от этого с хрустом проломился, обнажая пульсирующий розоватый мозг, который тут же был заглочен верхней пастью чудовища.

В следующие несколько минут та же история повторилась с остальными спутниками Костюченко, сам же он добрался, наконец, до портала, произнёс правильные слова и очутился снаружи. Оглянувшись, он увидел запечатанную амбарными замками дверь без ручки, но теперь ему казалось, будто это морщинистая морда чудовища, которое хищно ухмыляется ему. На дворе стоял тихий вечер, какие часто выдаются бабьим летом, но Костюченко этот факт не успокаивал. Он пошёл куда глаза глядят и был задержан на Яузском бульваре милиционером, прямо как Иванушка Бездомный. Через несколько дней состоялся допрос, после которого дети Феликса Эдмундовича нагрянули в описанный Костюченко дом, сняли замки и проникли внутрь, где обнаружилось лишь замусоренное помещение и три деревянные куклы со сточенной верхушкой головы. Будучи людьми рациональными, сотрудники органов не увязали найденное с тремя пропавшими пособниками Костюченко, которые были объявлены в безуспешный розыск. Через десять дней задержанный был доставлен в лечебницу, а по прошествии года товарищей его признали без вести пропавшими.

На этом месте докладчик решил сделать перерыв. Хитро направленные лампы выхватили из темноты несколько стендов, на которых мы увидели копии протоколов ГПУ и досье Костюченко, а также фотографии загадочного строения, снаружи и внутри. Были также и фотографии кукол, некрашеных, грубых и каких-то помятых. Всё представленное наводило на вопрос, который и задал Доку один из наших:

– Откуда у вас такие документы?

– От одного моего покойного друга, – спокойно ответил Док, – а вот откуда они у него, я вам расскажу чуть позже.

Через несколько минут народ расселся по местам, и Док продолжил свой зловещий рассказ.

После того, как дело Костюченко ушло в архив, о происшествии все накрепко забыли на двадцать лет. Но после войны, когда в советских руках оказались архивы СС, в том числе исследования мистического и психотропного характера, Сталин и прочее руководство нашей Родины заинтересовались этой тематикой, тем более что мир оказался на пороге новой войны. Компетентные органы изучали немецкие источники, проводили собственные изыскания, копили оккультный опыт. Понемногу они начали прозревать относительно истинной структуры городского пространства; Метро-2 и прочие секретные подземные сооружения строились уже с учётом этих подозрений. На градостроительстве это, к сожалению, никак не сказывалось, потому что признание истинного положения дел с памятниками архитектуры полностью подорвало бы советский строй, основанный на «новом гуманизме». Но как бы то ни было, в 1952 году некий отдел НКВД наткнулся в архивах на дело Костюченко и моментально сделал стойку. Майор Харламов, возглавлявший отдел, отыскал Костюченко, который до сих пор благополучно сидел в Кащенко, и задал ему несколько вопросов, которые остались неясны ему после изучения протоколов.

Костюченко не только не испугался майора, а даже обрадовался, что кому-то интересно, и сообщил, что среда 1 сентября 1926 года, как он теперь понимает, была не простым днём. Пока он сидел в психушке, он вычислил, что сумма номера дня недели с числом и номером месяца и с каждой цифрой года в день трагедии составила 31. Соответственно, чтобы попасть в потусторонний мир, надо выбрать дату с такой же суммой. Кроме того, увещевал Костюченко Харламова, если будете устраивать туда поход, позаботьтесь, чтобы дверь не закрывалась, чтобы снаружи кто-то дежурил и чтобы все были в прямой видимости друг от друга, это важно. Отделавшись от полоумного старика, майор покинул дом скорби с мыслью о том, что не зря этого придурка сюда упекли.

Тем не менее, рекомендациями старца Харламов не пренебрёг и для экспедиции был выбран день 1 августа 1952 года, пятница. Отряд из 31 человека был экипирован и подготовлен к походу в Неведомое, но так вышло, что сам майор Харламов по доносу попал в непонятное и больше его никто не видел по эту сторону лагерей. Соответственно, отдел распустили, и дело заглохло.

Вновь об этом заговорили в верхах только в семидесятые, когда американцы общались с пришельцами на секретных базах, а Холодная война требовала всё более утончённых решений. Дело Костюченко с комментариями Харламова вновь было потревожено, но теперь этим уже занималось ГРУ, и подход у этого ведомства был весьма серьёзный, особенно в те годы, под руководством генерала Ивашутина. Из Пятого и Восьмого управлений было набрано 70 бойцов и прочих сотрудников, так сказать, с запасом. В день операции, в среду 3 апреля 1974 года, к ветхому строению близ Земляного вала на рассвете стали походить группами сотрудники ГРУ. Когда все были в сборе, подступы ко двору были оцеплены, автоматы, фотоаппараты и кинокамеры расчехлены, замки сняты. Когда дверь распахнулась, за ней оказалось сплошное непроглядное марево тумана, так что оценить интерьер, не входя в него, было невозможно. Заклинив дверь досками, десять бойцов в бронежилетах и со штурмовыми винтовками на перевес по одному проникли в здание. Через несколько минут сквозь туман донёсся искажённый голос их командира, сообщающий, что всё чисто и потусторонняя пещера действительно на месте.

После этого 50 человек с аппаратурой, приборами, прожекторами и опять же автоматами вторглись в дом, оставив десяток сотрудников снаружи для страховки. Как только все оказались внутри, обнаружилось, что зловещий цилиндрический портал занимает положенное ему место, а никакой двери, открытой или закрытой, и в помине нет. Что ж, объявил начальник экспедиции, полковник Желудев, значит, будем ломать язык фразой «Ыврзёкию шкэзь к Маштизш». Возражений это ни у кого не вызвало, потому что все заранее натренировались.

Первым делом группа принялась собирать буквально всё, что можно было подобрать, отодрать и соскоблить: манускрипты на полу, грибы и плесень на стенах, образцы камней… Тем временем та самая авангардная десятка спецназовцев отправилась с оператором на загадочную станцию. Там действительно на рельсах, заросших отвратительными белёсыми лианами, покрытыми мхом и плесенью, стоял электропоезд невиданной модели. Только люди ступили на платформу, как обнаружилось, что она кишит странными насекомыми и членистоногими. Некоторые формы выглядели так, будто прибыли с другой планеты. Пока подоспевшие собиратели образцов расползались по станции, бойцы сошли на пути и направились в единственный свободный от биомассы туннель.

По мере продвижения в толщу неизвестно каких недр бойцы заметили, что пространство начало странным образом искажаться. Сняв оружие с предохранителей, отряд с повышенной осторожностью продолжил путь и вскоре оказался по ту сторону туннеля. Зрелище открылось причудливое и гнетущее: вместо неба и горизонта виднелись бесконечно далёкие, словно бы цинковые стены, а на переднем плане, метрах в двадцати от разведчиков, располагалось что-то вроде заброшенных торговых павильонов, заваленных тяжелой темно-серой пылью и металлоломом. От удручающих металлических конструкций исходило наводящее головную боль и смутную тревогу жужжание, галлюциногенным действием которого и объяснялись потом в официальных документах дальнейшие события.

Пока оператор раскладывал своё съемочное оборудование, на прилавках торговых палаток началось пугающее движение. Железяки и прочий хлам стали вести себя так, будто кишели мелкими и средних размеров тварями, издающими противные высокочастотные и в то же время скрежещущие звуки. История умалчивает, у кого первого сдали нервы, но как бы то ни было, бойцы открыли огонь по прилавкам. Никакого действия на предполагаемых существ это не возымело, и командир отряда приказал прекратить стрельбу и не тратить напрасно патроны. Сам же он в каком-то трансе сделал у глаз странный жест рукой, который, подчиняясь внезапно навалившемуся стадному инстинкту, повторили все остальные. Кинокамера запечатлела увиденное: с восприятия словно бы сорвали завесу, и мир предстал в своём истинном виде. Бойцы обнаружили себя стоящими посреди гигантского древнего города, простиравшегося до горизонта во все стороны, под небом фиолетово-зелёного мерцающего цвета. Торговые ряды действительно оказались таковыми, но только не заброшенными, а полными жизни. Жизнь эта наводила на мысли о Лавкрафте и Звёздных Войнах одновременно…

Но настоящий шок закалённые разведчики испытали тогда, когда обернулись и увидели, во что превратился выход из туннеля. Изначально это место выглядело как пролом в стене, над которой высились бесформенные каменные глыбы высотой примерно с двухэтажный дом; теперь же вместо стены там громоздился колоссальный дьявольский зиккурат, образованный гигантскими розоватыми щупальцами метров двадцати в обхвате. Щупальца росли из земли и уходили в пёстрое небо, пока не сходились в вершине пирамиды, над которой вращалось мерцающее облако непонятного цвета. Поперечные более тонкие щупальца образовывали на теле зиккурата широкие лестницы, по которым двигались неописуемого вида твари, постоянно меняющие размеры и форму. Судя по прямохождению и наличию одежды, это и были жители чудовищного города.

Не дожидаясь развития событий, разведчики повторили магический жест, вернулись в относительно нормальное измерение и устремились обратно в туннель. Когда они добрались до станции, выяснилось, что экспедиция уже в ловушке. Бойцы поняли это, когда бросили взгляд на исследователей, всё ещё собиравших экспонаты на платформе. Несмотря на то, что внешне люди выглядели как обычно, их облик будил параноидальный страх и ощущение чужеродности и непонятности, как будто из-под кожи их вот-вот начнут вылезать пришельцы. Это чувство знакомо многим по кошмарам, возникает оно также под действием определённых наркотиков. Оценив опасность сложившейся ментальной обстановки, командир (Белеутов его фамилия) приказал всем, включая пугающих людей на станции, выдвигаться на выход из объекта. Стараясь не смотреть друг на друга, сотрудники ГРУ организованно покинули станцию и прошли к развилке коридоров.

Здесь уместно будет сообщить, чем занимались всё это время остальные участники экспедиции. Информацию об этом мы можем черпать только лишь из расшифровки диктофонной записи, нескольких фотографий и на основе сопоставления фактов. Итак, картина представляется такой: двадцать человек, включая полковника Желудева, отправились к Идолу. Все они, включая операторов, были вооружены и ничего не опасались. Тем не менее, самоуверенность не пошла им на пользу: при попытке демонтажа идола каменное колесо пошло вращаться, малый идол ожил, гипнотическая дурнота возникла. Бойцы, разумеется, открыли огонь, что их и погубило: стены и сами идолы были настолько прочны, что рикошеты от пуль скосили половину отряда, включая полковника, остальные же бросились наутёк. Но когда все те несколько десятков человек, что ещё уцелели, скопились в пещере у выхода, настала кровавая развязка, неотвратимая, как падение сосульки на новую машину.

Выяснилось, что умы из ГРУ недооценили опасность пространственно-временных аномалий. То ли пещерка разрослась, то ли люди сжались, а то ли это всё гипнотический транс и галлюцинации, но как бы то ни было, вместо густой толпы образовалась толпа коллоидная: вроде бы все рядом, а ни до кого не дотянутся и не докричаться, и каждый шаг будто шаг на месте. Стрельба по подоспевшим идолам ни к чему хорошему вследствие рикошетов не привела, и выжившие заторопились наружу. Образовалась паническая давка у портала, и в итоге выбраться удалось лишь восьмерым разведчикам, включая командира Белеутова. Они вынесли, впрочем, одну из телекамер, два фотоаппарата и кейс, набитый находками. Остальные же, бывшие внутри, были скальпированы, ибо время для них замедлилось, и не убежать им было от пронырливого чудища.

Как мы помним, снаружи дежурил десяток сотрудников. Они приняли очумевших коллег и препроводили их в штаб-квартиру ГРУ, что на окраине Ходынки. Там спустя несколько дней был сформирован подробный рапорт обо всём случившемся. Генерал Ивашутин первым делом захотел взорвать сатанинское здание, но вмешалось Политбюро, которое приказало оставить всё как есть до лучших времён, быть может, по мере развития технологий и науки рабоче-крестьянское правительство сможет найти какое-то применение таящимся там силам. На том дело и заглохло, уйдя в архив.

– А сейчас, – обратился к нам Док, – я предлагаю вам передохнуть и осмотреть вторую часть экспозиции, после чего я расскажу вам, наконец, финал этой истории и дам объяснение, откуда я знаю все эти гостайны.

Снова все зашевелились, выходя из транса, снова жахнула подсветка, являя взорам нашим вещи несусветныя зело. Со стен взирало на нас безумие: беззвучным ужасом сочились сухие официальные протоколы и отчёты, с фотографий глядели ополоумевшие лица людей в форме, ползали неслыханные мерзкие членистоногие, и стоял на станции дьявольский состав, и угрюмо молчали потусторонние торговые палатки… К счастью для нашего рассудка, ни Идолов, ни трупов, ни кошмарного инопланетного города не было показано. Это дало нам возможность прибегнуть к спасительному скепсису и выразить сомнение в подлинности материалов. ГРУ своими тайнами не разбрасывается, а тут чёрт знает что, да и вообще.

Не предоставив нам возможности выйти на улицу и где-нибудь передохнуть, кушая, Док рекомендовал всем рассесться по местам и слушать дальше. На этот раз он повёл речь об одном своём покойном друге, который был личностью во всех отношениях неординарной и эксцентричной.

…Звали его Василий Шамурин, и с самого детства, пришедшегося на 70-ые годы, полюбил он Старую Москву, благо жил на Земляном валу. Мальчишкой он облазил с друзьями весь центр, не обошёл вниманием и тот самый пустырь, где происходило действие предыдущих частей нашего рассказа. После школы Шамурин поступил в МАРХИ на кафедру скульптуры, где мы с ним и познакомились. Подобно тому злополучному другу Костюченко, он разжигал моё любопытство московскими легендами. Вместе с ним мы, пользуясь статусом будущих архитекторов и скульпторов, глубоко изучили город. В 1982 году мы закончили МАРХИ и разъехались по командировкам: я в Киев, а Шамурин – ни много, ни мало – в Тыву.

В 80-ые мы с ним виделись мало, потому что я занялся изготовлением бюстов Ленина, а мой друг поступил на какую-то закрытую работу, о которой не распространялся никому. Потом началась перестройка, я, стыдно сказать, выпал в осадок, ушёл на дно и начал спиваться от обиды на жизнь. Шамурин же, напротив, вышел в люди, купил дорогую машину и превратился в «нового русского». Он завёл с бывшими силовиками какой-то бизнес, связанный со строительством, и жил явно припеваючи.

Словом, бывший однокашник надолго выпал из моего поля зрения и вновь дал о себе знать только в 2003, но зато как! Я на тот момент уже вышел из маргиналов в приличные люди, вновь занялся скульптурой и дизайном, начал даже организовывать какие-то выставки. На одной из них меня и нашёл Василий Георгиевич, как его теперь все называли. Он появился в выставочном зале хотя и без охраны, но в очень презентабельном виде, который недвусмысленно демонстрировал его принадлежность к элите общества. Радостно поздоровавшись, он провёл со мной дружескую, так сказать, беседу, всё как положено при встрече старых друзей. Оценив мои работы, он попросил меня о встрече у него дома, мол, нужно обсудить один очень важный вопрос. Никаких пояснений на публике он давать не стал, но поклялся, что это очень важно. Я не стал спорить и в назначенное время явился к нему. Как оказалось, он по-прежнему жил на Земляном валу.

Как только за мной захлопнулась дверь, хозяин квартиры изменился в лице столь разительно, как если бы с него сорвали маску. От уверенности Шамурина не осталось и следа: передо мной стоял раздавленный страхом, чуть ли не сумасшедший мужчина, и взгляд его был таков, словно одной ногой он уже стоит в Преисподней. Не задавая лишних вопросов, я предоставил другу высказать всё, что довело его до такого состояния. Скажу сразу, после этой истории я сам чуть не сошёл с ума вслед за погибающим товарищем, но вы, я надеюсь, окажетесь более устойчивыми.

Итак, выяснилось, что в 1983 году Шамурин, по возвращении из Тывы, был вызван в КГБ для профилактической беседы. Он тогда не на шутку перепугался, так как в порыве диссидентского вольнодумства в студенческие годы имел слабость создавать и показывать друзьям скульптурные карикатуры на вождей страны. Мысленно попрощавшись с жизнью, но решив не терять достоинства, он явился на Лубянку и это стало началом его конца, хотя и совсем не в том смысле, в каком он опасался.

Оказалось, что Шамурин заинтересовал генерала Ивашутина, который всё ещё возглавлял ГРУ, в первую очередь как мистик и знаток городских тайн. В одном из кабинетов за железными воротами монструозного здания Шамурин дал согласие сотрудничать с государством в качестве секретного специалиста. Подписав всё необходимое и вторично попрощавшись с прежней жизнью, Шамурин был препровождён с Лубянки на Ходынку, в штаб ГРУ, где его посвятили в тайну Земляного вала. После этого он порвал и без того немногочисленные контакты, а семье сказал, что работает на оборону и точка.

В течение 80-ых годов Шамурин исследовал различные урбанистические тайны, начиная от подземелий Метро-2 и окрестных каверн и заканчивая значением самой городской планировки в качестве связующего звена между теллурическими и космическими токами. В своих изысканиях он добился больших успехов, и у того секретного отдела ГРУ, где он работал, возникли центробежные желания, которые осуществились в начале 90-ых после развала СССР. Злоупотребив уровнями секретности, Отдел Градообустройства стёр следы своего существования и ушёл в тотальную конспирацию, не гнушаясь при этом методами гипноза. Начальником Шамурина стал некий Мастер-Землекоп, в миру сотрудник ООО «Трансинжстрой». По ряду косвенных признаков Шамурин заключил, что его патрон состоял в каком-то очень серьёзном тайном обществе, которое называлось Братство Мастеров и занималось делами столь секретными, что даже Шамурин ничего не смог вызнать.

Как бы то ни было, в годы ельцинизма Шамурин и компания использовали часть своих знаний в коммерческих целях и получили доступ к очень крупным деньгам, но об этом мой друг не распространялся, так как считал это в его нынешним положении малозначительным. Как бы то ни было, сам Шамурин, помимо строительного бизнеса, кормившего всю контору, продолжал свои мистические опыты, в частности, ему удалось найти истинный ключ к проникновению в Здание на Земляном валу. Оказалось, что нумерологическая теория Костюченко – полный бред и то, что она два раза сработала – чистое совпадение. На самом деле попасть в потусторонний мир, а не в пыльную комнату, могут лишь те, кто предварительно побывал в катакомбах под Хитровкой и видел там знаки Азатота за дверью №8. Эти катакомбы известны москвоведам, но о существовании двери №8, которая с неестественной скоростью покрывается маскирующим её мхом и плесенью, знают только самые матёрые диггеры и сталкеры. Собственно, то место находится совсем рядом с нами… но это к делу не относится. Так вот, выяснилось, что безвестный друг Костюченко и полковник Желудёв в означенном месте как раз таки бывали по молодости, поэтому и они, и все, кто их сопровождал в роковой поход, имели возможность этот самый поход совершить.

Узнав это, Шамурин проник в Здание, осмотрелся, собрал мешок кукол-солдатиков с надкушенными головами и благополучно ушёл. Опьянённый безнаказанностью и легкостью проникновения в Неведомое, он стал регулярно наведываться туда, старательно избегая коридора, ведущего к святилищу и не рискуя входить в город чудовищ. Несмотря на подобное сужение интересов, Шамурин добился многого: счистив со стен «прихожей» (так они между собой называли пещеру с порталом на вход и выход) мхи и слизь, он обнаружил барельефы, испещрённые письменами и немногочисленными рисунками. Спустя многие годы Мастер-Землекоп, Шамурин и до сих пор неизвестные никому остальные их пособники частично расшифровали письменность и язык надписей. Выяснилось, в частности, что именно кричал ополоумевший Костюченко на допросе ГПУ: «Вы все на грани, вас всех пожрёт Великая Бездна!» В принципе, с философской точки зрения это не абы какое откровение, но в данном контексте звучит грозно. Остальное, впрочем, расшифровать до сих пор не удалось, да и в любом случае, магической силой это наречие обладало, судя по опытам Шамурина, только в Здании, а в других аномальных местах никакого действия не имело.

Всё бы ничего, но с определённого момента храброго исследователя миров начали мучить странные кошмары. Как образованный человек, читавший Лавкрафта, он сразу сообразил, что стоит за неземными картинами Города Чудовищ, которые являлись ему в разных вариантах в зависимости от фазы Луны. Шамурин сразу понял, что это, мягко говоря, тревожный звоночек, но было уже поздно. Гипнотическая сила неведомых существ была сильнее его воли, и Шамурина влекло из мира людей в мир чёрт знает кого, потому что открыв в любопытстве дверь, уже очень трудно отказаться от приглашения хозяев и не войти в неё. Критический момент настал как раз в 2003 году и именно по этой причине Шамурин и разыскал меня.

Оказалось, что с 2002 с ним начались приступы лунатизма, которые к весне 2003 достигли апогея. Где-то в марте Шамурин обнаружил себя перед входом в Здание, на закате. Не в силах сопротивляться зову, он вошёл внутрь и впервые направился по коридору налево, к Идолам. Он с ужасом отдавал себе отчёт в том, что ничего хорошего это не сулит, но тело не слушалось его, движимое каким-то странным, словно бы инспирированным извне любопытством. В итоге он на негнущихся ногах доковылял до алтаря. Там уже вовсю вращалось каменное колесо, сочащееся огненными прожилками, а Идолы ждали его в ожившем состоянии. Удивляясь себе, Шамурин стал пытаться спасти свою жизнь следующими словами, обращенными к Идолам:

– Пожалуйста, не трогайте меня, я же на вашей стороне! Мне нравится ваш мир, я готов поклоняться лично вам и приносить вам жертвы, так зачем же вам непременно нужно откусывать мне макушку?

На минуту Шамурину показалось, что его предательские по отношению к роду человеческому слова возымели действие: алтарь сменился подвижными картинами, главный Идол преобразился в человекоподобное существо, схожее внешне с джинном-ифритом, и заговорил. Обрадовавшийся было Шамурин по мере этой речи всё больше приходил в отчаяние, осознав безвыходность своего положения. Идол тем временем сообщил, подкрепляя слова изображениями, что в 1982 по земному счёту году Васька Шамурин в Тыве у горного водопада наткнулся в творческих поисках на странного вида камень. Повинуясь нахлынувшему вдохновению, юный скульптор взял резец и принялся прямо на месте высекать из камня окружающий пейзаж. Спустя полчаса работы он с тошнотворной ясностью осознал, что камень, показавшимся ему вначале хоть и не то чтобы гладким, но, во всяком случае, топологически монотонным, на самом деле был покрыт рельефными изображениями различных существ, многие из которых были похожи на Идолов Здания. Самое страшное для юноши было то, что изображения перемещались по камню каким-то неуловимым для глаза и мозга образом, как будто поверхность была трёхмерной, а не плоской, а сам камень таил ещё большее количество измерений. Поборов нахлынувшую звенящую дурноту, Шамурин поспешил прочь от водопада, и вскоре спешно покинул Тыву, благо срок его командировки и так подходил к концу.

Так вот, вещал Идол, ты, ничтожный смертный, успел повредить поверхность священного камня, изувечив несколько моих возлюбленных собратьев, и теперь ты, столько лет осквернявший мой храм своим нечестивым присутствием, просишь какой-то пощады? На этом месте Шамурин каким-то образом смог мобилизовать свои силы и преодолеть животный страх. Он вскинул руки в магических пассах, прокричал несколько известных ему магических формул и кинулся на выход. Судя по всему, магия в Здании была не пустым звуком: Идолы не смогли догнать беглеца, который благополучно достиг портала и спасся через него в мир живых. Отметив разительную смену погоды и времени дня, Шамурин добежал до дома (напоминаю, он жил на Земляном валу) и обнаружил, что прошёл месяц. После этого он, вне себя, наскоро что-то перехватил, собрал копии всех документов, имеющих отношение к тайне Земляного вала, навёл обо мне справки и ринулся на выставку.

Так закончил Василий Шамурин, мой однокашник и друг, свой рассказ. Тут только я заметил, как страшно он преобразился, вновь переживая те события: лицо осунулось, глаза безумно сверкали, а волосы даже как будто поседели на глазах у меня… Как бы то ни было, он передал мне два кейса с документами и сказал, что вынужден был посвятить в тайну кого-то в обход своей конторы, потому что Мастера любят всё засекретить, и если они поумирают, тайна умрёт вместе с ними, что может привести к новым трагедиям. Меня он попросил через 7-8 лет, не раньше, организовать выставку и рассказать обо всём надёжным людям, что я, собственно, сейчас и делаю. После этого я взял чемоданы и мы с Шамуриным вышли из квартиры. Спустившись во двор, Шамурин открыл гараж и, к моему изумлению, облачился в хранившийся там «пояс шахида». В ответ на мой полный ужаса взгляд он сказал: «Я иду в Здание. В последний раз, хехе». Он настойчиво попросил меня не провожать, потому что в таком случае я попал бы в орбиту влияния тёмных сил. Я не имел желания спорить и простился с другом – навсегда.

На другой день, однако, распираемый любопытством, я пошёл к тому самому пустырю и обнаружил там рабочих. От них я узнал, что старая хозяйственная постройка сгорела ночью и от неё остался только остов, который сейчас демонтируют. Одарив работяг денежным эквивалентом недюжинных и забористых напитков, я проник за ограждение и удостоверился лично, что руины ничего особенного не представляют: никаких катакомб, никаких странных объектов или предметов. Не было даже надкушенной куклы, не говоря уж об элементах взрывного устройства. Такие дела.

На этом Док наконец-то завершил свой бесконечный рассказ и подсветил оставшуюся часть экспозиции. В этот момент я пожалел, что досидел до конца, а не ушёл ранее, сославшись на скуку. Несмотря на обвинения в фотошопе и монтаже со стороны некоторых моих товарищей по Архнадзору, всем, по большому счёту, стало ясно, что документы и фотографии подлинные. Желая воспрепятствовать установлению атмосферы ужаса и шизофрении, один из лидеров Архнадзора, присутствовавший на выставке, заявил, что всё вышеизложенное не имеет смысла ни с научной, ни с православной точки зрения, а потому пускай все воспринимают это как художественный перформанс. Эти слова, впрочем, никакого впечатления на нас не произвели, потому что даже сам говорящий не то чтобы излучал уверенность в сказанном.

Но тут из тёмного отдалённого угла вышел мужчина лет пятидесяти пяти, в невзрачном сером костюме и с такой же не привлекающей внимания короткой стрижкой. Неизвестный, которого никто из нас и не замечал до настоящей минуты, подошёл к Доку, взял у него микрофон и представился:

– Здравствуйте, посвящённые, я – Мастер-Землекоп.

Все ахнули, а Мастер-Землекоп закатал рукав на левой руке, обнажив татуировку «М.А.С.Т.Е.Р.» В других обстоятельствах ничей скептицизм не пошатнулся бы от подобного доказательства, но в тот вечер мы не могли усомниться в правдивости Мастера. Как бы то ни было, Мастер-Землекоп продолжил:

– Все документальные свидетельства, которые вы видели, подлинны, но ваш Док вслед за нашим Шамуриным трактует события слишком уж экстравагантно и гротескно. Отделю же сразу пшеницу от плевел: в окрестностях Земляного вала действительно существовала аномалия, но далеко не такая масштабная, как вам кажется…

Как я понимаю сейчас, Мастер-Землекоп, по всей видимости, применял к нам гипноз: его слова действовали слишком уж успокаивающе, слишком легко принимались на веру…

-…не заблуждением является также и то, что в непосредственной близости от вашего подвала можно отыскать знаки Азатота. По нашим новейшим данным, упомянутые знаки представляют собой стационарный артефакт, который вносит специфические и необратимые изменения в энергетическую структуру аджна-чакры, она же «третий глаз». После этого человек, попадая в зону действия любой пространственной либо гравитационной аномалии, начинает видеть красочные фантомы, порождённые воздействием аномалии на аджну-чакру с искажённой структурой. И да, фантомы до некоторой степени реальны, их можно даже заснять на плёнку.

На всех представленных снимках вы действительно видите помещение, которое изнутри больше чем снаружи. Приглядитесь внимательнее: на стенах неровности, которые только при очень большом желании можно принять за барельефы, а насекомые и прочие находки не представляют собой ничего потустороннего: любой опытный диггер встречал подобные формы подземной жизни. Что касается смертей, то тут всё очень просто: гравитационная аномалия – штука, мягко говоря, опасная, и если в неё угодить, то результат будет самый плачевный. Кстати, никаких надкушенных кукол лично я не видел, потому что они, судя по всему, были одним из фантомов.

Что ж, друзья, у нас осталась только одна логическая неувязка: почему те, кто не соприкасался со знаками Азатота, не видели не только «потустороннее» здание, но и даже аномалию? Объясняется это до смешного просто: те немногие, кто заглядывал в Здание и при этом видел там только строительный мусор, так ни разу и не удосужились как следует обследовать помещение изнутри. В отличие от них, я это таки сделал, предусмотрительно отказавшись от искушения посмотреть на знаки Азатота. Так вот, кидание гаек показало, что в дальнем углу была гравитационная воронка, уравновешенная квазивихрями на двух смежных стенах и потолке. Начиная с середины комнаты в поле зрения неожиданно оказывался гигантский зал с несколькими перекрытиям, совершенно, впрочем, пустой, если не считать насекомых в сырых закоулках, обрывков бумаги и гравитационных ловушек, разбросанных там и сям. А что касается Шамурина, то он просто сошёл с ума. Ну бывает такое с людьми, что поделаешь, тем более он и без того был эксцентричный.

Как ни странно, все мы успокоились, услышав подобное объяснение. Даже Док не стал спорить, более того – обрадовался. Приподнятое настроение перешло в ликование, когда Мастер-Землекоп заключил с Архнадзором соглашение, по которому он со своей полусекретной конторой будет нас просвещать по части аномалий и прочих тайных знаний, а мы, в свою очередь, преобразуемся в нечто типа рыцарского ордена.

В тот тёплый майский вечер я со звенящей от причастности к тайнам головой шагал от Хитровки к Кадашам, минуя многолюдную Славянскую площадь, мимо Кремля, через мосты – в Замоскворечье… Пока я шёл и созерцал Москву, во мне зрела какая-то потаённая мысль: это был финальный аккорд моих раздумий об архитектурном терроре, губящем старую Москву, о сущности градоисторической среды и о памяти места…

И только стоя на Большом Москворецком мосту и наблюдая закат, я нашёл слово: ЗЕМЛЯНОЙ ВАЛ! В толще земли, в толще веков, в толще коллективного бессознательного бродит живая масса, вспенивается, движется. Влечёт её притяжение Неба, и встаёт волнами, вздыбливается она девятым валом, валом земляным! И выглядит это с нашей мимолётной точки зрения, из невыносимо лёгкого бытия нашего как земные Города… И намывают эти волны золотой песок, и отливается он в живую городскую ткань, и чем древнее, тем благородней сокровище это, тем ценнее оно. В жизни человеческой много грязи, но вся грязь эта сносится временем, уходит в прошлое, а то, что остаётся – чистое, отборное благо. Старые постройки являются ценными априори, оттого важно следить за их сохранностью.

Боже, как глупы люди! Как мало они видят, как не любят думать! Каким мутантом, каким уродом надо быть, чтобы не чувствовать и не понимать многослойность мира, не видеть в архитектуре текст, а в городской планировке – живую систему? Вы говорите, что прежняя культура изжила себя и поэтому можно сносить порождённые ею сооружения? Но город – это текст, а не культура, и если культура должна быть динамичной, то текст, наоборот, должен быть долговечен. Вы говорите, что предметы, которые вас окружают, нужны только для утилитарных целей? Но всякий предмет несёт гораздо больше информации, чем вам кажется, причём по глупости своей вы упускаете, как правило, именно информацию первостепенной важности. Вы злитесь, потому что вам страшно, а страшно потому, что темно и тупо жить, упуская большую часть бытия.

Но пускай массы коснеют до бесконечности в своём злокачественном маразме – мы, рыцари Архнадзора, сражаемся за себя и за тех, кто хочет, но не может. Мы умны и отважны: мы загоняем систему в сеть противоречий, ловко манипулируя её же собственными законами и правилами. Да и потом, судьба Шамурина и прочих любителей пришпорить город в идеологических или коммерческих целях достаточно наглядно показывает механизмы непосредственной самообороны Города. И если только не случится третья мировая, которой так любит пугать нас Мастер-Землекоп, то со временем мы перешибём обух плетью, и настанет относительная благодать…

***

На этой неоправданно оптимистичной ноте рассказ «Земляной вал» завершается. Так уж вышло, что буквально через две недели после его публикации заявила о себе легендарная группировка «ТЕТРА», существенно дестабилизировавшая обстановку в мире громкими политическими убийствами. Как нам известно теперь, в тот месяц Братство Мастеров закончило проверку человечества «на вшивость» и перестало тормозить социальные процессы, которые в скором времени привели к синхронному обострению локальных конфликтов, что совокупно было признано третьей мировой войной и повлекло за собой Мировую смуту, которая как раз сейчас заканчивается на глазах у общества «Фортуна».

Если же говорить о самом рассказе, то в первую очередь стоит отметить странное переплетение реальности с художественным вымыслом. Так, например, Мастер-Землекоп действительно существовал в качестве лидера ассоциации диггеров, а после войны возглавил соответствующую общину и контролировал значительную часть подземных коммуникаций Москвы и области. В то же время к ГРУ эти диггеры никакого отношения не имели, более того – ГРУ никогда не занималось аномалиями.

Впрочем, Архнадзор действительно в конце 2011 года из общественной организации превратился во что-то типа тайного ордена, потому что с начала уличных боёв в Москве вокруг этого движения сформировалась целая фракция, взявшая под контроль значительное число кварталов внутри Садового кольца. Преемником Архнадзора как фракции в наше время является Старая Слобода, которая за счёт поддержки Мастеров сохраняла независимость и от бандитов, и от военных. В окрестностях Ивановской горки до сих пор, несмотря на политическое воссоединение с Московским государством, сохраняется особый режим, не говоря уж об особом духе. Ну а как движение в защиту памятников Архнадзор ныне существует в виде Архитектурного департамента при обществе «Фортуна».

Также отметим, что образ Здания глубоко символичен и мифологичен. Здание – это архитектурный труп, набитый нежитью и перемалывающий живое. По мысли автора, это такой своеобразный памятник жертвам архитектурного террора.

P.S. Рассказ Никиты Андреева «Земляной вал» опубликован в декабрьском номере «Вестника Фортуны» от 2045 года с целью привлечь ещё большее внимание общественности к восстановлению Москвы.

Дата добавления: 2015-07-20