Читайте также: |
|
Шри Г. В. Суббарамайя был ученым, знатоком писаний на телугу и санскрите, преподавал в колледже Памулапати Бутчи Наиду, г. Нидубролу, который находится на территории современного штата Андхра-Прадеш. Он был из числа тех немногих преданных Шри Бхагавана, кто чувствовал себя совершенно свободно и мог совершать спонтанные поступки в его присутствии. Шри Бхагаван ценил это, и между ними часто происходили задушевные и интересные разговоры. Эта непринужденность и дружеские отношения наводили некоторых на мысль, что Шри Бхагаван относился к нему с особым расположением.
Девараджа Мудальяр, известный юрист и близкий ученик, спросил Шри Бхагавана, как он проводит различия между учениками.
«Например, – добавил Мудальяр, – правильно ли будет сказать, что Суббарамайя пользуется большей благосклонностью, чем другие, и является кем-то вроде первосвященника этого сообщества?»
Шри Бхагаван с улыбкой ответил: «Для меня нет никаких различий. Милость изливается подобно океану, в бесконечном изобилии. Каждый черпает столько, сколько может взять. Может ли жаловаться принесший лишь стакан, что он не может взять столько же, сколько может взять тот, кто принес кувшин[102]?»
Собирая для этой книги воспоминания Шри Суббарамайи о годах, проведенных с Шри Бхагаваном, я уделил особое внимание первым годам. Однако история его отношений с Шри Бхагаваном будет неполной, если не упомянуть последний даршан Шри Суббарамайи, состоявшийся в апреле 1950 г.
«Шри Бхагаван спросил меня: „Чего ты хочешь?“
Я сказал со слезами: „Я хочу свободы от страха“.
Шри Бхагаван, изливая на меня свою милость, ответил: „Я уже дал ее“.
Внезапно я почувствовал, словно с моего сердца сняли огромную тяжесть. Когда я коснулся его лотосных стоп руками и лбом, сквозь мое тело прошла дрожь ликования. Я ощутил погружение в океан покоя и блаженства. Это мгновение, когда Шри Бхагаван своими исполненными милости словами даровал мне освобождение от страха, теперь вечно живет во мне и хранит меня от всех жизненных невзгод[103]».
Мое первое паломничество в Шри Раманашрам состоялось 8 июня 1933 г. из Канчипурама. Я отвез туда мать для совершения церемонии и поехал один в Тируваннамалай. В тот момент я страшно горевал из-за своей первой тяжелой утраты: в декабре мой двухлетний сын умер от остановки сердца – врачи больше ничего не могли сказать.
Более двух лет я читал труды Шри Бхагавана и другую литературу, выпускаемую ашрамом. Меня больше интересовал литературный аспект, чем философский. Меня поразил стиль «Упадеша-Сарам» – произведения, написанного на языке телугу. По простоте, красоте и совершенству классического слога оно ничуть не уступает стихам величайшего поэта, писавшего на телугу – Тикканы. Я был убежден, что тамил, способный писать такие стихи на телугу, получает вдохновение свыше. Я очень хотел увидеть его. Однако после своей недавней утраты я ехал к нему, чтобы обрести покой и утешение.
Первый мой даршан Шри Бхагавана состоялся утром в день моего приезда. Когда наши глаза встретились, с моим умом произошло что-то необыкновенное. У меня было такое ощущение, словно я погрузился в заводь покоя. Я около часа просидел с закрытыми глазами в экстатическом состоянии. Вернувшись в свое обычное состояние, я увидел какого-то человека, опрыскивающего холл, чтобы прогнать насекомых, а Шри Бхагаван молча качал головой в знак несогласия.
Шри Бхагаван разговаривал с кем-то. Поскольку он, как мне показалось, настроен на разговор, я смело задал ему свой первый вопрос:
«В „Бхагавад-гите“ говорится, что смертные отбрасывают свои изношенные тела и обретают новые, так же, как мы выбрасываем изношенную одежду и покупаем новую. Как это применимо к младенцам, чьи тела на момент смерти совершенно новые?»
Шри Бхагаван сразу же ответил: «Откуда вы знаете, что тела умерших младенцев не изношены? Это может быть неочевидно, но если оно не изношено, оно не умрет. Это закон природы».
Этот вопрос приводится в книге «Беседы с Шри Раманой Махарши» (беседа 270, 23 октября 1936 г.). Возможно, проф. Суббарамайя передал этот разговор составителю книги, Мунагале Венкатарамайе, во время одного из своих визитов в ашрам в 1936 г. Когда я прочитал рукописный вариант «Бесед с Шри Раманой Махарши», там было много разговоров, позже пересказанных преданными, а не только диалоги, записанные в тот день. Поскольку в этой версии приводятся дополнительные подробности, я включил ее сюда.
Вопрос: Считается, что люди отбрасывают одряхлевшие тела (джирнани шарирани) и надевают новые (навани). Относится ли это к умершим младенцам?
Бхагаван: Во-первых, вы не знаете, что такое джирнани (старый), а что такое навани (новый). Во-вторых, джирна и нава – относительные понятия. То, что старо для царя, для нищего может быть новым. Истина в том, что отдельное бытие означает состояние воплощенности до момента освобождения.
Таким был разговор с Шри Бхагаваном в мой первый визит. Сразу же после обеда я ушел из ашрама, даже не попрощавшись с Шри Бхагаваном. Я пришел и ушел инкогнито, как будто зашел сюда совершенно случайно.
Когда я пишу эти слова сейчас, через двадцать с лишним лет после нашей первой встречи, я все еще чувствую отблеск того счастья, открывшегося мне на первом даршане. Но чтобы передать это ощущение свободы и радости, я приведу здесь стихотворение, полное ликования, которое я написал вскоре после этого:
Эврика! Я нашел это! Я нашел это!
Недостающее звено этой прочной цепи,
Краеугольный камень этого бесконечного свода,
Разгадку этого кроссворда[104],
Единственный выход из этого порочного круга,
Билет на небесный пир,
Исключительное право на бессмертие,
Доспехи против злого рока,
То, что способно уничтожить смерть.
Я нашел это! Я нашел это!
Точку встречи материи и духа,
Чары красоты, волшебство любви,
Чудесное прикосновение, делающее все живые существа одним,
Первоисточник радости,
Истинный философский камень,
Тайну тайн,
Великий секрет —
Я нашел это! Я нашел это! Эврика!
Хотя Шри Бхагаван во время нашей первой встречи оказал на меня огромное влияние, в следующий раз я приехал лишь через три года, весной 1936 г. В этот раз я принес с собой рекомендательную записку, написанную Шри Г. Самбашивой Рао Гару. Представившись всем в холле, я отдал ее Бхагавану.
Даже не прочитав записку, он кивнул мне и одарил улыбкой, исполненной милости.
«Зачем рекомендация? – спросил он. – Ты уже приходил сюда, ты здесь не в первый раз».
Мое изумление еще больше возросло, когда я почувствовал, как будто бы передо мной сидит мой умерший отец. Сходство было поразительным. Чтобы не списать это на мои фантазии, я могу добавить, что мой двоюродный брат, Шри В. В. Нараянаппа, увидевший Шри Бхагавана позже, сказал мне: «Шри Бхагаван – вылитый мой дядя, твой отец».
Это определило мои отношения с Шри Бхагаваном навеки. Он был не только Гуру, Махарши, Бхагаваном, но также моим отцом. С тех пор я относился к Шри Бхагавану как ребенок к своему отцу – свободно, без страха, как к близкому человеку».
Когда Бхагаван умер в 1950 г., Суббарамайя написал следующее стихотворение в прозе, озаглавив его «Кто вы для меня».
«Мать ли вы для меня? Но какая мать преисполнена такой любви и всепрощения, чтобы кормить грудью в ответ на удар?
Отец ли вы для меня? Но какой отец настолько терпим, чтобы прижать к своей груди блудного сына?
Любовь ли вы моя? Но какая любовь так самоотверженна, чтобы призвать искупительные страдания и смерть, освобождающие любимого?
Гуру ли вы для меня? Но какой Гуру обладает таким неодолимым притяжением, чтобы привлекать к себе души одним лишь своим присутствием, одним лишь воспоминанием, и погружать их в океан покоя и блаженства?
Бог ли вы для меня? Но какой бог настолько милостив и милосерден, чтобы стремиться на помощь и спасать того, кто грешил против Света? Воистину, лишь вам известно, кто вы для меня. О Бхагаван! Ом тат сат!» (Г. В. Суббарамайя, «Удовлетворение любви и другие поэмы», с. 11).
За несколько лет до этого при посвящении мне дали две мантры и установили минимальное количество повторений на каждый день. Я пунктуально выполнял эту практику, но теперь, когда пришел в ашрам, мне не хватало внимания на повторение мантр или исполнение других формальных ритуалов. Через несколько дней меня охватил страх от того, что я совершаю грех, не выполняя наставления, данные мне при инициации. Я обратился к Шри Бхагавану, чистосердечно признался в том, что не выполняю свои обязательства, и спросил, что мне делать.
Шри Бхагаван улыбнулся и ответил: «Ты выполнял джапу так долго. Заслуга, полученная в результате этой джапы, привела тебя сюда. Теперь, когда ты пользуешься плодами своей джапы, зачем тебе беспокоиться или бояться?»
Намного позже я спросил Шри Бхагавана о том, какова разница между джапой, совершаемой в уме, и медитацией.
Шри Бхагаван ответил: «Это одно и то же. В обоих случаях ум концентрируется на одном – на мантре или на Самости. Мантра, джапа, медитация – лишь разные названия. Пока они требуют усилий, мы называем их этими словами, но как только осознали Самость, они идут без усилий, и то, что раньше было средством, становится целью».
В то время у меня была еще более серьезная проблема. Я практиковал задержки дыхания так, как этому обучает Свами Раматиртха в своих трудах. На определенном этапе практики я стал чувствовать себя ужасно. Мне казалось, что моя голова вот-вот треснет и разлетится на куски. Я перестал выполнять практику, но эти ощущения повторялись каждый день в то самое время, когда я выполнял эту практику. Я боялся, что случится что-то страшное и неотвратимое. Среди ночи, когда Шри Бхагаван был один, я подошел к нему со свой проблемой.
Он ответил со смехом: «Неужели? Опять тебя одолевает страх! Такое часто бывает с теми, кто выполняет йогические практики без непосредственного руководства Гуру, но раз ты пришел ко мне, чего тебе бояться?»
Затем Шри Бхагаван добавил, понизив голос: «В следующий раз, когда у тебя появятся эти ощущения, подумай обо мне, и тебе станет хорошо».
Мне не пришлось воспользоваться его советом, так как с того момента и по сей день эти ощущения ни разу не повторялись.
На следующий день в полдень, когда все, кроме меня, вышли из холла, к Шри Бхагавану подошел какой-то старик из деревни и пожаловался на страшную боль в животе, уже давно мучившую его.
Шри Бхагаван обернулся ко мне и сказал с улыбкой: «Посмотри, у этого человека хроническая боль в животе. Вместо того чтобы идти в больницу, он пришел ко мне. Разве я врач? Как я могу излечить его?»
Затем, посерьезнев, Шри Бхагаван шепнул мне: «Отведи его в контору, там ты найдешь прасад. Дай ему немного».
Разумеется, я послушался. В тот момент мне казалось, что это было бóльшим подарком для меня, чем для этого старика – я скептически относился к прасаду, считая его суеверием. Этого поручения Шри Бхагавана оказалось достаточно, чтобы излечить меня от неверия.
Вернувшись домой, я написал в ашрам, предлагая услуги литработника. В ответ меня попросили перевести «Шри Рамана-гиту» на телугу. Я перевел первую песнь и отправил по почте. В тот день, когда ее доставили, в ашраме был мой двоюродный брат, Шри В. В. Нараянаппа.
Он написал мне 21 июня 1936 г., передавая слова Шри Бхагавана: «Перевод хороший. Обычно перевод труднее понять, чем оригинал, но у этого перевода легкий стиль, и идеи изложены хорошо. Хороший перевод».
Вдохновленный этими добрыми словами, я закончил работу, и позже, по настоянию Шри Бхагавана, добавил к ней другие свои переводы на телугу – труды Кавьякантхи Ганапати Муни и одно произведение Шри Дайваратхи[105].
6 октября того же года я получил прасад из ашрама. Его передали для моего двоюродного брата Нараянаппы, который бы серьезно болен тифозной лихорадкой.
В письме из ашрама говорилось: «Надеюсь, что и он, милостью Шри Бхагавана, скоро поправится и восстановит здоровье».
У Нараянаппы была высокая температура, и врач предупредил нас, что 6 и 7 октября ему может угрожать опасность. Но 6 числа, когда ему дали прасад, температура, к всеобщему удивлению, значительно снизилась, а 7-го полностью нормализовалась. Это проявление милости Бхагавана спасло жизнь преданного, и я воочию увидел, как прасад Шри Бхагавана исцеляет больных. После этого я уже не мог скептически относиться к этим дарам милости. В том же году я написал поэму в прозе, в которой описал ощущения, предвосхищавшие встречу с Шри Бхагаваном, и мои чувства после того, как встреча состоялась:
Что я чувствовал, когда встретил своего Возлюбленного?
Когда я узнал, что ко мне сейчас придет моя любовь, все мое сердце охватил трепет. Передо мной словно открылись новое небо и новая земля. Тысячелетия пронеслись у меня перед глазами. Тысячи иллюзий мельтешили в моем уме. Я упрекал солнце за то, что оно движется медленно, словно имел на это право; вся Вселенная онемела и замерла, возвещая приход моего Возлюбленного.
О, нектар моих глаз, пир моих чувств, тот, кто похитил мой ум, тот, кто заставил трепетать мое сердце, ангел моей жизни, моя величайшая радость приближается!
В присутствии моего Возлюбленного я думал, что могу взобраться на Кайласу счастья; я достигну седьмого неба восторга; я буду плыть на приливной волне счастья; я выпью вино радости до дна. Всё, о чем я мечтал в прошлом, будет исполнено.
Но когда мы наконец встретились и бросились в объятия друг друга, мое «я» внезапно рассыпалось. Все видения исчезли, а мечты расстаяли. От чувств и мыслей не осталось и следа. Ничего не осталось от моей любви и от меня самого. Мое «я» и всё остальное исчезли в неведомом океане. Это было единство, покой, экстаз…
Позже, на каникулах по случаю Дасары[106], я снова приехал в ашрам и положил к стопам Бхагавана законченный перевод «Шри Рамана-гиты». В ответ на мою просьбу Шри Бхагаван внимательно изучил рукопись и внес необходимые исправления. В песне 9 (стих 10) он изменил оригинальный санскритский текст, добавив «пара» к сушумне.
При этом он процитировал «Амритабинду-упанишаду», чтобы доказать необходимость этого изменения. В песне 16, стихе 6 он предложил читать вишайи (субъект) вместо вишайя (объект), сказав, что это альтернативное прочтение более предпочтительно.
Цитата из «Шри Рамана-Гиты»:
9:1 °Cознание – в отдельном четко различимом нади. Его называют сушумна. Некоторые говорят, что это высшее атманади, другие называют его «амрита-нади».
16:5,6 Когда преданный, воплощенный в форме субъекта, считает себя ограниченным, малознающим, он, чтобы освободиться от страданий, находит прибежище в Высшем Необъятном, рассматривая его как Бога. Поклоняясь ему, считая его Богом, он в конце концов обретает его.
5:6 Это место находится не с левой, а с правой стороны груди. Из этого места свет течет через сушумну в сахасрару.
Шри Бхагаван пояснил свои слова так: «Некоторые люди говорят о Высшей Сущности как об „объекте“ медитации и поклонения. Это все равно что говорить, к примеру: „Лучше ощущать вкус сладкой конфеты, чем самому быть этой сладкой конфетой“. Что может быть бóльшим святотатством, чем сравнивать источник всего сущего с неодушевленным объектом? Если Самость – объект, то кто же тогда «субъект»? Поэтому в этом стихе лучше читать „вишайи“».
Дочитав до песни 5, стиха 6, Шри Бхагаван сказал, что узнал о духовном сердце, находящемся с правой стороны груди, на своем собственном опыте. Лишь позже он прочитал об этом сердечном центре в издании «Аштангахридаям»[107]на языке малаялам. Он также нашел упоминание об этом в «Сита-упанишаде», а позже прочитал изречение из Библии: «Сердце мудрого – на правую сторону, а сердце глупого – на левую»[108].
Шри Бхагаван был убежден, что у всех людей есть врожденное подсознательное знание об этом центре.
«Даже когда ребенок говорит „я“, он всегда указывает пальцем на место в правой стороне груди, – сказал мне Бхагаван. – Он никогда не указывает на свое физическое сердце или на голову».
Затем Шри Бхагаван признался: «На самом деле я все это узнал на своем непосредственном опыте. Когда позже я читал писания, они только подтвердили мое открытие. Я не узнал из них ничего нового».
Накануне отъезда я рассказал Шри Бхагавану о страданиях моей жены, все еще убитой горем из-за внезапной смерти нашего сына.
«У нее больше нет сыновей?» – спросил Бхагаван.
«Нет», – ответил я.
Бхагаван вздохнул и сказал: «Как жаль!»
Этот короткий разговор состоялся 18 октября 1936 г. 1 августа 1937 г. моя жена родила мальчика.
Когда ребенка показали Шри Бхагавану, его первый вопрос был «Как зовут ребенка?»
Когда я ответил «Рамана Прасад», Шри Бхагаван воскликнул: «Неужели! Это правда?», и, к моему ужасу, скормил младенцу два банана, словно иллюстрируя слово «прасад». Это абсолютно не повредило пищеварению ребенка.
Когда я прощался, управляющий ашрама вручил мне три пакета прасада. Я спросил, для кого они предназначены. Шри Бхагаван, принимавший масляную ванну в том же помещении[109], ответил: «Один для твоей семьи, один для Нараянаппы и один для твоего друга».
Он не назвал имени друга, и я не понял, для кого именно предназначен прасад, и даже не спросил об этом. На следующий день, вернувшись домой, я получил письмо, которое было перенаправлено из ашрама. Его написал г-н Р. П. Редди, заминдар, и отправил по моему адресу в Раманашраме. К письму прилагалась молитва о милости Бхагавана. Бабушка г-на Редди была на грани смерти – она уже несколько месяцев ничего не ела. Я сразу же понял, кого Бхагаван имел в виду под «моим другом». Я взял прасад и заспешил к дому г-на Редди.
Спустя несколько дней г-н Редди встретил меня и сообщил, что прасад оказался настоящим спасением для его бабушки. Она начала принимать пищу, и теперь ее здоровье идет на поправку. Еще он сказал, что у нее появилось сильное желание сделать какое-нибудь подношение в знак благодарности Шри Бхагавану. Моему другу не нравилось то, что обычно приносили в ашрам в качестве подношений. Зная, что я перевел «Шри Рамана-Гиту», он твердо решил напечатать эту книгу, не боясь расходов. Ашрам от имени Шри Бхагавана принял этот дар, сделанный от чистого сердца. Это было еще одно чудо милости Шри Бхагавана.
Поскольку я провел много месяцев, работая над переводом «Шри Рамана-Гиты», мне интересно было знать, каким образом Кавьякантха Ганапати Муни записал эти беседы. Когда я задал этот вопрос Шри Бхагавану, он ответил: «Запоминать такие разговоры – детская забава для него. Он мог выслушать длинную научную лекцию на какую-нибудь сложную тему и затем, в конце, очень точно воспроизвести ее суть в форме сутр[110], не упустив ничего важного из того, что было сказано. Однажды он беседовал с Аруначала Шастри, который тоже был очень образованным человеком. Ганапати Муни занял позицию дришти-сришти [111], а Аруначала Шастри – противоположную точку зрения, сришти-дришти, – что Вселенная существует объективно до того, как мы увидели ее. Аруначала Шастри выступал первым. Он защищал свою точку зрения, демонстрируя безупречную логику и образованность. Он цитировал много текстов. Затем Ганапати Муни записал в форме сутр все, что тот говорил, и спросил его, являются ли эти сутры объективным изложением всего, что он сказал. Аруначала Шастри согласился.
Затем Ганапати Муни сказал: „Сейчас ты услышишь мою критику и опровержение своей теории“.
И Ганапати Муни очень искусно изложил точку зрения адвайты: что мир как „мир“ – иллюзия, но он реален как Брахман, что он не существует как „мир“, но существует и реален как Брахман[112].
Точно так же он мог записать любую услышанную дискуссию – такой исключительной была его память. Скорее всего, он так же воспроизвел и „Шри Рамана Гиту“. Для него это было пустяком»[113].
В 1936 г. на Рождество я впервые присутствовал на праздновании джаянти Шри Бхагавана. Многие посетители с запада приехали к Шри Бхагавану на даршан. Один из них, г-н Морис Фридман, польский еврей с утонченным интеллектом, постоянно засыпал Шри Бхагавана хитроумными просьбами дать ему практическое руководство к осознанию Самости. Шри Бхагаван выслушивал его аргументы с большим интересом, но хранил молчание.
Когда наконец его вынудили ответить, Шри Бхагаван лишь процитировал Библию: «Будьте недвижимы и знайте, что Я есть Бог», и добавил, что Бог сказал «знайте», а не «думайте», что Я есть Бог.
Мы поняли, что Шри Бхагаван имеет в виду: все эти аргументы изобретены интеллектом, и что заставить этот интеллект замолчать – единственный путь к осознанию Самости.
Затем студенты захотели проверить силу памяти Ганапати Муни. Когда они зачитали заметку из газеты, Ганапати сразу же повторил ее дословно от начала до конца и наоборот. Он также сообщил им, сколько слогов в каждом абзаце.
Непосредственно до этой демонстрации студенты спросили его о различиях между английской и индийской литературой. Ганапати Муни сказал, что не очень хорошо знаком с английской литературой и попросил их зачитать вслух какой-нибудь классический текст, чтобы он мог его прокомментировать. Один студент прочитал ему большой отрывок из «Макбета». Когда он закончил читать, Ганапати Муни кратко изложил весь этот текст в виде импровизированных стихов на санскрите.
Другой посетитель, г-н Дункан Гринлис, сказал: «Бхагаван, пока мы здесь, в вашем присутствии, нас словно окружает ореол чистоты и покоя. После того как мы уезжаем, он на какое-то время остается с нами. Затем он исчезает, и возвращаются все наши старые глупости. Почему так происходит?»
Шри Бхагаван ответил: «Это всё работа ума. Подобно аккумулятору, он садится и нуждается в подзарядке. Но после того как контроль ума [станет] безупречным, никаких проблем уже не будет».
Кто-то из посетителей спросил: «Когда говорят, что мир нереален, как это следует понимать?»
Шри Бхагаван ответил в парадоксальной манере: «Это значит, что мир реален», и в качестве объяснения привел цитату из санскритского стиха, в котором говорится:
«Мир, который видится как „мир“ сквозь призму невежества, – нереален, но тот же самый мир, который посредством знания воспринимается как Брахман, – реален».
Шри Бхагаван любил подобные парадоксы. Однажды я слышал, как он перевернул с ног на голову устоявшееся значение слова «махашунья» – «великое ничто». «С точки зрения грамматики, – сказал Шри Бхагаван, – это слово можно также свести к «маха асунья», что означает «великое бытие»».
В последующие годы я каждый раз пытался попасть в Шри Раманашрам на джаянти Шри Бхагавана, но несколько лет подряд личные и семейные проблемы не позволяли мне уехать. В один год Девараджа Мудальяр мягко упрекнул меня в присутствии Шри Бхагавана за то, что я не был на предыдущих празднованиях джаянти. В завершение он сказал: «Мне кажется, Шри Бхагаван ожидает, что мы, его дети, в такие дни будем собираться у его стоп».
Шри Бхагаван улыбнулся в ответ на его замечание, повернулся ко мне и сказал: «Стопы Бхагавана повсюду. Так где же нам собираться, кроме как у его стоп? Время и пространство – не препятствия для того, чтобы сердца собирались вместе».
Эти исполненные милости слова сняли с меня груз вины за мои «прогулы».
Мой следующий визит в ашрам состоялся в феврале 1937 г. Я подготовил перевод «Гитамалы» Ганапати Муни на телугу и хотел лично вручить его Шри Бхагавану.
Когда я вошел в холл и простерся перед ним, моя пятилетняя дочь Лалита, к моему ужасу, подошла очень близко к Шри Бхагавану и спросила: «Как вас зовут, сэр?»
Шри Бхагаван ответил встречным вопросом: «А тебя как зовут?»
«Меня зовут Лалита, – сказала она и повторила свой вопрос – а вас как зовут, скажите, пожалуйста!»
Шри Бхагаван, указывая правой рукой на правую часть своей груди, сказал: «Как, разве ты не знаешь меня?»
Она сразу же ответила: «Знаю! Я понарошку спросила».
Шри Бхагаван рассмеялся.
Во время этого приезда Лалита стала очень активно вести себя в холле, дергая пунка [114], играя с вещами и книгами Шри Бхагавана, совершенно забыв о правилах ашрама.
Три раза Шри Бхагаван спрашивал ее: «Что ты делаешь здесь?», и три раза она отвечала: «Я сохраняю молчание».
В ответ на это Шри Бхагаван заметил: «Девочка так активна, так занята, но в то же самое время она утверждает, что сохраняет молчание. Маленький ребенок говорит это, но взрослые не могут понять».
С этого момента она стала любимицей Шри Бхагавана. Он уговаривал ее танцевать и петь тамильские песни, которые она узнала от учителя тамильского языка. Шри Бхагаван явно получал удовольствие от такого зрелища, и в такие моменты он весь сиял, излучая милость.
Прощание Лалиты было необыкновенно трогательным. Когда она после завтрака подошла к нему и встала на колени, Шри Бхагаван, сидя на корточках, легонько похлопал ее по спине своей палкой со словами: «Это чтобы ты помнила, иначе забудешь».
Он взял ее на руки и прижал к груди, а потом сказал, обращаясь ко всем в холле: «У этого ребенка есть одна особенность: для нее нет ничего нового или странного. Для нее все свои – и люди, и вещи».
Шри Бхагаван любил смотреть на всех играющих детей, не только на моих. Спустя несколько лет мы устраивали концерт в присутствии Шри Бхагавана, и когда он закончился, маленькая девочка начала танцевать в холле.
Шри Бхагаван с большим интересом наблюдал за ней, а потом сказал: «Мы находимся в Дэва-локе [115]. Где играют дети, там Дева-лока».
Шри Бхагаван свободно касался и обнимал приходивших к нему детей, но со взрослыми людьми был скуп на прикосновения. Мне запомнилось одно исключение. Однажды в ашрам приехал Свами Нараянананда Сарасвати из Бенареса. Он знал наизусть «Бхагавад-гиту» и ежедневно повторял все восемнадцать глав в присутствии Бхагавана. Сцена его прощания была незабываемой. Шри Бхагаван вернулся в холл после утренней прогулки и собрался садиться на диван. Пока его ноги все еще касались земли, свами упал к ногам Бхагавана и взмолился, чтобы Шри Бхагаван благословил его дикшей (инициацией) через прикосновение, добавив, что не поднимется, пока Шри Бхагаван не исполнит его просьбу. Шри Бхагаван возложил одну руку на голову старика, а другой поднял его.
Следует отметить, что Шри Бхагаван никогда не давал инициацию прикосновением, несмотря на то что его просили об этом бесчисленное количество раз. Он дотронулся до этого свами лишь потому, что свами хотел этого, а вовсе не для того, чтобы дать ему инициацию.
Шри Бхагаван сказал: «Я мог дотрагиваться до людей случайно или по какой-то еще причине, но не с намерением дать дикшу».
У животных было больше шансов, что Бхагаван коснется и приласкает их. Я намекнул на его особое отношение к животным в двух стихах, которые однажды сочинил для него:
Видя вашу доброту ко всем животным – к бурундукам, павлинам, собакам, коровам и обезьянам, – как можно остаться равнодушным? Сердце тает при виде этой доброты. Все птицы и звери подходят к вам, и вы даруете им свой взгляд и прикосновение. Тем самым они обретают спасение. Снизойдите же и до человеческих существ, даруйте и им [свой взгляд и прикосновение], чтобы они тоже могли спастись.
В тот день, когда я показал ему эти стихи, я размышлял о том, почему Шри Бхагаван, такой добрый и к людям, и к животным, так жестко обращался со своей собственной матерью. Я задал этот вопрос Шри Бхагавану.
«Однажды я был здесь, когда приехала тетя Бхагавана – та, которая кормила его, когда он ушел в Тируваннамалай – и Бхагаван был особенно любезен с ней. Я не могу не удивляться тому, что Бхагаван был столь любезен со своей тетей, и при этом так жестоко обращался со своей собственной матерью.
Бхагаван таким образом хочет избавить ее от представления о том, что Бхагаван – ее сын?»
Шри Бхагаван ничего не ответил.
Девараджа Мудальяр высказал похожее предположение: «Полагаю, Бхагаван специально так обращается с ней, чтобы она научилась видеть в нем джняни, а не сына».
Шри Бхагаван снова отказался комментировать это, но после долгой паузы он все же признал, что обращался со своей матерью очень жестко.
«Я говорил ей что-то суровое, и она плакала. Тогда я говорил: „Плачь, плачь! Чем больше ты плачешь, тем мне приятнее!“»
Я снова приехал в ашрам летом 1937 г. Когда я вошел в холл, Шри Бхагаван и его помощник Мадхава Свами переглянулись и засмеялись. Увидев мой недоуменный взгляд, Шри Бхагаван попросил Мадхаву Свами объяснить мне причину смеха.
«Шри Бхагаван готовил оглавление для твоего издания „Шри Рамана-гиты“ на телугу и сказал, что автор должен сам прийти и все организовать. И как только Бхагаван закончил дописывать последнее слово, вдруг появляешься ты!»
Когда я был там, как-то раз вечером Шри Бхагаван спросил, есть ли в ашраме маринованные дикие апельсины. Сарвадхикари огорчился, обнаружив, что их нет. На следующий день Шри Г. Л. Нарасимха Рао, как обычно, отнес Шри Бхагавану письма, предназначенные к отправке. Среди них было письмо сарвадхикари к одному преданному из Мадурая, в котором он просил прислать корзину диких апельсинов[116].
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Кришна Бхикшу | | | Г. В. Суббарамайя 2 страница |