Сон 3-й

До штаба Авакумова Колокольцев добрался только через полтора часа, хотя штаб как таковой почти не существовал. Ординарец, он же связист, не смог сказать о местонахождении боевого генерала ничего вразумительного. Пришлось бегать по позициям, уже к вечеру он нашел генерала, но от этой встречи ему легче не стало… После его доклада сам Авакумов молча достал из кобуры «ТТ» и направил на Колокольцева. Тот напрягся, но взгляд не отвел, ему уже было все равно.

Минута длилась вечность. Авакумов сопел, желваки двигались, Николай даже слышал скрип зубов. «Ты понимаешь, шкура, что из-за вас мы теперь и дня не продержимся! Ты понимаешь, что еще не все гражданские и раненые эвакуировались!» – заорал генерал. Николай молча смотрел прямо в глаза Авакумова, отвечать было нечего, он понимал, что сейчас слова уже лишние.

«Ладно, иди! – уже мягче сказал генерал, и устало опустился на табурет. А потом вдруг вскочил и, подойдя к Николаю, вплотную, с металлом в голосе произнес: «Пойдете в контратаку, высоту возьмете назад! Дам вам курсантов и танк! Чтоб сегодня, нет, завтра утром высоту отбили! Понял, сынок? Надо! Надо взять!» – как-то даже умоляюще закончил Авакумов и, опустившись на табурет, отвернувшись в сторону, застыл. «А не расстрелял я тебя потому, что ты не оправдывался, ты не боишься смерти, а такие мне очень нужны! России нужны! Все, иди!» Коля не помнил, как вышел из штабного блиндажа, как на добрался к своим.

Курсанты погранцов НКВД были вооружены получше, чем саперы, почти у каждого была самозарядная винтовка Токарева и пара гранат. Для атаки им пожертвовали два «Дегтяря». Ребята, видать, отчаянные. Половина легкораненых, в грязных бинтах. Только вышли из боя – сажа и копоть на лицах. Многие почти мальчишки.

На штурм высоты пошли зло, без «ура», матерясь сквозь зубы. Лупили из своих «самозарядок», не жалея боекомплекта. Финны не выдержали первый внезапный натиск, дрогнули, откатились почти к самой высоте. Очень помог танк, больше морально. Стрелять из пушки он не мог – повредило авиобомбой ствол, зато пулемет стрелял без устали… Саперы и несколько десятков курсантов метнули гранаты и поднялись «в рукопашную».

На них обрушился шквал огня сверху, финны успели провернуть счетверенный пулемет против наступавших. Вскоре задымил танк от прямого попадания снаряда – два оставшихся орудия финны успели достать из окопов и развернуть в сторону нападавших. Атака захлебнулась, почти никто не вернулся назад.

Атаку ночью повторили, руководил ей уже лично генерал Аввакумов, но безуспешно. Финны, видимо, поняли стратегическую роль высоты 152.6, поэтому подвели подкрепления и держались стойко.

Погибших саперов и курсантов-пограничников покидали в артиллерийские воронки и зарыли сами финны – это на рассвете видела наша разведка, о чем составила рапорт.

Проснулся отец Павел с уверенностью в том, что обязательно свяжется сегодня с местными поисковиками. Ибо твердо решил заняться поиском безвестных героев и узнать побольше о той Великой войне 41-го. Он понял, что во сне видел подвиг многих древних Воителей, правда, облаченных не в латы, а в солдатские гимнастерки. Но сначала нужно было возродить храм – храм древних Воителей, как ему тогда казалось…

И отец Павел начал. Людей на разборку пепелища пришло много. Двести тысяч народных денег отец Павел передал одному прихожанину, у которого была строительная фирма. Укрепили фундамент, построили заново фундамент алтаря, и… деньги закончились. Появилась идея взять кредит в банке, тогда, как говорили строители, можно было за полгода храм восстановить «под ключ».

Смущало только, что при этом пришлось бы врать… В то время по всей стране с молчаливого согласия чиновников действовала нечистая схема получения кредитов, при которой готовились документы с завышенной зарплатой, а то и придумывались несуществующие фирмы, должности и завышенные зарплаты. А что делать, почти все организации в стране указывали заниженную официальную зарплату, на которую даже небольшой кредит было не получить.

На отца Павла тоже были подготовлены фиктивные документы, но в стране грянул финансовый кризис, врать не пришлось. Фирма, строившая храм, полностью разорилась, по поддельным кредитам пострадали более ста человек, отец Павел тоже должен был быть в их числе. Господь отвел. Это придало ему сил и решимости дальше возрождать храм.

Начался долгий и трудный процесс собирания средств. Первое время помогала акция «Именной кирпич», но и она пошла на убыль. Отец Павел опять стал ходить по организациям и просить помощи. Бог не оставил – нашлись бизнесмены, которые купили кирпич для стен. Потом отец Павел поменял водопроводные трубы, отложенные ранее на проведение водопровода в свой дом, на железобетонные перекрытия и ригеля, из которых надеялся «напилить» перемычек для окон и дверей. Один местный житель пожертвовал цемент, рубероид и армированную сетку, и дело пошло.

В этот раз пришлось строить не только храм, но и церковный дом. После пожара каждую субботу отец Павел собирал людей на субботник для уборки последствий пожара. Но уже на третий субботник все было убрано, а желающие потрудиться все шли и шли…

Было решено начать подготовку к строительству церковного дома. В одну из суббот сняли лопатами растительный слой, в следующую сделали разметку и стали копать ямы для столбчатого фундамента. Через две недели людей стало даже больше, поэтому было решено делать опалубку и заливать столбы. Ударили первые заморозки, но фундаменты успели схватиться. После небольшой оттепели нашелся строитель, взявшийся из пожертвованных тонких бревен изготовить каркас небольшого дома.

Строить кирпичный храм оказалось гораздо сложнее деревянного. Песок, цемент и воду нужно было тщательно перемешивать. Это делали наиболее сильные прихожане, остальные подавали кирпич и готовый раствор на кладку, где уже профессиональные каменщики укладывали кирпич.

Работали добровольцы пол-лета, бесплатно, но людей нужно было кормить, привозить, к тому же одному рабочему все равно приходилось платить зарплату. Все сбережения, отложенные отцом Павлом на свою стройку, улетели за месяц, и все равно работать приходилось в долг…

Один раз, когда его упрекнули в отсутствии расчетного счета, намекая на то, что он ведет нечистое строительство, отец Павел не выдержал и расхохотался: денег всегда было настолько мало, что регистрировать счет было величайшей глупостью. А люди, тем не менее, шептались по углам. Отец Павел не раз слышал истории о том, что якобы государство дало на восстановление храма много денег, и что отец Павел половину украл… В ответ он только смеялся.

Доведя строительство стен до перекрытий, стройку заморозили, и почти семь месяцев выплачивали долги. Храм возводился воистину на народные средства, прихожане, видя мучения батюшки, жертвовали понемногу, и долги удалось отдать. Затем, немного подкопив, возобновили работы.

Большой сложностью оказалось из шестиметровых железобетонных ригелей напилить перемычки. Сначала рабочий пилил мощной дисковой пилой с алмазным кругом до арматуры, потом кругом перерезал ее, затем опять по бетону, потом опять менял круг по стали, а затем опять по бетону. К концу одного распила рабочий был покрыт цементной пылью и шел мыться, наступал черед следующего.

С перекрытиями тоже пришлось повозиться, так как они были демонтированы из существующего разобранного старого здания. В этот раз приобрели растворомешалку, но организовывать все виды работ и развозить людей отец Павел уже не мог по причине болезни.

Господь не оставил и послал в качестве прораба военного пенсионера Анатолия. Однофамилец Анатолия, прихожанин собора, в котором служил отец Павел – профессиональный каменщик, согласился в выходные помогать строить бесплатно. Да, не было бы счастья, да несчастье помогло…

Несмотря на болезнь, отцу Павлу приходилось служить в соборе по общему для всех расписанию. Каждую субботу он осуществлял духовно-хозяйственную деятельность в кладбищенской церкви: совершал Литургию, исповедовал, крестил, выполнял требы без диакона и помогающего священника, как обычно делают на приходе. Слава Богу, хор был хороший. И масса дел по хозяйству. Приход был слаженный, хозяйственные вопросы с трудом, но решались. Благо, человек, построивший эту церковь в память от погибшем сыне, не оставил попечения о храме.

Летом для отца Павла наступало тяжелое время. Каждое воскресенье, после Литургии в соборе, он приезжал совершать водосвятный молебен в строящемся храме, потом, как правило, общался с прихожанами, вечером – богослужение в соборе. Постороннему человеку может показаться, сто совершать богослужение все равно, что бездельничать. А отец Павел узнал, что такое настоящая усталость, только когда стал священником.

Такой образ жизни не мог не сказываться отрицательно на семейных делах. Дом оставался неблагоустроенным, зимой воду приходилось таскать, скважину пробурили плохо, вода была очень загрязненной, для ее очистки необходимо было покупать дорогостоящую систему очистки. Устройство водопровода было еще более дорогостоящим делом.

Матушка была очень терпелива, но и ее жизнь в неблагоустроенном доме, бытовые проблемы, отсутствие помощи со стороны мужа приводили в отчаяние. Часто семью сотрясали ссоры. Отец Павел срывался, усталость и нервное перенапряжение давали знать о себе. Он пытался делать зарядку, обливаться по утрам холодной водой, но это приводило к частым болезням. Справиться с накопившейся за годы усталостью можно было только отдохнув, но возможности для этого не было и не предвиделось.

Затем прошли тяжелые зимние месяцы, а весной случилась новая беда – у главного мецената храма разбилась на машине дочь, двое детей остались сиротами. Отец Павел чувствовал свою вину – мало молился, что-то сделал не так. Хотя Александр ни словом, ни намеком, ни поведением не дал этого понять, но вина отца Павла была, он это чувствовал и не мог успокоиться.

«Ну, почему, когда люди помогают строить церковь, то им приходится часто терпеть большие беды? Они ведь ожидают обратного!» – горько думалось отцу Павлу. «Увы! Это духовная война! Начавший ее должен быть готов ко всему и не ждать награды, ибо награда есть сама победа, которую дает Бог. Если хочешь спастись – воюй, не хочешь – отступай и сдавайся. Законы духовной войны просты и суровы, но это очень трудно понять и принять современному человеку. Поэтому не обещай ничего благотворителям, лучше предупреди их», – был мысленный ответ отцу Павлу. Он содрогнулся от этих мыслей, и, подумав о своих детях, судорожно перекрестился…

После этого случая отец Павел впал в уныние. Как строить храм, как подвергать опасности добрых людей, готовых пожертвовать деньги на его строительство? Как их обезопасить?

Через какое-то время он решил сделать побольше кружек для сбора пожертвований и расставить их в магазинах города. С одной стороны, так жители узнали о возрождении храма после пожара, с другой, малое пожертвование – малая ответственность. К тому же, молодежный отдел начал издавать свою газету, которую можно было распространять через эти кружки.

Через некоторое время произошел другой трагический случай, который помог ему в возрождении храма. В результате падения самолета погибло много людей. Один человек потерял семью и на помин души пожертвовал отцу Павлу деньги на храм. Это было каплей в море, но хоть какой-то помощью.

К тому времени строитель Анатолий подошел уже к крыше храма, где-то выпросил скидки на материал, где-то договорился о рассрочке, в общем, творил чудеса.

Главку отец Павел сделал сам. Он, учась в университете, подробно изучал конструкцию главок. За все остальное – дорогостоящее «золотое» покрытие и кровельные работы – пришлось заплатить почти 100 тыс. рублей. Когда отец Павел еще делал главку, Анатолий без дела не сидел: надо было оштукатурить стены. Местных штукатуров никак не могли найти: кто-то требовал большую зарплату, кто-то злоупотреблял алкоголем …

Однако Анатолий и тут не дремал: нанял армянских строителей. «Висе здэлаэм», – только и сказал суровый бригадир на просьбу оштукатурить хотя бы полхрама. Деньги, и немалые, на оплату их труда пришлось собирать даже в другом городе.

Через полторы недели последовал телефонный звонок. «Висё здэлалы», – услышал он голос армянского бригадира. «Как! Уже?» – только и смог произнести отец Павел. Их предшественники обещали сделать за месяц! Но и это было еще не все: выяснилось, что они за полторы недели оштукатурили весь храм!

«Как? Как они это сделали? Они что, по ночам что ли работали? Их было двадцать человек?» – почти кричал от радости отец Павел Анатолию в телефонную трубку. «Было их три человека, начинали работать в 8.30, во столько же и заканчивали. Перерыв на обед – полчаса. А что? Не пьют, перекуры не устраивают – вот быстро и сделали, ничего не скажешь, молодцы! Наши бы так работали!» – с горечью в голосе говорил Анатолий Васильевич, явно стыдясь за русский народ.

«Ну, ничего, народу русскому досталось в XX веке, именно его пытались уничтожить, растоптать, отравить. Народ болен, но мы его вылечим – cвятыни возродим», – такие мысли посещали его, когда он ходил по противопожарному пирсу, который построили… машезерские дети во время одного из трудовых лагерей, организованных алтарником храма Сергием.

Тогда детишки шутя сделали за неделю такой объем работ, какой профессиональные работяги не смогли бы сделать и за две недели. Пирс стоял уже пять лет, хотя местная алкогольная элита, смеясь, говорила, что его унесет первой же весной. Увы, противопожарный пирс пригодился – с него тушили церковь. Его и построили потому, что нужно было сдать старый храм в эксплуатацию и застраховать. Увы, не успели – храм был сожжен. Ну да ничего, теперь церковь точно можно сдать, точнее даже не храм, а храмовый комплекс.

В окончании строительства очень помогли городские казаки. Они бесплатно отделали церковный дом изнутри, реабилитировав русский народ в глазах Анатолия. Отец Павел не мог нарадоваться на своего прораба, которого на последнем общем собрании прихожан он предложил сделать старостой. Трудами Анатолия при церковном доме появилась отдельно стоящая летняя кухня и «цивилизованный» туалет.

Дело шло и в храме, который приобрел промежуточную законченную форму – белые стены, зеленая крыша, «позолоченная» главка… Колокольню решили строить через пять лет, когда соберутся средства. Тогда планировалось храм и обшить вагонкой, чтобы храм не отличался внешне от сгоревшего. Важно было сосредоточиться на внутреннем убранстве храма, чтобы можно было совершать Литургию, и тогда зло уже окончательно отступит, ибо добро всегда побеждает!

Воители стояли спокойно. Вдалеке волновался полк правой руки, но над их строем стояла звенящая тишина, особенно в первых рядах, где были самые отчаянные, добровольно приговоренные к смерти. После последнего нашествия сложностей набирать ратников в передовой полк не было. Передовой полк в полном составе должен был погибнуть смертью лютой, но, несмотря на это, отбоя от желающих не было. Кто-то пришел, похоронив родителей и сестер, кто-то похоронил истерзанных пытками жену и деток.

Басурмане, как правило, воевали злодейски, обильно обагрив землю кровью не столько воинов, сколько сельских жителей, не щадя никого. Они думали, что рождают страх, но рождали ненависть… В передовой полк шли потому, что не хотели жить после увиденного и пережитого. Никто не мог себе представить, что будет терпеть ярмо захватчиков после того, что те сделали с родными. Лучше смерть.

Поэтому в передовом полку стояла тишина. Никто не боялся умереть, боялись не успеть, боялись, что пораженная железом плоть подведет, не даст добежать, доползти до врага и вонзить свой меч, свой нож, свои зубы в тело басурмана, желая забрать с собой на Суд Божий как можно больше врагов. Их, неотвратимо надвигающихся плотным строем, каждый воспринимал своим личным врагом. Это они насиловали и истязали их жен, сестер и детушек. По мере приближения иноземной рати благородная ярость закипала в людях. На страх не было даже намека, пальцы сжимали оружие до боли и белизны в костяшках, исполнившиеся ратного духа готовились к встречному броску.

Войско еще на миг замерло, чтобы потом, взревев, броситься навстречу бегущему противнику. И началась злая сеча. Люди в дикой давке резались ножами, топорами и кистенями, мечи были бесполезны. Многократно раненые ратники сползали по плотно сжатым телам на землю, впиваясь зубами в ноги врагов и так умирали. Люди падали и падали, лежали в три, четыре ряда, но по ним карабкались новые и новые воины, не уступая в своем упорстве друг другу.

На поле уже образовался курган из тел, но толпа дерущихся пока оставалась на месте, сила напирала на силу, и, казалось, не было конца этой кровавой бойне, но нападавших было больше во много раз, и передовой полк таял на глазах. Уже рубились с врагом полк правой и левой руки, не давая обойти, окружить ратников передового полка, уже и вестовой от князя прискакал с приказом отходить назад к княжеской дружине, из которой состоял центральный полк. Но израненные ополченцы не слушали никого, ибо их желание умереть было сильнее желания жить.

Когда от передового полка никого не осталось, враги ударили в центральный полк, но напор их выдохся, чувство самосохранения одержало верх над гневом. Несмотря на то, что они воевали эффективно, они понимали, что им не победить, потому что, чтобы победить, мало убить тело, надо зародить в душе сопротивлявшихся страх за свою жизнь, а этого басурмане сделать не сумели.

Они уже проиграли, потому что, уничтожив бойцов передового полка физически, они не победили их души, а впереди уже наступали такие же непобедимые духом живые ратники, и… враги дрогнули, побежденные, они попятились назад и… устремились в бегство.

Шум войска слышно за рекой,

Поднялась тяжкая булава,

Татар на Русь идет войной

И стонет гибелью Держава.

Раздался звон колоколов,

Поднялась в бой душа,

За ней другая,

Который год встречает уж врагов

Земля церквей, Земля Святая!

На утро выступила рать,

Пора прощания настала,

Невеста жениха,

И сына мать

Иконой в бой последний провожала.

Тарас Бойчук, 1997 г., КО ВПМД

Дата добавления: 2015-07-25