Детерминация человеческого бытия

Человек, как и всякое прочее сущее, всегда находится в оп­ределенных окружающих условиях и подлежит воздействию со стороны этих последних. Однако воздействие условий на чело­века как именно на человека заключается не в физических толчках и столкновениях, а в воздействии через их смыслы и значения. Следовательно; детерминация со стороны смыслов и значений окружающих условий составляет специфическую детерминацию человеческого бытия.

Конечно, порой человек как физический организм 'подле­жит просто физическим столкновениям и толчкам и соответству­ющей детерминации. Но дело в том, что в подобных случаях воздействие окружающих условий на человеческий организм не есть воздействие на него как именно на человека. Так, напри­мер, если автомашина, будучи совершенно не замеченной неким прохожим, незаметно налетает на него и, толкнув, отбрасывает в сторону, то в таком случае человек подлежит воздействию и детерминации со стороны автомашины, как части окружающих условий, не как человек, а именно как физическая вещь. Де­терминация человека как человека совершается, скажем, в том случае, когда он, заметив автомашину и восприняв ее в качест­ве опасности для жизни, в силу этого отходит в сторону — в этом случае человек в своем поведении детерминирован маши­ной именно через ее значение как опасность для жизни.

Окружающие условия воздействуют на человека и детерминируют его через их смыслы и значения. Однако они имеют воз­действующие на человека смыслы и значения постольку, пос­кольку человек движим определенными целями и поскольку они определенным образом отвечают этим последним. Так, напри­мер, налетающая машина имеет воздействующее на меня зна­чение опасности, заставляющее меня отойти в сторону лишь постольку, поскольку я движим целью сохранить себя живым.

В основе же системы целей человека лежит имеющаяся им

в виду иерархия ценностей. Я движим целью сохранить себя живым, поскольку имею в виду мою жизнь в качестве положи­тельной ценности. Но бывали случаи, когда человек жертвовал своей жизнью ради чего-то другого, поскольку это самое что-то другое считал более высокой ценностью. Именно в этом смыс­ле следует сказать, что специфическая детерминация бытия че­ловека заключается в детерминации имеющейся им в виду ие­рархии ценностей.

Имеющаяся человеком в виду иерархия ценностей, со своей стороны, основана, в конечном итоге, на его понимании иерар­хии бытия и, следовательно, детерминация человеческого бытия заключается в детерминации этим пониманием. Это означает следующее: в отличие от физической, вещи, человек небезразли­чен к разным возможностям бытия, но именно различает их и од­ни из них предпочитает другим. Он, прежде всего, различает бы­тие и небытие и первое предпочитает второму. Отсюда, он раз­личает более совершенное и менее совершенное бытие, если можно так выразиться, бытие в большей мере и бытие в мень­шей мере, и первое предпочитает второму. Предпочитать — это значить ценить выше. Поэтому можно сказать, что человек в качестве положительной ценности имеет в виду, прежде всего, бытие, в качестве же отрицательной ценности — небытие, в ка­честве более высокой ценности — более совершенное бытие, т. е. бытие в большей мере, в качестве же менее высокой цен­ности — менее совершенное бытие, т. е. большее в меньшей ме­ре.

Так, например, мы бытие дерева различаем от бытия бро­шенной им тени. Тень заимствует свое бытие от дерева, к тому же она возникает и исчезает в то время, когда дерево пребы­вает и остается и т. д. В силу всего этого мы бытие дерева счи­таем более совершенным. Когда-то по данной аналогии пред­ставляли себе соотношение души и тела — тело уподобляли те­ни, душу же — тому, что бросает тень. Считали, что тело заи­мствует свое бытие от души, оно возникает и исчезает в то вре­мя, когда душа пребывает вечно, и т. д. В силу этого бытие ду­ши предпочитали бытию тела, т. е. первое признавали в качест­ве более высокой ценности, что и выражалось в факте преиму­щественной заботы о душе при сравнительном пренебрежении

заботой о теле. Как известно, в Новом времени представление об иерархии бытия, о соотношении названных видов бытия пос­тепенно изменилось и обратилось в свою противоположность. Постепенно сочли, что душа заимствует свое бытие от тела, она возникает и исчезает в то время, когда частицы тела, из ком­бинации которых возникает душа, пребывают вечно и т. д. Иначе говоря, телесное бытие постепенно было признано в ка­честве более совершенного бытия. В связи с этим изменилось представление об иерархии ценностей: телесному бытию посте­пенно было отдано предпочтение, т. е. оно постепенно было признано в качестве более высокой ценности, что и выразилось в факте преимущественной заботы о теле при сравнительном пренебрежении заботой о душе.

Таким образом, в основе иерархии ценностей лежит соот­ветствующая иерархия бытия — руководствуясь определенным представлением об иерархии ценностей, человек, тем самым, руководствуется соответствующим пониманием иерархии бытия и, отсюда, совершенного бытия... Имея в виду определенную иерархию бытия и, следовательно, определенный вид бытия в качестве совершенного, человек не довольствуется тем, каков он фактически, и стремится достичь более совершенного бытия. Поэтому можно сказать, что специфическая детерминация чело­веческого бытия заключается в детерминации его пониманием иерархии бытия. В этом отношении прав Хайдеггер, считая «по­нимание бытия» фундаментальной характеристикой человека. Понимание человеком иерархии бытия, со своей стороны, определяется господствующим в данном обществе н в данной эпохе пониманием бытия — человек, рождаясь в определенном обществе, разделяет господствующую и воплощенную в нем, в его строе и структуре иерархию ценностей и соответствующее понимание иерархии бытия. Именно в этом смысле и говорится, что человек определяется, прежде всего, окружающими общес­твенными условиями.

Однако бытие не может открыться человеку сразу в своей полноте, и поэтому человеческое понимание бытия никогда не бывает абсолютно истинным и вечнозначимым — оно может быть лишь «своевременно» истинным и, следовательно, изжива­ющим в свое время себя и подлежащим «снятию» в «очеред­ном», более истинном понимании. Постигая недостаточность бы-­

тия в старом понимании, человек усматривает, сквозь эту недо­статочность, его новое, более совершенное «явление» и, следо­вательно, начинает по-новому понимать его. Поскольку же че­ловек начинает по-новому понимать иерархию бытия, постольку он начинает по-новому направлять и строить свою жизнь и свой окружающий мир.

Стремясь достичь более совершенного бытия, человек пе­риодически меняет, «совершенствует» свое понимание иерархии бытия и, отсюда, совершенного бытия, приближая его к полной истине. Он, таким образом, всегда находится в пути к более со­вершенному, в конечном итоге, абсолютному бытию...

В этом смысле можно сказать, что специфическая детерми­нация человеческого бытия заключается в детерминации со сто­роны постепенно открываемого человеком и имеющегося им в виду в качестве идеала более совершенного, в конечном итоге, абсолютного бытия.

Подобная детерминация человеческого бытия предполагает в качестве своего условия свободу, она, если можно так выра­зиться, есть детерминация посредством свободы: для того, что­бы определиться более совершенным бытием и направиться по нему, следует преодолеть инерцию достигнутого в этом отноше­нии уровня. И сущность человеческой свободы заключается именно в этой способности преодолеть инерцию фактического бытия и открыться для детерминации более совершенным, в конечном итоге, абсолютным бытием.

Преодолеть инерцию фактического бытия и открыться для детерминации более совершенным бытием -- это в конечном итоге значит преодолеть старое, изжившее себя эпохальное по­нимание бытия, открыть новое и последовать ему...

Наше время представляет собой тот переходный период, когда старое понимание бытия, все еще направляя жизнь циви­лизованных обществ, ведет ее к катастрофе, а новое еще не ус­пело наметиться в достаточной мере, чтобы взять на себя руко­водство жизнью общества.

В чем же конкретно заключается старое, изжившее себя понимание бытия и, с другой стороны, намечающееся новое, несущее спасение понимание, это можно выяснить путем анализа •современной критической ситуации, создавшейся в плане отно-

шения человека к природе: как известно, природа постепенно отказывает нам в условиях жизни.

Этот кризис человеческого «бытия-в-природе» свидетель­ствует о неправомерности нашего обращения с природой. Пос­кольку же в основе этого обращения с природой лежит тради­ционное для цивилизованного человека понимание «бытия-в-качестве-природы» и в конечном итоге «бытия вообще», постоль­ку он, этот кризис, свидетельствует о ложности этого последне­го понимания.

Указанное обращение человека с природой заключается в том, что он преобразует ее и производит из нее искусственный мир вещей-орудий согласно своим проектам и планам, не счи­таясь при этом с ее собственно-первоначальным строем и прои­звольно нарушая его... Именно прогресс в этом отношении и со­ставляет научно-технически-нндустриальный прогресс.

Подобное обращение с природой, т. е. научно-технически-индустриальный прогресс «санкционируется» и оправдывается соответствующим традиционным пониманием природы, «бытия-в-качестве-природы»; природа представляет собой инертно-ин­дифферентную массу, лишена внутренней направленности, пос­троена и строится исключительно в силу каузальных законов, т. е. просто в силу слепого стечения обстоятельств, и, следова­тельно, совершенно случаен и бессмыслен ее собственно-пер­воначальный строй. Как таковая, она никак не обеспечивает сохранения человеческой жизни, но ведет в этом отношении, скорее, к разрушениям и поэтому должна быть перестроена и преобразована, управляема и направляема человеческими во­лей и разумом наперекор самой природе, ее первоначальному строю, соответствующим тенденциям и склонностям... Именно подобное понимание природы содержится в европейских нау­ках и, с другой стороны, лежит в основе традиционной европей­ской морали. Как мы помним, согласно этой последней, нравс­твенный поступок равняется поступку, направленному против природных склонностей, против чувств и мотивированному исключительно соображением «чистого» от всяких влияний этих склонностей и чувств «разума» (Кант). Поскольку же разум, чтобы функционировать и мотивировать, не может быть до кон­ца «чистым» от названных влияний, постольку он, «очищая» и «оберегая» себя от прочих влияний, ограничивается исключи-

тельно влиянием со стороны инстинкта самосохранения и далее' — самоутверждения и господства. Поэтому мотивирующее со­ображение разума оказывается не чем иным, как выгодным расчетом с точки зрения реализации названного инстинкта.

Таким образом, современный цивилизованный человек по­нимает природу просто в качестве материала и средства для его деятельности, т. е. в качестве «объекта». Себя же он, в конеч­ном итоге, отождествляет со своим разумом и волей, т. е. со своей способностью проектирующе-планирующей и, соответ­ственно. преобразующе-образующей, управляюще-направляющей деятельностью. Иначе говоря, он понимает себя в качестве «субъекта», противопоставленного природе как «объекту»... И «бытие вообще» представляется ему как противопоставление' «субъекта» и «объекта».

Современный кризис человеческого «бытпя-в-природе» свидетельствует о том, что природа не позволяет более челове­ку обращаться с ней согласно данному пониманию ее бытия, — и это значит, что она отвергает и отрицает ее понимание в ка­честве «объекта», т. е. она отвергает и отрицает представление о том, что природа является исключительно инертно-безразлич­ной массой, лишена собственной направленности и "то, следо­вательно, совершенно случаен и бессмыслен ее собственно-первоначальный строй. Она убеждает нас в обратном, именно в том, что ее собственно-первоначальный строй вовсе не случаен и не бессмыслен, но выражает ее внутреннюю направленность и полон смысла... Как таковая, она, вместо первоначального преобразования и перестроения, т. е. вместо противопоставле­ния ей в качестве «субъекта», требует и заслуживает продолже­ния и развития.

В этом новом понимании «бытия-в-качестве-природы» обна­руживается также новое понимание «бытия вообще»: это — историчность как продолжение и развитие в смысле повторения на более высоком уровне вместо противостояния субъекта объекту... Человек, согласно этому новому пониманию бытия, не противостоит природе в качестве субъекта и не преобразовы­вает ее и не управляет ею просто по своим проектам и планам, но, всматриваясь в ее собственно-первоначальный строй, пости­гает ее внутреннюю направленность, способствует реализации

этой последней на новом, более высоком уровне и, таким обра­зом, продолжает и развивает природу.

Рассматривая себя в качестве субъектов, а окружающую природу в качестве объекта, люди постепенно 'пришли к то­му, что друг друга так же, как части природы, рассматривают в качестве объектов и, далее, орудий в собственных руках, что в конечном итоге приводит к катастрофическим войнам за мировое господство... Таким образом, традиционное понимание бытия как противостояния субъекта объекту изжило себя и ве­дет человечество к непреодолимым противоречиям, чреватым катастрофическими последствиями.,

Если у человечества есть будущее, то оно в этом будущем высвободит себя от традиционного понимания бытия как су­бъект-объективного отношения и откроется для детерминации этим новым пониманием бытия как историчности.

Один из существенных аспектов традиционного понимания бытия составляет признание качественного однообразия «под­линным», т. е. совершенным бытием. Полагали, что совершен­ное бытие заключается в объединенности и единстве сущих, объединенность же в единстве сущих достигается исключитель­но благодаря их причастности к «идее» как их безразлично-общей определенности, т. с. благодаря их качественному одно­образию... Быть—это значит быть объединенным с другими, и поскольку объединение с другими достигается лишь при усло­вии качественной неразличимости от них, постольку быть—это значит быть качественно неразличимым от других...

Таким образом, согласно традиционному пониманию струк­туры бытия индивидуальное своеобразно признавалось прегра­дой для объединения, полагалось, что это последнее в качестве своего необходимого условия предпочитает устранение индиви­дуального своеобразия, индивидуальных различий. Если инди­видуальное своеобразие, индивидуальные различия считались неустранимыми, то вместе с тем отрицалась возможность объе­динения и единства. Если же признавали возможность объеди­нения, то лишь постольку, поскольку индивидуальные разли­чия считали устранимыми.

Следуя данному пониманию бытия, древние греки отрица­ли возможность объединения с иноземцами, обладающими свое­образным языком и культурой, что и выражалось в их призна-

•нии иноземцев рожденными рабами, лишенными человеческого ранга. В средние века подобное отношение к иной, отличной культуре проявлялось в том, что христиане иноверующим отка­зывали в человеческом достоинстве.

Идеологи восходящей буржуазной эпохи — «просветители»

— признавали полноправие и полноценность всех народов и на­ций, соглашаясь, тем самым, с возможностью их объединения в одно человечество — однако это лишь постольку, поскольку индивидуальные различия культур этих народов и наций счи­тали устранимыми. Оставалась в силе предпосылка, согласно которой индивидуальное своеобразие культуры представляет собой преграду для объединения — поэтому «просветители» выставили идею уравнивания национальных языков и культур.

Правда, подобная концепция однообразия и уравнивания не раз встречала возражения. «Эпоха Гете» в Германии харак­теризуется именно противоположной направленностью — вся­кий народ полноправен и полноценен, но не в силу неких без­различно-общих человеческих качеств, а в силу своего индиви­дуально-неповторимого своеобразия. Индивидуальные разли­чия культур народов и наций не мешают их объединению в од­но человечество, но именно способствуют ему, ибо, как говорит один' философ, характеризуя мировоззрение «эпохи Гете», «вся­кий народ является необходимым инструментом в оркестре че­ловечества, полно- и равноценным элементом, способствующим целостному телу человечества в его совершенствовании».

Несмотря на подобную оппозицию, идея однообразия и уравнивания являлась господствующей в Новом времени и име­ла практические следствия — она направляла жизнь западных обществ к фактическому нивелированию личностей.

И вот, когда в наше время, в силу этого традиционного по­нимания бытия, фактическое нивелирование личности достигло •слишком высокого уровня, в мыслителях Запада интуиция обо­стрилась и открыла истину: подлинное объединение, общение. людей предполагает именно их индивидуально-качественное своеобразие, индивидуально-качественные различия. Для того, чтобы гармонически объединиться с другими людами, необходи­мо найти самого себя, свое собственное неповторимо-индивиду­альное лицо...

Быть — это значит быть определенным, т. е. иметь свое

собственное индивидуально-своеобразное лицо. С другой сторо­ны, это, конечно, значит быть объединенным с другими и, та­ким образом, находить в них свое продолжение... Но дело в том, что подлинное объединение предполагает в качестве своего условия именно индивидуальные различия; ибо неразличимость означает повторяемость — неразличимые повторяют друг дру­га. Повторяемость же, со своей стороны, означает заменимость; и заменимость разрушает связь — если я одного могу заменить другим, то ясно, ни один из них, по существу, не связан со мной.

Таким образом, совершенное бытие, бытие «в большей ме­ре», заключается не в математическом множестве качественно однообразных элементов, а именно в единстве индивидуально-своеобразных моментов... Если у человечества есть будущее, то оно в этом будущем откроется для детерминации этим новым пониманием бытия.

Один из существенных аспектов тенденции нивелирования' выражается в идее о постепенном отмирании национальных языков, об их слиянии в один всеобщий язык — «эсперанто» или, может быть, в один из самых влиятельных и заслуженных существующих языков. Поскольку же национальный язык не есть просто внешняя оболочка национальной культуры, но яв­ляется его органическим моментом, се выражением, постольку отмирание различий национальных языков и их слияние в один мировой язык означает вместе с тем отмирание национально-своеобразных культур, их превращение в одну однообразно-все­общую' культуру.

Наблюдаемое сегодня во всем мире пробуждение нацио­нального самосознания свидетельствует о том, что процесс сли­яния наций противопоказан человеческой сущности, ибо чело­век, прежде всего, хочет быть, а быть — это значит быть чем-то определенным, т. е. иметь свое индивидуально-своеобразное лицо...

Если у человечества есть будущее •— а мы думаем, что все-таки есть, — то оно в будущем непременно откажется от этой идеи слияния и нивелирования и откроется для детерминации новым пониманием бытия, согласно которому подлинное и со­вершенное бытие человечества заключается не в безразлично» единообразии, а в единстве различных, индивидуально-своеоб­разных наций.

Дата добавления: 2015-07-25