Введение. Принятый в 60-х годах XIII в

Принятый в 60-х годах XIII в. Устав князя Ярослава о мостех принадлежит к числу важнейших памятников новгородского административного законодательства. Он посвящен организации мощения главных торговых магистралей Новгорода и дорог, ведущих к пристаням и на городской Торг.

Памятник содержит подробные сведения о разверстке мостовой повинности в Новгороде, а в приписках – об организации строительства и ремонта Великого моста через Волхов, в которой участвуют все городские и провинциальные сотни, а также об организации сплава строительных материалов для мощения торговых проездов и ремонта мостов.

В силу сложности датировки время издания Устава разными исследователями определялось в широком хронологическом диапазоне – от XI в. (время княжения Ярослава Мудрого) до второй половины XIII в. Истинная дата его происхождения определяется анализом упомянутых в тексте закона имен соцких.

Известные к настоящему времени списки Устава о мостех принадлежат к пяти видам: Археографическому, Пушкинскому, Троицкому, Оболенскому и Бальзеровскому.

Важнейшей проблемой, решение которой должно предшествовать комментированию статей Устава, является вопрос об определении наиболее исправного списка памятника. Известные сейчас 15 списков Устава о мостех могут быть разделены на две группы. К первой (Пушкинской) относится единственный список Пушкинского вида и 4 списка Археографического вида. Ко второй (Карамзинской) – единственный список Троицкого вида, 3 списка Оболенского вида и 6 списков Бальзеровского вида.

Сравнивая обе группы, вряд ли можно сомневаться в предпочтении Пушкинской генерации перед Карамзинской как наиболее сохранившей полноту исходного текста. Карамзинская группа в целом характеризуется необратимыми потерями, к числу которых следует отнести утрату слова изгои в словосочетании а с другими изгои до Острой городни, а также отсутствие слов трои риле после обозначения Волховской сотни. Сопоставляя списки Карамзинской группы, наиболее исправным из них следует признать Троицкий, в котором еще не появились свойственные другим спискам этой группы искажения: тиможеном или тигорожаном вместо тигожаном, Бискупли вместо Пискупли, Неретьского вместо Нередичьского, Загорожаны вместо Загородьцы, Володьская или Волоцкая вместо Вольская. Еще дальше в этом искажении идут отдельные списки Бальзеровского вида Карамзинской группы: варяджан вместо вережан, за горожаны или с горожаны вместо с загорожаны, Холопьская вместо Лопьская.

Спискам Оболенского вида свойственно непроникшее в Бальзеровский вид искажение до Острой улици вместо до Острой городни, а это значит, что Оболенский и Бальзеровский виды развивались независимо один от другого, восходя к общему архетипу, близкому к списку Троицкого вида.

Что касается списков Пушкинской группы, то из них более сохранным оказывается Археографический вид. В Пушкинском списке потеряны слова коломляном до Нередичъского мосту, от великого ряду, огнищаном, присутствующие не только в списках Карамзинской группы, но и в списках Археографического вида. В нем также искажены некоторые слова: бережан вместо вережан, Клемяных вместо Климятиных. В списках Карамзинской группы эти слова переданы в звучании, близком к тому, какое дает Археографический вид.

В списках Археографического вида имеются невоспроизводимые во всех других списках выражения, имеющие принципиальный смысл. Только в них есть слово мостити после упоминания Бориса и Глеба, слова до софьян, на месте которых во всех остальных списках стоит до торгу. 18-я сотня называется Поволховской, тогда как в других списках она Волховская. Наконец, только в них назван Алфердов вымол, в остальных списках называемый Гералдовым или Гелардовым. Пушкинский список относительно этих последних случаев родствен спискам Карамзинской группы. Поскольку же иные его особенности не реализуются в Карамзинской группе, следует утверждать, что Пушкинский и Карамзинские списки восходят к общему протографу, занимающему промежуточное положение между ними и списками Археографического вида.

Сравнение списков Археографического вида позволяет признать наиболее исправным тот из них, который помещен в приложении к Новгородской Первой летописи по Комиссионной рукописи. В других списках этого вида имеются существенные отклонения: Быкова вместо Бовыкова, Афедорова вместо Алфердова, отсутствие слов до от заднего, а от Алфердова вымола.

Воссоздание схемы взаимоотношений основных групп списков Устава подтверждается самим существом последовательных искажений текста, что связано с «биографией» памятника. Характер этих искажений – стихийное, нецеленаправленное, нарастающее отклонение от правильного написания топонимов. Группировка списков не обнаруживает каких-либо следов редактирования. Их деление на Пушкинскую и Карамзинскую группы обозначает не разные редакции, а только разные изводы. И если в Пушкинской группе (в первую очередь, в списках Археографического вида) новгородская топонимика оказывается безупречной, то Карамзинская группа (и в меньшей степени Пушкинский вид) обнаруживает незнание переписчиками местных наименований. Отсюда происходят бессмысленные тиможены и тигорожане, бережане, Неретьский мост, загорожаны, Во-лодъская и Холопьская сотни, Клемяные сени. Такой характер нарастающих искажений позволяет признать Пушкинскую группу в целом новгородским изводом, а Карамзинскую группу – вненовгородским изводом. Этот вывод подтверждается и происхождением списков, дающих возможность несколько уточнить различия между новгородскими и вненовгородскими текстами.

Все списки Археографического вида извлечены из новгородских сборников или же из сборников, по своему происхождению непосредственно тяготеющих к Новгороду. Списки остальных видов содержатся в сборниках, к Новгороду не имеющих отношения. Между теми и другими, таким образом, стоит архетип Пушкинского и Троицкого видов, давший начало вненовгородской традиции в переписке Устава. Новгородская же традиция сохраняется лишь в Археографической генерации. Устав о мостех, возникший как локальное новгородское постановление, органически связался в Новгороде с Пространной Правдой, но он не имел никакого значения для остальных русских территорий и, выйдя в составе Пространной Правды за пределы Новгорода, отложился в некотором количестве списков Русской Правды как непонятный и практически ненужный довесок.

Выделяя в качестве наиболее достоверных списки Археографического вида, а среди них в первую очередь текст, сохранившийся в Новгородской Первой летописи, мы, естественно, не отождествляем его с авторским текстом. Допуская и в нем наличие возможных искажений, мы можем выяснить их только анализом самого памятника и поисками в нем внутренних противоречий. Однако первый вопрос, возникающий при переходе к такому анализу, касается общей композиции источника, выяснения единства или сложности его состава.

М. Н. Тихомиров обратил внимание на наличие в тексте Устава несомненной интерполяции. Перечисление сотен явно разбивает связный текст, а изъятие этого перечисления возвращает ему должную логичность и последовательность³⁸⁹ [Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде, с. 140]. Развивая эту мысль, А. Н. Насонов писал: «В истории рукописных текстов довольно обычно, что запись, сделанная на полях рукописи, при переписке попадает в середину текста. Так как все без исключения списки «Устава о мостех» содержат перечисление сотен, то надо полагать, что вся запись о сотнях попала в текст устава вскоре после его составления, в XIII в., во всяком случае не позднее начала XV в.»³⁹⁰ [Насонов А. Н. «Русская земля»…, с. 124]. Правильнее было бы написать: «не позднее XIV в.», поскольку Пушкинский список датируется этим столетием.

Еще одна интерполяция хорошо видна при первой же попытке осмыслить последовательность топонимов Устава. Речь идет о перечислении тигожан, коломлян, нередичан, вережан и пидьблян (ст. 2), не имеющих никакого отношения к тому сюжету, изложение которого нарушено их упоминанием.

Наличие этих интерполяций позволяет разбить весь текст Устава на три статьи: собственно Устав (ст. 1) и две вставки (ст. ст. 2 и 3).

Тексты

Дата добавления: 2015-07-25