Мечта сумасшедшего

Анастасия Шевердина

Поэма

Прекрасны Альпы ясным днем,

Чудесны, и когда огнем

Рассвета уж ледник объят,

Когда томящийся закат

Ведет за руку дрему-дочь,

Когда хрустальной сини ночь

Испить успела, и во мгле

Звенит ручей, а в вышине

Смеется месяц молодой,

И тихий лес, вечно живой,

Спокойно смотрит на луга:

Там смертных тленная нога

Ступать не смеет. Среди скал,

Где рыцарь не один искал

Грааля Чашу, спит всегда

Седое озеро. Вода

В нем молчалива. Пеленой

Тумана раннею порой

Покрыты тайны давних лет.

И лебедей молочный след

В страну чудес и грез влечет.

Здесь все легендами живет.

Июньской ночи тишина

Полна тоскою. У окна

Король Баварии стоит.

Взгляд мрачный Людвига бежит

Прочь от решеток и врачей,

Иллюминатов – палачей,

Продажных слуг и подлецов,

Прочь от завистливых льстецов,

Что так хотят сейчас отнять

Всю жизнь его. Он оправдать

Хотел бы их, но нет уж сил:

Так много горя он вкусил

По их вине. Он весь горит.

Он сам с собою говорит:

«Король несчастный! Одинок

Всегда ты был. Ты был далек

От всех людей. Они простить

Тебя не смогут. Заточить

Меня безвыездно в горах,

В родных когда-то мне стенах

Они решили. Я люблю

Жизнь одинокую мою,

Я тихо в Альпах хочу жить,

Но без свободы мне влачить

Невыносимо жизнь. Тюрьмой

Мне замок стал, а ведь домой

Я возвратился… Нет, мой дом

Мною утрачен! Все кругом

Облито ядом! Я хотел

Приют найти, но мой удел –

Только мечтать. О, я мечтал

Создать свой рай средь этих скал

Чудесной, дивной красоты.

Зачем же, Боже, отняты

Мои надежды у меня?

Ах, чище радужного дня

Все они были. Сохранил

Я с детства их. Я не забыл

Легенд, сказаний яркий свет…

Как славный Лоэнгрин одет,

Я пред картинами стоял;

С любовью жадной я внимал

Рассказам всем про королей,

Про рыцарей тех светлых дней,

Когда земля другой была.

Меня фантазия звала

Вдаль от дворцовой суеты,

От надоедливой муштры

Туда, где я найду друзей,

Туда, где ближе и родней

Отец мне станет, и где мать

Не только платья занимать

Отныне будут… О родня!..

Они ведь первыми меня

Предать решили… Мой венец

Так быстро положил конец

Их переменчивой любви…

Мой дядюшка решил: в крови

Его величие течет.

Ах, если бы! Его влечет

Не власть творить и награждать

И не умение страдать

За всю страну, а пыльный трон!

Он извращенный свой закон

Себе заставит послужить,

Но не сумеет он склонить

Меня в поклоне! Я склонюсь

Пред нищим каждым, не стыжусь

Любви к крестьянам, но ему

Не поклонюсь я одному!

Ведь я – Король! Во все века

Моя всевластная рука

Баварцев будет защищать

От всех невзгод!.. Да, мне кричать

Порой хотелось от тоски,

Когда стальные кулаки

Политики, что словно зверь,

Ломится ночью в твою дверь,

Сжимали всех нас… А война?!

Моя любимая страна

Изнемогала… Я не спал,

Я забывался, вновь рыдал

И снова думал и слабел.

Одной мечтою я горел:

Всех немцев враз объединить,

В Германии могучей жить.

За это с жаром взялся я,

Но огорчен был: соловья,

Послушав, в клетку заперли,

И притязания мои

Забыли вмиг. Я должен был,

Хоть независимость любил,

Отдать власть Вильгельму. С тех пор

Как будто жуткий приговор

Себе я вынес. Охладел

К ведению державных дел,

К любой борьбе я, и мой трон

Мне в тягость стал. Я в жуткий сон

Вдруг провалился. Моя власть

Была уж больше мне не всласть.

Король-романтик в назиданье

Изведать должен наказанье:

Бесправие и слуг надзор,

Покорности глупцам позор

Или бездействия. Обман

Растаял вскоре, как туман,

И я увидел: мой народ

Меня безумным признает!

За что?! За то, что я любил?!

За то, что в сердце сохранил

Я человечность, чистоту?!

Пускай они теперь чету

Мне попытаются найти!!

Ах, Боже, мне не по пути

Со всеми ими! Почему?!

О Господи, я не пойму,

За что тобой наказан я,

Зачем все люди от меня

Отворотились? Я вреда

Не причинял им никогда!

Я жертвовал для них душой –

Они смеялись надо мной!

Невесту помню я свою:

В каком-то сказочном краю,

Казалось, я ее нашел.

Я, как безумный, всюду шел

За нею следом. Но она,

Коварства хищного полна,

Умела тщательно скрывать

Всю суть свою и мне внимать,

Кивать угодливо и льстить,

И разговоры заводить

О чем угодно. Красотой

Ее плененный неземной,

Как часто я не замечал,

Что взгляд ее всегда скучал

Во время всех наших бесед.

О, многих избежал я б бед,

Когда бы скоро раскусил,

Как переменчив и спесив

Ее характер. Я не знал,

Что пост мой Софью привлекал,

А не душа. Ей красоты

Не мыслей и моей мечты,

А жизни захотелось вдруг.

Когда я понял все, испуг

Мной овладел. Я увидал,

Что глупой кукле я отдал

Свою любовь, и не меня,

Не молодого короля,

Она желала. Обуял

Мной гнев, и я ее прогнал

Прочь из дворца. И с этих дней

Я не любил уже сильней

Людей, чем Бога. Я его

Не променял ни на кого:

Придворных дам, графинь, маркиз…

Немало молодых актрис

Меня пыталось соблазнить,

Но только власти уж сносить

Любой из женщин над собой

Я не хотел, и ни одной

Любовью я не отвечал.

Я хорошо уже узнал

Продажной страсти вкус и цвет.

Во мне желанья больше нет

Их красотою обладать.

Да, лучше просто наблюдать

За дамами издалека.

И как бы не была горька

Моя судьба, я убежден:

Для дам не писан наш закон.

От женщин лишь одна беда…

Я не женился никогда…

И вообще, могу сказать,

Нет хуже ничего – связать

Себя с лжедругом. Пониманья

Ты не найдешь и состраданья

Не выпросишь. Он непреклонен

В своем тщеславии. Я склонен

К актеру Кайнцу был. Юнец

Был этот просто молодец:

Без грима мог бы он играть

И при желании создать

Любой из образов. Помог

Ему я так, как только смог:

Я декламировать учил

Его без устали, дарил

Ему подарки и тепло…

Но в нем все более росло

Пренебрежение ко мне.

И он ночами при луне

Уж не хотел со мной гулять,

Он даже уставал читать

Мне, королю, свой монолог

Из Шиллера, и я не мог

Уже тогда его простить.

О да, конечно, он просить

Не раз прощенья приходил,

И я обиду позабыл,

Но дружба наша умерла:

Она ведь в Кайнце не цвела.

И вновь я для себя открыл:

Он и душою ниже был,

Чем я. Друзья же быть должны

Во всем для счастия равны…

Из всех, кого я повстречал

За жизнь мою, я восхвалял

Лишь одного. Из всех людей

Его я чище и сильней

Всего любил. С тонкой душой,

Он – чуткий, мудрый и живой –

Мне самым верным другом стал.

Как долго я его искал

В серой толпе, как долго шел

За его музыкой! Нашел

Его я сам. И Вагнер был

Со мною нежен, терпелив;

Один лишь он понял меня

Как равный равного, и дня

Могло нам часто не хватить

Для разговора. Снова жить

Мне захотелось, ведь он дал

Мне счастье, дружбу. Я мечтал

Его заботой окружить,

Чтоб мог свободно он творить

Вдали от пошлой суеты.

Но как всегда мои мечты

Враги разрушили. Кричать

О разорении печать

Моем вдруг разом начала

И сплетен сеть она сплела

О том, как подло разокрал

Мой друг казну. Я отрицал,

Что только денег он хотел.

В то время Вагнер мой корпел

Над «Нибелунгами». Не дар,

А справедливый гонорар

Ему вручил я. Но толпа

Меня не слушала: глупа

В упорной зависти своей

Она всегда и двух людей,

Посмевших друга полюбить

Так безоглядно, разлучить

Считает долгом. И семья

Вся ополчилась на меня

И убеждала: назревал

В столице бунт. Меня терзал

И стыд, и страх. И как монарх

Я поступил. Хоть на глазах

Блестели слезы, я просил

Уехать Вагнера… Без сил

Я повалился на кровать…

О, больно даже вспоминать

Мне о тех страшных днях. В печаль

Я погрузился, горя шаль

Меня опутала, и час

Казался годом. Я сейчас

Не понимаю, как я жил.

Я словно привиденьем был.

Есть не хотелось и дышать,

Ходить не мог я – лишь лежать…

Я жил надеждою одной

На встречу и, едва живой,

Любил безмерно. Верность я

Хранил ему и даже дня

Не мог о нем не вспоминать…

В последний раз же повидать

Я Вагнера не захотел…

Теперь он мертв, и мой удел

Любить, страдать и вспоминать…

Да, лучше б никогда не знать

Любви мне к смертным! На цветок

Они похожи: малый срок

Им отведен, и красота

Их быстро блекнет, и не та

После потери юных сил

Людей всех жизнь. Свою сносил

Я кое-как до тех лишь пор,

Пока мой брат, ребенок гор,

Веселый, прыткий озорник,

Охотник сильный, разом сник

И занемог. Врач нам сказал:

«Отто с ума сошел». Он лгал!

Мой брат всегда здоровым был!

Беспечным храбрецом он слыл,

Но был умен. Он танцевал,

Шутил, гулял, со мной играл

В дни детства. На его губах

Цвела улыбка, а в глазах

Блестящих, ярких, доброту

Всегда я видел. Красоту

Любил он так же, как и я.

О, королевская семья

Гордилась им! Он презирал

И ложь, и чванство, расточал

Любовь и золото. Он жил

И жизнь свою всегда любил.

Мой брат не мог сойти с ума!

Но я бессилен был. Тюрьма

Домашняя ждала его,

Как и меня сейчас. Всего,

Что с ним творили доктора

Никто не знает. Мастера

Чудес ужасных каждый день

Его травили. Только тень

Осталась вскоре от юнца.

Его прекрасного лица

Не мог узнать я. Бледен, дик

Мой братец стал. Ах, как велик

Был ужас мой, когда узрел

Того, кого еще хотел

Назвать я братом! Он людей

Не узнавал, и на зверей

Похож стал: ползая, молчал

И только изредка рычал

Или стонал. Он весь оброс

И из-за спутанных волос

Косился зло. Его глаза

Пустыми стали, и слеза

Лица коснулась моего.

И понял я: мне ничего

Не остается, чтоб любить,

Чтоб в счастье и покое жить.

Я быстро все утратил здесь,

Я измотался рано весь,

И ко всему я охладел,

И все забыл, что знал, умел,

И растворился в пустоте.

Я утешенья в красоте

Не мог уже теперь найти.

Одно лишь должен я – идти

Без ропота вслед за судьбой…

Но и раздавленный, немой,

Я был опасен для врагов,

И даже звук моих шагов

Противен был им. С давних пор

Готов уж был мне приговор;

Совет министров только ждал,

Чтоб повод я врагам подал

Себя безумным объявить

И власти всей себя лишить.

И я убить себя помог:

На горе, утаить не смог

Свой новый займ. Все в мире зло

Идет от денег. Повезло

Всем тем, кто дела не имел

С большими суммами. Хотел

Построить новый замок я,

Чтоб совершенство бытия

В нем совершенно отразить.

В своей стране же раздобыть

Не смог я денег. Я просил

Друзей помочь и пригрозил,

Что жизнь свою укорочу,

Если сейчас не получу

Святой возможности творить.

Ну а зачем, и вправду, жить,

Когда навек отягощен

Ты горем жутким? Словно сон

Вся жизнь моя всегда была,

Хотя надежда и жила

Тогда во мне. Ее убить

Помог предатель. Доносить

Он стал министрам и отдал

Им вексель мой. Совет признал,

Что паранойей болен я,

И в горном замке короля

Они хотели захватить,

Но не могли предположить,

Что люд простой меня любил,

Что честь и верность сохранил

Мой добрый кучер. Он вбежал

Ко мне в покои и сказал,

Что в замок едут господа.

Я удивился, но вреда

От них никак не ожидал,

И все ж крестьянам приказал

Мой замок славный охранять.

Хотя комиссия забрать

Меня старалась из всех сил,

Народ мой горный их схватил,

В подвале запер, проклинал

И топорами угрожал,

Но я просил их отпустить.

Да, я позволил сокрушить

Себя судьбе. Я пленным стал

И убежать не помышлял,

Хоть и просили все меня.

Я знаю точно: больше дня

Мне в старом Берге не прожить.

Я это чувствую, и быть

Я дольше психом не хочу.

Да, я за власть свою плачу

Большую цену. Я бедняк;

Я, словно мерзостный сорняк,

Всем обывателям мешал

И каждым словом досаждал

Лжецам, прагматикам, скупцам.

Всегда, везде, во всем я сам.

Я сам гулял, в театр ходил…

Всю жизнь я одиноким был…

Теперь я мучаюсь одним:

Я людям был всегда чужим,

И всем казался я глупцом.

Может и Бог перед концом,

Когда к ответу призовет,

Меня безумным назовет?»...

И вновь стоит он у окна,

И смотрит вдаль, и тишина

Со всех сторон к нему ползет.

Он утро своей смерти ждет…

Король был прав. Один лишь день

Провел он в Берге. Смерти тень

Стояла за его спиной,

И мертвый он, как и живой,

Прославлен был. Дождливый мрак

Скрыл тайну смерти, и никак

Сейчас ее не разгадать.

И главный враг его отдать

Был должен жизнь свою ему.

Гадать лишь можем мы, кому

Так страшно Людвиг насолил,

Что короля подлец убил

В его поместии… Гулять

Пошел он с доктором. Искать

Несчастный Людвиг не хотел

Позорной ссоры с тем, кто смел

Его безумцем объявить.

Хотя он знал, что отравить

Его бы доктор Гудден мог,

Король был гордым, и не смог

Он психиатра обвинить

Ни в лжи, ни в том, что он сгубить

Помог им Отто. Людвиг был

Спокоен, смирен и учтив

И доктору не досаждал…

Когда же в Берге главный зал

Наполнился ночным огнем,

Все поняли, что даже днем

Не дали б Людвигу гулять

Так долго. Сразу же искать

Пошли монарха. Он в воде

Был ими найден, и нигде

Не было видно никого,

Лишь психиатра одного.

Они мертвы были… Не знал

Об этом Бисмарк и искал

Защиту Людвигу. Ждала

Елизавета, что была

Хорошим другом для него,

С каретой рядом. Им всего

Сразу король не написал,

Но каждый друг тогда мечтал

Его спасти. Никто не смог…

Король переступил порог

Мучений, боли и обрел

Свою мечту. Он долго шел

Из ада к раю. И погас

Тот дивный светоч, что для глаз

Ничтожных смертных освещал

Весь белый свет. Мир потерял

Всех настоящих королей,

Но и до наших смутных дней

Дошли прекрасные мечты…

Людвиг жил в царстве красоты

И жизнь к ногам Мечты сложил.

О да, он сумасшедшим был!

Январь 2007г.

Дата добавления: 2015-07-25