Мальтусова теория, ее происхождение и опора

За теорией, которую мы рассматривали, стоит теория, которую нам еще следует рассмотреть. Господствующая доктрина относительно происхождения и закона заработной платы, находить самую могущественную опору в той доктрине, столь же широко распространенной, которой Мальтус оставил свое имя,- будто народонаселение в силу естественных законов стремится увеличиваться быстрее, чем растут средства к жизни. Эти-то две доктрины, находящиеся в полном соответствии между собою, и внушают тот ответ, который господствующая политическая экономия дает на великую проблему, которую мы стремимся разрешить. В предшествовавшем изложении, я полагаю, в такой мере была обнаружена [-062-] неосновательность господствующего учения, будто заработная плата определяется отношением между капиталом и работниками, что могло показаться удивительным, как могло оно получить такое общее распространение и держаться столь долгое время. Однако приходится удивляться не тому, что подобная теория могла возникнуть при том состоянии общества, когда огромная масса работников, по-видимому зависит в отношении занятия и заработной платы от обособленного класса капиталистов, и не тому, что при таких условиях теория эта признавалась за истину среди народных масс, которые редко обеспокоивают себя различением реального от кажущегося; но приходится удивляться тому, что теория, оказывающаяся по рассмотрении столь неосновательной, могла последовательно признаваться множеством проницательных мыслителей, которые в течение настоящего столетия посвящали свои силы разъяснению и развитию политико-экономических учений. И единственное объяснение этому, иначе непостижимому, факту можно найти лишь в общем признании Мальтусовой теории. Ходячая теория заработной платы никогда не подвергалась серьезной критике, ибо поддерживаемая Мальтусовой теорией, она представлялась уму политико-экономистов как бы само-понятной истиной. Эти две теории взаимно пополняли, подкрепляли и защищали друг друга, причем обе они получали добавочную поддержку от принципа, который был рельефно выдвинут при обсуждении теории ренты,- именно того принципа, что за известным пределом приложение труда и капитала к земле дает уменьшающийся доход. Вместе эти теории давали объяснение явлениям, представляющимся в высоко организованных и прогрессивных обществах, по-видимому, вполне соответствующее фактам, и таким образом отклоняли от более внимательного исследования. За какой из этих двух теорий следует признать право на историческое первенство,- трудно сказать. Теория народонаселения была формулирована таким образом, что получила вид научной догмы, лишь после того, как это было сделано относительно теории заработной платы. Но они зародились и росли естественно вместе, и обе существовали в форме более или менее грубой задолго до того, как сделана была какая-либо попытка к построению системы политической экономии. Очевидно из многих мест, что Мальтусова теория в зачаточной форме представлялась уму Адама Смита, хотя он нигде не развил ее в ее полноте, и главным образом этому обстоятельству, кажется мне, следует приписать то ложное направление, какое приняла его мысль в вопросе о заработной плате. Но, как бы то ни было, эти две теории так тесно связаны одна с другой и так совершенно дополняют друг друга, что Бокль, обозревая историю политической экономии в своем "Исследовании развития шотландской мысли в восемнадцатом столетии", приписывает главным образом Мальтусу честь "окончательного доказательства" принятой теории заработной платы путем [-063-] установления господствующего учения о давлении народонаселения на средства к жизни. В своей "Истории цивилизации в Англии", т. III гл. V, он говорит: "Едва только миновало восемнадцатое столетие, как было окончательно доказано, что вознаграждение труда зависит единственно от двух факторов, именно: от величины того национального фонда, из которого оплачивается труд, и от числа работников, между которым этот фонд должен распределяться. Этим огромным шагом в нашем знании мы обязаны, главным образом, хотя и не целиком, Мальтусу, работа которого о народонаселении, сама по себе составляющая эпоху в истории спекулятивной мысли, привела уже к значительным практическим результатам и поведет, вероятно, к другим еще более значительным. Она была опубликована в 1798 году, так что Адам Смит, который умер в 1790 году, не дожил до того, что было бы для него величайшим удовольствием, видеть в этой работе его собственные 'взгляды скорее еще далее развитыми, чем исправленными. Действительно, можно быть уверенным, что без Смита не было бы и Мальтуса; то есть, если бы Смит не положил основания, то и Мальтус не мог бы построить здания". Знаменитая доктрина, которая с самого своего возникновения так могущественно влияла на мысль не только в области политической экономии, но даже и в более возвышенных областях знания, была формулирована Мальтусом в предложении, будто народонаселению, как то указывает рост Северо-Американских Штатов, присуще естественное стремление удваиваться по меньшей мере каждые двадцать пять лет и таким образом увеличиваться в геометрической прогрессии, тогда как средства к жизни, которые могут быть получены от земли, "при обстоятельствах наиболее благоприятных для человеческой деятельности,, никоим образом не могут увеличиваться быстрее, чем в арифметической прогрессии, или путем прибавления за каждые двадцать пять лет, количества, равного тому, которое производится в данное время". "Сопоставив эти две различные нормы роста", наивно продолжает Мальтус, "мы неизбежно придем к поразительным результатам". И вот (гл. I) он их сопоставляет: "Скажем, что народонаселение Великобритании равно одиннадцати миллионам; и предположим, что теперешнее производство может легко поддерживать такое число жителей. Спустя первые двадцать пять лет, народонаселение увеличится до двадцати двух миллионов, и средства существования, тоже удваиваясь, будут в соответствии с таким увеличением. В следующие двадцать пять лет народонаселение возрастет до сорока четырех миллионов, а средств существования будет достаточно лишь для содержания тридцати трех миллионов. В следующий период народонаселение будет равно восьмидесяти восьми миллионам, а средств существования будет достаточно лишь для содержания половины этого числа. А к концу первого столетия, народонаселение достигло [-064-] бы цифры ста семидесяти шести миллионов, а средств существования было бы достаточно лишь для содержания пятидесяти пяти миллионов: остальное же народонаселение, в сто двадцать один миллион, целиком лишено бы было пропитания". "Возьмем всю землю вместо этого острова - при этом влияние эмиграции, конечно, будет исключено - и предположим, что теперешнее народонаселение ее равно тысяче миллионов; тогда человеческий род увеличился бы как числа 1, 2, 4, 8, 16, 32, 64, 128, 256, а средства существования как 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9. За два столетия народонаселение встало бы к средствам существования в отношении 256 к 9; за три столетия 4096 к 13, а за две тысячи лет разница стала бы почти неисчислимой". Такой результат, конечно, предупреждается тем физическим фактом, что народу может существовать не более, чем сколько может найти средств к жизни, отсюда и вытекает Мальтусово заключение, что это стремление народонаселения к неопределенному увеличению должно быть сдерживаемо или нравственным ограничением воспроизводительной способности или различными причинами, увеличивающими смертность, которые он сводит к пороку и нищете. Те причины, которые предупреждают размножение, он называет предупредительными задержками, те причины, которые увеличивают смертность, он называет разрушительными задержками. Такова Мальтусова доктрина, как она обнародована была самим Мальтусом в "Опыте о народонаселении". Не стоит долго останавливаться на заблуждении, заключающемся в допущении геометрического и арифметического размеров роста, на этой игре с пропорциями, которая едва ли может равняться достоинством с таковой же в общеизвестном софизме о зайце и черепахе, когда выходит, что заяц будет вечно гнаться за черепахой и никогда ее не догонит. Ибо это допущение не необходимо для мальтусовой доктрины, или по крайней мере открыто отвергается некоторыми из писателей, вполне признающих самую доктрину; как например, Джон Стюарт Милль говорит об этом допущении, как о "несчастной попытке придать точность вещам, которые не допускают ее, и точность, как то должен видеть всякий человек способный рассуждать, совершенно излишнюю для доказательства"^*14. Сущность Мальтусовой доктрины это то, что народонаселение стремится увеличиваться быстрее, чем увеличивается возможность получать пропитание, а выражается ли эта разница в виде геометрического отношения для народонаселения и арифметические [-065-] отношения для средств существования, как у Мальтуса, или в виде постоянного отношения для народонаселения и уменьшающегося отношения для средств существования, как у Милля, и это вопрос второстепенный. Жизненный пункт, в котором сходятся оба учения, состоит, выражаясь словами Мальтуса, в том, "что существует в народонаселении естественная склонность и постоянное стремление размножаться свыше средств существования". Мальтусова доктрина, как ее теперь представляют, может быть выражена в наиболее сильной и наименее поддающейся возражениям форме таким образом. Народонаселение, постоянно стремящееся увеличиваться, не будучи сдерживаемо, должно в конце концов натолкнуться на пределы средств существования, не как на неподвижную, но как на эластичную преграду, которая делает добывание средств в жизни все более и более трудным. И таким образом, всюду, где воспроизводительная способность имела достаточно времени, чтобы проявить свою силу, и не сдерживалась благоразумием", должна существовать такая степень нужды, какая может удерживать народонаселение в границах средств существования. В действительности, теория эта не более противоречит представлению о гармоническом устроении вселенной творческой благостью и мудростью, чем та любезная не-теория, которая сваливает ответственность за бедность с ее спутниками на неисповедимые веления Провидения, не пытаясь даже необходимыми последствиями естественного инстинкта, с которым связаны самые чистые и самые нежные чувства, теория эта встала в резкое противоречие с идеями, глубоко коренящимися в человеческом духе, и тотчас же вслед за своим формальным провозглашением вызвала против себя самые отчаянные нападения, при которых, правда, нередко обнаруживалось более усердия, чем логики. Однако она с триумфом выдержала испытания, и не смотря на опровержения Годвинов и обличения Боббетов, не смотря на все те стрелы, которые направляли в нее логика, сарказм, насмешка и чувство, стоит теперь в мире мысли, как признанная истина, которую вынуждены признавать даже те люди, которые рады бы были не верить ей. Нельзя сказать, чтобы были неясны причины ее триумфа, источники ее силы. По-видимому, опираясь на неоспоримую арифметическую истину,- что постоянно увеличивающееся народонаселение должно наконец превзойти способность земли доставлять пропитание или даже место, где встать, Мальтусова теория поддерживается аналогиями из животного и растительного царства, где жизнь повсюду беспощадно разбивается о те барьеры, которые сдерживают различные виды ее,- аналогиями, которым ход современной мысли, сглаживающий различия между отдельными формами жизни, придавал все более и более веса, и видимо подтверждается многими несомненными фактами, [-066-] таковы: преобладание бедности, порока и страдания среди более плотного народонаселения; обычный результата материального прогресса в смысле увеличения народонаселения без облегчения пауперизма; быстрый рост народонаселения во вновь заселяемых странах и очевидное замедление роста в более плотно заселенных странах вследствие смертности среди класса, обреченного на нужду. Мальтусова теория доставляет общий принцип, который дает объяснение этим и подобным фактам, и притом такое объяснение, которое гармонирует с доктриной, будто заработная плата получается от капитала, и со всеми теми принципами, которые выводятся из нее. Согласно господствующим учениям о заработной плате, заработная плата падает, лишь только увеличение числа работников вынуждает более дробное деление капитала; согласно мальтусовой теории, бедность является, лишь только увеличение в народонаселении вынуждает более дробное деление средств существования. Требуется лишь отождествление капитала со средствами существования и числа работников с народонаселением, а это и делается в общераспространенных трактатах по политической экономии, где эти термины часто заменяют друг друга,- чтобы сделать эти два предложения столь же тождественными по форме, как они тождественны по сущности^*15. Вот таким-то образом, как это заметил Бокль в ранее цитированном месте, теория народонаселения, установленная Мальтусом, и явилась, как бы для окончательного доказательства теории заработной платы, установленной Смитом. Рикардо, который несколько лет спустя после обнародования "Опыта о народонаселении" исправил ошибку, в которую впал Смит относительно природы и причины ренты, доставил мальтусовой теории добавочную поддержку, обратив внимание на тот факт, что рента увеличивается, лишь только потребности растущего народонаселения заставляют обращаться к обработке земель все менее и менее производительных или на тех же землях, к пунктам все меньшей и меньшей производительности,- чем он и объяснял происхождение ренты. Таким путем образовалось как бы тройственный союз, и мальтусова доктрина была подперта с обеих сторон,- причем принятое ранее учение о заработной плате и принятое потом учение и ренте являлись как бы частными случаями применения общего принципа, с которым связано было имя Мальтуса, а падение заработной платы и повышение ренты, сопутствующие росту народонаселения, представлялись лишь способами проявления той силы, которая теснит народонаселение в пределах средств существования. Таким образом, входя составной частью в самый остов политической [-067-] экономии (ибо наука эта, в ее общепринятом виде, не испытала никакого существенного изменения или улучшения со времени Рикардо, хотя и была улучшаема и развиваема в некоторых второстепенных пунктах), Мальтусова теория, хотя и противоречит чувствам, о которых была речь выше, но не только не противоречит идеям, которые, по крайней мере, в более старых странах вообще преобладают среди рабочих классов,- напротив того, подобно теории заработной платы, которой она поддерживается и которую она в свою очередь поддерживает, гармонирует с этими идеями. Для мастерового или для фабричного причина низкой заработной платы и невозможности найти занятие есть очевидно конкуренция массы других рабочих, ищущих работы, и в грязных жилищах бедняков, что может казаться яснее того, что уж слишком то много народу на свете? Но главная причина торжества этой теории заключается в том обстоятельстве, что она не только не грозит какому-либо законному праву, не только не выступает против какого-либо могущественного интереса, но даже, напротив, чрезвычайно ласкает и успокаивает те классы, которые, владея силой богатства, в широкой мере властвуют и над мыслью.- Она явилась на выручку именно тех привилегий, благодаря которым немногие монополизировали столь много благ этого мира, она же и провозгласила естественной причину нужды и страдания, приписать которые политическим учреждениям, значило бы осудить всякое правительство, при котором они существуют. "Опыт о народонаселении" открыто выступал против "исследования о политической справедливости" Вильяма Годвина. Целью "опыта" было оправдать существующее неравенство, свалив ответственность за него с человеческих учреждений на законы Творца. В этом собственно, не было ничего нового, так как Уоллес, почти за сорок лет до того, уже ставил на вид опасность чрезмерного размножения, в ответ на требования справедливости относительно равномерного распределения богатства, но обстоятельства времени были таковы, что та же самая идея, будучи выражена Мальтусом, оказалась особенно приятной для могущественного класса, в котором сильный страх пред всяким выражением недоверия к существующему положению вещей порожден был взрывом Французской революции. И в настоящее время, как в то время, мальтусова доктрина отклоняет всякое требование реформы и ставит себялюбие вне вопроса и сомнения, сводя дело к какой-то неизбежной необходимости. Именно она дает начало той философии, благодаря которой скупой богач, пируя, может отогнать от себя образ Лазаря, томимого голодом у его двери; благодаря которой человек состоятельный может с спокойной совестью застегивать свой сюртук, когда беднота просит подаяния, и благодаря которой богатый христианин, склоняясь по воскресеньям на коврике в церкви, может молить о благих дарах Отца всех людей, без всякого сознания ответственности за ту грязь и нищету, которые он [-068-] видит тут же в двух шагах от себя. Ибо бедность, нужда и голод, согласно этой теории, не могут быть приписываемы ни личной жадности, ни общественным неурядицам, а являются неизбежными следствиями мировых законов, сетовать на которые, не будь это даже делом нечестивым, было бы также бесцельно, как сетовать на закон тяготения. С этой точки зрения, тот, кто среди нужды, скопил себе богатство, только лишь укрылся в маленьком оазисе от сыпучего песка, который иначе похоронил бы и его. Он лишь сделал пользу себе, но никому не повредил. И даже если бы богачи буквально выполнили повеление Христа и разделили свое богатство между бедными, то все же ничего не было бы достигнуто. Народонаселение возросло бы, только для того, чтобы снова сдавить себя в пределах средств существования или капитала, и равенство, которое было бы установлено, оказалось бы лишь равенством общей нищеты. И таким-то образом реформы, могущие столкнуться с интересами какого-либо могущественного класса, отвергаются, как бесполезные. Так как нравственный закон запрещает так или иначе заранее пускать в ход те меры, посредством которых природа отделывается от излишка народонаселения и сдерживает стремление к размножению, достаточно сильное чтобы покрыть поверхность земного шара человеческими существами, разместив их на подобие сардин в жестянке, то, в сущности, ничего не может сделать ни личное усилие, ни совокупное усилие общества для того, чтобы искоренить бедность, кроме как положиться на действие воспитания и проповедовать необходимость благоразумия. Теория, которая, совпадая, с привычками мысли более бедных классов, таким образом оправдывает жадность богача и себялюбие человека могущественного, имеет все данные для того, чтобы быстро распространиться и глубоко пустить корни. Так это и было с теорией, предложенной Мальтусом. В последние годы Мальтусова теория получила новую поддержку вследствие быстрой перемены идей, касающихся происхождения человека и образования видов. И кажется мне, нетрудно бы было показать, что Бокль был прав, говоря, что обнародование Мальтусовой теории отмечает собой эпоху в истории спекулятивной мысли; но как не интересно бы было проследить ее влияние на более высокие области философии, а оно оказалось и на самом Бокле,- тем не менее сделать этого мы не можем, не выходя за пределы нашего исследования. Однако та поддержка, поддержка, косвенная ли, прямая ли, которую дает Мальтусовой теории новая философия развития, теперь быстро распространяющаяся во всех направлениях, во всяком случае должна быть указана при оценке тех средств, от которых эта теория получает свою теперешнюю силу. Как в политической экономии, поддержка, получаемая от учения о заработной плате и от учения о ренте, содействовали поднятию Мальтусовой теории до степени центральной истины, так распространение идей того же рода на развитие жизни во всех [-069-] ее формах в результате давало ей еще более высокое и неприступное положение. Агассиз, который до дня своей смерти был отчаянным противником новой философии, выразился о Дарвине как о "Мальтусе с головы до пяток"^*16, и сам Дарвин говорит, что борьба за существование есть доктрина Мальтуса, примененная с сугубой силой ко всему животному и растительному царству"^*17. Как бы то ни было, мне не кажется вполне правильным говорить, что теория развития путем естественного подбора или путем переживания наиболее приспособленных есть мальтузианизм в дальнейшем развитии, ибо доктрина Мальтуса не заключала в себе первоначально и не заключает в себе необходимо идеи совершенствования. Но эта идея была вскоре присоединена к ней. Мэк-Келлок^*18 к приписывает "принципу роста" общественное усовершенствование и прогресс в искусствах, и заявляет, что бедность, которую этот рост порождает, действует, как могущественный стимул к развитию трудолюбия, распространению науки и накоплению богатства высшим и средним классами, стимул, без которого общество живо впало бы в апатию и бессилие. Что это такое, как не признание в отношении к человеческому обществу развивающего действия "борьбы за существование" и "переживания наиболее приспособленных", о которых говорят, опираясь на авторитет естественных наук, как о средствах, которыми природа пользовалась, чтобы произвести все те бесконечно-разнообразные и чудным образом приспособленные формы, в которые выливается бьющая ключом жизнь земного шара? Что это как не признание той силы, на вид жестокой и немилосердной, которая, однако, в течение неизмеримого ряда веков выработала моллюска из какого то более низкого типа, обезьяну из моллюска, человека из обезьяны и девятнадцатое столетие из каменного века? Таким образом рекомендованная и по-видимому доказанная таким образом сцепленная и подпертая, Мальтусова теория,- то учение, будто бедность зависит от стеснения народонаселения, в средствах существования, или, выражая ее в другой ее форме, то учение, будто стремление к увеличению в числе работников должно постоянно вести к сокращению заработной платы до минимума, при каком рабочие могут только сохранять свою численность,- в настоящее время вообще принимается как неоспоримая истина, при свете которой объясняются явления общественной жизни, все равно как объяснялись в течение столетий явления звездного неба на основании предположения о неподвижности земли или факты геологии на основании буквального понимания Библии. Если принять во внимание только авторитет этой доктрины, то, чтобы формально отвергнуть ее, кажется, требуется [-070-] столько же смелости, сколько было ее у того проповедника, который недавно выступил в поход против мнения, будто земля движется вокруг солнца, ибо в той или другой форме, Мальтусова доктрина встречает в мире мысли почти всеобщее одобрение, и дает знать себя всюду, как в лучших, так и в самых заурядных произведениях литературы по текущим вопросам. Она одобряется экономистами и государственными людьми, историками и натуралистами, конгрессами по социальными наукам и рабочими союзами, духовными лицами и материалистами, консерваторами самого строгого закала и радикальнейшими из радикалов. Она признается множеством лиц, которые никогда ничего не слышали о Мальтусе, и кладется в основу рассуждений людьми, которые не имеют ни малейшего понятия о том, что такое его теория. Тем не менее, как основания господствующей теории заработной платы оказывались несостоятельными, будучи подвергнуты беспристрастному исследованию, так я думаю, окажутся несостоятельными и основания этой теории, ее двойника. Доказав, что заработная плата берется не из капитала мы уже подняли с земли этого Антэя.

^*14 "Принципы политической экономии", книга II, гл. IX, парагр. VI - Однако, не взирая на то, что говорит Милль, ясно, что сам Мальтус придавал большое значение своим геометрическим и арифметическим отношениям, и вероятно также, что эти отношениям Мальтус в широкой мере обязан был своею славой, ибо они представляли собой одну из тех громких формул, которые для большинства имеют гораздо более веса, чем самое ясное рассуждение.

^*15 Влияние Мальтусовой доктрины на определения капитала, я полагаю, можно заметить из сравнения (см. стр. 28, 1-й т.) определения Смита, который писал до Мальтуса, с определениями Рикардо, Мэк-Келлока и Милля, которые писали после него.

^*16 Речь перед Мессиечусетским земледельческим советом, 1972, Отчет Департамента Земледелия (Соединенные Штаты), 1873.

^*17 "Происхождение видов", гл. Ш.

^*18 Примечание IV к "Богатству народов".

Дата добавления: 2015-07-19