|
– Ты ошибаешься, – неуверенно сказала Клэри. – Ты не знаешь о нас с Джейсом ничего. Просто хочешь…
– Я хочу лишь достучаться до тебя, Кларисса. Заставить тебя понять.
В голосе Валентина звучала легкая насмешка.
– Ты просто издеваешься над нами! Намерен использовать меня, чтобы отомстить Джейсу! – выпалила Клэри и добавила: – Ты даже не злишься. Настоящий отец сейчас бы злился.
– Я твой настоящий отец. В твоих жилах течет моя кровь.
– Мой отец не ты, а Люк, – сказала Клэри почти устало. – Я не хочу больше это обсуждать.
– Ты считаешь Люка своим отцом только из-за его отношений с твоей матерью.
– Отношений? – расхохоталась Клэри. – Они с мамой просто друзья.
На какой-то миг на лице Валентина отразилось удивление.
– В самом деле? Ты действительно считаешь, что Люциан согласился ради дружбы вести жизнь в изгнании, скрываться, прятаться и всеми силами охранять тайну, которой он сам не знал до конца? Ради одной только дружбы? Ты еще очень юна, Кларисса, и мало понимаешь в людях, а в мужчинах и вовсе ничего.
– Твои грязные намеки никому не интересны. Ты ничего не знаешь ни о Люке, ни о Джейсе. Пытаешься выставить их поступки в подлом свете, потому что сам не умеешь поступать иначе.
– А если бы Люк любил твою маму, это было бы подлостью? Чего подлого в любви, Кларисса? Или ты просто чувствуешь в глубине души, что твой драгоценный Люциан не человек и не способен на человеческие чувства?
– Люк такой же человек, как и я! А ты слепой фанатик!
– Ну нет, вот тут ты ошибаешься. – Валентин шагнул к Клэри, и она поспешила спиной загородить от него Меч. – Ты смотришь на меня сквозь призму примитивного мировоззрения. Примитивные вообще очень любят делить себе подобных на группы, выдумывая различия, которые покажутся бредом любому нефилиму. Критерием различий может быть раса, религия, национальность и еще десятки подобных вещей Примитивные не в состоянии увидеть, понять и осознать существование демонов, и все же в их родовой памяти остались какие-то представления о том, что на Земле есть «мы» и «они», чужие, те, кто сеет лишь смерть и разрушение. Но раз они не видят демонов, их угрозу они пытаются приписать себе подобным. Они готовы счесть врагом соседа и поколениями вести бессмысленные войны. – Валентин сделал еще один шаг вперед, и Клэри, попятившись, оказалась прижата к самому сундуку с Мечом. – Я не из их числа. Мне известна истина. Примитивные видят опасность будто через закопченное стеклышко, а нефилимы встречают ее лицом к лицу. Нам ведом истинный облик зла, нам ведомо: пусть оно и живет среди нас, оно чужое! Нельзя позволить чужеродному пустить здесь корни, расцвести ядовитыми цветами и отравить все живое на Земле.
Рука Клэри застыла над Мечом. Голос Валентина был так тих, так вкрадчив, ему так сложно было возразить… Она вовсе не считала, что демоны должны процветать на Земле. Клэри согласилась бы с его словами, если бы не одно «но»…
– Люк не демон!
– Сдается мне, Кларисса, ты чересчур юна и неопытна, чтобы понять, кто демон, а кто нет. Ты почти не сталкивалась с нежитью. А те, кого ты все же встречала, казались тебе очень милыми и добрыми. С твоим восприятием мира кто угодно может показаться милым и добрым. Ты уверена, что демоны – это непременно уродливые твари, рыщущие во тьме. Разумеется, такие тоже существуют. Но есть и другие – демоны, живущие среди людей и тщательно скрывающие свою противоестественную сущность. Я пытался уничтожить одного такого в Лондоне. Он был очень влиятельным финансистом и имел штат телохранителей. Слуги поставляли своему господину животных и маленьких детей. Ему нравилось все маленькое и беспомощное.
– Прекрати! – Клэри зажала руками уши. – Я не хочу это слышать!
Но голос Валентина проникал сквозь ладони.
– Он пожирал их медленно, неделями. У него были способы поддерживать в жертве жизнь, невзирая на невероятные мучения. Попробуй представить себе разорванного пополам ребенка, который пытается ползти…
– Хватит! Хватит! – закричала Клэри.
– Демоны питаются болью и страхом. Я убиваю только из необходимости. Ты выросла в фальшивом раю, окруженном стеклянными стенами, дочь моя. Мать создала для тебя искусственный мир, в котором хотела бы жить сама. Только она не сказала тебе, что все это обман. Что все это время снаружи поджидали демоны, готовые разбить стеклянные стены и открыть тебе глаза на правду.
– Стены разбил ты, – прошептала Клэри. – Именно ты втянул меня во все это.
– И я же виноват в том, что ты порезалась о стекло? Разве я держал тебя в плену иллюзий?
– Хватит! Не желаю слушать!
У Клэри звенело в ушах. Хотелось закричать отцу, что именно он похитил маму и все это натворил, что это все его вина. Однако не зря Люк утверждал, что с Валентином невозможно спорить. Он ухитрялся так все перевернуть… Если сейчас возразить ему, окажешься вроде бы на стороне демонов, разрывающих пополам младенцев. Джейсу долгие годы пришлось жить в тени этого требовательного, деспотичного человека. Теперь ясно, почему у Джейса такой тяжелый характер и такое умение скрывать свои чувства.
Клэри ощущала холод, исходящий от Меча, и от этого по коже бежали мурашки.
– Что тебе от меня нужно? – спросила она.
– А разве мне что-то нужно?
– Иначе ты не вел бы тут со мной разговоров. Дал бы по голове чем-нибудь тяжелым и отложил в сторонку для дальнейшего использования.
– Хочешь знать, каким будет дальнейшее использование? – произнес Валентин. – Я подожду, пока явятся на выручку твои друзья-Охотники, и обменяю тебя на девчонку-оборотня. Мне все еще нужна ее кровь.
– Они никогда не пойдут на такой обмен!
– Ошибаешься. Им хорошо известно, чего стоит какая-то нежить по сравнению с юным Охотником. Сделка произойдет, потому что именно так велит Конклав.
– Конклав?! То есть что-то подобное есть в Законе?
– Это основа Закона, – веско сказал Валентин. – Теперь понимаешь? Не так уж и велика разница между Конклавом и мной, между Джонатаном и мной и даже между нами, Кларисса. Всего лишь незначительные расхождения в методах.
С этими словами Валентин приблизился к ней вплотную. Рука Клэри метнулась за спину и схватила рукоять Меча душ. Он действительно был очень тяжелым, таким тяжелым, что она чуть не упала под его весом, но все же удержала равновесие и направила острие прямо на отца.
Удар о металлическую поверхность получился сильным. Джейс закашлялся, чувствуя во рту вкус крови, и обнаружил, что стоит на железных мостках, выкрашенных в серо-зеленый цвет. Внутри корабль был пуст; темные искривленные стены отражали каждый звук. Джейс задрал голову и увидел маленький клочок ночного неба через дымящуюся дыру, в которую он провалился.
Нутро корабля представляло собой лабиринт мостков и лестниц, ведущих в никуда и переплетающихся друг с другом, как внутренности гигантской змеи. Было жутко холодно, дыхание вырывалось изо рта облачками пара. Всматриваясь в полумрак, Джейс полез в карман за ведьминым огнем.
Белое сияние ярко осветило длинные мостки и лестницу, ведущую на нижний ярус. Под ногами что-то сверкнуло. Джейс наклонился и увидел стило. Он невольно оглянулся, как будто ожидал, что из теней выйдет какой-нибудь нефилим. Откуда оно могло тут взяться?! Каждое стило имело особую ауру – хранило в себе отпечаток владельца, – и Джейс сразу узнал его, ощутив болезненный укол. Стило Клэри.
Вдруг в темноте раздался негромкий смех. Джейс обернулся, пряча стило за пояс. В свете ведьмина огня на другом конце мостков виднелась темная фигура; лицо человека скрывала тень.
– Кто здесь? – крикнул Джейс.
Ответа не последовало. Джейс чувствовал, что человек смеется над ним. Он машинально потянулся к ножнам, однако в них ничего не было – падая, он выронил клинок и вновь оказался без оружия.
Но ведь что угодно может послужить оружием при грамотном использовании. Разве не этому учил его отец? Джейс медленно двинулся к фигуре, ища глаза ми что-нибудь подходящее – какую-нибудь балку, за которую можно ухватиться и нанести удар обеими ногами, какой-нибудь кусок металла, который можно швырнуть и перебить противнику позвоночник… Все эти мысли пролетели у него в голове за какую-то долю секунды, а потом человек вышел из тени на свет, и белые волосы ореолом засветились вокруг его головы. Джейс замер как вкопанный:
– Отец? Ты?!
Сначала Алек ощутил леденящий холод. Затем понял, что не может дышать. Он попытался втянуть воздух, и все тело сжалось в конвульсиях. Он приподнялся, кашляя речной водой – горькой и тошнотворной.
Первый вдох огнем обжег легкие. Хватая ртом воздух, он огляделся. Под ним была какая-то рифленая железная платформа… нет, кузов грузовика! Алек обнаружил, что сидит в пикапе, дрейфующем прямо посреди реки. С волос и одежды лились ледяные ручьи, а напротив сидел Магнус Бейн, рассматривая его янтарными кошачьими глазами.
– Что произошло? – спросил Алек, стуча зубами.
– Ты пытался выпить Ист-Ривер, – сообщил Магнус. Только сейчас до Алека дошло, что маг тоже насквозь вымок. – Я тебя вытащил.
В голове билась пульсирующая боль. Алек попытался нащупать на поясе стило, но его не было. Он с трудом вспоминал, как тут оказался. Корабль, драка с демонами, Джейс ловит падающую Изабель, лужи крови под ногами, атакующий демон…
– Изабель! Она спускалась по лестнице!
– Не волнуйся, она добралась до лодки, я видел. – Магнус положил ладонь ему на голову. – А вот у тебя запросто может быть сотрясение мозга.
Алек оттолкнул его руку:
– Я должен вернуться. Ты ведь маг, можешь как-нибудь доставить меня на корабль? И устранить сотрясение заодно?
Магнус прислонился к борту кузова. Глаза у него сияли золотым и зеленым, как драгоценные камни – такие же жесткие и холодные. Алек смутился, сообразив, что просьба прозвучала излишне требовательно. И все же попасть на корабль было сейчас просто необходимо.
– Прости. Конечно, ты совсем не обязан нам помогать. Я прошу тебя об одолжении…
– Я не делаю тебе никаких одолжений, Алек. Я просто… Ты разве сам не знаешь, почему я помогаю тебе?
Что-то перехватило Алеку горло. Так происходило всегда, когда Магнус был рядом. Как будто боль и тоска, живущие в сердце, собирались в пузырь и застревали в горле, мешая сказать что-то важное, что-то настоящее…
– Мне очень надо вернуться на корабль, – выдавил он наконец.
Магнус, похоже, так устал, что у него не осталось сил даже разозлиться.
– Я бы помог тебе, но не могу. Снять защитные чары с корабля – непростая задача: я потратил много энергии. А когда ты упал, пришлось быстро наложить еще одно заклятие на пикап, чтобы он не потонул, когда я потеряю сознание. А я действительно скоро отключусь, Алек, это лишь вопрос времени. Я не мог позволить тебе утонуть. Чары на какое-то время должны удержать машину на воде, так что ты сможешь добраться до берега.
– Я… я не знал, – выдохнул Алек.
Магнус прожил уже три столетия, но всегда выглядел так, словно время над ним не властно, словно он перестал стареть в девятнадцать лет. Однако сейчас кожу вокруг его рта и глаз вдруг прорезали морщины, а за обычной легкой сутулостью скрывалась уже не напускная небрежность, а крайняя степень усталости.
Алек протянул ему обе руки, сморщенные от воды и покрытые серебристыми шрамами:
– Держи. Забирай силы у меня. В общем, все, что тебе нужно, чтобы держаться.
Магнус не пошевелился:
– Ты же хотел срочно попасть на корабль.
– Я должен сражаться, – ответил Алек. – Но ведь и ты здесь сражаешься, так же, как и Охотники на корабле. Я знаю, что ты можешь взять у меня силы, я слышал, магу это доступно. Бери. Они твои.
Валентин улыбнулся. На нем была черная броня, латные перчатки блестели, как панцири огромных насекомых.
– Здравствуй, сын.
– Не смей меня так называть! – У Джейса затряслись руки. – Где Клэри?
– Она не послушалась меня. Пришлось преподать ей урок.
– Что ты с ней сделал?
– Ничего. – Валентин подошел к Джейсу. – Ничего такого, что не заживет.
Джейс сжал кулаки, чтобы отец не заметил, что у него дрожат руки:
– Где она? Я хочу ее видеть!
– Что, прямо немедленно? – Валентин посмотрел наверх, словно мог видеть кипящую на палубе битву. – А разве ты не должен сейчас драться плечом к плечу со своими друзьями-Охотниками? Как жаль, что все они погибнут зря.
– Это мы еще увидим!
– Увидишь, не сомневайся. На каждого из вас я могу призвать тысячу демонов. При таком численном перевесе не выстоят даже лучшие нефилимы. И пример бедной Имоджен прекрасно это подтверждает.
– Откуда ты…
– Я вижу все, что происходит на моем корабле. – Валентин сузил глаза. – Ты ведь понимаешь, что ее смерть на твоей совести?
Джейс втянул носом воздух. Сердце колотилось так, будто отчаянно пыталось вырваться из груди.
– Охотники пришли спасать тебя. Если бы речь шла о какой-то нежити, никто бы сюда не примчался.
Джейс вдруг сообразил, что совершенно забыл о Саймоне и Майе.
– Где они?
– Если ты про нежить, то они мертвы, – как ни в чем не бывало сообщил Валентин. – Сколько смертей еще нужно, чтобы у тебя открылись глаза?
Джейсу показалось, что в голове у него вихрится черный дым. Лопатку нестерпимо жгло.
– Мы это уже обсуждали. Ты совершаешь ошибку, отец. Может, ты и прав насчет демонов и даже насчет Конклава, но твои методы…
– Я не об этом, – перебил его Валентин. – Когда ты наконец признаешь, что ты такой же, как я?
Несмотря на холод, Джейса бросило в пот.
– Что?
– Мы с тобой одинаковые. Ты как-то сказал мне, что ты тот, кого я из тебя сделал. Так вот, я сделал из тебя свою копию. Ты такой же гордый, такой же смелый. И у тебя есть все, что заставляет других с радостью умирать за тебя.
В подсознании настойчиво билось что-то очень важное, что-то такое, что он знал, но забыл. Спину обжигала боль.
– Я не хочу, чтобы за меня умирали! – крикнул Джейс.
– Хочешь. Тебе приятна мысль, что Изабель и Алек готовы отдать за тебя жизнь. И сестра. А Инквизитор уже умерла за тебя, разве не так, Джонатан? И ты ей это позволил.
– Нет!
– Ты такой же, как я. Да и чему удивляться? Ты же мой сын, отчего бы тебе не пойти по моим стопам?
– Нет!
Джейс схватил торчащий из перил кривой железный прут, рывком отодрал его и выставил вперед зазубренным острием.
– Я не такой, как ты! – крикнул он и вонзил прут в грудь отцу.
Валентин разинул рот и покачнулся. На секунду Джейс с ужасом подумал, что ошибся и это на самом деле Валентин. Но потом тело отца начало рассыпаться, как рушащееся песчаное изваяние, запахло гарью, и прах Валентина рассеялся в холодном воздухе.
Джейс потянулся ладонью к лопатке. Кожа горела там, где руна бесстрашия выжгла себя дотла. Вдруг накатила невероятная слабость.
– Аграмон… – прошептал Джейс и упал коленям на железные мостки.
Он посидел неподвижно, ожидая, пока утихнет оглушительный стук крови в висках, и наконец встал. Ноги едва слушались от холода, кончики пальцев посинели. В воздухе пахло гарью, хотя Аграмон исчез.
Все еще сжимая железный прут, Джейс пошел по мосткам к лестнице. Спускаться по шатким скобам пришлось, держась одной рукой, и это моментально привело его в чувство. Он спрыгнул с последней скобы и оказался на других узких мостках, выходящих в огромный зал с железными стенами. По стенам на разной высоте бежали мостки, между ними виднелось хитросплетение труб. В трубах что-то гремело, и время от времени наружу вырывались струи пара, однако воздух это почему-то ничуть не согревало.
«Ну и местечко ты себе обустроил, отец», – подумал Джейс. Голые индустриальные интерьеры никак не вязались с образом Валентина. Хрусталь, сверкающий острыми гранями, был бы гораздо больше в духе отца. Джейс не знал, куда идти в этом лабиринте мостков и лестниц, и уже собрался спуститься наугад, как вдруг заметил на железном полу темно-красные потеки.
Кровь. Пятна еще свежие, едва начали засыхать. Чуть дальше еще пятно, и еще. Прямо как тропинка из хлебных крошек в сказке про Гензеля и Гретель.
Гремя сапогами по железу, Джейс пошел туда, куда вел багровый след. На драку не похоже… Скорее тут несли раненого. Наконец он оказался перед железной дверью, выкрашенной в черный цвет и пестрящей серебристыми щербинками и царапинами. На ручке алел кровавый отпечаток пальцев. Джейс покрепче ухватился за железный прут и толкнул дверь.
В лицо ударила волна такого холода, что перехватило дыхание. В помещении не было ничего, кроме металлической трубы, идущей вдоль стены, и кучи тряпья в углу. Из иллюминатора высоко под потолком падал скудный свет. Джейс с опаской шагнул внутрь, присмотрелся и понял, что в углу никакое не тряпье. Там лежал человек.
Сердце вновь начало бешено колотиться, как незакрытая дверь в бурю.
Пол был липким от крови, подошвы сапог отдирались от него с отвратительным хлюпающим звуком. В углу скорчился темноволосый парень в джинсах и синей футболке. Джейс склонился над ним, взял за плечо, перевернул и в ужасе уставился в застывшие карие глаза на белом лице. Это был Саймон. На горле и запястьях у него зияли чудовищные раны с рваными краями. Джейс осел на колени рядом с бездыханным телом и с тоской подумал о Клэри, о том, как она до боли сжимала его руки в своих маленьких пальцах и умоляла: найди Саймона! Я знаю, ты сможешь.
Он нашел. Но слишком поздно.
Когда Джейсу исполнилось десять, отец объяснил ему, как правильно убивать вампиров. Пронзить колом, отрезать голову и сжечь, как фонарь из тыквы. Испепелить на солнце. Или выпустить из жил всю кровь. Вампирам нужна кровь, чтобы жить, как машине нужен бензин. Судя по ранам Саймона, Валентин избрал последний способ.
Джейс протянул руку и закрыл Саймону глаза. Если Клэри придется его увидеть, лучше уж не таким.
Он хотел подтянуть ворот футболки повыше, чтобы прикрыть рану на шее, и тут Саймон шевельнулся. Веки дрогнули и снова открылись, сверкнули белки. Саймон еле слышно захрипел, верхняя губа приподнялась, обнажая острые клыки. В рассеченном горле заклекотало дыхание.
Джейс ощутил подступившую дурноту. Саймон еще жил. Но какую же он должен испытывать боль! Он не может регенерировать, не может залечить раны без…
Без крови.
Джейс отпустил воротник Саймона, зубами задрал рукав и глубоко рассек себе руку вдоль предплечья зазубренным концом железного прута. Из раны выступила кровь. Джейс чувствовал ее резкий медный запах. Прут выскользнул из пальцев и с металлическим звоном упал на пол.
Саймон не двигался. Кровь уже бежала ручьем по саднящему запястью. Джейс поднес руку к самому его лицу, так, чтобы капли падали прямо в рот. Никакой реакции. Тогда Джейс приблизился вплотную, прижал порез к губам Саймона и прошипел, выдыхая облачка пара:
– Да пей же ты, идиот! Пей, тебе говорю!
Сначала ничего не произошло. Потом Саймон закрыл глаза, и Джейс ощутил в запястье резкий укол. Саймон впился в его руку выше локтя, выгнул спину и вонзил клыки еще глубже. Руку обожгла боль.
– Эй-эй, полегче! – сказал Джейс.
Саймон уставился на него темными глазами. Белков уже не было видно, щеки покрылись лихорадочным румянцем. Он разжал хватку и оскалился, обнажив обагренные клыки.
– Саймон?
Джейс даже не успел опомниться. Саймон с невероятной скоростью вскочил, сшиб его на пол, навалился сверху и вонзил зубы ему в шею. В ушах звенело. Джейс попытался вырваться, но безуспешно – Саймон прижимал его к полу стальными руками, крепко вцепившись пальцами в плечи. Боль ослабла, притупилась и стала почти приятной – как бывает приятным обжигающее прикосновение стило. Накатила сонная истома, мышцы расслабились, Джейс перестал отталкивать Саймона – скорее наоборот, притягивал ближе. Замедлялось и угасало сердцебиение, зрение туманилось, перед глазами возникала мерцающая тьма, и это было очень странно и очень красиво. Он закрыл глаза и…
Шею резанула острая боль. Джейс вскрикнул и очнулся. Саймон сидел у него на груди, прижимая ладонь к губам. От жутких ран не осталось даже следа, только свежая кровь пятнала футболку.
Сонное оцепенение прошло – заныли ушибленные плечи, рассеченная рука, прокушенная шея. В ушах перестала стучать кровь, но Джейс знал, что сердце в груди продолжает биться.
Саймон отнял руку ото рта, клыки уже спрятались.
– Я чуть не убил тебя! – прошептал он извиняющимся голосом.
– Я чуть тебе этого не позволил, – сказал Джейс.
Саймон булькнул, скатился с Джейса и рухнул на пол, съежившись. Сквозь бледную кожу на его шее просвечивали вены – голубоватые и лиловые. Вены, полные крови.
Моей крови. Джейс сел, нашарил за поясом стило и принялся выводить на плече «иратце». Стило двигалось тяжело и медленно, как будто он тащил свинцовую трубу по футбольному полю. Голова раскалывалась. Джейс закончил руну и прислонился к стене, тяжело дыша. Моя кровь в его жилах.
– Прости меня, – произнес Саймон. – Я очень, очень виноват…
Исцеляющая руна начала действовать, боль постепенно уходила, в голове у Джейса прояснилось, и сердцебиение пришло в норму. Он осторожно встал, ожидая приступа головокружения. Саймон все так же сидел на полу, опустив глаза. Джейс рывком поднял его на ноги:
– Хватит извиняться. Пошли. Валентин похитил Клэри, время дорого.
Как только пальцы Клэри сомкнулись на рукояти Меча смерти, их пронзил леденящий холод, и Клэри вскрикнула от боли. Валентин с интересом наблюдал, как она отчаянно пытается удержать Меч в немеющих руках. Клинок выскользнул и со звоном упал на железный пол. Молниеносным движением Валентин подхватил его.
– Ты и в самом деле думала, что я подпущу тебя к оружию, которое ты сможешь обратить против меня? – спросил он с отвращением. – Ты, видимо, не поняла ни единого слова из того, что я тебе говорил. Неужели только один из моих детей способен осознать истину?
На ладони Клэри краснел саднящий рубец. Она сжала руку в кулак, почти радуясь боли.
– Если ты про Джейса, то он тоже тебя ненавидит!
Валентин поднял меч. Острие уперлось Клэри между ключиц.
– Все, тобой я уже сыт по горло.
Стоило Клэри сделать вдох, как острое лезвие рассекло кожу, и по груди побежала алая струйка. От прикосновения Меча по телу разливался леденящий холод, как будто кровь в жилах застыла и сковала руки и ноги.
– Главная твоя беда – дурное воспитание, – произнес Валентин. – Твоя мать всегда отличалась упрямством. Я полюбил ее в том числе за это. Не ожидал, что она отступится от своих убеждений.
Клэри смотрела на отца, и в голову ей пришла очень странная, пугающая мысль. Когда она встретила его в прошлый раз, в приюте Ренвика, Валентин еще пытался произвести впечатление на Джейса. Сейчас он уже не прилагал к этому никаких усилий, и как только сошла позолота харизмы и обаяния, оказалось, что под ними пустота. Его глаза напоминали дыры, пробитые в глазницах полой статуи, – в них не было ничего, кроме тьмы.
– Скажи мне, Кларисса, твоя мать вообще когда-нибудь упоминала обо мне?
– Она говорила, что ты умер! – ответила Клэри прикусила язык, чтобы не выпалить, как ей жаль, что это не так. Впрочем, Валентин и сам прочел все невысказанное в ее взгляде.
– И она никогда не говорила, что ты другая? Особенная?
Клэри сглотнула, и лезвие меча вонзилось еще и пару миллиметров.
– Она не сказала мне, что я нефилим.
– А тебе известно, по какой причине твоя мать сбежала от меня?
Горло щипало от слез, дыхание перехватило. Клэри всхлипнула и спросила:
– А что, причина всего одна?
Валентин пропустил колкость мимо ушей.
– Она обвинила меня в том, что я превратил ее первенца в чудовище, и сбежала, чтобы не дать мне сделать то же самое со вторым ребенком. С тобой. Но было уже слишком поздно.
Клэри так замерзла, что не осталось сил даже дрожать. Она чувствовала, что все тело вот-вот обратится в лед.
– Мама никогда бы так не сказала. Джейс не чудовище. И я тоже.
– Я говорю не о…
Железный люк в потолке с грохотом распахнулся, и через него скользнули две темные фигуры. В первой Клэри узнала Джейса – уверенную грацию его движений она бы ни с чем не перепутала. Он спрыгнул прямо за спину Валентину легко и ловко, как стрела, выпущенная в цель. В руке он сжимал окровавленный стальной прут с угрожающе зазубренным концом.
Вторая фигура спрыгнула рядом с Джейсом – если не с той же грацией, то, по крайней мере, так же легко. Вглядываясь в стройный силуэт и темные волосы, Клэри подумала, что это Алек. Но когда в скудном свете ей наконец удалось рассмотреть его лицо, Клэри тут же забыла и о Мече, и о холоде, и о боли – обо всем.
– Саймон!
Их взгляды встретились, и по лицу Клэри хлынули слезы облегчения – она даже не стала утирать их.
Валентин обернулся, и впервые на его лице промелькнуло самое настоящее, искреннее изумление. Забыв про Клэри, он опустил Меч и шагнул к Саймону и Джейсу.
Как только острие Меча перестало касаться горла, леденящий холод покинул Клэри, а вместе с ним и все силы. Ноги подкосились, и девушка тяжело осела на пол, дрожа как осиновый лист. Вытирая мокрые щеки, она заметила, что кончики пальцев стали совсем белыми.
– Что ты с ней сделал?! – с ужасом вопросил Джейс.
Валентин уже опомнился от первого потрясения и ответил с ледяным спокойствием:
– Пока ничего.
К удивлению Клэри, от этих слов Джейс заметно побледнел.
– Вообще-то, мне следует задать тебе тот же вопрос, Джонатан, – продолжал Валентин. Он обращался к Джейсу, хотя смотрел при этом на Саймона. – Почему эта тварь еще жива? У вампиров легко затягиваются раны, но только если в теле у них достаточно крови. У этого крови почти не оставалось.
– «Тварь» – это про меня? – поинтересовался Саймон незнакомым тоном. Огрызающийся ребенок исчез, его место занял человек, имеющий право говорить с Валентином Моргенштерном на равных. – В таком случае тварь жива. Несмотря на твои старания.
– Заткнись, сам разберусь, – бросил ему Джейс. Глаза у него потемнели. – Я напоил Саймона своей кровью, чтобы не дать ему умереть.
И без того жесткое лицо Валентина вовсе окаменело.
– Ты добровольно разрешил вампиру пить из тебя кровь?
Саймон не мигая смотрел на него, и в глазах у него была настоящая ненависть. Джейс помедлил и произнес осторожно:
– Да.
– Ты даже представить не можешь, что ты наделал, – провозгласил Валентин замогильным голосом. – Ты даже не можешь представить!
– По-крайней мере, я спас жизнь, которую ты пытался отнять.
– Ты спас не человека. Ты воскресил монстра, способного лишь убивать. Такие, как он, всегда испытывают лютый голод…
– Да, я сейчас голоден, – подтвердил Саймон и улыбнулся, выпустив острые клыки. – Не отказался бы от крови. Жаль только, твоя кровь не пойдет в горло, мерзкий кусок…
Валентин расхохотался:
– А ты попробуй, нелюдь. Мэллертах сожжет тебя заживо.
Джейс посмотрел на Меч, а потом в глаза Клэри, и, прочтя в его взгляде немой вопрос, она крикнула:
– Меч не обращен! Он не смог убить Майю! Ритуал не завершен!
Валентин обернулся к ней, улыбаясь, и слегка качнул Меч в ее сторону. А потом какая-то неодолимая сила отбросила Клэри назад будто взрывной волной, ударила об пол, подкинула в воздух и безжалостно швырнула о переборку. Клэри скорчилась на полу, от боли не в силах вдохнуть.
Саймон побежал к ней, но Валентин взмахнул Мечом и поднял стену ревущего пламени, обдав Саймона жаром и сбив с ног.
Клэри с трудом приподнялась на локтях. Перед глазами все плыло. Удар головой был очень силен, накатывала дурнота.
Огненная стена начала угасать, но Саймон все еще лежал на полу без движения. Валентин бросил на него быстрый взгляд и приказал Джейсу:
– Ты еще можешь исправить то, что натворил. Убей это исчадие!
– Нет, – прошептал Джейс.
– У тебя в руке оружие. Вонзи его твари в грудь. Вот и все – одно простое движение.
Джейс спокойно встретил взгляд отца:
– Я видел Аграмона. Он встретил меня в твоем обличье.
– Ты видел Аграмона? – переспросил Валентин, шагнув навстречу сыну. – И выжил?
– Я его убил.
– Ты убил Демона Страха, но не хочешь убить единственного вампира, даже по моему приказу?
Джейс смотрел на отца без всякого выражения:
– Да, он вампир. Только у него есть имя. Его зовут Саймон.
Валентин встал перед Джейсом, Мэллертах пылал в его руке черным огнем. Клэри с ужасом подумала, что отец сейчас заколет Джейса – и тот даже не будет сопротивляться.
– Так, значит, ты не передумал? – спросил Валентин. – Значит, это было твое последнее слово и ты не жалеешь, что ослушался меня?
Очень медленно Джейс покачал головой. В одной руке он по-прежнему сжимал стальной прут, а второй украдкой вытаскивал что-то из-за пояса, внимательно глядя в глаза отцу. Клэри надеялась, что Валентин ничего не заметил.
– О, я очень жалею, что ослушался тебя, отец.
У Клэри упало сердце. Неужели он сдается? Неужели думает, что так сможет спасти их с Саймоном? Валентин просветлел:
– Джонатан…
– Я очень жалею – и готов ослушаться снова. Прямо сейчас.
И он молниеносным движением что-то бросил в сторону Клэри.
Мамино стило.
– Стило? – усмехнулся Валентин. – Это шутка? Или ты наконец…
Конец фразы Клэри уже не услышала. Она рывком приподнялась, вскрикнув от боли, сморгнула выступившие слезы и дрожащей рукой схватила стило. Как только пальцы сомкнулись на нем, Клэри услышала мамин голос, так четко и ясно, будто мама была совсем рядом. Ты знаешь, что делать.
Лихорадочно стиснув стило, Клэри села. Боль волной хлынула от головы по позвоночнику. Клэри не стала обращать на нее внимания. Нефилим должен привыкать к боли. Откуда-то издалека Клэри слышала голос Валентина, его приближающиеся шаги. И тогда она метнулась к переборке и стала чертить руну – так яростно, что металл зашипел под кончиком жезла.
Окружающий мир отступил и померк, как всегда происходило, стоило Клэри начать рисовать. Остались лишь она сама, стило и железная стена. Клэри вспомнила, как чертила открывающую руну на решетке камеры, в которой держали Джейса, и шептала: «Открывайся, открывайся, открывайся!» Ей удалось открыть дверь и разбить оковы Джейса. Тогда она не вкладывала в руну даже десятой, сотой доли того гнева, ярости и любви, которые вкладывала сейчас. Руки обжигала боль, но Клэри с криком продолжала выводить на стене черные обугленные линии. Открывайся!
Через стило выплескивалось все отчаяние, разочарование и злость. Открывайся! Вся любовь, вся радость от того, что Саймон жив, все надежда на лучший исход. Открывайся!
Наконец ее рука поникла. Руна была закончена. Пару секунд Джейс, Валентин и даже Саймон в полном молчании смотрели на пылающий на железной переборке знак. Потом Саймон спросил, обращаясь к Джейсу:
– Что это значит?
Ему ответил Валентин. Он не сводил глаз со стены, и на лице у него отражалась смесь ужаса и радости победителя, восторга и отчаяния.
– Это значит «мене, мене, текел, упарсин»[3].
– Вовсе нет! – возразила Клэри, с трудом поднимаясь на ноги. – Это значит «открывайся».
Валентин посмотрел на нее:
– Клэри…
Его слова потонули в скрежете металла. Переборка, состоявшая из стальных листов, смялась, из нее вылетели заклепки, державшие листы вместе, и внутрь хлынули струи воды. Крик Валентина едва слышался за оглушительным грохотом – корабль разваливался на части. Все гвозди, болты и клепки, державшие детали вместе, начали вырываться на свободу из гнезд и пазов.
Клэри рванулась к Джейсу и Саймону, но поток ледяной воды сбил ее с ног и потащил к пробоине. Отчаянный голос Джейса перекрыл даже скрежет рушащегося корабля. Клэри успела лишь крикнуть ему в ответ, а потом вода затянула ее в зазубренную дыру в переборке и вышвырнула в реку.
Охваченная ужасом, Клэри барахталась в черных глубинах реки. Вокруг были кромешная тьма и тонны воды, выжимающей воздух из легких. Девушка уже не понимала, где верх, где низ, и куда нужно плыть. Она вдохнула грязной воды, грудь обожгла боль, и перед глазами вспыхнули звезды. Шум воды в ушах сменился прекрасным сладостным пением. Клэри поняла, что умирает. Ее подхватили чьи-то бледные руки. Клэри увидела струящиеся длинные волосы и подумала, что это мама пришла за ней, но лица разглядеть не успела, потому что сомкнулась тьма…
Сначала она услышала голоса, а потом в лицо ударил свет. Клэри лежала на спине в кузове пикапа под черно-серым небом. Пахло рекой, дымом и кровью. Из темноты, как воздушные шарики, на нее выплыли два белых лица. Клэри моргнула и попыталась сфокусировать взгляд.
Люк. И Саймон. Оба смотрят на нее с тревогой и беспокойством. На секунду ей показалось, что Люк поседел за одну ночь, но потом Клэри сообразила, что волосы у него просто засыпаны пеплом. Пепел носился в воздухе и горечью ощущался на языке. И Люка и Саймона с ног до головы покрывали пятна сажи.
Клэри закашлялась.
– Где Джейс?
Саймон не ответил и почему-то покосился на Люка. У Клэри упало сердце.
– Где он?! С ним все нормально? – Она резко села, не обращая внимания на накатившую головную боль. – Где он?! Говорите!
– Я здесь. – Джейс появился откуда-то сбоку и сел с ней рядом. – Прости. Не стоило отходить ни на шаг. Я просто…
Вдруг у него сорвался голос, и Джейс замолчал. За него закончил Люк:
– Он думал, что ты тоже погибла.
Лицо Джейса скрывала тень; волосы серебрились в свете звезд, руки покрывали черные и серые разводы. Люк выпрямился и стал смотреть вдаль – на что-то, чего Клэри не видела. Она видела лишь сполохи и вихри черного дыма в небе, как будто в нем пылал пожар.
– Тоже? Кто еще?
Голова разламывалась, к горлу подкатывала тошнота.
Джейс вытащил стило:
– Посиди спокойно.
Руку обожгла исцеляющая руна, и в голове тут же стало проясняться. Клэри огляделась и поняла, что сидит на мокрой доске в кузове пикапа, на дне которого плещется грязная вода. С неба мелким черным снегом сыпался пепел. «Иратце» сняла боль и вдохнула новые силы. Прежде чем выпустить руку Клэри, Джейс нежно провел пальцами по черной виньетке. Пальцы у него были мокрыми и холодными, с волос капала вода, насквозь вымокшая одежда прилипла к телу.
Во рту Клэри стоял такой едкий вкус, словно она облизала пепельницу.
– Что случилось? Пожар?
Джейс покосился на Люка, мрачно взиравшего на черно-серые воды реки. Тут и там виднелись лодки, но огромный корабль исчез.
– Да, – промолвил Люк. – Корабль Валентина выгорел до самой ватерлинии.
– А где остальные? – Клэри посмотрела на Саймона и только сейчас сообразила, что он единственный, кто остался сухим. Вид у него был слегка зеленоватый, как после долгой болезни. – Где Изабель и Алек?
– Они живы. Их забрали другие лодки.
– А Магнус? – Клэри заглянула в кабину, но никого там не увидела.
– Магнус лечит тяжелораненых.
– С ними все хорошо? Они целы? Алек, Изабель, Майя? – Собственный голос звучал в ушах сдавленным писком.
– Изабель ранена, – ответил Люк. – Роберт Лайтвуд тоже, довольно серьезно, он теперь не скоро поправится. Многие другие Охотники погибли, в том числе Имоджен и Малик. Битва была тяжелой и завершилась не лучшим образом. Валентин исчез, а вместе с ним и Меч. Конклав понес серьезные потери. Не знаю… – Он осекся и продолжать не стал.
Что-то в его тоне испугало Клэри.
– Я не хотела, – сказала она. – Это я во всем виновата. Если бы я не…
– Если бы ты не сделала то, что сделала, – с горячностью перебил ее Джейс, – Валентин не оставил бы в живых никого. Только ты предотвратила наше полное поражение.
– Нарисовав руну? – спросила Клэри.
– Уничтожив корабль, – сказал Люк. – Твоя руна разъединила все, что в нем должно было держаться вместе. Вылетели все клепки, все винты, все крепления. Громадный корабль в один миг рассыпался на детали. И топливные цистерны тоже. Большинство людей едва успели выпрыгнуть за борт, когда вспыхнул пожар. То, что сделала ты, прежде не делал никто.
– Ой… – пискнула Клэри. – Кто-нибудь пострадал?
– Часть демонов утонула, – сказал Джейс. – Из нефилимов не пострадал никто.
– Потому что они хорошо плавают?
– Потому что их спасли русалки – вытащили всех из воды.
Клэри вспомнила чарующее пение и руки, подхватившие ее. Значит, это была все-таки не мама.
– Русалки? Водяные феи?
– Королева Летнего двора все же решила вмешаться, – пояснил Джейс. – Она ведь обещала оказать посильную помощь.
– Но откуда она…
Вопрос замер у Клэри на языке, потому что она уже сама догадалась, как королева узнала, что им нужна помощь, – перед боем Джейс бросил в реку клочок белой бумаги.
– Лодки нефилимов идут к берегу, – сообщил Саймон. – Похоже, всех подобрали.
– Ну пора и нам, – произнес Люк, расправив плечи, и направился к кабине.
Клэри заметила, что он слегка прихрамывает, но в остальном вроде цел и невредим. Люк завел мотор, и пикап заскользил по воде, рассыпая брызги из-под колес, серебристые в предрассветных сумерках.
– Невероятно… – сказал Саймон. – Постоянно жду, что машина вот-вот потонет.
– После всего, что случилось, ты по-прежнему считаешь водоплавающий пикап чем-то невероятным? – В голосе Джейса не было ни сарказма, ни раздражения, только безграничная усталость.
– Что теперь будет с Лайтвудами? – спросила Клэри. – Что с ними сделает Конклав?
Джейс пожал плечами:
– Пути Конклава неисповедимы. Я не знаю, что теперь будет. Могу только сказать, что тобой они точно заинтересуются… и тем, что ты способна сделать.
Саймон фыркнул. Сначала Клэри подумала, что он выражает свое несогласие, но, обернувшись, увидела, что он совсем позеленел.
– Саймон? Ты себя нормально чувствуешь?
– Не очень. Вампиры не переносят проточной воды. Такая вода чиста, а мы – нечистые создания.
– Я бы не рискнула назвать Ист-Ривер чистой. – Клэри погладила друга по руке, получив в награду слабую улыбку. – А ты не упал в воду, когда корабль развалился?
– Нет. На поверхности плавал кусок обшивки, Джейс закинул меня на него.
Клэри посмотрела через плечо на Джейса. Тьма уже отступала, и его лицо было хорошо видно.
– Спасибо. Как думаешь…
– Что? – Джейс вскинул брови.
– Как думаешь, Валентин мог утонуть?
– Очень опрометчиво считать злодея мертвым, если не видели труп собственными глазами, – изрек Саймон. – Это ведет к жестоким разочарованиям и неприятным сюрпризам.
– Ты прав, – кивнул Джейс. – Вряд ли он погиб. Мы бы уже нашли Орудия смерти.
– Разве Конклав не может продолжать существование без них? – спросила Клэри. – Вне зависимости от того, жив ли Валентин?
– Конклав всегда будет продолжать существование. Это единственное, что он умеет делать… – Джейс посмотрел на восток: – Солнце встает.
Саймон окаменел. Клэри даже не сразу поняла, отчего, но потом осознание накрыло ее ужасом. На восточной стороне горизонта разрасталось кроваво-красное пятно. Первые лучи солнца окрасили воду в фантастические оттенки зеленого, алого и золотого.
– Нет! – прошептала Клэри.
Джейс удивленно посмотрел на нее, на Саймона, замершего, как мышь перед котом, – и все понял. Он вскочил на ноги, подбежал к кабине и что-то сказал Люку. Тот резко обернулся и покачал головой. Пикап рванул вперед – видимо, Люк утопил педаль газа. Клэри схватилась за борт кузова, пытаясь удержать равновесие. Джейс кричал Люку, что надо любым способом заставить колымагу ехать быстрее, но Клэри понимала, что рассвет им уже не обогнать.
– Должен же быть какой-то выход! – воскликнула она, не веря, что за какие-то пять минут бездна радости может смениться бездной отчаяния. – Если мы попробуем закрыть тебя одеждой…
– Ничего не выйдет. – Саймон не сводил глаз с золотого диска, выползающего из-за горизонта. – Никакие тряпки не помогут. Рафаэль объяснял, укрыться можно только за стенами.
– Нет! Должен быть выход!
– Клэри, – перебил ее Саймон и протянул руки. – Иди сюда.
Глаза у него стали огромными и совсем темными. Клэри упала ему на грудь, отчаянно пытаясь собой заслонить его от неумолимого солнца, зная, что это бесполезно. Как только солнечные лучи коснутся Саймона, он рассыплется пеплом.
Какое-то время они сидели без движения, крепко обнявшись. Клэри чувствовала, как вздымается и опускается его грудь. Дыхание осталось просто привычкой – вампиры не испытывали в нем необходимости.
– Не умирай! Я тебя не отпущу!
– Боюсь, у тебя нет выбора, – сказал Саймон, и Клэри почувствовала, что он улыбается. – А я-то думал, что больше никогда не увижу солнца. Надо же, ошибался…
Джейс что-то крикнул. Клэри подняла глаза. По небу расплывались розовые пятна, словно в чистую воду плеснули краской.
– Я люблю тебя, – промолвил Саймон. – Я никого, кроме тебя, не любил.
Нежно-розовое небо озарили золотые лучи, как прожилки в благородном мраморе. Река вокруг заблестела под солнцем. Саймон, откинув голову, посмотрел прямо на сияющий шар, и в его глазах отразилось жидкое золото, как будто он сам уже начал плавиться.
– Саймон! – закричала Клэри, вцепившись в его плечи.
Джейс схватил ее и потянул назад. Девушка пыталась вырваться, но он держал крепко и что-то настойчиво повторял, снова и снова, пока она не опомнилась и не начала понимать его слова.
– Клэри, посмотри, посмотри!
– Нет! – Она закрыла лицо руками, чувствуя на них солоноватый вкус воды, так похожий на вкус слез. – Я не хочу! Я не могу!
– Клэри! – Джейс силой отнял ее ладони от лица, и в глаза ей ударил яркий свет. – Посмотри!
Она наконец послушалась, и воздух со свистом вырвался из легких. Саймон сидел на самом солнце и с изумлением рассматривал свои руки. Волосы у него золотились в утренних лучах, а на воде плясали яркие блики. Саймон вовсе не рассыпался пеплом – солнце ласково гладило его кожу, не оставляя на ней ни пятнышка.
Вещей оказалось даже меньше, чем Джейс предполагал. Он прожил в Институте целых семь лет жизни, а уносил полрюкзака одежды, небольшую стопку книг и кое-какое оружие. За окном темнело, тусклый алый свет падал на нехитрые пожитки, сложенные на кровати.
Сначала Джейс раздумывал, забирать ли с собой то немногое, что осталось от его прошлой жизни в Идрисе. Магнус вернул ему отцовское кольцо, вот только Джейсу больше не хотелось его носить. В конце концов он повесил кольцо на шею на цепочке, а вещи решил забрать. Незачем оставлять память о себе в Институте.
Когда он уже заканчивал паковать рюкзак, в дверь постучали. Джейс ожидал увидеть Изабель или Алека, но на пороге стояла Мариза в строгом черном платье. Она как будто резко постарела, в углах рта залегли глубокие морщины. Голубые глаза остались единственным пятном цвета на лице, лишившемся всех красок.
– Я могу войти?
– Вы можете делать все что угодно, – ответил Джейс, возвращаясь к рюкзаку. – Это ваш дом.
Он начал утрамбовывать одежду в рюкзаке с несколько большим усилием, чем для этого требовалось.
– Институт принадлежит Конклаву, – уточнила Мариза. – Мы тут просто хранители.
– Без разницы.
– Что ты делаешь?
Если бы Джейс не знал Маризу, он решил бы, что у нее дрожит голос.
– Собираю вещи. Как все перед отъездом.
Мариза побледнела:
– Не уходи. Если хочешь остаться…
– Не хочу. Мне здесь не место.
– Куда ты пойдешь?
– К Люку, – заявил Джейс, глядя, как она меняется в лице. – Немного поживу у него, а потом решу. Возможно, отправлюсь в Идрис.
– Ты считаешь, что тебе место именно там? – с горечью спросила Мариза.
Джейс замер, глядя на рюкзак:
– Я понятия не имею, где мне место.
– Рядом с семьей, – произнесла Мариза и шагнула к нему. – С нами.
– Вы меня вышвырнули, – резко сказал Джейс и, спохватившись, попытался смягчить тон. – Мне очень жаль, что все произошло именно так. Но если я не был нужен вам раньше, зачем я вам сейчас? Роберт нездоров, за ним надо ухаживать. Я буду только обузой.
– Обузой?! – переспросила Мариза. – Роберт хочет тебя видеть, Джейс.
– Сомневаюсь.
– А как же Алек? Изабель, Макс? Ты не веришь в то, что нужен мне, и я не вправе тебя за это винить. Но в них-то можешь не сомневаться! Мы многое пережили, Джейс. Не делай им больно.
– Это нечестно.
– Ты вправе меня ненавидеть, – сказала Мариза. Джейс с изумлением понял, что голос у нее действительно дрожит. – Но все, что я делала, я делала, чтобы защитить тебя. Даже когда выгоняла из дома. Потому что хотела защитить, а еще потому, что боялась.
– Боялись меня?
Мариза кивнула.
– Знаете, это для меня большое утешение, – съязвил Джейс.
Мариза глубоко вздохнула:
– Я боялась, что ты разобьешь мне сердце так же, как Валентин. После него ты был первым неродным человеком, которого я полюбила. Первым живым существом. Совсем ребенком…
– Вы принимали меня за другого.
– Нет. Неважно, чей ты сын. Я полюбила именно тебя, в тот самый момент, когда ты спустился с корабля из Идриса. Ты вошел в мое сердце наравне с моими детьми. Ты пока не можешь этого понять. Нет ничего сильнее любви к своему ребенку. И никто другой не может разозлить сильнее.
Джейс помедлил.
– Ну, злость-то я как раз прочувствовал.
– Я не надеюсь на прощение, – сказала Мариза. – Но прошу тебя остаться ради Алека, Изабель и Макса. Я буду бесконечно благодарна…
Этого говорить не следовало.
– Не нужна мне ваша благодарность, – отрезал Джейс и застегнул молнию на рюкзаке.
– A la claire fontaine m'en allent promener[4], – произнесла Мариза.
– Что?
– Il у a longtemps que je t'aime. Jamais je ne t'oublierai[5]. Старая французская песня, я пела ее Изабель и Алеку. Помнишь, ты спрашивал?
Солнце совсем село, и в полумраке Джейсу показалось, что Мариза все такая же, как семь лет назад. Она смотрела на него с болью, тревогой – и надеждой. Она была его единственной матерью.
– Не думай, что я никогда не пела эту песню тебе. Просто ты меня не слышал.
Джейс ничего не сказал. Он расстегнул молнию, перевернул рюкзак и вывалил все свои вещи обратно на кровать.
Эпилог
Мама Саймона открыла дверь и расцвела в улыбке:
– Клэри! Давно тебя не видела! Уже начала волноваться, не поссорились ли вы.
– Нет-нет, я просто немного приболела.
Да, как показала практика, исцеляющие руны не дают неуязвимости. После битвы Клэри проснулась с дикой головной болью и температурой. Сначала она подумала, что простудилась – еще бы, кто не простудится, окунувшись в холодную осеннюю реку и побегав полночи на ледяном ветру! Но Магнус развеял ее заблуждения, заявив, что она слишком сильно выложилась, рисуя руну, которая уничтожила корабль Валентина.
Мама Саймона прищелкнула языком и сказала с сочувствием:
– Наверняка тот же вирус, который подхватил Саймон на прошлой неделе. Бедняга почти не вставал с постели.
– Но сейчас ему лучше? – спросила Клэри.
Вообще-то, она это знала, но была не против услышать еще раз.
– Да, он поправился, сейчас гуляет в саду. Пройди через калитку, он тебе очень обрадуется.
Красный домик окружала красивая кованая изгородь, выкрашенная в белый цвет. Калитка вела в крошечный садик. Несмотря на яркое солнце и чистое голубое небо, день выдался холодным, в воздухе чувствовался запах снега.
Прикрыв за собой калитку, Клэри пошла искать Саймона. Он полулежал в пластиковом шезлонге с открытой книгой комиксов на коленях. При виде Клэри он тут же выпрямился и широко улыбнулся:
– Привет, малышка.
– Малышка? – переспросила Клэри, усаживаясь рядом. – Это шутка такая?
– Да так, хотел посмотреть – вдруг тебе понравится?
– Не понравилось, – твердо сказала Клэри и поцеловала его в губы.
Отстранившись, она заметила, что Саймон погружен в какие-то невеселые мысли.
– Я рад, что ты пришла.
– Я тоже. Пришла бы раньше, но…
– Знаю, ты болела.
Клэри целую неделю валялась под одеялом, переписываясь по телефону с Саймоном и убивая время просмотром старых сезонов «C.S.L.: Место преступления». Приятно погрузиться в мир, где каждой загадке находится научное объяснение.
– Мне уже лучше, – сказала она и поежилась, кутаясь в белую кофту. – Кстати, зачем ты разлегся в саду? Не замерз?
Саймон покачал головой:
– Я больше не ощущаю ни жары, ни холода. Кроме ХОГо5 – он улыбнулся, – я стараюсь как можно больше бывать на солнце. Хотя днем еще сильно клонит в сон.
Клэри погладила его по щеке. Солнце немного согрело кожу, но она все равно оставалась прохладной.
– А в остальном… как прежде?
– Ты спрашиваешь, остался ли я вампиром? Похоже на то. Я пью кровь, и у меня не бьется сердце. Мне теперь нельзя показываться на глаза врачам, однако вампиры и не болеют…
– Ас Рафаэлем ты говорил? Он по-прежнему не понимает, почему вдруг солнце стало для тебя безвредным?
– Не понимает. И страшно злится. Считает, что это противоречит всем законам вампирского бытия. Кроме того, ему не заставить меня блуждать темными ночами с остальным кланом, потому что я намерен блуждать белым днем.
– Надо же, я думала, он обрадуется.
– Вампиры не любят перемен и очень уважают традиции, – сказал Саймон с улыбкой.
Клэри смотрела на него и с тоской думала, что он теперь навсегда останется таким. Когда ей самой стукнет пятьдесят, он по-прежнему будет выглядеть как шестнадцатилетний подросток.
– Кстати, все это пойдет на пользу моей музыкальной карьере, – продолжал Саймон. – Если верить Энн Райс, из вампиров получаются крутые рок-звезды.
– Вряд ли она – надежный источник информации.
Саймон снова откинулся на спинку шезлонга:
– А кого я могу считать надежным источником информации? Ну, кроме тебя, разумеется.
– Ах вот как! – воскликнула Клэри в притворном возмущении. – Значит, я для тебя – надежный источник информации? Очень романтично!
Саймон вдруг помрачнел:
– Клэри…
– Что? – сразу встревожилась Клэри. – Таким голосом ты обычно сообщаешь ужасные новости.
Она взяла его за руку, но Саймон отвел взгляд:
– Я не знаю, плохая это новость или хорошая.
– Да уж одно из двух! Говори, у тебя что-то случилось?
– Со мной все в порядке. Просто я думаю, что нам не стоит продолжать встречаться.
Клэри чуть не вывалилась из шезлонга.
– Ты больше не хочешь со мной дружить? – Не дав ему вставить слово, она быстро заговорила, не замечая, что голос становится выше и выше. – Из-за демонов? Или потому что из-за меня ты стал вампиром? Я знаю, жизнь превратилась в какой-то сумасшедший дом! Но я сделаю все, чтобы тебя это больше никогда и никак не коснулось! У меня получится! Я могу… Саймон поморщился:
– Слушай, ты пищишь, как дельфин!
Клэри умолкла.
– Я по-прежнему хочу быть твоим другом. А вот насчет всего остального не уверен.
– Всего остального? – переспросила Клэри.
Саймон залился краской. Клэри не знала, что вампиры могут краснеть. Румянец на молочно-белых щеках выглядел очень странно.
– Насчет попыток перейти в статус твоего парня.
Клэри помолчала, подбирая слова, и наконец выпалила:
– Классная формулировка. А я уж боялась, скажешь «насчет поцелуев».
Саймон посмотрел на их сомкнутые ладони. Пальцы Клэри рядом с его собственными выглядели очень маленькими, и теперь ее кожа была темнее, чем у него. Саймон рассеянно провел большим пальцем по ладони Клэри и произнес:
– Так бы я никогда не сказал.
– Я думала, ты сам хотел попытаться. Ты же говорил…
Саймон посмотрел на нее из-под темных ресниц:
– Я говорил, что люблю тебя. Ничего не изменилось. Однако это лишь часть общей картины.
– Есть еще Майя, да? Она ведь тебе нравится?
Клэри начала бить дрожь, и вовсе не от осеннего холода.
– Нет. В смысле, да, нравится, но не так, как ты думаешь. Мне просто хорошо с ней рядом, потому что она такая же, как я. С тобой все иначе.
– Ты ведь ее не любишь?
– Может, когда-нибудь полюблю.
– Может, когда-нибудь я полюблю тебя!
– Если вдруг это произойдет, – сказал Саймон, – обязательно сообщи. Где меня найти, ты знаешь.
Клэри задрожала еще сильнее:
– Я не могу потерять тебя, Саймон! Не могу!
– Ты никогда меня не потеряешь. Я никуда не денусь. Просто будет лучше, если ты честно станешь считать меня другом, а не пытаться изобразить, что в меня влюблена. Я хочу, чтобы со мной рядом была настоящая Клэри.
Клэри прижалась лбом к его виску и закрыла глаза. Несмотря на все, что произошло, он остался все тем же Саймоном, и пахло от него все тем же мылом.
– Я сама не знаю, кто такая настоящая Клэри.
– Зато знаю я.
Когда Клэри вышла от Саймона, новенький пикап Люка ждал ее у обочины.
– Зачем ты за мной приехал? Ты и так подбросил меня сюда, – сказала она, влезая в кабину.
Купить абсолютно такую же машину взамен утраченной было очень в духе Люка.
– Уж прости чокнутого родителя, – отозвался он, протягивая пластиковый стаканчик с кофе. – Я последнее время слегка нервничаю, если ты покидаешь поле зрения.
– Серьезно? И сколько, по твоим прогнозам, это будет продолжаться? – поинтересовалась Клэри.
На разбитой дороге стаканчик пришлось держать крепко, чтобы не расплескать. Клэри отхлебнула горячего кофе. Без молока, много сахара – все, как ей нравилось.
– Недолго, – заверил ее Люк. – Лет пять, максимум шесть.
– Люк!
– А лет в тридцать разрешу тебе бегать на свидания.
– Договорились. Может, к тридцати годам я как раз буду морально готова.
Люк покосился на нее с тревогой:
– Поругалась с Саймоном?
– Лучше не спрашивай.
– Ясно, – понимающе сказал Люк. – Довезти тебя до дома?
– Если ты в больницу, то я с тобой.
Конечно, Люк направлялся в больницу. Клэри сразу поняла это, как только он начал шутить, чтобы скрыть нервное напряжение.
Они ехали через мост, и Клэри задумчиво смотрела на реку, грея ладони о стаканчик с кофе. Она бесконечно могла любоваться этим видом – узкой лентой реки меж отвесными стенами Манхэттена и Бруклина. Вода сверкала на солнце, как алюминиевая фольга. Клэри удивилась тому, что до сих пор ни разу не пробовала все это нарисовать. Она вспомнила, как однажды спросила маму, почему та никогда не рисовала ее. Джослин сидела на полу, и с ее кисти на джинсы капал синий кобальт. «Нарисовать что-то – значит оставить это навеки неизменным, – ответила тогда мама. – Когда по-настоящему любишь, не будешь сопротивляться переменам. Им всегда должно оставаться место».
Вот только я ненавижу перемены, подумала Клэри и глубоко вздохнула, набираясь смелости.
– Люк, Валентин сказал мне одну вещь… тогда, на корабле. Про то, что…
– За словами «Валентин сказал» не может последовать ничего хорошего, – пробормотал Люк.
– Может быть. Но это касалось тебя и мамы. Валентин сказал, что ты ее любишь.
Воцарилось молчание. Машина встала в пробке. Мимо прогромыхал поезд. Наконец Люк произнес:
– Ты считаешь, что так и есть?
– Ну, не знаю… – Клэри чувствовала повисшее в воздухе напряжение и постаралась тщательно подобрать слова. – Вообще-то Валентин упоминал об этом и раньше, но я полагала, что это все от злобы и ненависти, и пропустила его слова мимо ушей. А в этот раз все-таки задумалась. Ведь на самом деле же непонятно, почему ты всегда находился рядом, почему стал мне настоящим отцом. Летом мы приезжали жить в твой загородный дом. Ни ты, ни мама больше ни с кем не встречались. Может, вы все это время были вместе и просто таились? Может, боялись, что я слишком маленькая и не пойму или начну задавать вопросы об отце? Но теперь-то я не маленькая, и мне можно все рассказать.
Снова повисла тишина. Пикап медленно полз в плотном потоке машин. Люк барабанил пальцами по рулю, щурясь на солнце.
– Ты права, – признался он наконец. – Я люблю твою маму…
– Так это же здорово! – воскликнула Клэри, стараясь поддержать его, хотя у нее в голове не укладывалось, как люди в таком возрасте могут в кого-то влюбляться.
–…только она про это не знает, – закончил Люк.
– Не знает?! – переспросила Клэри, всплеснув руками. К счастью, кофе она успела выпить. – Как не знает? Ты ей не сказал?
– Ну, в общем, нет, – ответил Люк, утопив педаль газа. Машину тряхнуло.
– Почему?
Люк вздохнул и поскреб колючий подбородок:
– Не представилось подходящего случая.
– Это очень неубедительная причина!
Люк хмыкнул:
– Пожалуй, но это правда. Я понял, что влюблен в Джослин, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, – шестнадцать. Как раз тогда мы сдружились с Валентином. С ним я соперничать не мог. Я даже в какой-то мере обрадовался тому, что она выбрала Валентина. Думал, что если она будет не со мной, то, по крайней мере, с кем-то, кто ее достоин. Когда я понял, как ошибался, было уже поздно. Когда мы вместе бежали из Идриса, она носила под сердцем тебя. Я предложил ей выйти за меня замуж, обещал заботиться о ней. Сказал, что мне не важно, кто отец ребенка, я буду воспитывать его как родного. Джослин решила, что я предлагаю это из жалости. Я не мог убедить ее, что мной движут совершенно эгоистические соображения. Она отказалась быть обузой и в Париже покинула меня, а я вернулся в Идрис. Однако покоя я не нашел, потому что потерял часть себя. Этой частью была Джослин. Мне снилось в кошмарах, что она в беде и зовет меня… В конце концов я отправился ее искать.
– Я помню, как она обрадовалась, когда ты нас нашел, – пискнула Клэри.
– И да, и нет. Я напоминал ей обо всем, от чего она бежала и о чем хотела забыть. Она позволила мне остаться, взяв с меня обещание, что я порву связи со стаей, с Конклавом, со всем, что осталось в Идрисе. Я хотел бы жить вместе с вами, но Джослин боялась, что превращения в волка будет невозможно от тебя скрыть. Поэтому я купил книжный магазин, взял другое имя и сделал вид, что Люциан Греймарк умер. В какой-то степени так и было.
– Ты и в самом деле очень многим пожертвовал ради мамы. Ты отказался от всей своей жизни!
– Я мог бы сделать гораздо больше, – сухо сказал Люк. – Но Джослин хотела во что бы то ни стало держаться как можно дальше от Конклава и нежити. Что бы я ни делал, я все равно остаюсь оборотнем, живым напоминанием о былом. Кроме того, Джослин категорически не хотела, чтобы ты узнала о своем происхождении. Я не одобрял регулярных походов к Магнусу, когда тебе стирали память, но она настаивала. И прогнала бы меня, если бы я попытался вмешаться. И конечно же она никогда не согласилась бы выйти за меня замуж – если бы ты узнала, что я оборотень, рухнули бы те хрупкие стены, которые она столько лет возводила между собой и незримым миром. Я не мог с ней так поступить, поэтому молчал.
– И ты никогда-никогда не говорил ей о своих чувствах?
– Твоя мама – женщина неглупая, – сказал Люк спокойно, однако в его голосе слышалось некоторое напряжение. – Она наверняка понимает. Я предлагал ей выйти за меня замуж. Хотя она отказывала очень мягко, я четко сознал: она прекрасно знает о моих чувствах, но не разделяет их.
Клэри молчала.
– Ничего, – произнес Люк с деланой беззаботностью. – Я давно смирился.
Клэри чувствовала, что нервы ее натянуты до предела, и вовсе не из-за выпитого кофе. О том, как все это похоже на ее собственную жизнь, она старалась не думать.
– А ты сказал ей, что любишь, когда предлагал за тебя выйти? Что-то я сомневаюсь!
Люк не ответил.
– Тебе следовало открыть ей правду! И ты совсем не знаешь, что она на самом деле к тебе чувствует!
– Знаю, – отрезал Люк, давая понять, что разговор пора заканчивать.
Но Клэри сделала вид, что не услышала предостерегающие нотки:
– Помню, я однажды спросила ее, почему она ни с кем не встречается. Она ответила, что ее сердце уже занято. Тогда я решила, что она говорит про отца, но теперь я в этом совсем не уверена!
Люк искренне удивился:
– Правда? Она так сказала? – Он осекся и добавил: – Наверняка она имела в виду Валентина.
– Сомневаюсь… А тебе самому разве не надоело хранить молчание? Держать в тайне то, что чувствуешь?
До самого конца моста никто не вымолвил ни слова. Пикап выехал на Орчард-стрит и помчался мимо лавок и ресторанов, на вывесках которых красовались алые и золотые китайские иероглифы.
– Да, надоело, – наконец признался Люк. – Одно время я убеждал себя, что надо радоваться тому, что есть. Что возможность просто быть рядом с вами лучше, чем ничего. Но когда не можешь сказать правду тем, кого любишь больше всего на свете, рано или поздно теряешь способность говорить правду самому себе.
У Клэри зашумело в ушах. Она опустила глаза и обнаружила, что смяла стаканчик в бесформенный ком.
– Отвези меня в Институт. Пожалуйста.
Люк посмотрел на нее удивленно:
– Разве ты собиралась не в больницу?
– Приеду потом. Сейчас у меня есть одно срочное дело.
Солнечные лучи пронизывали воздух в соборе, и в них кружились мелкие пылинки. Клэри пробежала между скамьями, кинулась к лифту и забарабанила но кнопке вызова.
– Давай, давай, давай… – нетерпеливо шептала она.
Двери лифта распахнулись, и Клэри столкнулась нос к носу с Джейсом. Он вытаращил глаза от неожиданности:
– Клэри?!
– Ой… Привет. – Клэри перестала терзать кнопку и выпалила первое, что пришло в голову: – Ты постригся.
В самом деле, длинные блестящие пряди больше не лезли ему в глаза, а были очень ровно и аккуратно уложены. Так Джейс выглядел гораздо более цивилизованно и даже, пожалуй, постарше. Оделся он тоже очень опрятно – в джинсы и темно-синий свитер. На шее поблескивало что-то серебристое, спрятанное под воротник.
– Ах да, Мариза меня подстригла. – Джейс придержал дверь лифта. – Тебе нужно в Институт?
– Нет, я хотела поговорить с тобой.
– Да? – удивился Джейс и вышел из лифта. – Я собираюсь в «Таки» за едой. Никому сегодня не хочется готовить.
– Понятно, – сказала Клэри и тут же пожалела об этом. В конце концов, готовить или не готовить – личное дело Лайтвудов.
– Можем поговорить там, – предложил Джейс, пошел к двери и обернулся на полпути, почувствовав, что Клэри осталась на месте.
Он стоял меж двумя подсвечниками, кожу и волосы окутывало золотистое сияние свечей, и в этот момент Джейс был так похож на ангела, что у Клэри сжалось сердце.
– Ты идешь или нет? – поинтересовался он далеко не ангельским тоном.
– Да-да, иду, – спохватилась Клэри и поспешила за ним.
Стоял чудный нью-йоркский осенний день, на голубом небе не было ни облачка. Они перешли Первую авеню; вдоль улицы дул свежий прохладный ветер. По дороге к «Таки» Клэри старалась вести разговор на отвлеченные темы. Она спросила, как дела у Изабель, Макса и Алека. Джейс отчего-то помедлил с ответом.
– Прости! – воскликнула Клэри, проклиная собственную глупость. – Они, наверно, сейчас очень горюют. Столько их товарищей погибло…
– У нефилимов все по-другому, – сказал Джейс. – Мы воины. Мы смотрим на смерть иначе, чем вы…
– Чем вы, примитивные? – со вздохом закончила Клэри. – Ты ведь это хотел сказать?
– Ну да, – признался Джейс. – Иногда даже мне сложно понять, кто ты на самом деле.
Они подошли к дверям «Таки», развалюхи с просевшей крышей и пустыми окнами. Ифрит у входа смерил посетителей подозрительными красными глазками.
– Я – Клэри.
Дата добавления: 2015-07-19; просмотров: 79 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Зримая тьма | | | Благодарности |