I. Структура как оперативная модель

I.1.

От первых структурных изысканий в лингвистике до исследо­ваний систем родства Леви-Стросом структурная модель использует­ся для того, чтобы свести к однородному дискурсу несходный опыт. В этом смысле модель выступает как оперативная, как единственно возможный способ сведения к однородному дискурсу живого опыта несходных объектов, и следовательно, как некая логическая истина, истина разума, а не факта, некая металингвистическая конструкция, позволяющая говорить о различных феноменах как о знаковых систе­мах.

В этом случае понятие структурной модели рассматривается в свете операционистской методологии, не предполагая утверждений онтологического порядка; и если вернуться к аристотелевской суб­станции и колебаниям между онтологическим и эпистемологическим полюсами, го выбор будет сделан в пользу последнего. Ученый, ис­пользующий модели в своих исследованиях, неизбежно вынужден согласиться с позицией Бриджмена: "Я считаю модель полезным и необходимым инструментом мышления, поскольку она позволяет мыслить вещи, не объединенные родством, в терминах родства" ⁵⁶.

Таким образом, с точки зрения "методологического" структура­лизма нижеприведенное высказывание Ельмслева, кажется, не подле­жит обсуждению: "Под структурной лингвистикой понимается сово­купность исследований, основывающихся на некой гипотезе, соглас­но которой с научной точки зрения вполне правомерно описывать язык так, словно он — некая структура в принятом выше смысле... Мы также настаиваем... на гипотетическом характере структуральной лингвистики... Всякое научное описание предполагает, что объект описания мыслится как некая структура (и следовательно, анализиру­ется с помощью структуральных методов, позволяющих выявить от­ношения между составляющими ее частями) или как часть некой структуры (и стало быть, как присоединяющийся (синтез) к другим объектам, с которыми он находится в каких-то отношениях, позволя­ющих выявить более масштабный объект, включающий в качестве

⁵⁶ Percy Bridgman, La logica della fisica moderna, Torino, 1965, pag 75

составных частей как первый, так и вторые)... Нам могут заметить, что если это так, то принятие структурального метода не навязывается объектом исследования, но представляет собой свободный выбор ис­следователя. И если это так, то перед нами старая проблема, обсуж­давшаяся в средние века, вытекают ли выявляющиеся в процессе ана­лиза понятия (концепты, классы) из самой природы объекта (реализм) или же из метода (номинализм). Вопрос этот явно эпистемологическо­го свойства и выходит по крайней мере за рамки нашего сообщения, если не за рамки компетенции лингвиста в принципе"⁵⁷.

Ельмслев говорит, что эпистемология помогает глубже поставить эту проблему, при этом лингвистика наравне с физикой поставляет для этого материал, но само решение проблемы лежит вне компетен­ции лингвиста. Другими словами, для корректного использования структурных моделей не обязательно быть убежденным в том, что их выбор предопределен объектом, достаточно знать, что это вопрос метода ⁵⁸. Научно обоснованный метод — это, в конечном счете, эмпи­рически адекватный метод Если ученому хочется думать, что он от­крывает неизменные структуры, присущие всем языкам (или, добавим мы, всем феноменам), и если эта уверенность помогает ему в работе, тем лучше для него, и даже, как говорит Бриджмен, "удача поворачи­вается к тем, кто, выявляя связи между явлениями, заранее уверен, что они есть" ⁵⁹.

1.2.

С другой стороны, попытка выявления однородных структур в различных явлениях (и тем более, если речь идет о переходе от языков к системам коммуникации, а от них — ко всем возможным системам, рассматриваемым как системы коммуникации) и признания их устойчивыми, "объективными" — это нечто большее, чем просто попытка, это непременное соскальзывание от "как если бы" к "если" и от "если" к "следовательно". Да и как требовать от ученого, чтобы он пускался на поиски структур и при этом не позволять ему хотя бы на минуту допустить, что он занимается реальными вещами? В луч­шем случае, если он и начинает как законченный эмпирик, то по завершении трудов он непременно убежден, что вывел некую констан­ту человеческого ума.

⁵⁷ L. Hjelmslev, Essais linguistiques, cit., pagg.100—101

⁵⁸ «Начальная гипотеза, отметим себе это, ничего не говорит о "природе" изучаемого объекта Она весьма далека от философских или метафизических глубин вещи-в-себе» (ор. сit., pag. 22)

⁵⁹ Bridgman, oр cit., pag. 197

I.3.

Опасность такого рода, впрочем вполне контролируемую, можно ощутить в работах Хомского. Как признает сам Хомский, исходным пунктом его воззрений является картезианский рациона­лизм ⁶⁰, он тяготеет к гумбольдтовскому идеалу языка как "underlying competence as a system of generatives processes"*, порождающей грам­матики как "system of rules that can iterate to generate an indefinitely large number of structures"* ⁶¹. Однако — в то время как искомые константы носят сугубо общий и формальный характер и не участвуют в опреде­лении типов структурных моделей, соотносимых с конкретными язы­ками ⁶², — он настаивает на том, что предпочтение одной модели порождающей грамматики другой ее модели носит условный и опера­тивный характер и верифицируется функционированием самой моде­ли ⁶³. Так, даже выставляя себя сторонником рационализма (в класси­ческом смысле слова, т e признавая существование языковых универ­салий, а также врожденных предрасположений человеческого ума) Хомский напоминает, что "Общая лингвистическая теория наподо­бие той, что вкратце была описана выше, должна поэтому рассматри­ваться в качестве специфической гипотезы (курсив наш), по существу

рационалистического толка в том, что касается природы мыслительных структур и процессов"⁶⁴

⁶⁰ Noam Chomsky, De quelques constantes de la théorie linguistique, in Problèmes du langage, Paris, 1966 О проблеме языковых универсалий ср. (J.Н. Greenberg, ed) Universals of Language, MIT, 1963

⁶¹ Cp. Aspects of Theory of Syntax, М Ι Τ 1965, cap 1 Методологическое введение Хомский Н Аспекты теории синтаксиса М, 1972

⁶² "В настоящее время мы не можем подойти вплотную к построению такой гипотезы о врожденных схемах, которая была бы достаточно обширной, подробной и определенной, чтобы объяснить факт усвоения языка Следовательно, главной задачей лингвистической теории должно стать развитие представлений о языковых универсалиях, которые, с одной стороны, не будут опровергнуты действительными различиями, существующими между языками, и, с другой стороны, будут достаточно содержательными и эксплицитными, чтобы объяснить быстроту и единообразие процесса овладения языком" (ор cit., pagg. 27—28, ук соч., с 30) "Существование формальных универсалий глубинного уровня в смысле приведенных примеров предполагает, что все языки строятся по одному образцу, но не предполагает, что имеется какое-то взаимнооднозначное соответствие между конкретными языками" (ор cit., pag. 30, ук соч., с 32)

⁶³ Хомский неоднократно подчеркивает сугубо предположительный характер "генеративного метода, при том что речь идет о гипотезе разума" (ср. ор сit. pag. 53) См также введение к Syntactic Structures (Aja, 1964) и на с 51 акцент на методологическом характере генеративистского подхода В Aspects, cit, pag.163 он настаивает на том, что синтаксическая и семантическая структура естественного языка по сю пору остается "глубокой тайной" и всякая попытка определения их неизбежно должна рассматриваться как временная и ограниченная

⁶⁴ Aspects, cit., pag. 53

В известном смысле, Хомский, воспитанный на эмпиризме совре­менной науки, относится к философии как к импульсу, как к некоему психологическому обеспечению, и результаты его исследований (как и исследований Ельмслева) могут быть использованы также и теми, кто вовсе не разделяет его философских воззрений. Ведь можно же не разделять вполне философской гипотезы Якобсона о том, что весь универсум коммуникации подпадает под принцип дихотомии, прояв­ляющийся как в бинаризме смыслоразличителей в лингвистике, так и в бинаризме теории информации, и все же признавать, что бинарные оппозиции чрезвычайно эффективны при описании коммуникатив­ных систем и сведении их к однородным структурам.

Уместен вопрос, а возможно ли, занимаясь научной деятельнос­тью, не отдавать себе отчета в рискованности таких эпистемологичес­ких обобщений и, выдвигая осторожные гипотезы, не испытывать недоверия к глобальным философским ответам, тем более тяжеловес­ным и сковывающим, что они заданы с самого начала. И, однако, чтение некоторых текстов Леви-Строса после всего того, что нами говорилось выше, вовсе не настраивает на мирный лад.

II. Методология Леви-Строса: от оперативной модели к объективной структуре

II.1.

Такой показательный текст, как вступительная лекция к курсу в Коллеж де Франс, позволяет проследить, как принципы методоло­гического структурализма постепенно преобразуются в структура­лизм онтологический. В примитивных обществах различные техники, взятые сами по себе, предстают сырыми фактами, между тем, поме­щенные в общей контекст жизни общества, они оказываются эквива­лентами серии значащих выборов; так, каменный топор превращается в знак, потому что занимает то место в общем целом, которое в каком-нибудь другом обществе принадлежало бы другому орудию, используемому в тех же целях (как видим, и здесь значение является позициональным и дифференциальным). Установив символическую природу своего предмета, антропология вменяет себе в обязанность описывать системы знаков и описывать их согласно структурным моделям Антропология получает свой материал уже упорядоченным, уже данным, но по этой самой причине неуправляемым, потому и приходится ей работать с моделями, "c'est adiré des systèmes de symboles qui sauvegardent les propriétés caractéristiques de l'expérience, mais qu'à différence de l'espérience, nous avons le pouvoir de manipuler" ("т. e. с системами символов, которые воспроизводят отличительные черты опыта, но которыми в отличие от него можно манипулировать").

В уме ученого, моделирующего опыт, разыгрывается умственное действо созидания моделей, обеспечивающих продолжение исследова­тельской деятельности.

Следовательно, структура не схватывается простым эмпирическим наблюдением: "elle se situe au dela" ("она расположена по ту сторону"). И, как уже говорилось, она представляет собой систему, держащуюся внутренней связанностью, связанностью, недоступной при наблюде­нии изолированной системы и выявляемой в процессе ее преобразо­ваний, благодаря которым в по видимости несходных системах обна­руживаются сходные свойства

Но чтобы допустить возможность этих преобразований, возмож­ность транспозиции моделей, необходимо некое обеспечение в виде разработки системы систем. Другими словами, если существует сис­тема правил, делающая возможной артикуляцию языка (лингвисти­ческий код), а также система правил, делающая возможным артику­ляцию брачных обменов как формы коммуникации (код родства), то должна существовать система правил, устанавливающая отношения эквивалентности между лингвистическим знаком и знаком родства, эквивалентность формальную, точное позициональное соответствие одного термина другому, эта система и будет представлять собой то, что, употребляя термин, не используемый нашим автором, мы назо­вем метакодом, позволяющим определить и назвать подведомствен­ные ему коды ⁶⁵.

II.2.

Проблема, которая незамедлительно встает перед Леви-Стро­сом, состоит в следующем, универсальны ли эти правила (правила кодов и метакодов)? И если это так, то что это за универсальность? Понимать ли ее в том смысле, что речь идет о неких правилах, кото­рые, будучи однажды сформулированы, пригодны для объяснения самых различных феноменов, или в том смысле, что это реальность, глубоко упрятанная в каждом из изучаемых явлений? В рассматрива­емом тексте ответа Леви-Строса сквозит явное предпочтение опера-

⁶⁵ В "Сыро» и вареном" Леви-Строс пишет "Коль скоро сами мифы базируются на кодах второй степени (коды первой степени составляют язык), эта книга представляет собой код третьей степени, призванный обеспечить взаимную переводимость разных мифов" Другими словами, "по мере продвижения вперед структурного анализа изучаемое мышление все более обнаруживает свое внутреннее единство, связность и исчерпывающий характер Структуры все более удаляются от начальной конкретности, становятся все более общими и простыми, покрывая все более широкую сферу явлений и тем самым обеспечивая их интеллегибильность" (ит. перевод Andrea Bonomi, Implicazioni filosofiche nell antropologia di Claude Levi-Strauss, in "Aut Aut", 96—97, 1967)

тивного подхода, эти структуры являются универсальными, посколь­ку в задачи антрополога как раз входит разработка трансформацион­ных моделей, все более усложняющихся по мере того, как они охваты­вают все более разнородные явления (сводя, например, к одной моде­ли примитивное и современное общество); но это процедура, осущест­вляемая в лабораторных условиях, — построение исследующего ума: не имея истины факта мы довольствуемся истиной разума ⁶⁶.

Вывод безупречен и вполне соответствует требованиям, которые можно предъявить ученому. Но вот тут-то в ученом и возвышает голос философ: если мы убедились операционально в применимости инва­риантных кодов к различным феноменам, разве это не доказывает сразу и со всей очевидностью существование универсальных механиз­мов мышления и, следовательно, универсальность человеческой при­роды?

Конечно, может вкрасться вполне методологически оправданное сомнение: а не поворачиваемся ли мы спиной к человеческой природе, когда выявляем наши инвариантные схемы, подменяя данные опыта моделями, и вверяемся абстракциям, как какой-нибудь математик своим уравнениям? Но ссылаясь на Дюркгейма и Мосса, Леви-Строс сразу же напоминает, что только обращение к абстрактному делает возможным выявление логики самого разнородного опыта, открытие "потаенных глубин психологии", глубинного слоя социальной реаль­ности, чего-то "присущего без исключения всем людям"⁶⁷.

Трудно не заметить совершающегося здесь быстрого перехода от оперативистского к субстанционалистскому пониманию моделей разработанные в качестве универсальных, они применимы универ­сально и, стало быть, свидетельствуют об универсальной субстанции, гарантирующей возможность их применения. Можно было бы возра­зить, что модели универсально применимы, потому что построены так, чтобы применяться везде и повсюду, и это наибольшая "истина", к которой может привести методологическая корректность. Нет со­мнения, что определенные скрытые константы обеспечивают возмож­ность их применения (и это подозрение будит исследовательскую

⁶⁶ "В сущности, мы занимаемся не чем иным, как разработкой языка, достоинства которого, как и всякого языка, заключаются исключительно в его связности и в том, что с помощью очень небольшого количества правил отдается отчет в очень большом количестве самых разнообразных явлений в отсутствие недоступной истины факта мы постигаем истину разума" (Похвала антропологии, in Razza e storia, cit., pag. 69)

⁶⁷ Ibidem, pag. 73—74 Процитируем также Мосса "Люди общаются с помощью символов но они могут располагать этими символами и вступать с их помощью в общение только потому, что у них одни и те же инстинкты"

мысль), но разве есть какие-нибудь основания утверждать, что то, что обеспечивает функционирование модели, имеет форму модели?

II.3.

Смысл нашего последнего вопроса ясен: тот факт, что нечто обосновывает функционирование данной модели, нисколько не ис­ключает того, что это самое нечто обеспечивает функционирование и других (и самых разнообразных) моделей; с другой стороны, если нечто имеет ту же самую форму, что и модель, тогда получается, что предложенная модель исчерпывающе описывает реальность и нет никакой необходимости продолжать строить уточняющие модели.

Было бы несправедливо сказать, что Леви-Строс так уж легко соскальзывает от одного утверждения к другому, но нельзя не сказать, что в конце концов он это делает.

Предполагался ли такой переход заранее? Позволительно спро­сить: утверждение универсальных механизмов мышления это западня, фатально уготованная Леви-Стросу, или это установка, которой он придерживался с самого начала? Конечно, сходные идеи возникают всякий раз, когда ученый оказывается перед необходимостью ввести в какие-то рамки процесс прогрессирующего разрастания артикули­руемых структур.

Семья — это конкретная реализация, сообщение, построенное на основе того кода, каковым является система родства какого-то племе­ни; но этот код в свою очередь становится сообщением, построенным на основе того более общего кода, каковым является система родства, общая для всех племен, и этот новый код есть не что иное, как частная реализация более фундаментального кода, позволяющего свести к общему знаменателю (на основе одних и тех же структурных законов) код родства, языковой код, кулинарный, мифологический и т. д.

Спрашивается, как следует понимать этот код, разработанный с тем, чтобы обосновать все прочие? Поскольку уже никакого более общего кода не выделить (как мы увидим позже, обратный ход неиз­бежен, однако мы ограничимся предположением, что ученый удовле­творен полученными результатами, позволяющими ему описать все рассмотренные до сих пор явления), то что это — предел, кладущийся конструированию оперативных моделей, или же основополагающий комбинаторный принцип, которому подчиняются все коды, изначаль­ное устройство человеческого ума, в котором законы природы пред­стают как конституирующие законы культуры ⁶⁸?

⁶⁸ Андреа Бономи в упомянутой статье, представительствуя от имени феноменологии, старается подчеркнуть у Леви-Строса моменты, несомненно имеющие место, он видит в структурном бессознательном — о чем речь позже — не столько хранилище содержаний, сколько "активное артикулирующее начало", хорошо понимая, что оно-то и гипостазируется под именем бессознательного. На самом деле, у Леви-Строса оба эти момента то противопоставляются, то смешиваются, в то время как второй очевидно присутствует в текстах, которые мы обсудим в Г.4, имеются и другие пассажи, в которых подчеркивается, что целое, исследуемое структурным анализом (например, мифы), никогда не предстанет завершенным. Сырое и вареное. Cit. pag.19—21. В Г 5.VIII.1 мы увидим, что Деррида вскрывает это противоречие (см., также ниже Γ.3.ΙΙΙ 2).

II.4.

Неоднократно Леви-Строс достаточно двусмысленно опреде­ляет код. В "Неприрученной мысли" очевидны колебания между идеей множественности кодов и постулатом единого кода, обосновы­вающего правила универсальной перекодировки: говорится, напри­мер, что тотемические понятия составляют коды для выработавшего и принявшего их общества ⁶⁹; говорится, что коды являются средством фиксации определенных значений и их транспозиции в другие системы (и следовательно, имеются в виду средства, которые воздействуя на системы Значений, тем самым воздействуют на коды, переводя их в термины других кодов с помощью чего-то такого, именуемого "кодом", являющегося метаязыком по отношению к предыдущим) ⁷⁰; говорится

также, что системы значения представляют собой более или менее

удачно разработанные коды ⁷¹, или даже выдвигается гипотеза, как,

например, на заключительных страницах, посвященных историогра­фии, согласно которой различные исторические эпохи следует изучать, прилагая к ним не только общий хронологический код, но и в свете частных хронологических кодов (события, значимые для кода, опериру­ющего тысячелетиями, не являются таковыми для кода, измеряющего время месяцами, и наоборот) ⁷² ... Итак, разработка правил трансфор­мации одного кода в другой представляется возможной, но вместе с тем не полагается никаких пределов индивидуации различных социаль­ных и исторических кодов всякий раз, когда построение определенной модели проясняет механизм той или иной знаковой системы.

II.5.

Если бы дело ограничилось этим, никаких вопросов бы не возникло. Структура-код могла бы выводиться исследователем на основе среднестатистического узуса (так, код "язык X" был бы только совокупностью условий использования данного языка определенным сообществом) и рассматриваться как зависящая от него структура, которая по мере выявления обретает характер нормы (с той оговор-

⁶⁹ La pensée sauvage, Paris, 1962, pag. 120. Леви-Строс К. Неприрученная мысль В кн. Леви-Строс К Первобытное мышление, М., 1994. С. 111—336

⁷⁰ Ibidem, pag. 183, ср также pag.197 и особенно 228.

⁷¹ Ibidem, pag. 302.

⁷² Ibidem, pag. 344

кой, что впоследствии она претерпевает изменения под влиянием узуса, когда отклонения от нормы перестают рассматриваться как отклонения).

С другой стороны, если структуры разворачиваются в целях понима­ния различных сообщений, то и сообщения, в свою очередь, ориентиру­ют на выявление определенной структуры. Необходимость понимания сообщения побуждает соотносить его с определенным кодом: всякая декодификация начинается с дешифровки: чтобы понять знаковую форму, я соотношу ее с системой знаков и, стало быть, с кодом, значимым именно в этом его качестве. Это нетрудно сделать по отношению к сообщениям с легко узнаваемыми кодами, социальная и конвенциональная природа которых достаточно очевидна, как, например, в случае словесного сооб­щения. Но как быть в случае системы родства? Но как быть если я еще не располагаю кодом, но должен распознать его в сообщении, дешифро­вать его? В этом случае я полагаю код (умственную конструкцию, опера­тивную модель) и тем самым придаю смысл структуре сообщения. Код полагается как модель для разных сообщений (точно так атомная модель Бора представляет собой модель структуры атомов отдельных элемен­тов, как, например, модель атома водорода, которая, в свою очередь, моделирует феномен, в противном случае остающийся вне сферы нашего опыта). Но каковы критерии оценки значимости кода, вложенного мною в сообщение? Он оценивается на основе своей способности упорядочи­вать это и другие сообщения, предоставляя возможность говорить о них в однородных терминах (т. e. используя один и тот же инструментарий определения). Выявить унитарные структуры (т. e. коды) в различных сообщениях (чтобы затем, в свою очередь, соотнести унитарный код-структуру с частным сообщением, построенным на основе более общего кода, позволяющего соотнести его с другими, более частными кодами) значит понять разнородные феномены с помощью одного и того же концептуального инструментария. То, что разные языки (различные коды, понятые как сообщения-реализации некоего кода лингвистичес­ких кодов) сводимы к ограниченному числу оппозиций, свидетельствует только о том, что, прибегая к этой умозрительной конструкции, мы получаем возможность определить их в совокупности, причем наиболее экономно. Опыт отлился и окостенел в модели, но ничто с эпистемоло­гической точки зрения не дает нам основания утверждать или отрицать, что мы обнаружили в нем нечто более окончательное, нежели бесконеч­ную возможность других корреляций.

II.6.

Таким мог быть вывод. Но у Леви-Строса этот намечающийся на многих страницах вывод сталкивается с другим, более настойчи­вым, более окончательным, который постепенно берет верх: всякое

сообщение интерпретируется на основе кода, все коды взаимопреобра­зуемы, потому что все они соотносимы с неким Пра-кодом, Структурой Структур, отождествляемой с Универсальными Механизмами Ума, с Духом или — если угодно — с Бессознательным. Материя структурно­го исследования та же, что и материя всякого коммуникативного пове­дения, будь то поведение представителя примитивного или цивилизо­ванного общества, это само наличное объективное мышление

Проблема восхождения от кода к метакоду, обсуждавшаяся нами в оперативистских терминах, предстает у Леви-Строса как в опреде­ленной степени уже решенная на путях некоего философского верова­ния в объективность законов мышления. "Вне зависимости от того, будет ли исследование ограничиваться изучением одного общества, или же оно будет охватывать несколько обществ, все равно придется проводить глубокий анализ различных сторон социальной жизни для достижения уровня, на котором станет возможным переход от одного круга явлений к другому; это значит, что нужно разработать некий всеобщий код, способный выразить общие свойства, присущие каж­дой из специфических структур, соответствующих отдельным облас­тям. Применение этого кода может стать правомерным как для каж­дой системы, взятой в отдельности, так и для всех систем при их сравнении. Таким образом, исследователь окажется в состоянии вы­яснить, удалось ли наиболее полно постичь их природу, а также опре­делить, состоят ли они из реалий одного и того же типа... Произведя подобное предварительное приведение к простейшему виду (сопо­ставление систем родства и лингвистических систем), лингвист и ан­трополог смогут поставить перед собой вопрос, не связаны ли раз­личные разновидности средств общения... в том виде, в котором они могут наблюдаться в одном и том же обществе, с аналогичными бессознательными структурами. При положительном решении этого вопроса мы были бы уверены в том, что нам удалось прийти к дейст­вительному выражению основных отношений" ⁷³.

III. Философия Леви-Строса: неизменные законы Духа

Дата добавления: 2015-07-17