О солнце, о Луне и о том, как был скрыт Валинор

Сказано, что после бегства Мелькора долго сидели Валары в Кругу Судеб. Да, они пребывали в неподвижности, но напрасно Феанор упрекал Валаров в бездействии, ибо они творят охотнее мыслью, чем руками, и для разговора не нужны им звуки речи. Бодрствовали в ночи Валинора Стихии Арды, и мысль их то уносилась вспять, за пределы Эа, то далеко вперед, прозревая Конец Мира, но ничто – ни сила, ни мудрость, ни знание о злодействах Мелькора – не могли утолить их печали. Не столько гибель Дерев вызвала их скорбь, сколько крушение духа Феанора, одного из лучших Детей Илуватара, отмеченного более других отвагой и стойкостью, умом и красотой, силой и мастерством. Именно в падении Феанора видели Валары одно из самых злых дел Мелькора. Ярче и неистовее билось в душе Феанора негасимое пламя Творца. Только Манвэ представлял, какими дивными творениями мог бы прославить Арду Феанор. Может, оттого и плакал Владыка Манвэ, когда услышал от вестников ответ Феанора. Так говорили Ваниары, бывшие тогда вместе с Валарами. И еще говорили они: когда Феанор предсказал, что дела Нолдоров вечно будут жить в песнях, поднял голову Манвэ, будто услышал голос, неслышный никому более, и произнес:

– Быть посему! Сколько бы не пришлось заплатить им за эти песни, пусть не считают, что переплатили. Истинно говорил нам Эру: «Только та красота, которую постигнут сердца Детей Моих, сможет жить на Арде, а Зло пребудет там и без этого».

– И злом останется, – добавил молчаливый Мандос, а после закончил: – Скоро Феанор придет ко мне.

Когда стало окончательно ясно, что Нолдоры покинули Аман и вернулись в Среднеземье, Валары занялись исправлением бед, причиненных Мелькором. Манвэ просил Йаванну и Ниэнну исцелить Деревья. Но ни слезы Ниэнны, ни заклинательные песни Йаванны не могли вернуть их к жизни. Уже начал прерываться голос Йаванны и гасла последняя надежда, когда на безлистой ветви Телперион раскрылся вдруг единственный огромный цветок, а на Лаурелине зазолотился единственный плод.

Йаванна сорвала их – и это был конец. Деревья умерли. С той поры их безжизненные стволы все еще стоят в Валиноре памятью об утраченной радости.

В «Нарсилионе», Песне о Солнце и Луне, повествуется о том, как Манвэ благословил последние цветок и плод, как Аулэ со своим народом заключил их в прекрасные сосуды, чтобы сохранить дивное сияние, а затем отдал Варде, ибо место им было в небесах. Драгоценные светочи затмевали древние звезды, потому что местом их стал Ильмень, ближний свод Небес. Сила Варды направила новые светила по предначертанным путям, кольцом опоясывающим Землю с запада на восток.

Валары помнили о мраке над Ардой и трудились, чтобы дать свет Среднеземью и воспрепятствовать темным делам Мелькора. Валары не забыли об Авари, так и не покинувших мест первого своего пробуждения, помнили об ушедших Нолдорах, но, кроме того, ведомо было Манвэ скорое появление людей. Ради спокойствия Квэнди начали некогда Валары войну с Мелькором, теперь же отказались они от войны, дабы не повредить ненароком Хилдорам, Идущим Вослед, Младшим Детям Илуватара. Взятие Утумно оставило на теле мира страшные раны; новая война могла принести еще большие беды. Хилдоры будут Смертными, им далеко до бесстрашных, сильных Квэнди, думали Валары. Но даже самому Манвэ не было открыто, где именно должны появиться люди, поэтому и решили Валары осветить весь мир, а вслед за этим начали укреплять Аман.

Изиль, Сияющая, – так назвали Ваниары Луну, цветок Телпериона из Валинора; Анаром, Солнцем, назвали они золотой плод Лаурелина. Нолдоры называли их Рана, Своенравная, и Ваза, Сердце Огня. Солнце они звали еще Пробуждающей Звездой, а иногда – Закатной, потому что его появление на небе совпало с пробуждением людей и угасанием эльфов; Луна же напоминала им только о прошлом.

Прекрасной Майа Ариен Валары доверили сопровождать светоч пламенного Анара, а за Луной должен был присматривать Тилион. Когда Дерева Валинора еще стояли в цвету, Ариен собирала яркую росу Лаурелина и поливала золотые цветы в садах Ваны. Тилион охотился в лесах вместе с Оромэ, а возвращаясь с охоты, любил отдыхать в Лориене, на берегах мерцающего озера Эстэ, в серебряных лучах Телпериона. Он сам упросил Валаров доверить ему вечно хранить последний в мире Серебряный Цветок.

Майа Ариен силой превосходила Тилиона. Она не боялась жара Анара, ибо сама была духом чистого пламени, которое Мелькор не смог подчинить себе. Даже Эльдары при встречах с Ариен отводили глаза – таким буйным, опаляющим светом горел ее взор. Расставаясь с Валинором, она сбросила как ненужную одежду свой прежний облик, представ в подлинной сущности сияющего и грозного огня.

Изиль уходила в небеса первой, а значит, становилась старшей из новых небесных огней, так же как Телперион был старшим среди Дерев. На Земле, залитой лунным светом, жизнь начала пробуждаться от долгого сна, в который когда-то погрузила живую природу Йаванна. Приспешники Моргота взирали вверх с растерянным изумлением, и с радостью поднимали голову эльфы, видя Луну, встающую из мрака на западе.

Навстречу ей запели серебряные трубы Финголфина, а перед уходящими в Среднеземье эльфами заколыхались длинные черные тени.

Семь раз успел Тилион обойти вкруг небес и находился далеко на востоке, когда в небо во славе поднялся Авар и свет первого восхода затрепетал на отрогах и башнях Пелоров. Заалели облака над Среднеземьем, и громче стал звук струящихся вод. Вот когда испугался по-настоящему Моргот; он отозвал подручных и ушел в самые глухие подземелья Ангбанда, окутав свой край непроницаемым дымным облаком, стремясь укрыться под ним от света Дневной Звезды.

По воле Варды оба небесных светоча должны были поочередно шествовать в просторах Небес каждый проходил над Валинором и склонялся на востоке, в то время как другой восходил на западе. Так, от первого часа слияния лучей Анара и Изиль, было положено начало новому счету дней. Своенравный Тилион часто отклонялся от предначертанного пути, ему хотелось быть поближе к прекрасной Ариен, и тогда лик Луны темнел, опаляемый огнем Анара.

Из-за капризов Тилиона, а более того по просьбам Лориена и Эстэ, жаловавшихся на потерянные покой и сон, Варда изменила порядок движения светил, и появилось время ночи и сумерек, когда Анар отдыхает в Валиноре, покоясь на прохладной глади Внешнего Моря. Очень красив был заход Анара, им никогда не уставали любоваться в Благословенном Краю. Но вскоре помощники Ульмо уводили Солнце подземными путями к востоку, и оно снова поднималось в небо, прогоняя ночь и распугивая Зло, осмеливавшееся бродить под Луной.

После захода Анара воды Внешнего Моря так нагревались, что еще долго потом перебегали по ним огненные отсветы, но чем дальше уводила Ариен светило на восток под миром, тем темнее становилось в Валиноре, тяжко ложились по просторам Благословенного Края густые тени Охранных Гор, и с грустью вспоминали Валары о смерти Лаурелина.

Луна, по воле Варды, появлялась теперь не раньше захода Солнца, но Тилион то и дело нарушал установление, и часто видели их с Ариен над Землей вместе Случалось даже, что Тилион заслонял Ариен, и тогда среди дня землю окутывал мрак.

С тех пор до самого Изменения Мира Валары вели счет дням по кругам Анара. Тилион предпочитал не задерживаться в Валиноре; он поскорее пробегал над Аватаром или Араманом, нырял за Внешнее Море, а потом пробирался один меж изъеденных пещерами корней Арды. Светло было в Благословенном Краю, ибо здесь Небесные Огни ближе всего подходили к Земле, да только ни Луна, ни Солнце не могли заменить чудесный свет Благих Дерев, убитых ядом Унголианты. Только Сильмариллы хранили теперь его первозданное сияние.

Моргот, едва увидев, возненавидел новые огни. Деяние Валаров смешало его планы. Однажды он решился напасть на Тилиона, послав на небо духов Тьмы. Там, на звездных тропах Ильменя, подстерегли они его, но одолеть не смогли. А к Ариен и не помышлял приближаться Моргот, уже не хватало ему сил справиться с чистым пламенем Анара. Все большим злом полнилась его душа. Зло выходило из него ложью, порождало свирепых тварей, но силы Моргота убывали по мере того, как множились его исчадия. Теперь он навсегда был привязан к земле и страшился покидать мрачные подземелья. Не в силах выносить свет, он окутал свои земли дымными тучами и укрылся под ними от взглядов Ариен.

Валаров встревожило нападение на Тилиона, они знали коварство и злобу Врага, помнили о падении Альмарена, но новой войны в Среднеземье не хотели, поэтому, ограждая Валинор, вознесли стены Пелоров с востока, севера и юга на грозную недосягаемую высоту. Темные и гладкие, как стекло, вздымались их башни над облаками, и вершины венчал сверкающий лед. Бессонные дозоры охраняли Благословенный Край. Лишь узкие ворота Калакирьи оставили Валары для верных Эльдаров, ибо на зеленом холме Тириона правил еще частью народа Нолдоров Финарфин. Никто из эльфов не мог бы жить без вольного воздуха и ветра, приносившегося из тех краев, где родились они когда-то. Да, ворота оставались, соединяя Ваниаров и Тэлери, но Калакирья охранялась так, что ни одна живая душа не смогла бы миновать бдительных стражей.

Это было время, называемое в песнях Нурталэ Валинорева, Сокрытие Валинора; время появления Зачарованных Островов; время, когда плывущие на запад неизбежно попадали в воды Затененных Морей, призрачные и странные, преграждавшие подходы к Одинокому Острову. Там вечно вздымаются мерные волны и туман скрывает опасные скалы, а в сумерки неодолимая усталость гнетет моряков и ощущают они, что море недовольно их приходом. Тем, кто рисковал высаживаться на Зачарованных Островах, берега их становились ловушкой: моряки засыпали сном, непробудным до Изменения Мира. Так сбывалось Пророчество Мандоса. Благословенный Край навеки стал недоступен Нолдорам; многие из Среднеземья уходили на Запад, но Валинора достиг лишь один – величайший ценитель моря, прославленный в песнях.

Дата добавления: 2015-07-16