Троицкий собор Александро-Невской лавры

Во избежание толков и пересудов Петр будто бы запер гробницу на ключ. Легенда эта включает фрагмент старинного предания, бытовавшего среди раскольников, которые считали Петра Антихристом, а Петербург – городом Антихриста, городом – проклятым Богом. По преданию, Петр дважды привозил мощи святого Александра в Петербург, и всякий раз они не хотели лежать в городе дьявола и уходили на старое место, во Владимир. Когда их привезли в третий раз, царь самолично запер раку на ключ, а ключ бросил в воду. Правда, как утверждает фольклор, не обошлось без события, о котором с мистическим страхом не один год говорили петербуржцы. Когда Петр в торжественной тишине запирал раку с мощами на ключ, то услышал позади себя негромкий голос: «Зачем это все? Только на триста лет». Царь резко обернулся и успел заметить удаляющуюся фигуру в черном.

Умер Петр 28 января 1725 года рано утром, в ужасных, нечеловеческих страданиях, на руках Екатерины… и в полном душевном одиночестве. Широко известна легенда о том, как перед самой кончиной Петр слабым голосом потребовал аспидную доску и непослушной рукой нацарапал на ней два слова: «Отдайте все…». Дальше рука не повиновалась. Не было сил. Или дело вовсе не в силах? Может быть, в последний момент угасающим умом всесильный и могущественный монарх понял, что «отдать все» некому? Полное одиночество и таинственный мрак небытия.

Сразу после смерти Петра I скульптор Бартоломео Карло Растрелли вылепил жутковатую на вид так называемую «восковую персону», или, как тогда говорили, «автомат Петра» с натуральными, Петровыми волосами и в его собственной одежде. Идея воскового портрета императора будто бы пришла Петру в голову еще при жизни. Уже тогда речь шла о статуе сидящего в кресле государя. Современники передают слова императора, якобы сказанные тогда: «Хоть фигура сия после кончины посидит спокойно». Первоначально «восковая персона» хранилась в Кунсткамере, и этот Петр, казавшийся многим ожившим призраком императора, еще долго наводил ужас на своих бывших «птенцов». Вот как изобразил писатель Юрий Тынянов встречу генерал-прокурора Павла Ягужинского с царским чучелом:

«Влетев в портретную, Ягужинский остановился, шатнулся и вдруг пожелтел. И, сняв шляпу, он стал подходить. Тогда зашипело и заурчало, как в часах перед боем, и, сотрясшись, воск встал, мало склонив голову, и сделал ему благоволение рукой, как будто сказал: „Здравствуй“.

Этого генерал-прокурор не ожидал. И, отступя, он растерялся, поклонился нетвердо и зашел влево. И воск повернулся тогда на длинных и слабых ногах, которые сидели столько времени и отмерли, – голова откинулась, а рука протянулась и указала на дверь: „Вон“.<…> И Павел Ягужинский стал говорить, и он стал жаловаться. <…> И воск, склонив голову в жестких Петровых волосах, слушал Ягужинского. И Ягужинский отступил. Тогда воск упал на кресло со стуком, голова откинулась и руки повисли. Подошел Яков, шестипалый, и сложил эти слабые руки на локотники».

Второй анекдот связан с личным поваром Петра I Фельтеном. Несмотря на то, что Петр любил своего обер-кухмистера и доверял ему, он редко прощал ему проступки, «сделанные с намерением или по небрежению». Впрочем, точно таким же было отношение Петра и к другим своим приближенным. Однажды, уже после смерти императора, Фельтен посетил Кунсткамеру, где хранится изображение Петра Великого в собственном его платье со многими другими вещами, которые государь употреблял, и, увидев, между прочим, государеву трость, стоявшую в углу, сказал господину Шумахеру, своему зятю: «Эту мебель, зятюшка, можно бы и спрятать, чтобы она не всякому в глаза попадалась, может быть у многих, так же как и у меня, зачешется спина, когда они вспомнят, как она прежде у них по спине танцевала».

Сейчас встретиться с этим, оживающим в глазах многих посетителей, призраком великого императора можно в одном из залов Эрмитажа. Замечательная восковая фигура основателя Петербурга Петра I находится там.

Две посмертные легенды, возникшие едва ли не сразу после кончины Петра, наиболее точно характеризуют отношение народа к этому необыкновенному человеку – в меру грешному и в меру святому. С одной стороны, жила в народе героико-романтическая легенда о том, что их император погиб от борьбы со слепой стихией, спасая во время бури тонущих людей – любимых сынов его России.

С другой – многие прочно связали смерть Петра с крупнейшим стихийным бедствием первой четверти XVIII века – осенним петербургским наводнением 1724 года. То Бог прислал волну за окаянной душой Антихриста. Хорошо известно, что в определенных кругах Петра называли «окаянным, лютым, разбойником церковным и двоеглавым зверем», присвоившим себе главенство и над церковью, и над государством, Антихристом, рожденным «тишайшим царем» от второй жены, а значит, в блуде. Потому и умер он не как все люди по промыслу Божьему, но как Антихрист, отравленный такими же, как он, Антихристами. И действительно, согласно одной маловероятной легенде, Петра отравили, предложив ему попробовать новый сорт конфет. Буквально через несколько часов у него началась рвота, онемение в руках и жжение в животе. А к утру он скончался.

В этой связи вспомнилось давнее пророчество некоего старца, который еще мальчику Петру предсказывал, что смерть придет к нему в виде дерева, посаженного вверх корнями. Незадолго до смерти царя, согласно одной малоизвестной легенде, в Летнем саду садовник, шутки ради, посадил два деревца – сосенку и дуб – ветками в землю. Видел ли это царь, не известно, но скончался он всего через несколько дней после того.

Впервые посмертный призрак Петра явился его вдове императрице Екатерине I во сне буквально за несколько дней до ее кончины. Сначала она увидела себя, сидящей за столом в окружении придворных. Вдруг «появляется тень Петра, одетая, как одеваются древние римляне. Петр манит к себе Екатерину. Она идет к нему, и они уносятся под облака». Оттуда она бросает взор на землю и видит там своих детей среди шумно спорящей между собой толпы разноплеменных народов. Екатерина просыпается и пытается истолковать этот сон. Да, похоже, она скоро умрет, и «по смерти ее в государстве будут смуты».

Затем на несколько десятилетий всякие упоминания о появлении призрака императора в фольклоре исчезают, пока вновь не всплывают в связи с бурным обсуждением в обществе предполагаемого места установки памятника основателю Петербурга. Как оказалось, без потустороннего вмешательства выбор места не обошелся.

Памятник Петру I, созданный французским скульптором Этьеном Фальконе, был открыт 7 августа 1782 года в центре Сенатской площади при огромном стечении народа, в присутствии императорской фамилии, дипломатического корпуса, приглашенных гостей и всей гвардии. Это была первая монументальная скульптура, установленная в Петербурге. Место установки было определено еще в 1769 году «каменным мастером» Ю. М. Фельтеном. Его работа, за которую он был переведен из разряда мастеров в должность архитектора, так и называлась «Проект укрепления и украшения берегов Невы по обеим сторонам памятника Петру Великому».

Между тем в народе живут многочисленные легенды, по-своему объясняющие выбор места установки памятника. Вот одна из них: «Когда была война со шведами, – рассказывает северная легенда, – то Петр ездил на коне. Раз шведы поймали нашего генерала и стали с него с живого кожу драть. Донесли об этом царю, а он горячий был, сейчас же поскакал на коне, а и забыл, что кожу-то с генерала дерут на другой стороне реки, нужно Неву перескочить. Вот, чтобы ловчее скок сделать, он и направил коня на этот камень, который теперь под конем, и с камня думал махнуть через Неву. И махнул бы, да Бог его спас. Как только хотел конь с камня махнуть, вдруг появилась на камне большая змея, как будто ждала, обвилась в одну секунду кругом задних ног, сжала ноги, как клещами, коня ужалила – и конь ни с места, так и остался на дыбах. Конь этот от укушения и сдох в тот же день. Петр Великий на память приказал сделать из коня чучело, а после, когда отливали памятник, то весь размер и взяли из чучела».

И еще одна легенда на ту же тему, записанная в Сибири: «Петр заболел, смерть подходит. В горячке встал, Нева шумит, а ему почудилось: шведы и финны идут Питер брать. Из дворца вышел в одной рубахе, часовые не видели. Сел на коня, хотел в воду прыгать. А тут змей коню ноги обмотал, как удавка. Он там в пещере на берегу жил. Не дал прыгнуть, спас. Я на Кубани такого змея видел. Ему голову отрубят, а хвост варят – на сало, на мазь, кожу – на кушаки. Он любого зверя к дереву привяжет и даже всадника с лошадью может обмотать. Вот памятник и поставлен, как змей Петра спас».

Со слов некоего старообрядца петербургский писатель Владимир Бахтин записал легенду о том, как Петр I два раза на коне через Неву перескочил. И каждый раз перед прыжком восклицал: «Все Божье и мое!» А на третий раз хотел прыгнуть и сказал: «Все мое и Божье!» То ли оговорился, поставив себя впереди Бога, то ли гордыня победила, да так и окаменел с поднятой рукой.

В одном из северных вариантов этой легенды противопоставления «моего» и «богова» нет. Есть просто самоуверенность и похвальба, за которые будто бы и поплатился Петр. Похвастался, что перескочит через «какую-то широкую речку», да и был наказан за похвальбу – окаменел в то самое время, как передние ноги коня отделились уже для скачка от земли.

В варианте той же самой легенды есть одна примечательная деталь: Петр Великий «не умер, как умирают все люди: он окаменел на коне», то есть был наказан «за гордыню, что себя поставил выше Бога».

Но вот легенда, имеющая чуть ли не официальное происхождение. Как-то вечером наследник престола Павел Петрович в сопровождении князя Куракина и двух слуг шел по улицам Петербурга. Вдруг впереди показался незнакомец, завернутый в широкий плащ. Казалось, он поджидал Павла и его спутников и, когда те приблизились, пошел рядом. Павел вздрогнул и обратился к Куракину: «С нами кто-то идет рядом». Однако тот никого не видел и пытался в этом убедить цесаревича. Вдруг призрак заговорил: «Павел! Бедный Павел! Бедный князь! Я тот, кто принимает в тебе участие». И пошел впереди путников, как бы ведя их. Затем незнакомец привел их на площадь у Сената и указал место будущему памятнику. «Павел, прощай, ты снова увидишь меня здесь». Прощаясь, он приподнял шляпу, и Павел с ужасом разглядел лицо Петра. Павел будто бы рассказал об этой мистической встрече с призраком Петра своей матери императрице Екатерине II, и та приняла решение о месте установки памятника.

Появление на берегах Невы бронзового всадника вновь всколыхнуло извечную борьбу старого с новым, века минувшего с веком наступившим. Вероятно, в среде старообрядцев родилась апокалипсическая легенда о том, что бронзовый всадник, вздыбивший коня на краю дикой скалы и указующий в бездонную пропасть, – есть всадник Апокалипсиса, а конь его – конь бледный, появившийся после снятия четвертой печати, всадник, «которому имя смерть; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертой частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными». Все как в Библии, в фантастических видениях Иоанна Богослова – Апокалипсиса, получивших удивительное подтверждение. Все совпадало. И конь, сеющий ужас и панику, с занесенными над головами народов железными копытами, и всадник с реальными чертами конкретного Антихриста, и бездна – вод ли? Земли? – но бездна ада – там, куда указует его десница. Вплоть до четвертой части земли, население которой, если верить слухам, вчетверо уменьшилось за время его царствования.

Одной из интереснейших композиционных находок Фальконе стал включенный им в композицию памятника образ змеи, или «Какиморы», как называли ее в народе, придавленной копытом задней ноги коня. С одной стороны, змея отлитая в бронзе скульптором Ф. Г. Гордеевым, стала еще одной, дополнительной точкой опоры для всего монумента, с другой – это символ преодоленных внутренних и внешних препятствий, стоявших на пути к преобразованию России. Впрочем, в фольклоре такое авторское понимание художественного замысла было значительно расширено. В Петербурге многие считали памятник Петру неким мистическим символом. Городские ясновидящие утверждали, что «это благое место на Сенатской площади соединено невидимой обычному глазу „пуповиной“ или „столбом“ с Небесным ангелом – хранителем города». А многие детали монумента сами по себе не только символичны, но и выполняют вполне конкретные охранительные функции. Так, например, под Сенатской площадью, согласно старинным верованиям, живет гигантский змей, до поры до времени не проявляя никаких признаков жизни. Но старые люди были уверены, что как только змей зашевелится, городу наступит конец. Знал будто бы об этом и Фальконе. Вот почему, утверждает фольклор, он включил в композицию памятника изображение змея, на все грядущие века будто бы заявляя нечистой силе: «Чур, меня!»

Памятник Петру I (Медный всадник)

К памятнику относились по-разному. Не все и не сразу признали его великим. То, что в XX веке возводилось в достоинство, в XVIII, да и в XIX веках многим представлялось недостатком. И пьедестал был «диким», и рука непропорционально длинной, и змея якобы олицетворяла попранный и несчастный русский народ, и так далее, и так далее. Вокруг памятника бушевали страсти и кипели споры. А он продолжал жить, оставаясь символом вырвавшейся из невежества России. О нем создавали стихи и поэмы, романы и балеты, художественные полотна и народные легенды.

Одна из них напрямую связана с нашей темой, хотя и вторична по происхождению. В ней загробная тень Петра предстает не в собственном обличье, а в облике ожившего медного истукана. Легенда повествует о событиях драматического для России 1812 года. Надо сказать, что трагедия Москвы в Отечественной войне 1812 года отодвинула все остальные события того времени на второй план. Между тем не следует забывать, что в первоначальных планах Наполеона на первом месте было взятие не Москвы, а оккупация Петербурга. В июле 1812 года эта операция была поручена маршалу Удино, дивизии которого были составлены из самого отборного войска, оставшегося в истории под именем «дикие легионы». Маршалу ставилась задача изолировать Петербург от России, отрезать от него русские войска, прижать их к Рижскому заливу, где их погибель казалась в то время неизбежной. Удино был так уверен в победе, что, говорят, получив от Наполеона это почетное задание, сказал: «Прощайте, Ваше Величество, но извините, если я прежде вас буду в Петербурге».

Наполеоновские планы смешал командующий корпусом на петербургском направлении генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христофорович Витгенштейн. В битве при белорусском селе Клястицы, под Полоцком, Витгенштейн нанес армии Удино сокрушительное поражение, которое раз и навсегда отбило у французов желание разворачивать наступление на Петербург.

Петербуржцы по достоинству оценили подвиг Витгенштейна. В историю городского фольклора он вошел под именем «Спаситель Петербурга».

Однако первоначально все выглядело иначе, и к опасности вторжения Наполеона в столицу относились вполне серьезно. Был даже составлен специальный план спасения художественных ценностей Петербурга. В рамках реализации этого плана государь Александр Павлович распорядился вывезти статую Петра Великого в Вологодскую губернию. Были приготовлены специальные плоскодонные баржи и выработана подробная схема эвакуации монумента. В это время некоего майора Батурина стал преследовать один и тот же таинственный сон. Во сне он видел себя на Сенатской площади, рядом с памятником Петру Великому. Вдруг голова Петра поворачивается, всадник съезжает со скалы и по петербургским улицам направляется к Каменному острову, где жил в то время император Александр I. Бронзовый всадник въезжает во двор Каменноостровского дворца, из которого навстречу ему выходит озабоченный государь. «Молодой человек, до чего ты довел мою Россию, – говорит ему Петр Великий, – но пока я на месте, моему городу нечего опасаться!» Затем всадник поворачивает назад и снова раздается звонкое цоканье бронзовых копыт его коня о мостовую.

Майор добивается свидания с личным другом императора, князем Голицыным, и передает ему виденное во сне. Пораженный его рассказом, князь пересказывает сновидение царю, после чего, утверждает легенда, Александр I отменяет свое решение о перевозке монумента. Статуя Петра остается на месте и, как это и было обещано во сне майора Батурина, сапог наполеоновского солдата не коснулся петербургской земли.

Петр I

Отвлекаясь ненадолго от последовательности нашего изложения, скажем, что тема скачущего на бронзовом коне всадника становится в Петербурге расхожей. Впервые она всплывает в сознании юных петербуржцев уже на школьной скамье. Маленькие шедевры на эту тему появляются даже в сочинениях. Вот один из примеров: «Петр I соскочил с пьедестала и побежал за Евгением, цокая копытами».

Но вернемся к рассказу о призраке ожившего Петра I. Судя по воспоминаниям современников, памятник Петру внушал неподдельный ужас уже при его открытии. По свидетельству одного из них, в тот момент впечатление было такое, будто Петр сам «прямо на глазах собравшихся въехал на поверхность огромного камня». Это ощущение в сознании петербуржцев, да и гостей города сохранилось надолго. По одной из легенд, во время литургии в Петропавловском соборе по случаю открытия «Медного всадника», когда митрополит, ударив посохом по гробнице Петра I, воскликнул: «Восстань же теперь, великий монарх, и воззри на любезное изобретение твое», будущий император Павел I всерьез испугался, что прадед и в самом деле может ожить. А одна заезжая иностранка много позже, в 1805 году, вспоминала, как, прогуливаясь по набережной, вдруг увидела «скачущего по крутой скале великана на громадном коне». «Остановите его!» – в ужасе воскликнула пораженная женщина.

Испуг Павла Петровича во время церковной церемонии по случаю открытия монумента Петру I не был случаен. С тех пор как на берегу Невы посреди огромной пустынной площади между западным фасадом Адмиралтейства и зданием старого Сената он повстречался с тенью своего великого прадеда, его не покидало болезненное ощущение постоянного предчувствия таких встреч. Пугающая тень Петра уже никогда не покидала его болезненного воображения. А с постройкой Михайловского замка призрак Петра, казалось, навечно прописался в его сырых стенах. Голос Петра не раз слышали обитатели замка, а сам Павел, согласно преданиям, не однажды видел тень своего прадеда. Говорили, будто он покидал могилу, чтобы предупредить своего правнука, что «дни его сочтены и конец их близок».

Но не только судьба злосчастного Павла заботила скончавшегося многие десятилетия назад великого императора. Ныне совершенно позабытый петербургский журналист Николай Бережанский, эмигрировавший после революции и проживавший в Риге и там же скончавшийся, пишет, как после 1924 года, когда «воришки украли» у Петербурга «славное историческое имя, но не могли украсть у него душу», родилась легенда о том, что «кто-то огромный и властный, хозяин города стережет ее неусыпно и неустанно». Это хозяин города в зеленом Преображенском мундире и простреленной треуголке, громко стуча по каменным плитам каблуками своих исполинских ботфортов и поскрипывая исполинской дубинкой, проносится мистическим призраком по городу. Только когда куранты Петропавловской крепости начинают отбивать утренние часы, он возвращается в Петропавловский собор и ложится в свою каменную могилу.

Что же касается «Медного всадника», то и сегодня петербургский городской фольклор утверждает, что каждый раз накануне крупных наводнений бронзовый Петр вновь оживает, съезжает со своей дикой скалы и скачет по городу, предупреждая о надвигающейся опасности.

Это перекликается с другой легендой, смысл которой еще более широк и гораздо более многозначен. Если верить фольклору, «Медный всадник» до сих пор время от времени поворачивается на своем гранитном пьедестале как флюгер, указывая направление ветра Истории.

Дата добавления: 2015-07-16