Кто платил и заказывал музыку?

Историки знают не все. И никогда не узнают всего. Сотрудник германского посольства в Копенгагене Ф Каэн писал в 1917 г., что многое “так и останется тайной, поскольку в архивах министерства ничего найти не удастся”. В ходе Февральской революции целенаправленно уничтожались архивы русской полиции и контрразведки. А то, что уцелело, было по поручению Керенского “разобрано” и обработано масоном Котляревским. Уж что и как он “разобрал”, можно только догадываться. В США до сих пор остаются закрытыми архивы русской заграничной политической разведки, оставшиеся на американской территории. А архив Московского Военно-революционного комитета был сожжен в оатябре 1917 г., даже не после революции, а перед ней – “для тщательного уничтожения всякого рода протоколов и документов, которые могли бы нас скомпрометировать в случае неудачи восстания”. Но в преступлениях такого масштаба, как российская революция, избавиться от всех улик оказывается просто невозможно. Их слишком много. И кое-чем мы все же располагаем, чтобы восстановить если не исчерпывающую, то в целом истинную картину.

Сценарий с II Съездом Советов разыгрался примерно так, как планировали большевики. Правда, это был съезд только рабочих и солдатских депутатов – а они в аграрной России составляли меньшинство. Но Съезд был единственным “признанным” органом, способным придать перевороту видимость “законности”. Вечером 25 октября, как только он открылся, Троцкий с ходу зачитал воззвание о низложении Временного правительства. Эсеры, меньшевики, бундовцы (а большевики имели лишь 300 мандатов из 670) возмутились, зашумели о заговоре и в знак протеста покинули Съезд. Что и требовалось большевикам. В зал набились солтаты, матросы и прочая публика, отирающаяся в Смольном. В таком составе дружно приняли резолюцию, что “Съезд берет власть в свои руки”. На втором заседании, были приняты “Декрет о мире”, “Декрет о земле”, утвержден состав правительства, Совета Народных Комиссаров. Только утвержден. Выработали его на кулуарном заседании – так же, как формировали список правительства в Февральскую революцию. Председателем СНК стал Ленин. Наркомом иностранных дел – Троцкий. Кстати, предложил и лоббировал его кандидатуру не кто иной как Свердлов. В правительство также вошли Сталин, Рыков, Милютин, Шляпников, Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко, Ногин, Луначарский, Скворцов-Степанов, Оппоков (Ломов), Теодорович, Авилов (Глебов), Юренев, Ларин.

И новая власть сразу же занялась… ну ясное дело, чисткой архивов. Огромное количество улик о связях с противником, собранных следствием после июльских событий, исчезло без следа. Не оставили в живых и следователей, занимавшихся этими делами. Тем не менее, один документ в архивах все-таки сохранился. Доклад уполномоченных Наркомата по иностранным делам от 16.11.1917 г.:

“Совершенно секретно.Председателю Совета Народных Комиссаров.

Согласно резолюции, принятой на совещании народных комиссаров тов. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, мы произвели следующее:

1. В архиве министерства юстиции из дела об “измене” тов. Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. мы изъяли приказ германского имперского банка № 7433 от 2 марта 1917 г. с разрешением платить деньги тт. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др. за пропаганду мира в России.

2. Были пересмотрены все книги банка “Ниа” в Стокгольме, заключающие счета тт. Ленина, Троцкого, Зиновьева и др., открытые по приказу германского имперского банка № 2754. Книги эти переданы Мюллеру, командированному из Берлина.

Уполномоченные народного комиссара по иностранным делам Е. Поливанов, Г. Залкинд”. (ЦПА ИМЛ, ф.2, оп.2, д. 226) [88].

Историк А.Г. Латышев, опубликовавший этот документ, отмечает, что упомянутые в нем номера приказов четко совпадают с теми, которые в 1918 г. были опубликованы в США комиссией Сиссона. И делает вывод – надо ж, мол, как лопухнулись большевики! Улики изъяли, а расписку в этом оставили, не уничтожили. Стоп-стоп-стоп… а так ли все просто? Залкинд был не каким-нибудь случайным комиссаром “от сохи”, а весьма высокопоставленной персоной, главным доверенным лицом Троцкого в НКИД. И нужно ли было в таком докладе столь подробно разъяснять содержание изъятых документов, перечислять номера, фамилии, дополнительно “разжевывать”, откуда командирован Мюллер? Не возникает ли впечатления, что сам доклад был составлен и “забыт” в архивах Совнаркома преднамеренно? Для представителей какого-то последующего правительства, если власть опять сменится. Для будущих историков. Еще раз навести их на “германский след”. Только на германский.

Хотя с июля по ноябрь деньги для большевиков из Германии не поступали! Как уже отмечалось, канал через банк “Ниа” был провален контрразведкой. А запасной, через Моора-“Байера”, Ленин заморозил, опасаясь окончательно скомпрометировать партию. И только 4.11.1917 г. Воровский направляет в Берн телеграмму на имя Моора: “Выполните, пожалуйста, немедленно Ваше обещание. Основываясь на нем, мы связали себя обязательствами, потому что к нам предъявляются большие требования”. Моор тотчас доложил о телеграмме германскому посланнику в Швейцарии Ромбергу, и тот передал ее в Берлин, указывая: “Байер дал мне знать, что это сообщение делает его поездку на север еще более необходимой” [88].

Эти документы также опубликованы А.Г. Латышевым, который интерпретирует их совершенно справедливо: избегая из осторожности связей с немцами, большевики где-то крупно задолжали. А в ноябре, когда власть уже была в их руках, надо было рассчитываться. Но где же они могли задолжать? У кого? Ясное дело, не в российскизх банках, которые без всяких проблем были экспроприированы. Кредиторы были такие, что перед ними приходилось связывать “себя обязательствами”. Такие, что могли предъявить “большие требования”. Кто? Ответ напрашиваетя. И подтверждает его справка Секретной службы Соединенных Штатов от 12 декабря 1918 г.: “Варбург, Пол, Нью-Йорк Сити. Немец, гражданин Германии..., был награжден кайзером в 1912 г., был вице-президентом Федеральной Резервной Системы. В его руках находятся крупные суммы, выделяемые Германией для Ленина и Троцкого. Имеет брата, лидера системы шпионажа Германии”.

Исследователи обратили внимание на дату – справка появилась (или была искусственно датирована) только в декабре 1918 г., когда война окончилась и связи Варбурга с Германией уже ничем ему не угрожали. А пока США находились в состоянии войны с немцами, гражданство вице-президента ФРС и его родство с “лидером системы шпионажа” почему-то никого не интересовали. Но составлен документ явно раньше. В декабре 1918 г. Германия никаких сумм для Ленина и Троцкого не выделяла, она уже рухнула. И вообще предположение о том, будто процветающие американские банкиры получали деньги для большевиков из разоренной Германии, выглядит явной натяжкой. Абы найти “приличное” объяснение факта и постараться не задеть этих банкиров. Нет, “крупные суммы” были, конечно же, не немецкими, а американскими.

А если Пол Варбург был вице-президентом Федеральной Резервной Системы, то в России действовал Уильям Бойс Томпсон, директор той же ФРС. И ясное дело, в миссии Красного Креста, которую он возглавлял и оплачивал, не зря состояли большевики Иловайский, Рейнштейн, бывший литагент Троцкого Гомберг, очень близкий ко Льву Давидовичу и Коллонтай Джон Рид. А после переворота Рейнштейн меняет “место работы”, оказывается в аппарате Совнаркома. Там же появляется Сергей Зорин (Гомберг) – родной брат Александра Гомберга.

Ну а Рид в дни Октября становится “своим человеком” в Смольном, заводит дружеские связи со многими видными большевиками, днюет и ночует в штабе революции. Лучшего информатора, чтобы держать руку “на пульсе событий”, трудно было придумать. На чьей стороне находились его симпатии, с кем персонально он был связан, вы без труда обнаружите, открыв книгу “10 дней, которые потрясли мир”. О Ленине там мало. Ленину внимания почти не уделяется, он остается на втором плане. Восхваляется и превозносится лишь один лидер, Троцкий [132]. Рид не обошел стороной и любвеобильные объятия Коллонтай, несмотря на то, что в России и ним находилась жена, Луиза Брайант, куда более свеженькая и привлекательная, чем увядающая народная комиссарша. Очевидно, “близкие контакты” наводились не столько ради удовольствия, сколько ради пользы в его работе. Кстати, Рид вернется в США в июне 1918 г. И видный правительственный чиновник Сэндс доложит исполняющему обязанности госсекретаря Ф. Полку, что журналист “выразил желание предоставить в распоряжение нашего правительства свои заметки и информацию, полученные благодаря связи с Львом Троцким” [139]. Откуда мы еще раз видим, что Рид работал не только на журнал “Метрополитен” и Красный Крест.

Ну а Лев Давидович на посту наркома иностранных дел сразу заявил о себе. 26 октября (8 ноября) он разослал иностранным дипломатам ноту с предложением “о перемирии и демократическом мире без аннексий и контрибуций” и о начале переговоров по данному вопросу. При этом разъяснялось, что если союзники не поддержат предложений, Россия начнет переговоры сама. В Берлине и Вене не скрывали своей радости. Рассматривали революцию как собственную удачнейшую операцию. Германский канцлер Гертлинг отмечал: “Это было целью деятельности, которую мы вели за линией русского фронта – прежде всего стимулирование сепаратистских тенденций и поддержка большевиков. Только тогда, когда большевики начали получать от нас по различным каналам… поток денежных средств, они оказались в состоянии создать свой орган “Правда”, проводить энергичную пропаганду и расширить свою прежде узкую базу партии. Теперь большевики пришли к власти… Возникшее напряжение в отношениях с Антантой обеспечит зависимость России от Германии…”

А министр иностранных дел Австро-Венгрии Чернин 10 ноября писал Гертлингу об открывшихся перспективах: “Революция в Петрограде, которая отдала власть Ленину и его сторонникам, пришла быстрее, чем мы ожидали… Если сторонники Ленина преуспеют в провозглашении обещанного перемирия, тогда мы одержим полную победу на русском секторе фронта, поскольку…русская армия, учитывая ее нынешнее состояние, ринется в глубь русских земель, чтобы успеть к переделу земельных владений… Перемирие уничтожит эту армию, и в обозримом будущем возродить ее на фронте не удастся… Поскольку программа максималистов (большевиков) включает в себя право на самоопределение нерусским народам России… нашей задачей будет сделать так, чтобы желание отделения от России было этими нациями выражено… Порвав с державами Запала, Россия будет вынуждена попасть в экономическую зависимость от Центральных Дердав, которые получат возможность проникновения и реорганизации русской экономической жизни” [168]. Шла откровенная дележка российских территорий. Обсуждалось, как переустроить Литву, Латвию, Польшу, Эстонию, предлагались меры в отношении Украины, чтобы “спокойно и дружески повернуть ее к нам”.

Зато в странах Антанты нота Троцкого вызвала бурю возмущения. Англия, Франция, Италия выразили протест, указывая, что односторонние поиски мира нарушают союзническое соглашение от 5 сентября 1914 г. Заместитель министра иностранных дел Англии лорд Р.Сесиль заявил агентству “Ассошиэйтед пресс”: “Если эта акция будет одобрена и ратифицирована русской нацией, то поставит ее вне границ цивилизованной Европы”. Было решено не признавать правительство большевиков, не устанавливать с ним официальных контактов.

Но в США, которым не угрожали германские армии и бомбы с немецких самолетов, известия об Октябре были восприняты иначе. В еврейских кварталах Нью-Йорка восторженно говорили, что революцию в России сделал “наш Троцкий из Бронкса”. Да и президент Вильсон в отношении Советской власти занял особую позицию. В ноябре он дал указание своим министрам и дипломатам – “не вмешиваться в большевистскую революцию”. А его представитель Хаус, очень “вовремя” оказавшийся в Европе, убеждал британских и французских политиков быть сдержанными. Обосновывал это весомым предлогом – дескать, если проявлять вражду к большевикам, это может толкнуть их к сближению с Германией.

В Петрограде продолжались интенсивные контакты большевиков с сотрудниками миссии Красного Креста, американского посольства. И британские дипломаты даже начали проявлять озабоченность возможностью сближения России… нет, не с Германией, а с Америкой! 18 ноября Бьюкенен направил Бальфуру доклад. Напомнил о событиях недавнего прошлого, как США срывали нажим союзников на Керенского, а в свете новых событий делал вывод: “Американцы играют в собственную игру и стремятся сделать Россию американской резервацией, из которой англичане должны быть удалены и как можно подальше”.

Да, США начинали крупную собственную игру. И не только в нашей стране, но и на мировой арене. Следующей, после ноты о мире, акцией Троцкого, стала публикация тайных договоров из архива российского МИД. Ленин такие действия одобрил. Полагал, что они будут свособствовать расколу среди воюющих держав, вскроют глаза народам на “империалистический характер” войны. На самом же деле публикация договоров являлась чисто заказной операцией. Дело в том, что до начала ХХ в. США придерживались традиционной политики изоляционизма. И без их участия европейские державы в течение веков переплетались сложнейшими сетями договоров, соглашений, трактатов. Много соглашений было заключено и в 1914 – 1916 гг., в различных конкретных ситуациях раздавались обещания России, Италии, Японии, Румынии и т.д.

Теперь США активно входили в европейскую политику. Входили свежими, усилившимися, разбогатевшими за время войны, все державы Антанты были у них в долгах. И Вильсон указывал: “Экономическая мощь американцев столь велика, что союзники должны будут уступить американскому давлению и принять американскую программу мира. Англия и Франция не имеют тех же самых взглядов на мир, но мы сможем заставить их думать по-нашему” [6]. Однако существовала серьезная проблема. Втискиваться в сложившуюся систему европейской дипломатии для американцев было бы очень уж трудным и хлопотным делом. Каждый шаг пришлось бы многократно согласивывать с каждым государством, не противоречит ли он каким-то пунктам ранее заключенных договоров.

Чтобы этого избежать, Вильсон и Хаус вынашивали проект “фактического пересмотра системы международных отношений”. Сделать это предполагалось под лозунгами “равных экономических возможностей” и “отмены тайной дипломатии” [6]. Потому что “равные экономические возможности” на деле означали огромное преимущество США перед разоренной Европой. А под предлогом “отмены тайной дипломатии” следовало разрушить всю старую дипломатию – и строить новую на чистом месте. Как ранее отмечалось, эти вильсоновские пункты уже вошли в мирные предложения Керенского. Главная сложность заключалась в том, что сами США инициировать кампанию по “отмене тайной дипломатии” не могли. Они-то вступили в войну “на новенького”. И не имели никакого морального права с ходу диктовать свои условия союзникам, вынесшим всю тяжесть трех лет сражений. Решить проблему блестяще удалось через Троцкого.

В советской литературе преподносилось, будто разбор дипломатических архивов был поручен матросику Маркину, который успешно справился с задачей. Это, разумеется, чепуха. Чтобы в короткий срок разобраться в делах МИД, расшифровать их, выбрать и подтасовать нужные документы, требовались специалисты высочайшего класса. Но никакого американского или британского следа! Только германский! Специалистов Троцкому предоставил Красин из персонала фирмы “Симменс – Шуккерт”. А уж откуда Красин набрал этих специалистов в “Симменс-Шуккерт”, из германских спецслужб или не германских, история умалчивает. Факт тот, что управились очень быстро. Уже 23 ноября началась публикация документов (всего было составлено и обнародовано 7 подборок).

И сразу же, считай мгновенно, 25 ноября, эти материалы подхватилась перепечатывать массовыми тиражами солиднейшая “Нью-Йорк Таймс”. Чуть позже, 13 декабря, взялась перепечатывать и британская газета “Манчестер гардиан”. Скандалище был раздут грандиозный. Особенно сильный шум поднялся вокруг проекта российско-германского соглашения в Бьерке 1905 г. (только проекта, оно не было заключено, но все равно вопили – вот, дескать, Россия была готова пойти на союз с немцами), англо-русского договора 1907 г. о разделе сфер влияния в Персии, соглашения Сайкса-Пико о разделе сфер влияния в Турции… Это было именно то, что требовалось американцам. Вильсон назвал публикацию договоров “высокими стандартами в международных отношениях”. Ну разумеется, “высокими” – мина, взорванная Троцким, разнесла весь фунтамент европейской дипломатии.

Теперь у США были развязаны руки. На волне скандала Вильсон объявил, что что вся прежняя европейская дипломатия никуда не годится, что она должна быть осуждена и похоронена. И 5 января Хаус цинично записал в дневнике: “Президент уже ожидал меня. Мы принялись за дело в половине десятого и кончили переделывать карту мира, как и хотели, в половине двенадцатого” [6]. Результатом стали знаменитые “Четырнадцать пунктов” послевоенного переустройства мира, которые Вильсон продиктовал державам Антанты.

А большевиков не преминули отблагодарить. Тем более что у них возникли очень серьезные финансовые трудности. Денежный транш, который должен был поступить через Моора, задержался. Потому что генерал Людендорф в интервью газете “Фрайе Пресс” проболтался, что “революция в России – не случайность, а естественный и неизбежный результат нашего ведения войны.”. Такое признание вызвало крупный скандал и в международных кругах, и в рейхстаге. МИД Германии тормознул операцию с выплатой денег. Некоторое время вообще колебался, стоит ли продолжать ее.

Ну так в чем проблема? Директор Федеральной Резервной Системы США Уильям Бойс Томпсон и полковник Раймонд Робинс 30 ноября посетили Троцкого. А после конфиденциальной беседы с ним, 2 декабря, Томпсон направил запрос Моргану – перечислить 1 млн долларов [139]. Этот факт стал достоянием газетчиков. “Вашингтон пост” от 2 февраля 1918 г. сообщала: “Уильям Б. Томпсон находился в Петрограде с июля по ноябрь прошлого года и сделал личный вклад в 1 млн долларов в пользу большевиков”. Сохранилась и фотокопия ответной телеграммы Томпсону от Моргана, датированной 8 декабря: “Ваша вторая телеграмма получена. Мы выплатили “Нэйшнл Сити банк” один миллион долларов согласно инструкции – Морган”. Известно, что 12 декабря банкиры, входящие в организацию Американского Красного Креста, вели переговоры о выплате большевикам еще 2 млн. долл.

Кстати, в дни Октябрьского переворота, когда отряды Красной гвардии среди важнейших объектов занимали и банки, два из них избежали этой участи. “Нэйшнл Сити банк” и “Лионский кредит”. В план восстания эти объекты не были включены. А 15 декабря Совнарком принял декрет о национализации банков. Они объединялись с Государственным банком, объявлялась ревизия всех банковских сейфов. Но для двух банков было сделано исключение. Для каких – догадаться не трудно. Все те же “Нэйшнл Сити банк” и “Лионский кредит”. Правда, в Москве, городе еще не столичном, вооруженные красногвардейцы по ордеру Совета заявились 18 декабря в отделение “Нэйшнл Сити банка” и выгнали служащих. Но это была явно инициатива местных властей. Стоило послу Френсису обратиться к Троцкому, как Совнарком приказал своему воинству убраться вон [154]. Зачем же обижать американцев и перекрывать канал, по которому идут деньги?

Впрочем, и возникшая было конфронтация с Англией оказалась преодолимой. Бальфур разъяснял Хаусу: “Мы не хотели сориться с большевиками”. Другое дело, что Октябрь слишком сильно ударил по интересам британской армии и народа, которому вместо скорой победы приходилось вновь “затягивать пояса”. Западная пресса и общественность закрепили за большевиками характеристику германских агентов. Поэтому английское правительство просто обязано было демонстрировать по отношению к ним жесткую позицию. Но высшие круги британской “закулисы”, прекрасно понимали глобальные выгоды крушения России и готовились использовать ситуацию. Вильям Вайсман обсуждал с Хаусом перспективы “снятия психологических и прочих преград на пути установления контактов с большевиками” [6].

В декабре Троцкий направил личное обращение к Ллойд Джорджу. А Уильям Томпсон после того, как выручил Советское правительство деньгами, передал руководство миссией Красного Креста Робинсу и отправился домой. Но по дороге посетил Англию. Сюда же прибыл Ламот – помощник Хауса и банкир, партнер Моргана. 10 декабря они провели переговоры с Ллойд Джорджем, убеждая его поддержать большевиков. При этом Томпсон представил британскому премьеру свой меморандум. В нем, между прочим, упоминалось, что американцы подсобили перевороту не только деньгами: “После свержения правительства Керенского мы материально помогли распространению большевистской литературы как через агентов, так и разбрасыванием с самолетов”.

Но и Томпсон прекрасно понимал, что открытое признание большевиков и установление связей с ними невозможно. Общественность этого не поймет. Поэтому в меморандуме предлагалось: “Необходимо создать мощный неофициальный комитет со штаб-квартирой в Петрограде для действий, так сказать, на заднем плане, влияние которого в вопросах политики должно приниматься дипломатическими, консульскими и военными официальными лицами союзников” [139]. У американцев такое неофициальное представительство уже существовало, миссия Красного Креста.

Англичане решили организовать аналогичное представительство под эгидой генконсульства в Москве. Для данной миссии был определен дипломат и разведчик Брюс Локкарт. Его кандидатуру выбрало не министерство иностранных дел, а лорд Мильнер и Ллойд Джордж. Инструктировал Мильнер – по воспоминаниям Локкарта, военный министр разговаривал с ним “почти ежедневно”. И он же лично протолкнул назначение на уровне британского кабинета. А советский эмиссар Литвинов (Валлах), находившийся в это время в Лондоне, написал для Локкарта рекомендательные письма к Троцкому [139]. С какой целью предпринимялись все усилия? Томпсон и об этом написал в своем меморандуме Ллойд Джорджу. Написал очень красноречиво и предельно откровенно: “Россия вскоре стала бы величайшим военным трофеем, который когда-либо знал мир”.

Дата добавления: 2015-07-16