Идеализм как ярость

Система, в которой суверенный дух ощущает себя просветленным и преображенным, имеет своей предысторией преддуховное (Vorgeistige), животную жизнь рода. Хищные звери испытывают голод; прыжок, настигающий жертву, сложен, часто опасен. Для того, чтобы животное совершило такой прыжок, нужны побудительные импульсы. Эти импульсы соединяются с неудовольствием голода, сливаются в чувство ярости по отношению к жертве; выражение ярости целенаправленно - снова и снова пугать и парализовать жертву. Прогресс к человеческому рационализирует эти импульсы в проекциях. Animal rationale, испытывая желание сожрать или уничтожить противника, должно, будучи счастливым обладателем сверх-я, найти для этого причину. Чем оптимальнее соответствуют закону самосохранения поступки animal rationale, тем меньше оно может признаваться себе и другим в главенстве этого закона; иначе с трудом достигнутый статус ζώον πολιτιχόν, как его принято именовать на новонемецкий лад, превратится в нечто неправдоподобное. Живое существо, испытывая потребность сожрать, должно быть злым. Эта антропологическая схема сублимируется вплоть до гносеологии. В идеализме - самым выразительным образом у Фихте - идеология бессознательно правит бал: незаметное, другое, чужое (Гautrui), напоминающее о природе, наконец, - все это ничтожно по своему значению; единство стремящегося к самосохранению и оберегающего себя мышления спокойно может все это проглотить и поглотить все это. В такой же степени эта идеология узакони-

Введение

вает и принцип самого мышления, питая и разжигая страстную тягу к самосохранению. Система - это дух, превратившийся в чрево, ярость - сигнатура любого идеализма; ярость искажает даже гуманистические устремления кан-товской философии, разрушает нимб возвышенного и благородного, который умело носит. Представление о среднем человеке сродни презрению к человеку: уколоть всем, чем можно. Возвышенная безжалостность нравственного закона - производная от удара, который эта рационализированная ярость обрушивает на нетождественное; либерал Гегель ничем не лучше Канта, когда он с превосходством нечистой совести отчитывает всех, кто уклоняется от спекулятивного понятия, от гипостазиса духа*. Освобождение, которое пришло с Ницше (а это действительно поворот в европейском мышлении, позднее философствование его просто узурпировало), состояло в том, что аналогичное и подобное он обнаружил в мистериях. Дух, сбрасывающий свое заклятье - рационализацию, осознавая себя, перестает быть радикальным злом, которое дух пробуждает в другом. Однако процесс, в рамках которого системы разрушаются в силу их собственной недостаточности и несостоятельности, контрапунктирует общественную динамику. Буржуазное ratio сблизило с принципом обмена то, что разум действительно хотел сделать себя соизмеримым, идентифицироваться (со все большим, хотя и потенциально смертоносным успехом) с системами, он все реже пребывал вне системы. То, что в теории уличило себя, назвав излишней поспешностью, практика саркастически подтвердила. Поэтому так полюбились разговоры о критике системы как идеологии, полюбились и тем, кого раньше (судя по их дышащим злобой и чванством похвалам суждению (Aperçu)) не устраивал устаревший идеал системы. Несхожесть отныне не должна конструироваться, потому что когда-то она была сконструирована чересчур основательно. Иррациональность действительности, растущая под давлением единичной рациональности, -дезинтеграция в результате интеграции, дают тому немало примеров. Если бы общество как замкнутая, а потому антагонистическая (unversöhnte) субъектам система было прозрачно для познания, то субъектам, пока они еще являются таковыми, это общество было бы в высшей степени враждебно и неприятно. Экзистенциал страха - это клаустрофобия общества, превратившегося в систему. Системный характер общества - еще вчера козырь академической философии - сегодня намеренно фальсифицируется ее сторонниками; при этом они могут безнаказанно разыгрывать роль представителей

* "Мышление или представление, которому предносится лишь некое определение бытия - наличное бытие, - следует отослать к вышеупомянутому первому шагу науки, сделанному Парменидом, который очистил свое представление и, следовательно, тем самым также и представление последующих времен, возвысил его до чистой мысли, до бытия как такового и этим создал стихию науки" (Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Сочинения. T.I. M., 1937, С.75).

Введение

свободного, подлинного, по возможности неакадемического мышления. Злоупотребление не аннулирует критику системы. В отличие от скептической доктрины, отрицающей право философии убеждать, все остальные философские концепции склонны к убеждению, что философия возможна только в качестве системы. В этом они едины. Вряд ли эта установка парализует философию меньше, чем эмпирические течения. Сначала постулируется то, о чем философия хотела бы авторитетно судить; постулируется прежде, чем философия приступает к делу. Система, форма изображения целостности (Totalität), по отношению к которой ничто не остается внешним, полагает содержание в мысли, в противоположность мысли, абсолютной и преходящей для всех своих содержаний. Это полагание идеалистично даже по сравнению с любой аргументацией в защиту идеализма.

Дата добавления: 2015-07-16