Но вернемся на время к нашим "трансформерам". После того, как 5 октября 1910 г. в Лиссабоне была провозглашена республика, "Амелия" (мигом трансформировавшись из яхты, крейсера и гидрографического судна в спасательное) переправила последнего португальского короля Мануэла II (1908 - 1910) со всеми слугами, чадами и домочадцами за рубеж. Увы! Для "Штандарта", эта опция осталась недоступной. Никто, например, не увидел его высаживающим на спасительный английский берег своих бывших августейших хозяев. "Uncle George" и Правительство Его Величества не дали пристанища свергнутому императору и его семье. Интересы Британии, которые, понятно, не предполагали восстановления "Единой и неделимой" под знаменем Романовых, оказались выше соображений гуманности.
"Если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в последнем оно обязано выстрелить!" - эта фраза, похоже, применима и в отношении истории, которая тоже являет собой своего рода "пьесу". "Но если ружье все-таки не выстрелит!" - спросим мы. - "Тогда, что же, всей пьесе пропасть?".
* Вопрос о получении англосаксами базы на Азорских островах особенно остро встал в годы Второй мировой войны, когда салазаровской Португалии все-таки удалось остаться нейтральной. Не решившись захватить острова самостоятельно, Вашингтон предложил сделать это Бразилии, учитывая, по-видимому, "родственные чувства" народов двух стран. Однако правительство Жетулиу Варгаса благоразумно отказалось от этой затеи.
стр. 82
Заключив в 1902 г. беспрецедентный союзнический договор с Японией, Британия подставила России нового, малоизвестного ей противника. "Не-е, не тот враг!" - вальяжно изрекли носители пышных бакенбард, собравшиеся под Адмиралтейским шпилем, и решили... воевать с Японией "в лоб", эскадра на эскадру. Все закончилась плохо: Цусимой, первой русской революцией, мировой войной и 1917-м годом. Позорное поражение от японцев стало первым звеном в цепи будущих великих несчастий России.
Но его могло и не быть! "Япония, - отмечал историк Александр Борисович Широкорад, - как известно, остров, и Россия могла победить одной крейсерской войной"12. С историком, наверное, трудно не согласиться, ведь самые успешные действия России в той войне - это ограниченные операции ее вспомогательных крейсеров (всего лишь нескольких вооруженных коммерческих пароходов!) на морских коммуникациях Японии, которая к концу войны оказалась на грани банкротства. А если бы в рейдерство отправить все русские - настоящие! - крейсеры, которые безо всякой пользы для дела гибли в гаванях (как "Варяг") под огнем вражеских броненосцев, либо просто уклонялись от эскадренного боя, как в Цусиме? А если бы еще послать к ним на помощь довооруженные быстроходные царские яхты? Почему же "ружье" крейсерской войны, так долго и скрупулезно готовившееся Россией, провисело на стене, ни разу не выстрелив?
Допустим рискованную мысль, что дело тут не столько в "бездарности" высшего командования, приверженного шаблону, и не в эгоизме царской семьи, которая, как полагает А. Б. Широкорад, не пожелала хотя бы на время расстаться с комфортабельными яхтами, сколько в некоторых особенностях аристократического восприятия мира.
"Иду на вы!": голубая кровь, как правило, выбирает прямой путь, предпочитая его "стратегии непрямых действий"*. Назовем это "правилом от-
* За подтверждением можно обратиться к книге британского автора Джона Кигана (J.Keegan. A History of Warfare, London, 1993), в которой он связал ретрофеномены такого рода с обычаями древних греков сражаться "лицом к лицу", средневековыми рыцарскими турнирами, этикой самураев и пр. Обоснование "стратегии непрямых действий" принадлежит военному историку Бэзилу Генри Лиддел-Гарту. Особое возмущение правительственных кругов и патриотической общественности России вызвал факт нападения Японии без формального объявления войны - "подлый" и "коварный". Согласимся, что сегодня, когда аристократы сошли на нет, и победила "стратегия непрямых действий", такое объявление выглядело бы полным идиотизмом.
стр. 83
крытого забрала". Исключения из него, по-видимому, возможны, но только в случае многократного превосходства в силах потенциального противника. Вот и получается, что "лобовая" тактика России в русско-японской войне и открытая пулям злодеев хлипкая коляска португальского монарха - вещи хоть и разные, но в чем-то типичные. А что это: безрассудство или благородство - судить трудно.
Итак, "ружье" не выстрелило. Россия проиграла войну с Японией и теперь, ослабленная, оказалась вынуждена еще теснее привязаться к европейским делам, к союзу с Францией и пойти на примирение с давним врагом - Англией, начисто забыв, что такое "друзья" и что такое "интересы" в английской транскрипции. В итоге в Европе началась уже совсем другая пьеса. В ней нашим "героям-трансформерам", правда, уже под новыми именами, довелось играть разные роли.
"Амелию" ретивые республиканцы переименовали в "Cinco de Outubro" ("Пятое октября" - день свержения монархии) и сделали посыльным кораблем в составе ВМС Португалии. Корабль участвовал в Первой мировой войне, хотя и не сделал ни единого выстрела*. В 1924 г. он вернулся к выполнению привычных для себя гидрографических функций, а в 1938 г., отслужив свое, был отправлен на слом. Сегодня, на волне возрождения интереса к "Королю-Мученику", в Португалии растет интерес и ко всему, что было связано с ним, в том числе и к его яхте, которая упоминается только под ее "родным" именем.
"Штандарту" же "повезло". Он попал в самую гущу событий. После Октябрьского переворота на нем размещался "Центробалт" - главный революционный штаб Балтийского флота. А весной 1918 г. он участвовал в знаменитом Ледяном переходе кораблей Балтфлота из Гельсингфорса в Кронштадт под руководством капитана первого ранга Алексея Михайловича Щастного, который "в награду" за этот подвиг был вскоре расстрелян новой властью.
В 1936 г. бывшая императорская яхта все-таки превратилась в военный корабль - минный заградитель. Правда, для этого ему пришлось пройти переоснащение и переменить имя на "Марти" - в честь весьма сомнительного деятеля мирового коммунистического движения, француза Андре
* Участие ВМФ Португалии в Первой мировой войне ограничилось транспортными, патрульными и конвойными функциями. Единственной потерей стал тральщик "NRP Augusto de Castilho", погибший после упорного боя с немецкой подлодкой в октябре 1918 г. Подробнее см.: J.Correiadoinso. A Marinha Portuguesa na Grande Guerra. Lisboa, 2006, p. 33 - 34.
стр. 84
Марта*. Но даже под этим чужим для русского уха именем, бывший "Штандарт" воевал геройски. 25 июня 1941 г., уже на третий день после начала Великой отечественной войны, он потопил немецкую подлодку. В ноябре "Марта" принимал участие в эвакуации защитников полуострова Ханко. Только в 1941 г. корабль совершил 39 боевых походов и участвовал в постановке 18 минных заграждений. В апреле 1942 г. он одним из первых кораблей Балтфлота был удостоен звания "гвардейский". Это, однако, не помешало кому-то в 1961 г. превратить славный овеянный ветрами истории корабль в мишень для ракетных стрельб, а в середине десятилетия вместо того, чтобы отремонтировать и поставить на вечную стоянку, разобрать на металл**. "По конструкции корпуса и механизмов, по мореходным качествам это был выдающийся образец европейского и отечественного судостроения"13. Sic transit Gloria mundi!
Незадолго до гибели Карлуш I в письме к своему давнему другу, князю Монако Альберту I, который разделял его увлечение океанологией, писал: "Полагая, что дела тут (в Португалии) идут не очень-то хорошо, да это не является исключением и для всей Европы, я решил произвести революцию в деле государственного управления - революцию "сверху", в результате которого будет сформировано правительство, основанное на принципах честности и политической свободы и преисполненное идеей умеренности, для того, чтобы не допустить революции "снизу", способной все разрушить"14.
И здесь по поводу португальского регицида опять со всей силой встает один и тот же сакраментальный вопрос: зачем? Только теперь он относится уже не к козням "Коварного Альбиона". Что скрывалось за ними - предельно ясно. Ясны и последствия. В тот день англосаксам впервые удалось осуществить замену неудобного для них режима на удобный и руками португальцев осуществить "революцию" в пользу Англии.
* В 1935 - 1936 гг. А. Марти был Секретарем Коминтерна, возглавлял движение Интербригад в Испании, где за свои "подвиги" получил прозвище "Мясник Альбасете". В 1952 г. был исключен из рядов Французской коммунистической партии.
** "Штандарт" - "Марти" незадолго до своей гибели от управляемых ракет и автогена снялся в роли вспомогательного крейсера "Елизавета" в старом советском фильме "Мичман Панин". Полное отсутствие всякой исторической достоверности в этом фильме отчасти компенсировалось видами бывшего "Штандарта" на крутой балтийской волне и великолепной игрой молодого Вячеслава Васильевича Тихонова (Панин).
стр. 85
Но кроме внешнего "зачем" есть еще более весомое внутреннее. Похоже, что в феврале 1908 г. в Португалии, как и в феврале 1917 г. в России, был искусственно прерван исторический эволюционный процесс, конечной целью которого был переход к конституционной монархии. Ну, понятно, хотели, вроде бы, как лучше, а что получилось?
Случайно ли "рукотворный" республиканизм как в той, так и в другой стране, не будучи основан "на принципах честности и политической свободы" и напрочь лишенный всякой "умеренности", обрек их на десятилетия политической нестабильности и господства авторитарных/тоталитарных режимов? Случайно ли случайные (не помазанные Богом, но и не избранные народом) люди во главе этих режимов набрали себе таких "прав", о которых не могли и мечтать короли и императоры? Сегодня мы все чаще задаем себе эти трудные вопросы. Свидетельством этого является постепенный отход от былых антимонархических фобий и догм.
В 2006 г. в веселом, людном городке Кашкаиш неподалеку от Лиссабона был воздвигнут памятник Карлушу I. Король в капитанской фуражке с биноклем в руке стоит на мостике любимой "Амелии" и смотрит на живописную бухту, откуда он часто выходил в открытое море. Выступая на открытии памятника, президент Португалии Анибал Каваку Силва сказал, что король "был больше, чем культурным человеком, ценителем искусств и покровителем науки"15. Незадолго до этого там же открылся и Океанографический музей имени Карлуша I, где в изобилии представлены добытые им в свое время редкие образцы морской флоры и фауны и где рассказывается о вкладе короля в развитие мировой океанографической науки.
Памятники венценосцам постепенно начинают воздвигать и в России. На церемонии их открытия нет-нет да и услышишь слова сожаления о навсегда утерянных нами альтернативных путях развития.
Почему сегодня в таких далеких друг от друга и таких разных странах, как Россия и Португалия, проклинаемые и ненавидимые в свое время монархи начинают представать совсем в ином свете? Возможно потому, что, несмотря на все свои ошибки и личные недостатки, они старались придерживаться принципа "открытого забрала", который так презирают представители "торговой цивилизации", но которого нам, похоже, так не хватает сегодня?
Может быть, вслед за национальным поэтом Ф. Пессоа и Карлуш I Португальский мог смело сказать о себе такое:
Я не был не святым и не героем,
Но Бог не поскупился на регалию:
Не сердцем португальца удостоил,
Но вместо сердца вставил Португалию.
Кто знает? Ведь у царственных особ своя правда, которая иногда являет себя через столетия.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Стихотворение Фернандо Пессоа дается в переводе Б. Ф. Мартынова.
2 Os navios da Primeira Republica. Catalogo. Lisboa, 2012, p. 16.
стр. 86
3 Подробнее см.: Б. Ф. Мартынов. Исторические очерки. М., 2013, с.35 - 56.
4 Цит. по: J. Hermano Saraiva. Historia de Portugal. Lisboa, 1993, p. 465.
5 Военно-энциклопедический словарь, M., 2002.
6 Интересующиеся могут обратиться к книге британского историка Питера Хопкирка: Р. Hopkirk. The Great Game. On Secret Service in High Asia. London, 2006.
7 Центральный Государственный архив Военно-морского флота России (ЦГАВМФ), ф. 417, оп. 1, д. 1319, л.14 - 15.
8 Цит. по: Русские императорские яхты. Конец XVIII - начало XX века. СПб, 1997, с. 22.
9 Там же, с. 25.
10 http://pt.wikipedia org/wiki/Carlos_I_dePortugal
11 J. Hermano Saraiva. Op.cit., p. 501.
12 А. Б. Широкорад. Россия - Англия: неизвестная война 1857 - 1907. М., 2003, с. 453.
13 Русские императорские яхты, с. 30.
14 Цит. по: R.Ramоs. D. Carlos. Lisboa, 2007, р.306 - 307.
15 Маяк Португалии. 10.02.2008. - http://www.maiak.org
стр. 87
Объединять или разделять? Коминтерн и Компартия Уругвая в поисках профсоюзного единства (1920-1938) Автор: А. С. Андреев В статье на основе документов фонда Коминтерна Российского государственного архива социально-политической истории и коллекции документов III Интернационала Центра исследований истории и культуры левого движения (Аргентина) показано место профсоюзов в коммунистическом движении Уругвая, а также рассмотрены особенности взаимодействия компартии Уругвая и Коминтерна в контексте создания единого профсоюзного центра страны. Ключевые слова: Коминтерн, Профинтерн, компартия Уругвая, Э. Гомес, профсоюзы. История Коминтерна до сих пор в известной мере является "лакуной" историографии. Несмотря на открытие архивов, появление новых, ранее недоступных исследователям документов, многие стороны деятельности международного рабочего движения ждут своих исследователей. Особенности формирования организационных связей III Интернационала, основанного В. И. Лениным в 1919 г., с левым движением Латинской Америки, отдельные сюжеты из истории компартий континента уже попадали в поле научного интереса отечественных и зарубежных ученых. Однако довоенная история многих латиноамериканских компартий, в том числе компартии Уругвая (Partido Comunista del Uruguay, PCU) изучена недостаточно. И в отечественной, и в зарубежной историографии отсутствует полное и всестороннее исследование истории левого движения Уругвая. В существующих работах, посвященных истории коммунистического движения страны, рассматривается политическая биография Роднея Арисменди (первого секретаря компартии в 1955 - 1989 гг.)1, послевоенное развитие партии и кризис 1955 г.2, история создания коалиции "Широкий фронт" (Amplio, FA) и эпизоды ее борьбы с диктаторскими режимами 1973 - 1985 гг.3, причины и последствия партийного кризиса 1989- 1992 гг.4. Недостаточное же внимание к ранней истории PCU зарубежных ученых связано, как нам представляется, с отсутствием доступа к источни- Антон Сергеевич Андреев - аспирант факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета (anton.andreev89@gmail.com). стр. 88 - документам Коминтерна, хранящимся в российских архивах, а отечественных - с общим изменением российского исторического дискурса в связи с социально-политическими процессами 1990-х годов. При этом история левого движения Уругвая не только не теряет актуальности, но и во многом становится ключом к пониманию современности этой страны, в которой коалиция левых сил FA является ведущей политической силой, формирующей правительство и определяющей векторы социально-экономического и политического развития5. Профсоюзы, которые, по меткому выражению В. И. Ленина, являлись "приводными ремнями"6 общества, были основой рабочего движения Уругвая. Созданные в конце XIX столетия профессиональные союзы и их объединения последовательно защищали интересы наемных работников страны. Первой рабочей организацией Уругвая принято считать образованное в 1870 г. "Типографическое общество"7, ставшее основой для учрежденной в 1875 г. федерации рабочих Монтевидео8. В этом же году в стране прошла первая рабочая демонстрация, собравшая от 1500 до 2000 человек9. На рубеже XIX-XX столетий профсоюзы Уругвая активно участвовали в общественной жизни, наладив выпуск периодической рабочей печати, которая при этом была менее разнородной по сравнению с рабочей прессой Аргентины10. К 1920 г. в Уругвае и Аргентине сложились похожие профсоюзные структуры. Ведущими организациями были анархистские региональные федерации рабочих - Региональная федерация рабочих Уругвая (Federation Obrera Regional Uruguaya, FORU) и Региональная федерация рабочих Аргентины (Federation Obrera Regional Argentina, FORA), созданные в самом начале XX в. и включавшие в себя значительную часть профессиональных союзов11. К середине 1920-х годов к названным выше организациям добавились Объединение профсоюзов Аргентины (Union Sindical de Argentina, USA) и и Объединение профсоюзов Уругвая (Union Sindical del Uruguay, USU), которые также находились под влиянием анархо-синдикалистов12. Уругвайские профсоюзные центры отличались друг от друга не численностью, а составом. Основой FORU, которая насчитывала к 1935 г. 400 организаций-членов, были профессиональные союзы рабочих автопромышленности и водопроводчиков, в то время как имевшая схожую численность и структуру USU опиралась на союзы печатников и швейников13. Влияние профцентров на жизнь "распыленного и неоднородного"14 пролетариата страны было не особенно сильным, потому что наибольшую роль в жизни уругвайских рабочих играли автономные профсоюзы (строителей, трамвайщиков, булочников, газетчиков и проч.), которые к середине 1930-х годов составляли основную силу рабочего движения15. В этих условиях профсоюзный аспект взаимоотношений между PCU, созданной в сентябре 1920 г., и Коминтерном заключался в определении тактики борьбы за создание единого профсоюзного центра и усиление коммунистического влияния в профессиональных организациях. На протяжении 1920- 1930-х годов PCU и органы III Интернационала вели дискуссию о том, создавать ли собственный "революционный и коммунистический" профцентр или использовать существующие федерации, постепенно включая их в коммунистическое движение. Профсоюзный вопрос активно обсуждался на конференциях и съездах PCU, пленумах ЦК, в Латиноамериканском лендер- стр. 89 секретариате Исполкома Коминтерна, но, несмотря на это, так и не был решен вплоть до роспуска Коминтерна в 1943 г. Впервые вопрос об усилении профсоюзной работы и создании профсоюзного центра встал перед PCU в связи с проведением партией тактики единого фронта, закрепленной на IV всемирном конгрессе Коминтерна в 1922 г.16. Единый фронт подразумевал союз компартии со всеми "левыми" организациями страны для решения проблем рабочего класса. Для реализации этих установок партия начала устанавливать связи с профцентрами, которые имели наибольшее влияние на пролетариат. К тому же именно FORU была первой "левой" организацией страны, обратившейся в адрес РСФСР с приветствием октябрьской революции17. Однако анархисты не стремились уступать влияние в профсоюзах меньшей по численности и значению партии. Рабочие, заставшие активную деятельность FORU в период президентства Хосе Батлье (1903 - 1907, 1911 - 1915) по решению многих социальных проблем и получившие в результате новое прогрессивное рабочее законодательство, не видели в компартии выразителя своих интересов и не стремились участвовать в революционной работе. По меткому замечанию уругвайского историка Альберто Сендика, "если в понимании коммунистов компартия представляла пролетариат, то интересы рабочего класса Уругвая она не выражала"18. Так же как в Центральной Америке и в Мексике19, коммунистам не удавалось привлечь рабочих в свои организации и включить местные профсоюзы в работу с международным рабочим движением, что вынуждало их совершать попытки создания собственной коммунистической профсоюзной организации. После основания в 1923 г. USU (что привело к фактическому расколу среди анархических профсоюзных организаций) профцентры стали терять организационные связи со II (Социалистическим) Интернационалом20. Дезориентация крупнейших профсоюзных объединений позволила компартии вновь активизировать свою работу, но уже через использование потенциала Федерации морских рабочих (Federacion Obrera Maritima, FOM)21, лидером которой был Эухенио Гомес - секретарь PCU и ее фактический лидер, участвовавший, так же как и Франсиско Пинтос, вошедший в 1922 г. в состав ИККИ22, в установлении связей партии с Коминтерном. Задачей, стоявшей перед Э. Гомесом и компартией, было создание подконтрольной коммунистам профсоюзной группы, которая должна была войти в основанный в 1922 г. Профинтерн - Интернационал Красных профсоюзов. Помимо федерации морских рабочих PCU использовала профессиональные союзы, состоявшие в USU и симпатизировавшие событиям, происходившим в Советской России. Для реализации указанной задачи в 1922 г. руководство федерации направило письмо в адрес всех профсоюзных организаций страны о созыве Национального совета рабочих, который должен был стать платформой для объединения рабочего класса на основе политической программы компартии23. Несмотря на то, что идея созыва совета и тезис о формировании Комитета рабочего единства озвучивались компартией и Федерацией морских рабочих, все организационные структуры, образованные в рамках реализации программы профсоюзного единства, сразу же оказались подконтрольны анархистам. Создание Комитета рабочего единства, который коммунисты предполагали использовать как стр. 90 инструмент для усиления своего влияния в профсоюзах, имело обратный эффект, вызвав новый раскол внутри рабочих организаций. В течение 1920-х годов уругвайская компартия не оставляла попыток реализовать тезис И. В. Сталина о том, что коммунисты должны "входить в профсоюзы и вести там систематическую работу по объединению рабочих"24. Несмотря на активную агитацию, организацию стачек и забастовок, компартия не смогла включить рабочих в политическую жизнь, переориентировать их с поддержки умеренных анархистских профсоюзов на поддержку революционных профессиональных союзов, установивших организационные связи с Профинтерном. Схематизм идеологии и определенное "сектантство" партии, слепо воспроизводящей установки Коминтерна без анализа социально-экономической и политической ситуации в стране, не позволяли ей вести успешную организационную работу. Несмотря на активное экономическое развитие страны и рост промышленного производства, а значит и пролетариата, численность партии росла крайне медленно. К 1928 г. в PCU состояло около 700 человек, подавляющая часть которых проживала в г. Монтевидео. В то же время из 300 тыс. рабочих страны в профсоюзах состояло не более 7 тыс.25. В декабре 1927 г. Сталин заявляет о том, что "Европа вступила в новую полосу революционного подъема"26. Этот тезис был воспринят как руководство к действию в Коминтерне, который на своем VI всемирном конгрессе провозгласил новую тактику международного рабочего движения, получившую название "класс против класса". Идея единого фронта и союза коммунистов с другими левыми силами была отринута. Связи компартий с анархистами и социал-демократами, объявленными главными врагами коммунистов и "социал-фашистами", были разорваны. Рабочих необходимо было ориентировать на выступления без профсоюзов, находившихся под влиянием умеренных "левых сил". "Реформистские профсоюзы, находящиеся под властью социал-демократии, являются частью аппарата капиталистического государства"27, - писал в журнале "Борьба классов" в 1931 г. член Исполкома Коминтерна Дмитрий Захарович Мануильский. Несмотря на новые установки Интернационала, работа компартий Латинской Америки в профсоюзах продолжалась. В сентябре 1928 г. в Монтевидео состоялась встреча профсоюзных лидеров Аргентины (Мигель Контрерас), Уругвая (Э. Гомес, Хуан Льорка) и Чили (Хуан Руис), на которой обсуждались вопросы тактики работы компартий в профсоюзах, а также установки IV конгресса Профинтерна и конференции профсоюзов Латинской Америки, состоявшихся ранее в Москве28. Встреча в столице Уругвая была одним из мероприятий по подготовке Латиноамериканской конференции профсоюзов, открывшейся в Монтевидео 15 мая 1929 г. Проведение конференции при участии Москвы еще больше раскололо рабочее движение страны. За несколько дней до ее начала (в начале мая) было объявлено о проведении конгресса анархистских профсоюзов под лозунгом "Против подчинения московскому правительству!"29. Начало 1930-х годов ознаменовалось новым этапом в развитии профсоюзного движения Уругвая и PCU. В 1931 г. на должность президента страны был избран Габриэль Терра, установивший в 1933 г. путем военного переворота диктаторский режим30. Правительство Г. Терры начало вести решительную борьбу с рабочим движением: закрывались рабочие издания, запрещались организации, подавлялась профсоюзная жизнь. Компартия была вынуждена перейти на полулегальное положение, что негативно ска- стр. 91 залось на ее численности и влиянии31. В условиях реакционных политических режимов (Г. Терры в Уругвае, Хосе Урибуру в Аргентине) компартии снова заговорили о создании единого фронта, который должен был объединить оппозиционные силы для борьбы с диктатурой. Вновь стали актуальны идеи профсоюзного единства и создания общего профцентра. Руководство Коминтерна, имевшее представление о происходящем в стране, не только не мешало реализации подобных идей, но и наоборот, выступало с предложениями о создании единой рабочей партии страны32. Как и в Аргентине, фундаментом для профсоюзного единства являлась образованная в 1929 г. Всеобщая конфедерация труда (Confederacion General del Trabajo del Uruguay, CGTU) - организация, сформированная PCU на основе Блока рабочего единства - коммунистической профсоюзной группы, ранее исключенной из USU за чрезмерную радикальность33. Задачами профсоюзного единства и вновь создаваемого единого фронта рабочих партий были восстановление демократических свобод, всеобщая амнистия политзаключенных, улучшение положения рабочих и крестьян34. Создание единой партии пролетариата превратилось из мечты в реальную организационную цель. Главным врагом коммунистов были объявлены феодально-буржуазные группировки, приведшие к власти реакционные режимы35. Нараставшее к середине 1930-х годов стачечное движение, массовые забастовки требовали от всех оппозиционных сил Уругвая определения политической тактики. В связи с этим к 1936 г. анархисты и коммунисты подготовили две объединительные программы, которые получили название "Программа меньшинства" и "Программа большинства", соответственно. Основной проблемой была выработка организационных механизмов для создания единого профсоюзного центра, а также формулировка главных политических требований, актуальных для предстоявших парламентских выборов. Под эгидой единого профсоюзного центра предполагалось объединить коммунистическую Всеобщую конфедерацию труда, у которой были связи с Профинтерном, с анархистскими центрами - USU и FORU, имевшими большее, по сравнению с компартией, влияние на рабочих. Но с самого начала работы над проектами общей оргструктуры и политической программы вскрылись противоречия между анархистами и PCU. Обе группы обвиняли друг друга в сектантстве и нежелании менять позицию36. Они не могли договориться о том, какова будет роль профсоюзов в политической жизни страны после создания единого центра: должны ли профсоюзы быть аполитичными или, наоборот, являться "передаточным механизмом от партии к массам"37; открытыми также оставались вопросы о целях и ближайших задачах профсоюзного единства. Анархисты предлагали создать единый профсоюзный центр для "установления свободного строя, основанного на равенстве, уважении, благосостоянии и справедливости для всех". Он должен был работать на основе конфедеративной системы, в которой отдельные организации имели бы "административную автономию". Такая же автономия предусматривалась для самого центра в его взаимодействии с континентальным и международным рабочим и профсоюзным движениями38. Проект PCU отличался от проекта анархистов, но при этом в некоторых аспектах и совпадал с ним. Коммунисты высказывались за использование всех способов политической борьбы, в том числе за участие в выборах, от чего отказывались анархисты, призывавшие к "акциям прямого дейст- стр. 92 вия" - забастовкам, митингам, стачкам. Профсоюзный центр, согласно "Программе большинства", должен был бороться за единство континентального и международного рабочего движения, за единство профсоюзного Интернационала. Целями работы профцентра провозглашались свержение реакционного правительства, а также борьба с феодальными пережитками в хозяйстве страны и с врагами рабочего класса39. При этом оба проекта предполагали сокращение рабочей недели, увеличение заработной платы рабочих, реализацию законов о социальном страховании, введение ежегодного оплачиваемого отпуска. В связи с указанными выше противоречиями ни один из проектов не был принят. Анархисты, имевшие большое влияние на профсоюзы, желали обеспечить себе его и в руководящем органе единого центра. Коммунисты, действовавшие при поддержке Коминтерна, хотели поставить создаваемую организацию под свой контроль и использовать ее для реализации собственной политической программы. Встречи Э. Гомеса с лидерами USU и FORU, продолжавшиеся в 1936 - 1937 гг., не дали результата, и работа по созданию единого профцентра была фактически остановлена, несмотря на многочисленные заявления и анархистов, и PCU о его необходимости. Проект единой пролетарской партии, одобренный Интернационалом, также не был реализован. На VII всемирном конгрессе Коминтерна, состоявшемся в 1935 г., была провозглашена новая тактическая задача - создание "Народного фронта", целью которой было объединение всех демократических сил страны, включая социал-демократов, в борьбе с нарастающей фашистской угрозой. PCU приняла новые установки и начала работу по их реализации. В условиях единства левых сил в рамках Народного фронта, в создании которого участвовала PCU40, отпала необходимость в других объединительных платформах. Важной проблемой стал поиск соотношения между Народным фронтом и движением к профсоюзному единству. Следует отметить, что анархистские группы Уругвая, заявлявшие о необходимости перехода от "метафизики и научных формул"41 к конкретной защите рабочих, не стремились к объединению с коммунистами даже в рамках профцентра, объясняя это тем, что "ни одна революция не приводит к свободе", а значит целью борьбы должно быть не создание государства рабочих и крестьян, а ликвидация самого государства, которое "должно уйти в небытие вместе с капиталом"42. Аполитичность, свойственная FORU и USU в начале XX в., стала в 1930-е годы объектом глубокой самокритики, регулярно появлявшейся на страницах периодической печати43. Критике подвергались и идеи совместной работы анархистов с PCU, которую упрекали в том, что она "оперирует старыми марксистскими убеждениями"44. Выступления представителей Коминтерна о состоянии профсоюзного движения в Уругвае 1935 - 1938 гг. показывают, что "всемирная коммунистическая партия" считала работу компартии с профсоюзами самым слабым аспектом ее деятельности. В докладе члена КП Уругвая Мариу Барсля о ситуации в стране, сделанном для Секретариата Ван Мина* (27 ноября 1935 г.), указывается, что рабочие, вступавшие в коммунистические проф- * Ван Мин - член Бюро Исполкома Коминтерна. С 1935 г. отвечал за развитие ком-движения в колониальных и полуколониальных странах, в том числе в Азии и Латинской Америке. стр. 93 союзы, были разочарованы их деятельностью: "Они пошли к нам, а мы проводили ту же самую политику, что и анархистские вожди". PCU, по словам Баре-ля, сама делала все, чтобы разорвать единый фронт, сознательно отказываясь от участия в манифестациях, проводившихся анархистами. "Нужно признать, что мы поступили неправильно в данном вопросе, что мы ошибались, что мы отстали и теперь это признаем"45, - писал Барель. Э. Гомес в своих отчетах для Коминтерна 1937 г. отмечал, что партия отстает в том, что "касается основной задачи - профсоюзного единства". Среди совершенных ошибок лидер партии называл "плохую организацию и неудовлетворительную работу некоторых товарищей", которые представили "вместо осуществимого проекта ряд неудачных предложений", а также нежелание профсоюзных лидеров страны участвовать в работе Народного фронта46. В резолюции Секретариата Ван Мина об Уругвае, принятой 31 мая 1937 г., указывается, что работа с профсоюзами является одним из наиболее слабых мест деятельности партии. Резолюция рекомендовала компартии не только наладить работу по объединению существовавших профцентров, но стараться создавать новые организации, помогая неорганизованному пролетариату бороться "за его неотложные требования"47. К 1937 г. компартия не смогла добиться создания единого профсоюзного движения. И промышленный, и сельскохозяйственный пролетариат оставались разнородными и неорганизованными. Комитет единства не стал эффективным инструментом для решения политических задач, а единая партия трудящихся так и осталась мечтой, к реализации которой PCU уже не возвращалась. Влияние компартии, снижавшееся в целом по стране в 1933 - 1938 гг., оставалось заметным лишь в столице и нескольких крупных городах. После избрания в 1938 г. президентом Уругвая Альфредо Бальдомира, восстановившего многие демократические права и свободы, PCU вернула себе легальный статус, но не вернула утраченных позиций в политическом пространстве. Очередной шаг по объединению рабочих был предпринят уже в 1942 г., накануне роспуска Коминтерна, когда в Уругвае был создан - по-прежнему с минимальным влиянием коммунистов - Всеобщий союз трудящихся48. ПРИМЕЧАНИЯ 1 A. Alfonso. Secretos del PCU. Montevideo, 2007. 2 G.Leibner. Camaradas y companeros. Una historia politica y social de los comunistas del Uruguay. Montevideo, 2011. 3 M.S.Schullze. Aquellos comunistas (1955 - 1973). Montevideo, 2009. 4 J.P.Ciganda, F.Martinez, F.Olivari. ¿Nos habiamos amado tanto? Crisis у peripecias de un partido. Montevideo, 2013. 5 A.Couriel. La izquierda y el Uruguay del future. Montevideo, 2004, p. 191. 6 В. И. Ленин. Полное собр. соч., т. 44. М., 1970, с. 348 - 349. 7 C.Zubillaga, J.Balbis. Historia del movimiento sindical uruguayo, tomo 1. Cronologia у fuentes (hasta 1905). Montevideo, 1985, p. 27. 8 A.Sendiс. Movimiento obrero y luchas populares en la historia uruguaya. Montevideo, 1985, p. 11. 9 G.Fernandez, D.Vidal. Origenes del Movimiento obrero y la 1° huelga general en Uruguay. Montevideo, 2012, p. 14. 10 M.Z.Lobato. La prensa obrera. Buenos Aires y Montevideo. 1890 - 1958. Buenos Aires, 2009, p. 15. стр. 94 11 H.Camarero. Ala conquista de la clase obrera. Los comunistas y el mundo del trabajo en la Argentina, 1920 - 1935. Buenos Aires, 2007, p. 69. 12 A.Sendic Op. cit., p. 37. 13 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 495. оп. 20, д. 400, л. 12. 14 Там же, д. 398, л. 4. 15 Там же, оп. 101, д. 45, л. 15. 16 Тезисы о тактике Коммунистического Интернационала - http://leninism.su/books/ 4226-vilenin-i-kommunisticheskij-internaczional.htmr?showall=&start=18 17 РГАСПИ. Ф. 495, оп. 131, д. 5, л. 2. 18 A.Sendic. Op. cit., p. 45. 19 В. Л. Хейфец, Л. С. Хейфец. Коминтерн и создание коммунистического движения в Центральной Америке. - Латинская Америка, 2003, N 12, с. 63; В. Л. Хейфец, Л. С. Хейфец. Новые шаги на пути исследования работы Коминтерна в Мексике. - Латинская Америка, 2009, N 10, с. 106. Своеобразной была ситуация в Перу. Подробнее см.: И. И. Янчук. На пути к Народному фронту: 3-я конференция латиноамериканских коммунистов 1934 года - Латиноамериканский альманах, 2002, N 3, с. 151 - 180. 20 A.Sendic. Op. cit., p. 38. 21 E.. La historia del Partido Comunista del Uruguay (hasta el ano 1961). MontevideoGomez, 1990, p. 59. 22 Г. М. Адибеков, Э. Н. Шахназарова, К. К. Шириня. Организационная структура Коминтерна. 1919 - 1943. М., 1997, с. 40. 23 E.Gomez. Op. cit., p. 59. 24 Ф. И. Фирсов. Сталин и Коминтерн. - Вопросы истории, 1989, N 8, с. 11. 25 РГАСПИ. Ф. 495, оп. 25, д. 891, л. 4 - 5. 26 Ф. И. Фирсов. Указ. соч., с. 19. 27 Д. З. Мануильский. Лицом к боевым задачам Коминтерна. - Борьба классов, 1931, N2, с. 6. 28 H.Camarero. Op. cit., p. 124; В. Л. Хейфец, Л. С. Хейфец. Дорога в Буэнос-Айрес. История подготовки первой конференции компартий Латинской Америки. - Латинская Америка, 2014, N 7, с. 52 - 73. 29 Коминтерн и Латинская Америка. Сборник документов. М., 1998, с. 82. 30 А. Б. Томас. История Латинской Америки. М., 1960, с. 289. 31 F.R.Pintos. Historia del Uruguay (1851 - 1938). Montevideo, 1946, p. 167. 32 Centra de las investigaciones de la historia y cultura izquierda (CEDINCI). Coleccion 10. La Internacional Comunista y su relaciones con Partido Comunista de la Argentina Caja 2, serie 13, p. 65. 33 R.Porrini. El sindicalismo uruguayo en el proceso historico nacional (1870 - 2006). - http://www.1811 - 2011.cdu.uy/B1/content/el-sindicalismo-uruguayo-en-el-proceso-historico-nacio-nal-1870 - 2006?page=show 34 CEDINCI. Caja 2, serie 13, p. 47. 35 Ibid., serie 16, p. 28. 36 РГАСПИ. Ф. 495, оп. 17, д. 350, л. 23. 37 В. И. Ленин. Указ. соч., с. 389. 38 РГАСПИ. Ф. 495, оп. 17, д. 350, л. 18 - 21. 39 Там же, л. 28 - 29. 40 Б. И. Коваль. Рабочее движение в Латинской Америке (1917 - 1959). М., 1979, с. 57. 41 Solidaridad. Montevideo, 1.V.1937, p. 10. 42 Ibid., p. 15. 43 Solidaridad. Montevideo, 1.V.1942, p. 28. 44 Solidaridad. Montevideo, 1.V.1937, p. 2. 45 РГАСПИ. Ф. 495, оп. 101, д. 45, л. 15 - 17. 46 Там же, оп. 20, д. 400, л. 11 - 12. 47 Там же, оп. 131, д. 38, л. 35. 48 С. А. Гонионский. Очерки новейшей истории стран Латинской Америки. М., 1964, с. 335. стр. 95 | ||||||||||||||||||||||
Костюм политика в иберо-американском политическом дискурсе Автор: Ю. В. Сливчикова В статье рассматриваются способы воздействия средств массовой информации на подсознательное восприятие образа политика через описание его костюма посредством словесного выражения таких концептов, как "протокольность", "модность" и "близость к народу". В качестве материала для исследования были выбраны ключевые печатные и интернет-издания Испании и ряда стран Латинской Америки, что позволило путем сравнительного анализа выделить признаки, из которых состоит описание костюма, а также произвести их структурный анализ и классификацию. Автор делает вывод об особой важности описания одежды в газетно-публицистическом дискурсе иберо-американского медийного пространства и призывает уделить внимание данному вопросу в ходе подготовки специалистов-международников и переводчиков. Ключевые слова: политический дискурс, вестиментарная лексика, костюм, концепт, протокол. В эпоху ядерного равновесия одним из средств политического давления на международной арене, наряду с экономическими санкциями, является информационная война. Слово в устах политика и дипломата и раньше было серьезным оружием, которое способно примирить и спасти, но также и внести раздор, зародить ненависть, разрушить и уничтожить. Для современного общества становится характерным тот факт, что между правящей элитой и народом существует огромное количество средств массовой информации, в корыстных целях предлагающих свое толкование событий. Происходит так называемая медиатизация политики. Сообщение о любом событии моментально распространяется, обрастая хитросплетением дополнительных смыслов, трактовок, и часто первоисточник просто блекнет и исчезает из памяти, замещаемый публицистическим продуктом. К современному общественно-политическому дискурсу, распространяемому через дискурс СМИ, применима идея о рекламном дискурсе, высказанная фран- Юлия Владимировна Сливчикова - преподаватель испанского языка, МГИМО-Университет МИД России (aurora85@bk.ru). стр. 96 цузским философом-постмодернистом Жаном Бодрийяром в его "Системе вещей". Согласно Ж. Бодрийяру, дискурс от информирования постепенно перешел "к внушению, затем к "незаметному внушению", что вызывает опасение угрозы тоталитарного порабощения сознания человека в недалеком будущем. Тактика политического дискурса "основана на раздвоении: социальная действительность раздваивается на реальную сущность и образ, который ее скрадывает, делает неразличимой"1. Обычно протокольное мероприятие, включая речь политика, соткано из символов и знаков. Возьмем любую встречу на высшем уровне, которая зачастую является своего рода театрализованным представлением, заблаговременно подготовленным целым штатом экспертов, советников и сотрудников протокольного отдела: обговариваются все мельчайшие детали в соответствии с принятым международным этикетом, обозначается, как должно двигаться, с кем и как поздороваться, куда сесть, во что быть одетым, что будет подано к столу, заранее пишется и выверяется речь. Соответствие протоколу в одежде, как и соблюдение правил по рассадке гостей на приеме, очередности прибытия на прием и т.п., является одним из инструментов регулирования международных отношений, несоблюдение норм делового этикета расценивается как проявление неуважения к партнеру. Бывают неприятные оплошности, например, известный случай с советским дипломатом, которому неопытный сотрудник протокольного отдела рекомендовал надеть черный галстук, хотя по протоколу мероприятия предполагалась "black tie". На самом деле в этом случае речь шла лишь об обязательном наличии черного или темно-синего смокинга и бабочки в тон. Важно понимать, что нарушение протокола по ошибке или с определенным намерением имеет одинаково негативные последствия для дипломата или политика, а самое главное - для организации, партии или страны, ими представляемых. Все это понятно узкому кругу посвященных, но требует разъяснений для обывателей. Кроме того, что любое описание действительности изначально является субъективным, трактовка стандартных для протокола символов допускает неточность или ошибочность в силу воспитания, образования, осведомленности, национальной принадлежности и прочих характеристик интерпретатора. Что и говорить об осведомленности и компетентности многих журналистов, освещающих мероприятия подобного ранга. Но их комментарии, как ошибочные, так и высоко профессиональные, в частности, описание костюма, никогда не остаются незамеченными и глубоко врезаются в сознание читателя, формируя в нем определенное представление об имидже политика и отношение к нему. За последние полстолетия образ политика стал неотъемлемой частью его политической компании. Приятному во всех отношениях человеку хочется верить, и представляемая им информация воспринимается охотнее. Образ включает в себя прическу, костюм, на котором мы ниже заострим наше внимание, аксессуары, речь, ухоженные руки, жестикуляцию и т.д. Поэтому у современных политических деятелей есть целый штат имиджмейкеров, озабоченных формированием красивой картинки в нашем сознании. Но исчерпывается ли их задача созданием одной лишь картинки? В эру преимущественно визуального восприятия информации газеты и журналы пестрят фотографиями, оставляя текстам относительно неболь- стр. 97 шос пространство. Однако нельзя недооценивать их значение. Описание в газетно-публицистическом дискурсе включает информацию, которую изображение не сообщает. Слово заостряет внимание на некотором необходимом уровне распознаваемости. То есть язык заставляет нас воспринимать, в данном случае одежду так, как это нужно автору описания, "фиксирует уровень дешифровки", привлекая внимание к деталям, например, ткани или поясу. Кроме этого слово несет в себе познавательную и эмфатическую функции: рассказывает о цвете на черно-белой фотографии, о невидимых глазу деталях, наделяет одежду системой функциональных оппозиций. Смысл изображения всегда неустойчив. Образ передает множество возможностей, а слово фиксирует определенность. Язык дополняет образ знанием2. Все эти функции направлены на выявление некой сущности, и эта сущность может быть протоколом или модой, как мы увидим позже, которые по своей сути являются универсальными концептами. Вслед за лингвистами Воронежского государственного университета Зинаидой Даниловной Поповой и Иосифом Абрамовичем Стерниным концептом мы называем базовую единицу мыслительного кода человека, которая несет энциклопедическую информацию об отражаемом предмете или явлении, а также, что для нас важно, интерпретацию и отношение общественного сознания к данному предмету или явлению"3. Концепт может обладать индивидуальными, групповыми, социальными и национальными особенностями. Это находит отражение в языке. Язык запечатлевает, хранит и передает мировидение, мироощущение и опыт народа. "Образующие национальную концептосферу ментальные единицы являются основой образования когнитивных стереотипов - суждений о действительности"4 или менталитетов благодаря или из-за которых все мы воспринимаем окружающую действительность по-разному. Существуют национальный менталитет, групповой и менталитет конкретной личности, который, естественно, обусловлен двумя вышеперечисленными. Часть концептосферы, выраженная в языке и образуемая значениями языковых единиц, является семантическим пространством языка. Изучая особенности описания одежды в газетно-публицистическом дискурсе, мы сталкиваемся с проявлением подсознания, которое не всегда находит выражение в языке, что вынуждает нас выйти за пределы чисто лингвистического исследования языковой картины мира и перейти к лингвокогнитивному исследованию концептуальной картины мира, под которой мы понимаем образ действительности, сформированный подсознанием человека или народа в целом и являющийся результатом как прямого эмпирического отражения действительности органами чувств, так и сознательного рефлексивного отражения действительности в процессе мышления. Это совокупность концептосферы и стереотипов сознания, которые задаются культурой"5. Добавим, что некоторые стереотипы и концепты не только задаются культурой, но активно навязываются человеку посредством манипулятивных техник, используемых, в частности, в газетно-публицистическом дискурсе, что более подробно исследует российский ученый-романист Марина Владимировна Ларионова6. Так, например, СМИ для передачи информации используют периферию, а не ядро номинативного поля концептов, тем самым скрывая истинность своей коммуникативной интенции. Как же образуется семантика высказывания об одежде политика или дипломата в газетно-публицистическом стр. 98 дискурсе, и почему простой читатель не всегда способен различить в своем сознании реальность костюма и те смыслы, которыми он обрастает? Французский философ и семиотик Ролан Барт в своей монографии "Система моды" 1967 г., применяя прием коммутации, который заключается в наблюдении за изменением в понимании или использовании определенной структуры при варьировании одного из ее элементов, выделяет два больших коммутативных класса на уровне одежды-описания в модных журналах: в один включаются все черты одежды, а в другой - все черты характера (скромный, забавный и т.д.) или обстоятельства (для вечера, для уик-энда, для школы и т.д.). С одной стороны - формы, материалы, цвета, с другой - ситуации, занятия, состояния, настроения; с одной стороны - одежда, с другой - внешний мир. Вариация в одежде неизбежно сопровождается вариацией во внешнем мире и наоборот ("Комплекс А": одежда/мир). Во всех других случаях, когда одежда не соотносится с внешним миром, перед нами возникает другая, новая пара коммутативных классов - одежда и мода (содержит одну вариацию модное - старомодное). В отличие от первой пары модность почти никогда не высказывается прямо, остается имплицитной ("Комплекс В": одежда/мода)7. Между коммутативными классами существует отношение эквивалентности, а не тождественности. В соответствии с терминологией швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра описание как отношение вестиментарного означающего и мирского или модного означаемого вслед за Бартом мы назовем знаком. Вестиментарный знак может читаться лишь через дискурс, который превращает его либо в функцию (эта вещь служит для такого-то мирского применения), либо в утверждение ценности (эта одежда в моде)8. Человек, читающий или слушающий, редко способен различить прямой и скрытый смыслы сообщения, на этом и основывается собственно влияние СМИ на общественное мнение. На уровне описания костюмов политиков, дипломатов и светских персонажей в газетных статьях мы также можем говорить о коммутативных классах, в которых, однако, в отличие от обычной повседневной одежды (в силу исторически сложившихся обстоятельств) на первый план выходит оппозиция "соответствует/не соответствует протоколу". Уникальная вариация делает возможной коммутацию. Протокольность, как и модность у Барта, почти всегда остается имплицитно выраженной, но непременно имеет структуру "Комплекса А", поскольку одежда в рамках протокола всегда обусловлена внешним миром: временем года и суток, местом и статусом мероприятия. Обратимся к примерам. Показательным является описание костюма президента Боливии Эво Моралеса в прессе Боливии и Испании, причем не только как образец вышеописанной схемы зашифровки сообщения, но и как пример различной его дешифровки в силу особенностей национально-культурного мировидения9 испанских и боливийских читателей. Король Испании дважды встречал господина Моралеса во дворце Сарсуэла - в 2006 и 2013 гг. Испанская газета "ABC" так описывает эти события. 2006 г.: "El presidente de Bolivia, Evo Morales, se presento en La Zarzuela a una audiencia con el Rey con un jersey"10. - "Президент Боливии Эво Mopaлес предстал перед королем во дворце Сарсуэла в свитере"*. * Здесь и далее перевод автора. стр. 99 2013 г.: "... Evo Morales,... llevaba un traje de color azul marino con fragmentos de aguayo cosidos en el pecho, el cuello y los bolsillos. El aguayo es un tejido hilado a mano que utilizan las mujeres del Altiplano peruano y boliviano. Bajo el traje de chaqueta, el dirigente indigena lucia una camisa blanca, tambien sin cuello y con bordados en azul. Las explicaciones sobre cl traje las ofrecia un portavoz de la Embajada de Bolivia en Espana, seguramente sorprendido de que los periodistas espanoles preguntasen sobre la ropa, como si Morales fuera Carla Bruni. Pero lo cierto es que se trataba de un atuendo mucho mas elegante que su famoso jersey de rayas, su clasico poncho andino o la cazadora ribcteada con toques indigenas y con mangas de murcielago que lucio el domingo en Leganes. En su armario seguro que no hay un modelo mejor para visitar al Rey11. - "На Эво Моралесе был надет костюм цвета морской волны с элементами агуайо на груди, вороте и карманах. Агуайо - это ткань, сделанная вручную, которую используют женщины перуанской и боливийской части плато Анд. Под пиджаком президента Боливии была белоснежная рубашка, также без ворота и с синей вышивкой. Объяснения по поводу костюма предоставил пресс-атташе посольства Боливии в Испании, очевидно удивленный тем, что испанские журналисты задают вопросы об одежде, как если бы Эво Моралес был Карлой Бруни. Но, конечно, речь шла о наряде гораздо более элегантном, чем знаменитый полосатый свитер, его классическое пончо или куртка с элементами индейской отделки и рукавом летучая мышь, которая была на нем в воскресение в Леганес. В его гардеробе наверняка нет ничего лучше для визита к королю". Описание в обоих случаях содержит в себе информацию об определенных житейских обстоятельствах. Речь идет об официальном визите президента к королю, и посвященный круг читателей знаком с протоколом встречи подобного ранга. В частности, мужчины должны быть одеты в темный костюм. Наблюдая за тем, как одеты мужчины на приемах подобного уровня, мы действительно заметим, что все они носят костюмы. Данная знаковая система располагается в реальности, и можно не знать языка или быть глухонемым, но, поприсутствовав на мероприятиях такого рода, с очевидностью понять это. То есть перед нами эквивалентность реального мира и реальной вещи, иными словами, реальный вестиментарный код. Однако читая описание одежды в газете, мы не видим ее перед собой, она нам представляется в виде совокупности элементов испанского языка, так что язык образует вторую систему, которую мы назовем "словесным вестиментарным кодом или терминологической системой, поскольку она просто денотирует реальность мира и одежды в форме номенклатуры"12. Сама фраза знаменует собой протокол (соответствие или несоответствие ему), становясь означающим для нового означаемого. Протокол тем самым обобщает знаковое отношение между кроем и цветом костюма, а также его наличием и родом и рангом мероприятия, которое утверждалось во второй системе. Самим фактом упоминания терминологическое высказывание означает протокол. Но приглядевшись внимательно к высказываю о протоколе, взятому из газетной статьи, мы можем заметить еще один интересный факт. Газета, желая создать у читателя представление о мире, даже навязать ему свое видение, сформировать отношение к событиям или личностям, использует определенный набор языковых средств, тем самым образуя еще одно дополнительное сообщение или последнюю, ритори- стр. 100 ческую систему. Напомним, что у читателя нет времени анализировать данную структуру снизу, как это следовало бы делать. Он воспринимает ее целиком сверху. Ему передается иронически-негативное отношение к Моралесу, нарушившему вековые традиции протокола, выказавшему тем самым неуважение королю, а в его лице и всей Испании, презрение к устоям Старого Света. Обратим внимание на то, что в первом примере, в отличие от второго, где протокольность выражена эксплицитно, опущено толкование события в расчете на осведомленность читателя, однако выбор риторических средств наталкивает нас на необходимый модус осмысления фразы. Сравним изложенное выше с описанием костюма Моралеса в боливийской прессе. Издание "La Razon" пишет: "En su primera gira internacional - antes de su posesion, pero ya como presidente electo, cuando hizo famosa la chompa a rayas guinda, blanca y azul - se mostraba como un futuro mandatario desalinado al que poco le importaban las apariencias, actitud acorde con su pasado y su ascenso desde la lucha sindical. <...> El tiempo paso y ahora se puede decir que Morales ha sufrido lo que los gringos llaman un extreme make over, es decir un cambio radical de apariencia, al menos su modo de vestir <...> De notoria clegancia, estas piezas son confeccionadas por disenadores de alta moda del pais. En lo que hay que posar la vista no es en las "incrustaciones" de aguayo que presumen una significacion por demas evidente, sino en los cuellos. <...> Si uno ve pinturas de algunos de los primeros presidentes como Simon Bolivar, Antonio Jose de Sucre o el Mariscal de Zepita, notara que hay un "aire de familia" en los cuellos de sus trajes у los de Morales. Entonces, se puede decir, el vinculo se hace visible, los cuellos de sus ternos quieren hacer de signo de "bolivaridad", es decir de una continuidad especifica con una parte del pasado republicano"13. - "В ходе своего первого международного турне - до вступления в должность, но уже будучи избранным президентом, когда стала знаменитой бордово-бело-синяя чомпа (свитер) в полоску - он выглядел, как неряшливый глава государства, который не стеснялся своей внешности, поведения, соответствующего его прошлому, и своего происхождения из рабочей среды. Прошло время, и можно сказать, что Моралеса, как говорят американцы, "перепрошили", т.е. его внешность, по крайней мере одежда, претерпели значительные изменения. Очевидно элегантные, эти вещи создаются отечественными дизайнерами высокой моды. На что нужно обратить внимание, так это не на вставки из агуайо, которые имеют более чем очевидное значение, а на воротники. Если Вы посмотрите на портреты первых президентов, таких как Симон Боливар, Антонио Хосе стр. 101 де Сукре или маршала де Сепита, то заметите нечто общее между их воротниками и воротниками Моралеса. То есть можно сказать, что связь становится очевидной: воротники его троек говорят о "боливийскости", другими словами об определенной преемственности с частью республиканского прошлого". Итак, для боливийцев появление президента в свитере на официальных мероприятиях становится уже не знаком нарушения норм протокола, а символом близости к народу, дани уважения своим корням. Костюм же со вставками и вышивками получает совсем неожиданную для непосвященного читателя трактовку. Причем, если упомянутый вскользь материал вставок все еще говорит о близости к народу, что не требует особого разъяснения для боливийских читателей, то орнамент на воротнике заставляет автора обратиться к ресурсам риторическим и экстралингвистическим для создания нужного образа у читателя. Так, один и тот же костюм с разных точек зрения может нести в себе общепонятные концепты "протокольности", "близости к народу" или национально обусловленный "боливийскости". Причем один концепт может иметь различную оценку. Например, "близость к народу" Моралеса "ABC", скорее, высмеивает, "La Razon" ставит в заслугу. Негативную коннотацию несет в себе и "близость к народу" в описании одеяния президента Венесуэлы Николаса Мадуро, о чем недвусмысленно свидетельствует риторика "ABC": "El sombrero de paja no ha sido el unico que ha combinado Maduro con su poblado bigote, su chandal у sus guayaberas"14. - "Соломенная шляпа была не единственным предметом одежды, который Мадуро сочетал со своими густыми усами, спортивным костюмом и своими гуаяберас"*. В коротком описании одежды зашифровано множество смыслов. В соломенной шляпе в форме гнезда с птицей Мадуро появился на одном из митингов в ходе своей предвыборной компании, рассказав, что эту вещь ему подарил один соотечественник из Никарагуа, который сказал, что она похожа на головной убор вьетнамских солдат из армии Хо Ши Мина, коммуниста и борца за независимость Вьетнама, что не могло не вызвать симпатии венесуэльцев. Как заявил Мадуро ранее, "незабвенный Чавес" явился ему как-то во сне в виде птицы. Так что птица на шляпе также символизировала знаменитого президента Венесуэлы, как и спортивный костюм с цветами национального флага, который тот ввел в моду и который Мадуро, начиная со дня похорон президента, чередует, как костюм для официальных мероприятий, с гуаяберой. Эту национальную кубинскую рубашку по указанию главы республики Рауля Кастро провозгласили в 2010 г. официальной одеждой кубинских дипломатов, заменив ею костюмы и смокинги, хотя неофициально она еще задолго до этого стала излюбленным предметом одежды не только кубинских политиков, но и известных деятелей других государств Латинской Америки. Гуаябера быстро превратилась в празднично-протокольную одежду и горожан, и сельских жителей, ее популярность вскоре вышла за пределы страны и теперь ее охотно носят в Мексике, в странах Центральной Америки и Карибского бассейна. Так что гуаябера стала символом единства латиноамериканских государств и их Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
|