Символ и знак

Как было уже сказано, символ и знак часто отождествляются не только на уровне обыденного, но и научного сознания. Но оче­видно, что такие понятия, как "подлинный символ" или "подлин­ный знак" вполне поддаются интуитивному постижению и доста­точно хорошо различаются. Трудность представляют промежуточ­ные состояния на шкале знаковости и символичности, требующие для своей оценки четкого критерия. Предположим, что между по­лярными категориями "подлинный символ" и "подлинный знак" имеются объекты двойственной природы, насыщенные ими в неко­торой пропорции. Тогда различие между знаком и символом может определяться степенью условности связи обозначающего и обозна­чаемого.

Максимальной условности связь между ними достигает в знаке. То, что знак произволен относительно своего содержания, наиболее ярко проявляется при введении в практику новых знаков, напри­мер, всем известной "собаки" Выбор происходит независимо от свойств обозначаемого, поэтому форма нового знака условна и конвенциональна, в данном случае даже корпоративна. В отсутст­вии сходства между знаком и означаемым есть глубокий историчес­кий смысл, связанный с максимально эффективным решением за- лачи репрезентации объекта. Итак, связь между знаком и означае­мым носит чисто внешний характер либо вообще отсутствует.

Сравнение формы символа и символизируемого содержания показывает их абсолютное несходство, выражающееся в полном различии обозначающего и обозначаемого. Например, птица как символ человеческой души. Здесь символ ничем не отличается от знака, он также указывает на определенную вещь, и смысл этой ве­ши переносится совсем на другой предмет.

Таким образом, знак и означаемое, образуя единое значение, не связаны между собой ни формальной, ни сущностной связью. Об­разуя единый смысл, символ и символизируемое также различаются по форме, но при этом сохраняют между собой внутреннюю связь.

■ Попробуем взглянуть на проблему знака и символа "объек­тивно", как бы со стороны, условно абстрагируясь от познающего субъекта. Наш основной интерес связан с теми потенциальными возможностями знака и символа, что позволяют им выступать в ро­ли медиаторов сознательной деятельности и развития личности. Из­вестно, что познание мира эквивалентно переводу его структуры в структуру сознания. В этом смысле возможности знака и символа существенно различаются.

Общепринятый взгляд на вещи приписывает любому знаку ус­тойчивое значение. Но простой констатации в данном случае явно недостаточно — знак должен иметь устойчивое значение, иначе его применение не будет иметь никакого смысла. Вместо того чтобы упорядочивать исходный хаос представлений об окружающем мире, он лишь будет вносить дополнительную сумятицу. История разви­тия знаковых систем как нельзя лучше подтверждает это. На быто­вом уровне ярким примером служат дорожные знаки, исключаю­щие всякую неоднозначность. Но требование стабильности значе­ния неминуемо ведет к ограничению сферы его функционирова­ния. Обозначая нечто, знак указывает лишь на отдельные стороны вещи, тогда как большинство смыслов и значений, связанных с нею, остается невостребованным. Знак ограничивается извлечени­ем частного из идеального целого, поэтому он наиболее подходит для первичного и элементарного познания. Справедливости ради отметим, что знак может иметь не одно, а множество значений, но это скорее помеха, затрудняющая его рациональное функционирование в од­нозначном контексте.

В противоположность " извлекающему " знаку, символ " втягива­ет " в себя всевозможные смыслы, ассоциированные с вещью. Од­новременно выступая своеобразным источником смыслов, он обес­печивает их постепенный выход в практическую плоскость. Может сложиться впечатление, что символ, ввиду своей многозначности, оторван от познаваемой реальности. Конечно, это не так, посколь­ку вне конкретной вещи нелепо говорить о символичности связан­ного с ней смысла. С другой стороны, вещь вне смысла еще не сим­вол, а просто некоторая сумма признаков. То, что предметная и смысловая стороны символа оказываются неразрывно связанными, позволяет говорить о "многослойности" его структуры. Это стиму­лирует внутреннюю деятельность познающего субъекта, предпола­гает дополнительное усилие с его стороны. В нашем контексте это очень важное обстоятельство, позволяющее вести дальнейший ана­лиз в терминах сознания и личности. Пока лишь отметим, что смысл символа нельзя разъяснить с помощью однозначной формулы как в случае знака, его можно только пояснить определенным ассоциа­тивным рядом. Таким образом, смысл выступает как тенденция, он не дан^а задан, и требуется усилие — сознательное и личностное одновременно, чтобы его раскрыть.

В отличие от знака, привязанного к определенному контексту, символ тем содержательнее, чем больше его неоднозначность. Многомерность символа позволяет ему действовать на всех уровнях реальности. Например, природные процессы, естественная жизнь человека символизируются фазами луны. Убывание и рост луны оз­начают засуху и дождь, болезнь и выздоровление, косность и про­гресс3. Этнографические исследования также говорят о том, что один и тот же символ может отражать и структуру повседневной де­ятельности, и особенности среды, и принципы социального уст­ройства, и космологические мотивы4. Идея многомерности симво­ла как нельзя лучше соответствует идее многоуровневости Универ­сума, культивируемой в философии многие столетия.В наше время она приобретает новое звучание, трансформируясь в концепцию виртуальных реальностей.

Итак, важнейшей особенностью символа является то, что он проникает на все уровни бытия, позволяя буквально или метафизи­чески охватить целый ряд явлений разного уровня. Если ограни­чить рассмотрение символа одним уровнем, он вырождается в знак, имеющий ограниченную сферу применения. Подобная "горизон­тальная" и "вертикальная" ориентация знака и символа, соответст­венно, покрывает все возможные потребности познания и бытия.

■ По сравнению с предыдущим разделом, где проблема знака и символа рассматривалась как бы вне познающего субъекта, здесь ему придается решающее значение. Если до этого мы большей час­тью говорили о потенциале данных категорий, то сейчас речь пойдет о путях освоения этого потенциала. Здесь решающую роль играет активность субъекта, поэтому предметом анализа становится опери­рование символом и знаком, в частности специфика их понимания.

Поскольку знак чаще всего функционирует на каком-то одном уровне реальности, а его смысл обнаруживает себя как данность, то знак понятен всем участникам "договора", регулирующего процес­сы данного уровня. Понимание знака есть следствие договореннос­ти и для овладения им нужно только знание соответствующего зна­чения. Однако легкость оперирования знаком обманчива. Посколь­ку он произволен относительно своего содержания, то овладение хотя бы несколькими знаковыми системами требует дешифровки каждой из них. Например, адекватное использование знака "х" предваряет знакомство и с алгеброй и с правилами дорожного дви­жения, где он означает умножение и перекресток, соответственно. То есть, овладение знаком происходит постепенно и опосредован­но, за этим процессом стоит мышление со своей длительностью и затрачиваемым когнитивным усилием. Но раз мы имеем дело с про­цессом, то трудно гарантировать абсолютную стабильность его ха­рактеристик во времени. Отсюда в частности следует, что опериро­вание знаком варьирует по степени осознавания, т.е. те или иные аспекты знаковой деятельности могут быть как в фокусе сознания, так и вне его, смещаясь к области бессознательного. Всеобщая ком­пьютеризация во сто крат усиливает процессы снижения сознатель­ного контроля. Отсюда явная угроза для личности, в сравнении с которой любая плата за удобства, привносимые в жизнь высокими технологиями, кажется несоразмерной.

Напротив, символ всегда связан с символизируемым содержа­нием, и поэтому не нуждается в дешифровке, будучи понимаем не­медленно. В том смысле, что если он вообще доступен пониманию, то это происходит сразу, непосредственно. Голубь как символ мира понятен всем, равно как и ворон, символизирующий совсем иное. "Непосредственно" означает здесь, что за символом стоит не столь­ко знание, сколько понимание реальности, одномоментное "схваты­вание", плюс личностное усилие. Пренебрегая длительностью этого скоротечного процесса, мы заключаем, что именно символическая деятельность есть подлинно сознательная. Ведь восприятие симво­ла, по существу, захватывает самый фокус сознания.

Но при этом символ остается многозначным, его смысл может быть как явным, так и скрытым. Утилитарный подход к символу предполагает считывание одного из множества его значений, без углубления в дальнейшую интерпретацию. Тогда символ подменя­ется знаком и в этом своем качестве становится ясным, но переста­ет быть символом со всем богатством смысловых оттенков. Класси­ческим примером на этот счет является толкование сновидений, насквозь пронизанных символизмом. По мнению психоаналити­ков, если вам абсолютно все ясно в фабуле сна, то, скорее всего, вы ничего в нем не поняли⁵. Разумеется, позитивных сдвигов в тера­пии в этом случае ждать не приходится. Мы вновь убеждаемся, что поверхностное восприятие символа, поспешное извлечение какого-либо его значения не только обедняет процесс познания той или иной реальности, но и искажает его результат. Лишь затратив опре­деленные усилия, можно рассчитывать на интеграцию частных зна­чений в основной Смысл. Со всей очевидностью этот путь предста­ет перед нами в вопросах веры.

Именно на этом усилии, служащем мерой активности, а в ко­нечном счете, на сознательности индивида, хотелось бы остановить­ся. Как раз в нем Мамардашвили и Пятигорский видят кардиналь­ное отличие символа от знака: символы "есть репрезентации не предметов и событий, а сознательных посылок, результатов созна­ния, содержательностей сознания"⁶. Само наличие этого усилия, далеко выходящего за тот минимум, что нужен для оперирования знаком, и принимающего характер трансцендирования, как раз и отличает символ от знака.

Знак есть конвенциональный продукт, промежуточная — на фо­не непрерывного развития — фиксация опыта бытия. Но она при­водит к тому, что зависимость от означаемого бытия и даже контакт с ним пропадает. В том смысле, что взаимодействие переносится из реального в модельное пространство. Анархия, царившая на заре автомобилизации, вызвала к жизни правила дорожного движения, неотъемлемой частью которых являются дорожные знаки. Начиная со второй половины 20-го века, они стандартизированы в рамках международной конвенции. Однако есть множество стран "третьего мира", где соблюдение правил не гарантирует беспроблемного пе­редвижения. Конфликт из-за нарушения правил какой-либо из сто­рон с очевидностью показывает, что данная знаковая система, заме­стившая в свое время реальные взаимодействия в обозначаемой об­ласти, исчерпала свой регуляторный потенциал. Отсюда вывод: знак, ввиду своей конвенциональной природы, не содержит ощути­мых резервов роста. И эта ситуация сохраняется вплоть до пересмо­тра по необходимости соответствующего социального договора.

Иное дело символ. Его понимание целиком зависит от симво­лизируемого бытия, которое не может быть познано абсолютно, по крайней мере, силами человеческого сознания. Поэтому некая доля непонимания символа имеется всегда и служит потенциалом и од­новременно импульсом развития. При этом контакт с символизируе­мой реальностью сохраняется, а не подменяется "договорными" от­ношениями.

Личностная природа символа имеет огромное значение. Знаки представляют собой безличное, рациональное средство деятельнос­ти, освобождающее ее от личностных смыслов и облегчающее со­циальное взаимодействие. Символы всегда сохраняют личностную принадлежность, взять хотя бы символизм, обусловленный поступ­ками реальных исторических лиц. В основном это происходит за счет фундаментальной связи символа с опытом индивида, прежде всего эмоциональным. Вызывая эмоции, символы подчеркивают значимость события, обогащая тем самым сознание. В то время как знак характеризует движение от социума к индивиду и является ос­новой усвоения накопленного опыта, символ обслуживает вклад индивида в общественную жизнь, стимулируя интегративные про­цессы в обществе.

Особенностью символических понятий Мамардашвили являет­ся то, что они отражают искусственность человеческого существова­ния. Нас окружает особый мир культурных средств, "которые име­ют одновременно и свойства объектов, предметов природы, и в то же время природой не создаются, а создаются человеком"⁷. Исто­рически обусловленное существование человека в им же созданной среде носит проблемный характер, поскольку ни он сам, ни среда не могут существовать друг без друга. Преобразованная природа, служащая для нас средой обитания, не может воспроизводиться са­ма собой, требуется усилие со стороны человека. Поскольку интере­сы общества далеко не всегда совпадают с интересами индивида, а его активность часто носит случайный характер, целесообразность "конечного" усилия остается под вопросом. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить об экологических бедствиях, поразив­ших планету.

Отсюда следует, что проблемность существования человека имеет, по крайней мере, два взаимосвязанных аспекта. С одной сто­роны, она обусловлена необходимостью адаптации, с другой — не­обходимостью преобразования. И в том, и в другом случае мы име­ем дело с выходом за пределы опыта, как это происходит с элек­тронной субкультурой. Человек расширяет горизонты своего суще­ствования, но в то же время он вынужден приспосабливаться к но­вым реалиям глобальной коммуникации и искусственного интел­лекта.

Ущербность исключительно знакового подхода к решению дан­ной проблемы со всей очевидностью проявляется в условиях ста­новления многополярного мира и расширения культурных связей, усиления роли личности в жизни общества, присущего западной цивилизации. Сложившаяся ситуация требует переосмысления трактовки человеческого сознания на основе экологического под­хода к составляющим его механизмам.

Сосуществуя друг с другом, символ и знак олицетворяют собой два разных способа функционирования сознания, задавая тем са­мым два типа регуляции деятельности и поведения человека. Сме­шение и неразличение этих типов сознания в процессе обучения и воспитания ведет к оскудению изначального богатства культурных предпосылок развития личности. Напротив, в рамках экологичес­кого подхода, объединяющего в себе ценности рациональности и символизма, возможно всестороннее развитие личности.

Дата добавления: 2015-07-19