Читайте также:
|
|
Я бы сказал — нужно.
Кстати — а откуда я их взял?
Нашел в своем почтовом ящике. Вот в этой упаковке, — и Робингуд протягивает своему визави желтый кодаковский пакет, украшенный наклейкой: знакомая нам белая пятерня в черном круге. — Пальчиков на пакете не найдете — можете зря не напрягать лабораторию.
Под «Белую Руку» работаешь? — хмыкает опер, разглядывая наклейку.
Разве можно работать под тех, кого нет? — поднимает бровь атаман. — Или всё-таки есть? Тогда это и вправду не по понятиям… — Нет, конечно! Бредни газетчиков… Ладно, давай к делу. Значит, ты утверждаешь, что героиновый груз оставался в «тоете»?
Да. Постой, а разве постовые не сообщили в рапорте о вскрытом контейнере для диппочты, набитом «пакетами с белым порошком»?
В том-то и дело, что нет, — разводит руками Лемберт. — Про пистолет и рассыпанный по полу «белый порошок» —это да, а про контейнер — ни слова… — Вот черт… — закусывает губу Робингуд. — Значит, они просто не сочли контейнер чем-то заслуживающим внимания… Но ведь пистолет-то из машины точно пропал — значит, тем же путем мог пропасть и контейнер?
Вполне возможно. Хотелось бы услыхать твою версию событий.
Значит, так… Даю вводную: по причинам, которые тебя не касаются, я хочу неопровержимо доказать, что посол Тюркестана, прикрываясь дипломатическим иммунитетом, занимается наркоторговлей. Единственный способ поймать его за руку — выставить на всеобщее обозрение контейнер для диппочты, набитый героином. И вот теперь, в результате этой операции, что я имею на руках? Есть видеофильм, снятый иностранным тележурналистом с безупречной репутацией — его завтра покажут по тамошнему телевидению… — Ах, вот даже как?!
Да. Плюс к фильму, у меня есть упаковка одного из заснятых в нем пакетов — как раз его содержимое и рассыпано по полу «тоеты», — и подлинная печать тюркестанского МИДа с контейнера. Но самого-то контейнера у меня в итоге не оказалось! Цепь доказательств распалась: нет ключевого звена, и теперь цена всем моим вещдокам — пятак в базарный день… В общем, от исчезновения контейнера я проиграл сильнее всех. Ну, а если б я хотел просто бомбануть Ибрагим-бека на пол-лимона — это, согласись, можно было бы проделать и попроще, не затевая такой волынки… — Логично, Штирлиц! — хмыкает опер. — Если раненый постовой, придя в сознание, подтвердит, что контейнер был в машине — будем считать, что ты чист. Но не раньше. Слушаю тебя дальше.
Дело было так. Захват микроавтобуса был проведен четко, но охранники — тоже не пальцем деланы. Прежде чем отрубиться, один успел открыть огонь, другой — дал по рации сигнал тревоги. Группа прикрытия — с документами ФСБ, да? — подоспела, когда взломанную «тоету» уже охраняли гаишники. Расклад — хуже некуда: контейнер для диппочты, оказывается, не украден (это бы еще полбеды), а стоит себе на месте, нахально выставив на всеобщее обозрение свои героиновые потроха. Скандалище!.. — ну, то, на что я, собственно, и рассчитывал. Эвакуировать груз надо любой ценой — и постовых ликвидируют без раздумья. Вместе с контейнером группа прикрытия прибрала и пистолет — и не исключено, что стреляли как раз из него… Как тебе такой сценарий?
Да, мы думаем примерно так же. Кстати, пуля, которой был убит капитан Аникушкин и гильза из салона «тоеты» действительно соответствуют друг дружке… — А отсюда следует вот что, Александр Арвидович. Вы сейчас ищете убийц милиционера, мы — похитителей героинового контейнера; судя по всему, это одни и те же люди. Не объединить ли нам усилия — на уровне обмена информацией? Опять-таки: мы не меньше вашего заинтересованы, чтобы раненый постовой дал показания, а его ведь сейчас наверняка попытаются убрать. Полагаю, мы сумели бы защитить его лучше… — А вот этого не надо! — взрывается «честный мент». — Чтоб бандиты охраняли моих ключевых свидетелей — не дождетесь! И попробуйте только подойти к той реанимационной палате — охрана имеет приказ стрелять на поражение безо всяких!..
Ну, как знаете, — пожав плечами, уступает Робингуд. — Наше дело предложить, ваше дело отказаться… Тогда вот еще что, «от нашего стола — вашему столу». Контейнер стоял в кормовом отсеке микроавтобуса, и чтоб дотащить его до боковой дверцы… — Понял!.. — опер чуть подается вперед: въехал с полуслова. — Героин, рассыпанный по полу — у них должны остаться следы на подошвах!
Приятно иметь дело с профессионалом, — усмехается Робингуд. — Надеюсь, это заметно сузит круг ваших поисков — у вас ведь наверняка есть агентурные данные на тех, кто прикрывает Ибрагим-бека в службах … Только тут вот какое дело: как бы вас опять не тормознули… — Но-но, полегче! — в прозрачных остзейских глазах майора Лемберта загорается ледяное бешенство. — Я очень не люблю, когда убивают ментов. И я доберусь до тех гадов, кто бы они ни были — вот те как Бог свят!
Боюсь, Александр Арвидович, это легче сказать, чем сделать. «Волгу» вы искали со всем тщанием, но — увы … Думаю, вы и сами уже догадались, куда она подевалась: либо на один из закрытых объектов ФСБ (их там вокруг хватает), либо, что скорее всего, в тот зачарованный лесок за Ясеневым… — Я очень не люблю, когда убивают ментов, — раздельно повторяет опер, — ясно? И уж тем более, если это работа комитетчиков.
— И всё-таки вы опять не въезжаете, Александр Арвидович… Если те работали от себя — ну, просто как Ибрагим-бекова крыша, — тут всё без вопроса. А ну как они всё-таки работали от Конторы, пусть даже и без письменного приказа? Так сказать, спасали лицо стратегического союзника России, Тюркбаши всех Тюрок? Сами понимаете — что значат, по сравнению с высшими государственными интересами, жизни каких-то двух гаишников… — Я очень не люблю, когда убивают ментов, — вновь повторяет Лемберт. — Даже ради «высших государственных интересов». Тем более, что «высшие интересы» эти на моей памяти сплошь и рядом оказывались — известно чем…
За окном реанимационной палаты уже сгустилась непроглядная темь, укрывшая от глаз обширную (девятый этаж, как-никак), но безотрадную панораму спального района хрущевской застройки: фонари на больничной территории в принципе есть, но зажигали их последний раз… дай Бог памяти, когда ж мэра-то перевыбирали? Медсестра — худенькая темноволосая женщина с печальными глазами — заканчивает проверять системы жизнеобеспечения у раненого гаишника, опутанного всяческими шлангами-капельницами на манер плененного Гулливера; убедившись, что всё в порядке, она выходит из палаты, освещенной теперь лишь синеватым настенным ночничком.
В застекленном боксе, отделяющем реанимационное отделение от основного больничного коридора, скучают двое охранников; чтоб особо не нервировать больных и медперсонал, они наряжены в белые халаты, из выреза которых, правда, вполне откровенно выглядывают титановые бронежилеты. Сказав «скучают», автор несколько погрешил против истины, ибо в описываемый момент они как раз деятельно разбираются с дежурным ординатором — тот, хотя и внесен в список лиц, допущенных в «охраняемую зону», но паспорта при себе не имеет, больничное же удостоверение не устраивает титановогрудых аргусов: приходится связываться с дежурным врачом, etc — «Порядок есть порядок, и давайте, знаете ли, тут не будем...» Медсестра тем временем подходит к телефону на столике дежурного:
Светик? Ну как ты там?.. Как?.. Нет, это Past Perfect… Да… А это вообще пассивный залог… Слушай, ложилась бы ты спать, а? Ну что ж, что контрольная! Лучше уж выспаться нормально… Давай-давай! Чао-какао!
Вздохнув, кладет трубку. Старший из охранников понимающе кивает на телефон:
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 63 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Ты чё?! — изумляется младший. — Это же просто бред досужих газетчиков! Уж мы-то с тобой знаем, что никакой «Белой руки» нет и не было... | | | Да ну… Ни жопы, ни титек — взгляду упереться не во что! |