Глава четырнадцать.

Если бы он знал, что так получится, то мог и свою кандидатуру предложить на роль гостеприимного хозяина, потому что сейчас, когда вокруг царила тишина, стало как-то не по себе. Не носился по коридорам Кеннет, не кричала Дафна, пытаясь утихомирить младшего сына или докричаться до старшего. Правда накануне, незадолго до своего отъезда она успела основательно вынести Сеймуру мозг. Их разговор никак не желал заканчиваться, вращаясь по спирали, круг за кругом. «Собирайся, ты поедешь к бабушке. Как это не поедешь? Ты вообще в своём уме? Собирайся, кому сказала!». В любом случае, Сеймуру удалось отстоять свою независимость и убедить окружающих в том, что без него всем будет гораздо лучше. В итоге, Дафна сама его чуть не послала на все четыре стороны, заявив, что он только портит ей настроение перед праздниками. Кеннет, конечно, радовал. Иначе же и быть не могло. Он всегда радовал. И теперь традиции не изменил. Кенни с восторгом отнёсся к перспективе нанесения визита, снова радостно бегал по дому, собирая все необходимые вещи, время от времени совался в комнату старшего брата, пока в него не запустили подушкой и не послали туда, куда можно послать. Кеннет показал Сеймуру язык и исчез, вплотную занявшись сборами. Дафна от младшего сына не отставала, бросая в чемодан множество вещей, как нужных, так и не очень, словно собиралась не в пригород ехать, а на другой континент, где сущие непонятки с климатом, инфраструктура – вещь неизведанная, и вообще глушь полная.
Проводив мать вместе с Кенни, Бэнкс вздохнул с облегчением, но долго радость его не продлилась, потому что снова появилось странное чувство, не приступ паники, но что-то, очень близкое к нему. Он вспоминал о том, что случилось с ним в прошлом месяце, хватался за голову и отчаянно не хотел повторения, потому что теперь, даже убежав из дома, он вынужден был вернуться сюда, зная, что мать и Кеннет вечером не скрасят одиночество. Их нет. И не будет ещё несколько дней. Отлично вообще.
Впрочем, на этот вечер у него имелось два приглашения. В какой-то момент Сеймур почувствовал себя звездой вечеринок, поскольку никогда прежде не получал приглашения сразу на два мероприятия. Сегодня всё изменилось. Во-первых, намечалась вечеринка у Кроули, где планировали собраться все одноклассники, да и не только они. Кажется, вообще все старшеклассники. Вечеринка должна была быть грандиозной, судя по всему, но Бэнкса это не особенно волновало, потому что он не очень хотел сталкиваться с Натаниэлем на нейтральной территории. Со школой-то ладно. Там при любом раскладе они будут пересекаться, но вот встречаться на вечеринке не хотелось. При желании, на это можно было найти несколько причин. Одной из самых главных фигурировало чувство стыда за свои слова, произнесённые в прошлый раз. Муза, вдохновение, все дела. Ха-ха, Кроули, ты поверил? Ну, ты и придурок.
Ага, сам такой.
Натаниэль при встрече на него вообще не посмотрел, не то чтобы заводить разговоры о предложении стать музой. Размышления, которым Сеймур предавался на протяжении всего дня, после возвращения домой, оказались пустой тратой времени. С таким же успехом он мог размышлять о чём-то действительно важном, а не бегать по потолку, представляя, как же поступит, если Кроули напомнит о встрече на мосту и о словах, предшествовавших расставанию. В конечном итоге, Бэнкс наорал мысленно на самого себя, отпинал ведро для бумаг, стоявшее в зале школьного совета, рассыпав его содержимое по полу, и решил, что больше никогда с Натаниэлем не заговорит на подобные темы. Уж кто-кто, а Кроули никак на роль музы не подходил.
Единственное, что Натаниэля в тот день реально зацепило – это уничтоженные конспекты, ныне не подлежавшие восстановлению. Он раздражался и был зол, о чём и поведал Райли, когда стоял с ним у ксерокса и снимал копии с чужих конспектов. Переписывать прямо в школе ему было лень, вот он и решил заняться этим в более приятной обстановке.
Что касается вечеринки... Вообще-то официально Кроули его не приглашал, потому это предложение было под вопросом. Бэнкс слышал, что одноклассники планируют собраться все вместе, даже самые тихие, те, чьё имя знает только староста по долгу службы. Но планировать и сделать – разные вещи. Если у них была такая цель, не обязательно ей осуществляться. Потому-то в приоритете оставалось второе предложение.
Паджет и компания. Готы и не только.
Пожалуй, из всех приглашённых хорошо Сеймур знал только Шеннона, но это не должно было мешать ему в попытке повеселиться, если, конечно, такое унылое существо вообще способно оторваться на полную катушку, не испортив настроение окружающим и зарубив всё веселье на корню.
Поразмышляв немного об этой перспективе, Бэнкс снова вернулся к мыслям о Натаниэле. В доме Кроули должны храниться ноты Трэнта, а, значит, есть реальный шанс посмотреть на них, даже попытаться в мыслях подобрать мелодию, которая получится в итоге. Понять, что же там столь новаторского и нетипичного для времени, на которое пришёлся пик популярности старшего Бэнкса. Вдруг Хельга ошиблась? Вдруг там вообще ничего новаторского нет, а её восхищение – всего лишь дань уважения к бывшему ученику? Вряд ли... Линдберг не так уж и уважала Трэнта, она не принимала и на дух не переносила его методы воспитания, считая, что они бесчеловечны. Может, она ценила Трэнта, как профессионала, но как человек, он её разочаровал. Причём разочаровал капитально, реабилитироваться при всём желании не получилось бы.
Поднявшись с кровати, Сеймур некоторое время смотрел на шкаф, в недрах которого хранился инструмент. Одна часть была занята шмотками, в другой, как в музее, лежала скрипка в футляре. Там же находились концертные костюмы самого Сеймура, из которых он давно вырос, но которые были дороги Дафне, как память, она же их и хранила. Одно время Бэнкса посещала мысль, что это барахло тоже нужно сжечь, как и все ноты, что принадлежали отцу, но в итоге сумел переступить через свои желания, сделал вид, что не замечает этого музея прошлой жизни, потому совершенно точно не станет вновь скандалить с матерью. А сожги он свои шмотки, скандал разгорелся бы такой, что все остальные, предшествующие ему, показались детским лепетом.
В любое другое время Сеймур предпочитал делать вид, что второй стороны у шкафа попросту не существует, а теперь у него появилось какое-то дикое, почти детское, когда запреты нарушаются запросто, и, чем больше «нельзя» звучит в воздухе, тем сильнее этот зуд, желание посмотреть на инструмент, спустя шесть лет жизни. Ровно шесть лет с момента похорон отца, когда скрипка заливалась в руках Сеймура жалобным плачем, выплёскивая на всех присутствующих, его истинные эмоции, когда он сам с трудом сдерживал слёзы, но вовсе не скорби, а ненависти, что зародилась в его душе раньше, чем в душах других детей. Когда сверстницы рыдают из-за того, что у их куклы оторвана голова, а сверстники – по причине сходной, но только спроецированной на машинки, которые можно разломать на составные части, Бэнкс плакал от боли, унижения и понимания, что он уродлив. Особенно уродливы его руки, испещрённые отвратительными шрамами. И не менее уродлива душа, которую он методично, год за годом заполнял не светлыми чувствами, а чёрной ненавистью.
Сейчас он чувствовал нечто странное. Словно слова, произнесённые Хельгой, проникли глубоко под кожу и начали вливаться в кровь, разнося с собой уверенность, что однажды он всё же сможет взять инструмент в руки без опасения. И, как только ладонь проведёт по гладкому боку скрипки, он будет ощущать под пальцами лишь дерево, а не погружаться в детские страхи, чувствуя кожей влажные пятна крови, коих сейчас нет и в помине, но которые так долго чудились ему, заставляя бежать от своего кошмара, не останавливаясь и не оглядываясь назад.
Сеймур собирался подойти к шкафу, решительно отодвинуть створку и достать скрипку, но в этот момент у него за спиной заорал телефон, сообщавший о тотальной ненависти ко всему в определённом человеке. Впрочем, Бэнкс не устанавливал персональные звонки, эта песня оповещала абсолютно обо всех входящих, независимо от того, нейтрально Сеймур к звонившему абоненту относится или же реально на дух не переносит.
«Значит, ещё не время», – заверил сам себя, хватая телефон и отвечая на звонок.
– Как насчёт вечеринки? – поинтересовался Хантер.
А это был именно Спейд, собственной персоной. Поскольку изначально планировалось провести вечеринку в его доме, Хантер до сих пор чувствовал себя ответственным за всё происходящее, потому-то занимался столь важной вещью, как составление списка гостей. Но вместе с тем, стоило особо отметить, что он в некоторой степени радовался такому стечению обстоятельств. После вечеринки дома обычно разгромлены, мусор можно выгребать и выгребать, к тому же далеко не все гости ведут себя прилично и знают меру. Значит, уборка потом предстоит знатная. И теперь эта перспектива нависла над головой Натаниэля, избавив Спейда от необходимости драить комнаты собственного дома. Он старался искать плюсы в сложившейся ситуации. Один, довольно существенный, уже обнаружил.
– Она имеет место быть, это факт, – хмыкнул Бэнкс, вновь растянувшись на кровати и закинув одну руку за голову.
Моменты, когда он находился дома в одиночестве, а кошмары не одолевали, можно было отнести к самым счастливым дням жизни, без преувеличения.
– Ты же понимаешь, я не о том, – заметил Хантер, который уже всем успел напомнить о предстоящем событии.
Староста в списке приглашённых остался самым последним, поскольку с ним разговаривать было сложнее всего, а уж вытащить на мероприятие подобного толка – почти нереально. Во всяком случае, Спейд откладывал разговор с Сеймуром до лучших времён, понимая, что моментально тот не согласится, начнётся препирательство. А нафиг ему испорченное настроение, когда ещё половина списка не оповещена? Именно, что не нужно. По этому принципу Бэнкс и переехал в конец списка, хоть по алфавиту шёл в числе первых.
– Я понимаю. Ты хочешь знать, приду ли я, правильно?
– Да.
– Не знаю, – честно признался Сеймур, вновь покосившись в сторону шкафа, где расположилась его персональная «комната страха».
– Почему?
– Потому что её Кроули устраивает, а мы с ним на ножах вроде как.
– Вы с ним вообще ни на чём, – резонно заметил Хантер, прижимая телефон к плечу и внимательно разглядывая фотографии на фейсбуке.
В ожидании вечеринки он сидел в социальной сети, общался с Вэнди, которая тоже планировала посетить мероприятие, устроенное Натаниэлем, листал без особого интереса ленту. Короче говоря, делать ему было ровным счётом нечего, потому он тратил время на уговоры старосты, желавшего испортить статистику, не явившись на вечеринку, где, по определению, должны быть все.
– С чего ты взял?
– Один раз поставить ему подножку на уроке физкультуры – это не на ножах, Бэнкс. Или ножи какие-то тупые, – хмыкнул Спэйд. – Понимаешь, когда человека ненавидят и хотят сломать, действуют несколько иначе. А у вас даже не игра в войну, а так. Ходите, раскланиваетесь друг перед другом, а потом громко заявляете, что прямо противостояние века. Два дебила.
И в этом был весь Хантер. Он редко подыскивал в разговоре иносказания, предпочитая говорить, как есть. Короче говоря, что на уме, то и на языке. Сейчас он своим принципам нисколько не изменил, нет. Он остался верен им целиком и полностью, высказав мнение не завуалировано, а именно в той форме, в какой и хотел. Да, Спейд не понимал, по какому принципу эти взаимоотношения расцениваются, как война. Да, он не видел никаких причин для вражды. Но надо отметить, что он сам никогда подробностями жизни старосты не интересовался, уделяя гораздо больше внимания спорту, а не местным сплетням. Может, именно этим и объяснялись довольно тёплые отношения между капитаном школьной команды по футболу и старостой. Вражды между ними отмечено не было. Но вместе с тем Сеймур признавал и тот факт, что Хантеру он никогда и ни за что не предложил бы стать своей музой. В этом и было основное различие между Кроули и Спейдом. Хантеру узнавать об этом совсем не обязательно, правда?
Впрочем, какой смысл об этом рассуждать, если и Натаниэлю позже было отказано в чести быть вдохновителем местной первой скрипки? И зачем он вообще это ляпнул? Явно от стресса. Не понимал, что делает, вот и сболтнул лишнего.
– Он мне при любом раскладе не нравится, – ответил Бэнкс, стараясь сохранить нейтральный тон.
– А ты на нём жениться собрался? – усмехнулся Спейд, но, поняв, что шутка не удалась, решил исправиться. – Извини. Просто я реально не понимаю, как твоё личное отношение влияет на решение собраться всем выпуском. Так или иначе, все опять разобьются на группки, с кем общаются в школе. Кроули будет с Вэнсом тягаться, я уверен. У меня ребята из футбольного клуба и Вэнди. Мыши наши тоже своей серой тусовкой...
– И я в одиночестве, – подхватил Сеймур, проведя ладонью по наволочке и находя, к чему прицепиться.
Наволочка была новой, комплект этот распаковали буквально пару недель назад, но на ней уже появилась дырка, и Бэнкс принялся щипать волокна ткани, чтобы отвлечься и не брякнуть нечто, для чужих ушей непредназначенное. А Сеймур не был уверен, что его все с распростёртыми объятиями примут, как только он торжественно объявит о том, о чём вообще-то ни с кем откровенничать не собирался. Да и зачем окружающим знать? Они же ему не мама с папой? Впрочем, Трэнт бы этого не одобрил, мягко говоря. Дафна лишь пожала плечами равнодушно, но ничего не сказала. Её старший ребёнок всё равно разочаровал. Скрипку бросил, отца не почитал. Одним пунктом по шкале разочарований больше, одним меньше. Главное, что Кеннет девочек любит. От него и внуки будут желанными. А здесь? Будет – не будет... Какая разница?
– М-да, неувязка, – протянул Хантер, осознав, что доля истины в чужих словах есть.
Но вместе с тем хотелось заметить, что винить кого-то, кроме себя, не стоит. Это ведь Бэнкс отталкивает окружающих, а не они его посылают в нецензурном направлении, как только он появляется на горизонте. Это прерогатива Вэнса, который, казалось, вечно будет бродить по коридорам с отсутствующим взглядом и бесить окружающих своей тупой до невозможности походкой. Так ведь и у Райли теперь есть приятель, который, откровенно говоря, не так уж плох. Во всяком случае, Спейд против Кроули ничего не имел. А за то, что последний согласился, несмотря на нежелание, вступить в футбольный клуб и при этом справлялся с возложенной на него ответственностью, даже пожаловал порцию уважения. И только Бэнкс со своим стремлением не пускать посторонних людей в свою жизнь, оказался в гордом одиночестве. Зачем ему вечеринка? Сидеть в углу и изображать декорации?
– Потому и говорю, что это бессмысленно, – произнёс Сеймур, бросив телефон на кровать и включив громкую связь. – С таким же успехом я могу пойти на другую вечеринку.
– Что за другая вечеринка? – удивился Хантер.
– С нашей школой никак не связано, – признался Бэнкс. – Общество моих более или менее близких друзей. Готы, в основном. Неформалы, коим не место среди цивилов.
Он усмехнулся, вспомнив, как реагировали на его появление в школе, когда он успешно косил под представителя данной субкультуры. Даже Спейд, который, в общем-то, суеверным не был, и тот шарахался в сторону, предпочитая обходить одноклассника десятой дорогой. Чёрные шмотки, чёрные волосы, занавешивавшие лицо, глаза, густо подведённые чёрным и море металлических украшений... Такой Сеймур у многих вызывал своеобразные эмоции, далёкие от положительных. Но зато образ получился ярким и запоминающимся.
Время от времени чёрная помада на губах, отпечаток которой неизменно оставался на окурке сигарет. Пошлый, затасканный приём – послать понравившемуся человеку визитку с отпечатком собственных губ. С любителем метать пивные кружки Бэнкс когда-то именно с помощью этого приёма и познакомился. Сейчас смешно было вспоминать о своих вроде как отношениях. Смешно и вместе с тем грустно, потому что с самого начала можно было понять: отношения обречены. У них нет будущего, даже минимального. И зачем вообще их растянули на несколько недель? Пары дней хватило бы. Он не жалел о том времени, не мечтал его вернуть и вообще не был уверен, что стоит соваться в тусовку Паджета, поскольку велик шанс столкнуться там с человеком из прошлого, видеть которого не хотелось от слова «совсем».
В общем, куда не ткнись, везде засада. Здесь Натаниэль. Там...
Не важно. Прошлое на то и прошлое, чтобы быть безликим и безымянным.
Шеннон сказал бы, что это трусость, а Бэнкс мог опровергнуть, заявив, что ему просто не хочется ворошить то, что уже мхом поросло. Его отношения как раз к этой категории и относились, поскольку они давно не имели никакой ценности, даже в качестве воспоминаний. Слишком поверхностными они получились и нечёткими, как смазанный кадр вместо отличной фотографии.
– До сих пор с ними общаешься? – удивился Хантер.
– Почему бы и нет?
– Мне казалось, что ты больше к этой компании никакого отношения не имеешь.
– Не имею, но знакомства остались.
– Хорошие знакомства, если о тебе до сих пор не забывают и приглашают вместе праздновать.
– Ну, приятельские отношения, – пояснил Сеймур, перестав терзать наволочку и снова озадачившись вопросом, чем себя ещё можно занять во время разговора по телефону.
Судя по тому, какой треск раздавался в трубке, Спейд времени даром не терял, активно общаясь в сети, кнопки под его пальцами едва ли не дымились, так быстро он печатал.
Бэнксу вспомнился мультфильм «Ледниковый период», то есть, отдельный персонаж, ленивец, который никак не мог устроиться на ночлег, ворочаясь на камне. В этот момент он сам себе напоминал этого ленивца, поскольку так же ворочался в кровати, сбив одеяло в ком, изодрав наволочку, которую можно было элементарно починить, сделав пару стежков и основательно взорвав себе мозг в попытке понять, как стоит поступить в данной ситуации. Идти на вечеринку у Натаниэлю? Избежать этой участи?
Если он пойдёт, что будет? Как будет?
Наверняка там все будут пить, и он тоже. Переберёт, начнёт городить чушь, повиснет на шее у Кроули и снова станет лепетать о том, что ищёт музу? Да, конечно. Прямо сейчас. Ему нельзя пить, ему нельзя открывать рот в присутствии новичка, ему вообще лучше держаться на расстоянии во избежание разного рода инцидентов. Опозориться на глазах одного Натаниэля – это одно, а перед всеми – другое. И воплощение в жизнь второго нельзя было допускать.
Бэнкс потянулся к краю стола, схватил журнал, притащенный Кеннетом, и попытался сосредоточиться на нём. Журнал почти полностью состоял из объявлений, потому особого интереса не представлял. Пользуясь тем, что находится дома в одиночестве, а, значит, поддержания идеального порядка никто не требует, Сеймур зашвырнул этот рассадник рекламы куда подальше и вновь попытался сосредоточиться на разговоре.
Как видно, сделал это вовремя, поскольку из общего монолога выхватил слова о масках.
– Что? Какие маски? – спросил удивлённо.
Хантер осёкся. Он искренне верил, что его внимательно слушают. Как выяснилось, тешил себя напрасными иллюзиями. Никто его не слушал и слушать не собирался. Староста витал в своих мыслях, возвращаясь на землю только в тот момент, когда самому этого хотелось.
– Из глины и клубники, блин, как моя бабушка делает, – беззлобно выдал Спейд, сопроводив высказывание тяжёлым вздохом.
Это можно было расценить, как попытка сказать Бэнксу, какой он идиот. Или же ещё какую мысль передать... Но пока на ум приходило только одно.
– Извини, я прослушал, – пояснил Сеймур.
– Обычные маски, – Хантер и без просьбы повторить рассказ начал своё повествование с самого начала. – Это девчонки придумали такую фишку. Нечто, вроде маскарада. Но поскольку с костюмами никто задрачиваться не станет, остановили выбор на самом простецком. Маску можно даже самому сделать, из картонки вырежи.
– Ты сам-то такое наденешь?
– Нет, конечно.
Бэнкс и не сомневался в том, что ответ на его вопрос будет отрицательным. Спейду уж точно не о чем беспокоиться, потому что он однозначно не останется без маски. О его внешнем виде позаботилась Вэнди. Если не позаботилась, то обязательно это сделает, поскольку иначе просто не может. При всей своей крутости Хантер – большой ребёнок, за которым нужно присматривать, вот сестра Вэнса и присматривает по мере возможности.
При том, что она была младше Спейда, Сеймур считал, что Вэнди ведёт себя, как взрослая, в то время как Хантер не может приучить себя к серьёзности. Тем не менее, они неплохо дополняли друг друга.
– Тогда зачем мне советуешь?
– Из лучших побуждений.
– Ага. Почти поверил.
– В любом случае, если надумаешь прийти на вечеринку к Кроули, озаботься такой важной составляющей наряда, как маска.
– Обязательно, – пообещал Бэнкс. – Куплю себе чёрный плащ, белую маску и тесак пострашнее. Посмотрим, кто из нас повеселится больше.
– Ты унылый, асоциальный элемент, – вынес вердикт капитан школьной команды по футболу. – Знай это, Бэнкс.
– Не удивил.
– Даже не пытался. В любом случае, мы всё же рассчитываем на твоё появление. Даже в таком мозговыносящем костюме, да.
После этого он соизволил попрощаться и всё же сбросил разговор, оставив Сеймура наедине с активными размышлениями о собственном отношении к вечеринкам, к встречам с самыми разнообразными людьми и последствиями этих встреч.
В конце концов...
«В конце концов, никто не давал тебе гарантии, что твоя муза, способна ответить взаимностью, – напомнил себе Бэнкс. – О Райли вон тоже слухи ходили, а он исключительно по женскому полу сохнет. Так же и с Кроули... Подружки у него, конечно, нет, но это ничего не значит. Ты ведь даже никогда не спрашивал. Да и как спрашивать при таком раскладе? Да и зачем тебе такая муза? Неужели настолько проникся историей жизни своего ненавистного папаши, что решил искать вдохновением там, где и он? А что? Он был с Селиной, ты смотришь на её сына...»
Кроме вопросов о собственном поведении и манере подачи себя, на повестке дня оказалась ещё одна крайне важная тема. Во что нарядиться, чтобы хоть немного привлекательнее выглядеть? То есть, это, наверное, вообще никого не волновало, потому что он никогда нарядами в школе не блистал, предпочитая стиль небрежного интеллигента с замашками гопника, а вот так, чтобы стать привлекательным в чьих-то глазах – это нонсенс.
«И окружат тебя мыши из серой тусовки, и будешь ты у них королём», – заранее настроился на «победу» Сеймур, поднимаясь с кровати и всё же добираясь до шкафа.
Только теперь его интересовала не та дверь, за которой притаилась скрипка и концертные фраки, из которых он давно вырос. Его волновал тот отдел, в котором лежали повседневные вещи. Все одинаковые, мало чем друг от друга отличимые. Если уж говорить откровенно, то он никогда прежде не задумывался о необходимости наряжаться перед кем-то или вообще, в принципе, наряжаться. Будучи готом, он надевал всё, что под руку попадало, смотрелось наиболее вызывающе и агрило Дафну. Получив должность старосты, он одевался так, как подобает, ничего лишнего. Должность его вообще была обезличенной, никакого самовыражения, только попытка закосить под взрослого. На вечеринке этот наряд смотрелся бы нелепо.
«Да и ты сам там бы смотрелся так», – хихикнул внутренний голос.
Но моментально заткнулся, потому что Сеймур был полон решимости и, наплевав на вечный порядок, который неизменно царил на полках его шкафа, свалил всё, сложенное стопочками барахло на пол, чтобы найти в этой куче дерьмовой одежды хоть что-нибудь, отдалённо похожее на вещи человека, который хочет быть привлекательным в глазах окружающих.
«Купи себе джинсы в облипку и пиджак со стразами. Точно станешь, если не звездой вечеринки, то хотя бы объектом пристального внимания».
В форс-мажорных ситуациях его подсознание вообще было щедрым на гениальные идеи. Бэнкс давно это заметил, потому сейчас старательно игнорировал все тупые мысли, снисходившие на него время от времени.
С азартом первооткрывателя перелопачивал он свои вещи, надеясь найти хоть что-то, отчаиваясь с каждой минутой всё сильнее и понимая, что это всё вообще не для него. И пусть они там сами веселятся, а он будет сидеть дома и пить глинтвейн, глядя, как другие празднуют и запускают фейерверки. Плевать на всё, на всех. На одноклассников, на фишку с масками, на красивую одежду и на тупые мысли о музе, которые посетили внезапно, но оказались настойчивыми, как комар, возжелавший свежей крови. А на Кроули плевать вдвойне, потому что он не тот, на кого стоило обращать внимание. Он вообще сын той, кого в семье Бэнкс считали врагом номер один, Дафна, во всяком случае, считала. И зачем ему история Монтекки и Капулетти на новый лад? Экстрима захотелось? Идиотизм. Какой же идиотизм...
Сеймур едва не взвыл от того роя мыслей, что бегали у него в голове. Их было так много. Они оказались такими разными, противоречивыми и совершенно точно не желали умолкать. Они вновь и вновь заставляли его возвращаться в тот день, когда на мосту он не успел вовремя прикусить язык, задав Натаниэлю вопрос о музе. И неизменно вспоминать эти слова Кроули, что так запали в душу: «То, что я не умею играть, не значит, что я не умею слушать». Бэнкс, чем больше думал об этой ситуации, тем сильнее утверждался в мысли, что ему нужен человек, способный совместить в себе сразу несколько функций. Слушатель, советчик, сторонний наблюдатель, беспристрастно относящийся к музыке, но умеющий её чувствовать. Видеть фальшь и недочёты, а не слепо восхищаться. Ему нужен был такой человек, каким была Селина для Трэнта. И почему-то Сеймур верил, что лучше сына этой женщины с поставленной задачей никто не справится. Интуиция? Возможно. Он не очень-то верил в подобные штучки, но подсознательно тянулся к Натаниэлю, надеясь, что тот сможет пробудить в нём не только давно умершую музыку, но и человека, который столько лет находится в состоянии анабиоза, боясь собственной тени, но скрывая истинные эмоции за показной бравадой.

Дата добавления: 2015-12-01