Туманным шепотом

Пролог

Нет, эта история не могла закончиться хорошо. Она слишком яркая, а вы должны понимать, что яркая звезда всегда гаснет быстрее остальных. Я был всего лишь ее невольным свидетелем, но поверьте, забыть такое не удастся. Возможно, я не прав, рассказывая ее всем, но я не в состоянии хранить в себе столь тяжкий груз чужих воспоминаний.

Тогда все было так просто, городки были маленькими, люди несуетливыми, а жизнь спокойной. Тогда мы были свободны от выбора. Да, так давно это было… Не проходило и дня, чтобы я не вспоминал их, тех людей, свидетелем жизни которых я был. И, не буду заставлять вас ждать, поведаю вам ее, историю, ставшую великой мукой и загадкой моей жизни.

Туманным шепотом

|

Хм.. интересно, а вы замечали, как на закате солнце становиться будто ближе? Тем летом для них закаты были самые яркие. Каждый закат они встречали на берегу реки, крепко держась за руки.

В тот вечер 12 июня, закат был прекраснее всех, что я видел. В тот вечер мы с моим другом Димой возвращались из института, засидевшись там допоздна, к сессии готовились. Погода была прекрасной, и наше настроение тоже. Жизнь была насыщена и весела. Причин для грусти у нас не было. Проходя по берегу реки, мы увидели компанию девушек, смеявшихся и веселых. Но взгляд Димы был направлен на одну. Она сидела лицом к нам и казалась ангелом. Над ее белокурой головой был ареал лучей, и так они превозносили ее над всем мирским и простым, что нельзя было не удивиться ей. Ее чистота вырывалась изнутри. Простая, вроде ничем неприметная, но такая яркая и волнующая.

- Ты тоже ее видишь, да, Сань?

- Да, Дим, тоже…

И почему-то в тот момент больше нечего было сказать, не на кого показывать. Но время неумолимо бежало тоже. Я посмотрел на свои часы и чуть не вскрикнул.

- Дим, десятый час, надо идти, очень много еще нужно сделать.

- Да, да..- лицо его в этот момент было таким, словно он пытался избавиться от какой-то навязчивой мысли. Но в тот момент мне не пришло в голову, что он пытается выкинуть из головы образ той девушки на берегу.

||

Дома я был во время, загрузился работой по книгам и так просидел почти до самого утра, благо выходной день перед сессией можно было поспать подольше.

Уснул я, когда в окно мое уже забрезжил рассвет. Снов мне не снилось, наверное от усталости. Но пробуждение мое было скорым и очень неожиданным. Очнулся я от того, что кто-то стаскивает меня с кровати. Злости моей не было предела! Открыв глаза, я увидел перед собой это всегда веселое и яркое лицо. Но сейчас оно вовсе не было таким: Дима был бледен, под глазами синяки. Выглядел он в тот момент как с похмелья.

- Как ты посмел меня поднять в такую рань, - я взглянул на часы, с прикроватной тумбочки – еще и десяти нет! – Я застонал и, как только собирался добавить, что мы должны высыпаться перед сессией и ещё немного по-умничать, как он прервал меня.

- Ох, брат, - он метнулся к окну и оперся ладонями на подоконник. – Я не мог уснуть всю ночь, она стояла у меня перед глазами, не могу забыть ее лицо! – Он повернулся ко мне, глаза его горели огнем. – Помнишь, вчера на берегу?

- Да, я помню ее… - меня очень сильно испугал его взгляд тогда, взгляд полный чего-то необъяснимо-пугающего, но в то же время его измученное лицо было по-детски радостным. - Но ты даже не видел ее вблизи и..и – надо было как-то объяснить ему, что возможно он больше никогда ее не увидит. - Ваши пути, возможно уже не пересекутся. Ну увидел разок и что с того-то? - Взгляд его погрустнел, он как-то вдруг осунулся.

- Я тоже думал об этом. - Голос его в этот момент был какой-то туманный, он почти шептал, так, будто он боялся этого больше всего на свете. - Но знаешь, почему-то мне кажется, что мы встретимся еще, что это не конец.

- Судьба, Дим, - я подошел и похлопал его по плечу. - она все решит.

И в тот момент мне так хотелось сказать ему, что такого не бывает, что незачем так переживать из-за недосягаемого счастья с недосягаемым человеком. Жизнь не делает таких сюрпризов. Как друг я должен был именно тогда пресечь все его надежды, но как человек я понимал, как искренне ему нужно это счастье. И я смотрел на него, смотрел на эти столь знакомые мне черты, которые в тот момент казались чужими. И мы стояли, молчаливые в своих мыслях, которые уносили нас в наши реальности, такие нужные нам реальности и в этот момент все казалось таким ничтожным. Я не знал, что сказать, а он не знал что ответить. Солнце поднималось все выше. Небо было ясным. Но тут Дима встряхнулся и улыбнулся своей доброй и открытой улыбкой, которая так радовала и забавляла меня.

- А знаешь, давай пройдемся. Пойдем гулять, как раньше. У реки посидим, а! - он обнял меня за плечо. Так, как это было всегда. И на моем лице пробилась улыбка. Теперь я видел того Диму, которого знал с самого детства.

- А давай!

Тогда я совершил ошибку, меня до сих пор мучает мысль, что я мог все изменить, сказав, что нам надо заниматься, но я этого не сделал. Почему и сам не знаю, просто не подумал, да и не мог подумать, что этот день изменит всю его и мою жизни.

Проводив его и договорившись о встрече, я еще долго сидел и думал, почему девушка, которую он толком не разглядел и не говорил с которой, смогла так его зацепить. Признаться, я никогда не был романтиком и в любовь с первого взгляда не верил, как и в остальные формы любви. До этой истории я был человеком сугубо практичным. Вырос в обычной русской семье, в обычном доме, в обычный день. И никогда ничем не выделялся. Я считал, что существует чисто-физическое влечение, просто к какому-то человеку оно сильнее, чем к остальным. Потому что для каждого есть идеал человека. Но я еще не догадывался, как сильно заблуждался. В тот день даже я ощущал какое-то давление, будто должно случится что-то очень важное, но что? Я метался по комнате, словно безумный, пытаясь понять причину своего состояния, причину столь гнетущей меня сумятицы. И я чувствовал, что ответ близок, чувствовал, будто могу дотянутся до него, но он все ускользал и ускользал из рук. На обед у меня были щи, но ни ложки я не мог проглотить. Столь сильно прогибала меня гнетущая мысль.

К вечеру я был уже сам не свой. Отругал сестру не понятно за что... сел на свою кровать и позволил захватить себя тяжелым мыслям. Но вот скоро и пришло время встретиться с Димой. Я был этому несказанно рад, мне просто необходима была разгрузка. И я шел и шел по улицам Калуги, нашему простому и милому городку. Лето 63-го выдалось приятным. В лицо дул свежий ветерок. Так я и брел, наслаждаясь летним вечером, пока не понял, что оказался в условленном месте. Остановившись, я вдыхал прекрасный и не с чем не сравнимый запах лета: запах свежескошенной травы, речной влаги, оседающего вечернего тумана. И благодаря этому приходит полная уверенность в том, что ты живешь и этот мир прекрасен. Солнце близилось к закату, а гнетущее чувство внутри меня все нарастало. Будто этот закат связывал воедино все ниточки моей загадки, но я никак не мог разобраться в них. И закат... он меня пугал, завораживал, восхищал. Я испытывал к нему какой-то трепет. Кроваво красное солнце опускалось, окрашивая небо, своими алыми красками. От него невозможно было оторваться, невозможно постичь его красоту, но каким теперь ужасным помнится мне этот алый закат. И стоял я погруженный в свои мысли, даже не заметил как рядом возник Дима. - Да, брат, закат сегодня прекрасный, просто дух захватывает! - он улыбнулся, и мы молчали, смотрели восхищенно на таинство, совершаемое небесами. Тут до нас донесся девичий смех. Мы обернулись и увидели их, вчерашних девушек. - Брат! - воскликнул Дима, лицо его разом преобразилось. - Судьба, судьба! - он весело рассмеялся и обнял меня. Да... а я ведь даже и поверить в такое не мог, но тут я был согласен, что это судьба. Он потянул меня в их сторону и мы приблизились к ним. Они очень весело смеялись и так их смех все упрощал. - Дорогие девушки! - даже голос Димы был более приятным и добродушным, чем обычно. Их было трое, как потом выяснилось и звали Маша, Таня и Аня... вот та покорившая Диму девушка и была Аней. Лицо ее было простым, милым и ее широкие глаза умиляли и заставляли преклониться перед ее чистотой. Весь ее вид был непорочен и прекрасен. Этот вечер я провел в гордом одиночестве среди людей, и видел, как они смотрели друг на друга. Ее большие глаза восхищенно смотрели на Диму, а он в свою очередь не сводил с нее своих. Он все время что-то говорил, а она соглашалась и видно было, что им абсолютно неважно о чем они говорят друг другу, важно лишь то, что было в их взглядах. А в них было нечто столь сильное, пламенное, что казалось, они прожгут своими взглядами друг друга насквозь. Девушки куда-то исчезли, как и я... нас не было там, но мы все видели, там были только он и она. Но я заметил, что чем трепетнее становился его взгляд, тем грустнее становилось ее лицо, пока наконец не стемнело. Проводив всех девушек по домам мы брели толкались и смеялись. - Дим, ну ты хоть что-нибудь теперь о ней знаешь? - Нет, брат, почти ничего... я не спросил, а она и не рассказывала. Но как она прекрасна, брат, как она прекрасна! - и он скакал от фонаря к фонарю, превознося ее. Тогда в нем я впервые увидел такого прежде невиданного мной человека. Такого чистого и открытого. Он готов был поделиться своим счастьем со всем миром, с каждой душой. Звезды на небе сияли, как никогда ярко. Будто приблизились, чтобы узнать о счастье моего друга. И, как ни странно, какая-то часть его счастья перешла и ко мне. На улице становилось зябко, я жутко промерз, но Дима наоборот был очень горяч, может даже лихорадил. Так сильно и страстно он полюбил эту простую девушку!     |V Всю ночь я проворочался. Мне не давали покоя самые различные мысли: начиная с предстоящей сессии, оканчивая тем, что все мои, казавшиеся мне нерушимыми, убеждения о не существовании любви были разрушены! Вроде я видел то же что и всегда, симпатию. Но я не мог назвать ее плотским влечением. Как ни старался уличить себя в заблуждении, не смог. Это все было слишком прекрасно, чтобы назвать это желанием. Это просто было бы оскорблением! И не давала мне покоя, съедающая ее грусть, она была видна, хотя и была тщательно замаскирована. Почему? Почему ей было грустно? Ведь я видел, видел ответный огонь в ее глазах... было столько вопросов... и так мало ответов. Заснул я снова под утро. Следующий день был до нельзя серым, лица, лица. Все проскальзывали мимо меня и ни на одном я не остановил своего взгляда. Меня не оставляло то, свидетелем чего я стал предыдущим вечером. Я брел к институту сам не свой от ощущения, что все что я считал жизнью обугливалось и отваливалось почерневшим прошлым. Сердце сжималось от страха перед неизвестным. Все прохожие были серыми словно тучи и перед моими глазами был лишь мой названный брат, лицо которого светилось таким безбрежным счастьем, что оно вот-вот могло разорвать его на куски, словно шашка! Где-то в глубине души я понимал, что так не должно быть, что слишком опасно такое счастье, слишком оно яркое, чтобы выжить в этом сером мире. И, пока я брел по тротуару, в мире что-то происходило. Не знаю что... но всегда что-то происходит. И от этих глобальных раздумий я почувствовал себя песчинкой в огромных песочных часах мира, которые Господь своей рукой поворачивает вспять. Но что-то большое и светлое все равно врывалось в мое глобальное видение мира, что-то гораздо большее чем каждый из нас, но что я никак не мог понять, сколько ни пытался найти ответ! В институте я сидел в очереди в аудиторию, все что-то воодушевленно говорили друг другу, об экзаменах, огородах и очередях за продуктами. И так все они казались мне ничтожны, в своих муравьиных делах! Так они казались мне не видящими прекрасного, не слышащими чудесного, не вдыхавшими аромат заката. И так стало жаль их мне, так жаль за то, что они не видели картины в целом. С этого момента я стал боятся собственных мыслей. Слишком они были глобальны чтобы посещать одного простого человека. Сессию я сдал, а вот на счет Димы еще не знал, он должен был сдавать в другой аудитории. Домой я вернулся переполненный отвращением и жалостью к этому миру. Миру, который не видел то, чего видел я. А что собственно я видел, даже не мог объяснить, но определенно это было что-то большое и значительное, что-то изменившее меня! Перечеркнувшее все мои представления о реальности! Глаза мои будто потеряли свойство видеть что-то кроме серого. Дома я лег на диван и попытался расслабиться, но карусель моих мыслей продолжала вращаться, пугать и радовать меня. Так я и лежал, вглядываясь в свой беленый потолок и обклеенные обоями стены, когда в комнату вошел Дима. Таким я не видел его еще никогда, таким ярким. И я был счастлив наконец видеть это яркое лицо среди серых красок. Я улыбнулся и поприветствовал его. - Ох, Сашка, жизнь прекрасна! - Он кружился по комнате, с распростертыми руками, словно пытался что-то поймать, - Брат, она любит меня! - он взял меня за плечи и посмотрел в глаза и то, что я увидел в его очах меня сразило, они сквозили безграничным счастьем, энергией, живым огнем! Слов нет описать, как эти карие глаза удивили меня, заглядывая в самую душу, проникая все глубже в мое сознание. - Я видел ее сегодня, брат, на улице. Мы говорили, Сашка, мы встретимся сегодня с ней. Ты ведь пойдешь с нами Саш, пойдешь? Идем! Она возьмет с собой Машу, помнишь та темненькая, симпатичная? Брат, - он закрыл лицо руками, но тут же открыл его. - я еще никогда не испытывал ничего подобного! Она изменила мой мир! Я все брошу к ее ногам, мы будем вместе всегда, брат! Ничто не сможет разлучить нас, ничто......- он что-то еще долго говорил о том, что он готов сделать ради нее, на что пойти чтобы быть вместе, но я уже не слушал. Это было все не важно. Он так верил в свои слова. В свои непорочные мечты, таким он казался счастливым, человеком, всего одним из всех, который наконец обрел то, ради чего и живут люди, обрел свое великое счастье. И я готов был быть даже муравьем, чтобы просто посмотреть на их счастье. В моих мыслях не было зависти, лжи, нечистого умысла. Я просто хотел видеть это безграничное счастье, просто наблюдать его, понять. - Конечно, брат, я пойду с тобой. - Он порывисто обнял меня. - В восемь на берегу, будь там брат. - Сказал он закрывая за собой дверь. Я еще долго сидел, обескураженный таким вихрем эмоций на его лице, сколько жизни кружило по моей маленькой комнатушке. Казалось, что стены трещали, пытаясь вместить в себя всю его энергию. Но неужто она чувствует тоже самое? Как мне хотелось тогда поговорить с ней! Как хотелось узнать, что чувствует она, но тогда я не подозревал, что разговор с ней так обеспокоит меня.   V День мой тянулся и тянулся в ожидании. Неумолимо медленные стрелки часов никак не хотели бежать быстрее. Я вкрутил лампочку в ванной, изолировал пару проводов в подъезде, помыл кастрюлю, но все это было не таким как обычно. Обычно это даже доставляло мне радость быть полезным своей семье. Но сейчас это вызывало у меня невообразимое желание сбежать в мир своих мыслей, где нет никого кроме меня и того великого таинства душ между Димой и Аней. Но, наконец, время пришло и я, наспех надев брюки и рубашку, вышел из дома. Солнце близилось к горизонту, но еще не стало заходить. Тогда я подумал, что мы как раз увидим закат. Как все волшебно получилось, думал я тогда, они встретились на закате и проводят каждый день вместе, встречая первые звезды. Когда я дошел до берега, то они уже были там. Тишина завораживала. Я пристроился к ним. Дима и Аня молча сидели, держась за руки, и смотрели в сторону клонящегося к закату солнца. Маша что-то говорила мне, о себе, о жизни, о своей бабушке. Но в тот момент я не слушал ее, я был как раз тем муравьем, подглядывающим за большими людьми. Так они были прекрасны. Так подходили друг другу. Ее голова покоилась у него на плече, а он в своей молчаливой радости смотрел на последние золотые лучи заходящего солнца. И в тот момент, когда оно почти зашло и стало темнеть, всего одна слезинка пробежала по ее щеке. Я видел ее, видел это кристальное свидетельство великого счастья и не менее великого горя, живущих в ее душе. Но более ничем не выдала она своей скорбной грусти. После мы сидели и разговаривали с Машей о лете, погоде, но краем глаза я наблюдал за тем, как Дима что-то воодушевленно шептал ей и шепот его казался таким громким и таким туманным. Именно таким туманным шепотом и произносятся главные слова, главные обещания, главные надежды. Будто сама душа говорит с тобой своим собственным, таким трогательным голосом. В тот вечер я осознал две вещи: случайности не случайны и любовь существует. Как бы трудно не было мне поверить в это, как бы сильно мне не хотелось опровергнуть свои столь романтические мысли, но я не мог. Просто не мог попрать то, что видел. Домой мы пошли, когда звезды уже высыпали. Они держались за руки и, казалось, что даже руки их сливаются. Их слова эхом отдавались в моей голове. Такие важные, такие страстные слова, вырываясь из их уст, приобретали какой-то другой чистый и чарующий смысл. Первой проводили Машу, потом дошли до моего дома, попрощались, и я скрылся в тени своей двери. А эти двое, я думаю, еще долго бродили по улочкам, наслаждаясь обществом друг друга и звезд. Ночь выдалась тяжелая и бессонная, я все никак не мог понять причину ее слезы, той единственной слезинки. Но как я мог понять если просто не знал ее причину. Но что-то все равно ускользало от меня, оставалось в тени, и сам я не мог пролить свет на эту деталь. Она казалась мне очень важной, будто она могла что-то решить. Надо было поговорить с Аней, с глазу на глаз и как можно скорее. Но вот как?... и в таких мыслях я метался по своей постели до глубокой ночи.   V| Проснулся я под голос своей матери, которая что-то там говорила, говорила, а потом просто сказала, что одна девушка хочет меня видеть. Я встал, надел штаны и в комнату вошла Аня. Бледная, испуганная она села на диван и расплакалась. И столько горя было в ее слезах, столько отчаяния и безысходности, граничащие с безумством. Как только она слегка успокоилась, я подал ей платок и стакан воды. - Что произошло? - в голове моей крутилось множество мыслей, но одна напугала меня больше остальных. - Что-то с Димой? - Нет. - выдавила она, вытирая бледные щеки. - Я, я должна была кому-то рассказать все. И мне кажется, что ты поймешь меня, Саша. А если не поймешь, то я не обижусь. Это будет неудивительно. На моей душе лежит огромный камень. Но я никак не могу признаться Диме и обещай, обещай что не скажешь ему! Я сама должна это сделать и я сделаю это. - Она пошарила рукой в сумочке и вынула маленькое золотое колечко. Я был в недоумении. - Димка что, сделал тебе предложение? Вот прохвост... - она резко оборвала меня. - Нет, не Димка. Понимаешь, я тогда ничего еще не знала, и появился Ваня, он навешал мне лапши на уши и сделал предложение, понимаешь, я не могла отказать, моя семья... - и чем дальше она рассказывала, тем тревожнее становилось у меня на душе. - А потом он уехал на север, на заработки, на все лето и появился Дима. - Она снова начала плакать, продолжая свою тяжкую исповедь предо мной. Этого я не ожидал более всего. И так воодушевленно она каялась, в том, что не могла остановить, и так несчастна казалась она мне. Так жаль мне было ее, жаль всем сердцем. - Но Диму я люблю столь сильно, что боюсь умереть от разлуки с ним! Понимаешь? Саша, не могу остановится, и рассказать не могу! Я не знаю что делать и вот я пришла к тебе.. теперь ты знаешь все. Я готова на все лишь бы быть с ним. Я все сделаю, но я не знаю что... И я не мог ей ответить, не мог утешить, потому что понимал, что это не имеет смысла, не мог помочь, потому что не знал как, не мог понять, потому что никогда не испытывал такого. И мы сидели в своей молчаливой тоске, охваченные скорбным чувством, что все рушится, что ничего хорошего не произойдет. - Но у нас есть целое лето, за лето я скажу ему и мы что нибудь придумаем, ведь так да? - ее большие глаза полные надежды, безграничной надежды на то, что все еще может быть хорошо, на то, что и они имеют право на счастье. - Да, обязательно... - почему я согласился с ней тогда. Просто не мог сломать ее хрупкую душу, своей железной правдой. После она ушла, оставив меня наедине с данным обещанием, долгом и тяжелым грузом тайн, который я никак не мог сбросить. Почему она не сказала ему? Почему вообще заговорила с ним, если была помолвлена? Судьба... этого хотела судьба и это случилось. Мы не можем остановить ход времени или заставить воду изменить течение, так же и это не могло не произойти, не могло случится иначе. Как сказал Шиллер: «Влечение сердца — это голос рока». Но прав ли он был... мог ли ошибиться он хотя бы в этот раз? Во мне боролись две сущности: одна из них готова была сейчас-же все рассказать Диме, а вторая просила сдержать обещание и не лезть к ним. Я прислушался тогда ко второй. Но, честно сказать, сейчас я был бы лучше нечестным, чем несчастным. Мои размышления водили меня по кругу, постоянно натыкаясь на какой-то тупик. И были мы в этой комнатушке одни: я и мысли, мысли, мысли...   V|| Множество последующих дней были для меня однообразны и тяжки. Тайна, которую я хранил, никак не уходила на задворки сознания. Слова, будто только что произнесенные Аней, кружились в моей голове, не давая покоя. С того самого дня, как она пришла, я не знал сна. Ночи мои проходили в борьбе с собой. И все дни мои были серыми, туманными, полными какой-то невыносимой печали, которая будто предвещала великую беду. Серые лица, серое небо, серая жизнь, даже в комнате моей было зеркало в серой раме и лицо мое в нем, казалось таким же серым, словно это было отражение моей души. Но все же, сквозь всю эту серость каждый день я видел нечто светлое, нечто, возможно, помогавшее мне хранить тайну. Это были они, Дима и Аня, а точнее то, что происходило между ними. Что-то было между ними такое высокое, выше, чем все то, что есть на земле. Выше, чем все то, чем мы являемся. И выше их самих. Каждый день Дима рассказывал мне о том, как он счастлив, о том как прекрасен мир, сколько в нем ярких красок. Он рассказывал мне о забавных случаях с Аней, об их прогулках и конечно о закатах... - …...брат! А закаты! Они все такие разные, я никогда этого не замечал, за эти недели мы не пропустили ни одного! Сколько в них смысла, Сань. Так много... ведь они такие красивые, они дарят миру такую красоту, такую яркость красок! Всегда так будет, Сашка! Слышишь, всегда! Столько надежды, такой неумолимой веры в светлое будущие было в каждом его слове, движении, взгляде. Как мне хотелось тогда для него искреннего счастья с этой маленькой белокурой девушкой с большими глазами. Солнце за моим окном стояло, пыль летела, жизнь кипела, но никакого дела до этой жизни мне не было. У меня был свой мир. И я все ждал, ждал, что однажды Дима придет и скажет, что она обманывала его, но ничего такого не произошло. Была середина июля, середина лета, вскоре должен был прилететь жених Ани, но она так и молчала, боясь прервать то, что стало ей дороже всего на свете, то ради чего стоило жить. И я ждал,ждал знака. День сменялся днем, а я все выглядывал в окно из дома по улице Кирова, выглядывал в надежде увидеть что-то способное разукрасить мою серую тоску. Но не видел ничего, что могло оправдать мои ожидания. Люди шли, проходили и скрывались за поворотами, кто-то один, а кто-то с парой; семьи; дети, бегущие с палками за красную армию; старики и молодежь. Лица, лица и лица. Они сменяли друг друга и наводили невыразимую печаль. Мое видение мира зациклилось на одном моменте и я не мог заставить его измениться. И так я и жил чужой жизнью, проживая ее со слов своего друга, словно паразит, который стремиться к чистому источнику и, наконец, добравшись до него, никак не может остановиться.   V

Утро семнадцатого июля было обычным утром. Город просыпался, солнце грело и я готовился начать еще один безрадостный день. Лето было засушливым, дождей не было с самого начала июня. И жара стояла невыносимая. Все шли на речку купаться и загорать, стремясь получить блаженную прохладу. Я лежал на кровати и крутил, ставшую привычной, карусель мыслей, как в комнату вошел Дима. Я был рад видеть его, рад наконец увидеть хоть одно яркое лицо из всех серых теней. - Здравствуй, брат! - я встал и мы обнялись. - Как ты, Сань? Никуда не выходишь, сидишь в четырех стенах, как прокаженный. - Да я нормально, куда мне выходить-то? - Мы с Аней хотим вечером пригласить тебя на речку, покупаемся на закате, а? - я был рад получить предложение еще раз посмотреть на них, на их гармоничное слияние вместе с закатом. - Да, конечно, а когда? Мы договорились и он ушел, я действительно был рад и очень хотел чтобы поскорее пришел вечер. Я сел и стал гипнотизировать стрелки часов. Тик-так, тик-так...   |X Да, вода в реке была теплая, как парное молоко, солнце спускалась к закату. И мы сидели на берегу Оки, любуясь видом и красотами природы. Они сидели рядом, крепко держась за руки, и ожидали заката. Закаты были их магией, они делали их узы крепче с каждым днем. Но тут Дима встал и сказал те слова, которые, я надеялся, долго не слетят с его губ. - Дорогая Аня, - он встал на одно колено и взял ее маленькую ручку в свои. - я хочу просить тебя, при свете этого заката, разделить со мной постель, кров, жизнь и все последующие закаты на ближайший век, я прошу тебя стать моей женой. - Он склонил голову в ожидании, а она громко и горько расплакалась. Дима не знал причину ее слез, а я знал и молча наблюдал за тем, как рушатся счастливые непорочные мечты Димы. А он стоял в недоумении, словно пытаясь осознать, понять в чем его ошибка. После он задавал ей вопрос за вопросом, а она плакала все горестнее и горестнее. И слезы в свете заката казались мне алыми, словно показывая насколько ранена ее душа, насколько глубоко в нее вонзилась правда. Успокаиваясь, она протянула руку к сумке и вынула то самое маленькое колечко. И не надо было слов, чтобы Дима понял его предназначение. Он в мгновение постарел. Но после недолгой паузы он взял колечко у нее из рук, посмотрел на него и швырнул его далеко в воду. - Это значит, да? - Да. - она расцвела, слова роза, произнося это короткое слово. Лицо ее в миг преобразилось. Он поднял ее на руки и поцеловал так крепко, как только мог. Солнце освещало их силуэты последними лучами, унося с закатом их тайну в бездну вселенной. А я все смотрел и не мог насмотреться. Еще больше я полюбил их, загадку, которую я никак не мог разгадать, загадку, которая так манила меня, давала мне смысл жизни и смысл мысли.   X После того июльского вечера мне стало намного легче. Я снова видел жизнь, обретшую краски, неяркие, блеклые, но краски. Дни снова летели, обходя меня стороной. Карусель моих мыслей водила меня по тому-же кругу, но так давящей мою душу тайны уже не было и от этого становилось легче. Днем я читал, разговаривал с Димой, а вечером мы отправлялись в мир закатов и счастья. Думал я теперь о том, что будет когда Олег(жених Ани) вернется. Что тогда делать, Аня могла расторгнуть помолвку, хотя это бы и опозорило ее семью. А могла бы тайно обручиться с Димой, что было похлеще. Так что выбор был небогатый. Август морил нас жарой и огородами. Целые дни я работал в огороде, а вечер проводил с Аней и Димой. В этом году крыжовник и смородина у нас не уродились из-за засушливости. А все остальное было довольно скудно, что предвещало рост дефицита на продукты. Солнце отказывалась дать нам немного отдыха от его палящих лучей. А мы, как муравьи, возились в своем большом муравейнике, дожидаясь, пока нас не сожжет солнечный луч. Вечера были приятными, прохладными, закаты яркими, а ночи звездными. Я продолжал жить в своем мирке, созданном не мною... я начал задумываться о будущем, о том как Дима с Аней поженятся и все будет у них хорошо. А я скину груз переживаний, мыслей, не пережитых мной чувств. И вот в самом конце августа, когда я возвращался домой глубокой ночью, засидевшись у родственников, у своего дома я заметил фигуру, сидящую, привалившись к двери. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть лучше и понял, что это Аня. Плачущая, будто погиб самый близкий ей человек. Она заметила что я стою рядом, встала, но лица ее я разглядеть не мог. - Саша! - Она кинулась мне на шею и заплакала еще горче. Долго мы стояли так, может с полу часа. И за эти пол часа такой вихрь мыслей пронесся в моей голове. Я подумал обо всем, обо всем существующем на свете горе, которое могло так расстроить ее. Я даже подумал о том, что с Димой могло что-то произойти, но так как я видел его совсем недавно эта мысль быстро отпала. Также я подумал о том, что что-то случилось с ее родней, но почему она тогда пошла ко мне? Вопрос... Но главная мысль обошла меня стороной, как ни странно, и я не обратил на нее внимания, не подготовился к тому, что должен был узнать. Я решил, что пора поговорить наконец, иначе моя голова откажет от накопившихся мыслей. - Давай лучше пройдем в дом,- сказал я ей мягко отстраняя. - сядем и спокойно поговорим. Она слабо кивнула, и я направился к двери, вынимая из кармана ключи. В голове моей роились догадки, но я не хотел их слушать. Тихонько открыв дверь, я провел ее к себе в комнату и зажег лампу. Повернувшись, я на мгновение оторопел и потерял дар речи. На половину лица у Ани расплылся синяк, губа была рассечена и вся она выглядела такой поникшей и несчастной, такой усталой. Я подумал что кто-то напал на нее и обокрал. Но опять же, почему она пришла ко мне? Она стояла и истерически подрагивала всем телом. - Аня, что произошло? - я сел на стул и посадил ее на диван на против себя. - Я...я... о боже, Саша, что же я наделала? - она снова заплакала. Так продолжалось почти всю ночь, ночь страданий и слез. Столько горя тогда увидели стены моей комнатушки, неудержимой печали, какой-то зловещей правды. И тогда я подумал о том, сколько видели эти стены смертей, горестей, страданий, сражений, мук, боли и все тех же слез. И так невыносимо грустно стало мне от осознания этой простой истины, что тоже хотелось плакать, но я не смел. Не смел просто потому что мужчины не плачут. Но тоска все равно съедала меня. Напряжение стояло, что хоть ножом режь. За эту ночь я смог понять совсем немного из ее переходящих в истерику слов. Но главное я понял. Вернулся Олег и он все знает. Да, превратности судьбы. Так должно было быть. И, когда я смотрел в ее глаза, то видел как медленно умирает ее душа, забирая с собой бьющуюся в конвульсивных судорогах надежду. И то как дрожала она, как истерически всхлипывала, доказывало что мысли мои идут в верном направлении. Утром она покинула меня. А я остался, остался со своими стенами, казавшимися мне теперь покрытыми каким-то зловещим и зловонным налетом грязных откровений и горьких слез, и вид их раздражал зрение. Я вышел на улицу, свежий рассветный воздух, как-то приятно очищал своей непорочной свежестью нового дня. Солнце поднималось, на горизонте показались его бледные лучи. Все же рассвет гораздо бледнее заката, подумал я тогда, и по прелести своей закат во много раз превосходит его. Я шел и шел, по улице, по мостовой, по берегу и все мне хотелось свернуть и пойти к дому Димы, я должен был поговорить с ним прежде, чем он увидит ее лицо. Иначе может случится нечто страшное. И я бродил и бродил...   X| В девятом часу утра я подошел к дому Димы. Постоял немного на пороге, чтобы собраться с мыслями и стал стучаться. Дверь мне открыла мать моего названного брата, как всегда приветливо улыбаясь, и я вошел. После того как я вошел в комнату Димы, с души моей слетел огромный булыжник. Он мирно спал ни о чем не подозревая. И так жаль мне стало рушить его сон своими печальными словами, что я посидел на стуле еще с пятнадцать минут, вглядываясь в безмятежные черты его лица. После, я тихонько потряс его за плечо. Он стал просыпаться, по-детски мило потянулся и потел глаза. Увидев меня, он улыбнулся улыбкой полной беззаботного счастья. - Здравствуй, брат! - он сел на постели и стал нащупывать вокруг себя штаны. - Ты чего так рано? И что такой мрачный? - Есть о чем поговорить. - Или мой тон говорил больше чем слова, произносимые мной, или видом своим я напугал его, но за тот час, что я посвятил рассказу, он ни разу не прервал меня. Лишь мрачнел и мрачнел, постепенно превращаясь из беззаботного парня в сурового человека полного решимости. Я видел, как изменялись черты лица, как он бледнел и как сжимались его кулаки, когда я рассказал, что Олег ее ударил. В глазах его уже не было ничего живого, лишь ярость, боль и непреодолимое желание мстить. Мстить всем и вся. - Брат, только не делай необдуманных поступков, брат. Все можно решить иначе, все можно исправить и... - но тогда он уже не слышал меня. Еще через несколько минут он подорвался с места, схватил первое из одежды, что попалось под руку, и рванул к двери. Я поспешил за ним. И он не попросил меня остаться, даже не взглянул в мою сторону. Он просто шел, сдерживая свою боль и злость под маской серого человека с серыми мыслями. А я словно тень следовал за ним. Он подошел к знакомому мне дому, рывком отворил дверь, чуть не сорвав ее с петель и, не обращая ни на кого внимания на возгласы жильцов, устремился к вожделенной дверце, в вожделенную комнату. Отворив ее, он бросился к ней, взял ее лицо в ладони и целовал и целовал...так яростно, так страстно, что казалось будто ей больно, но она даже вымученно улыбнулась и прильнула к нему. Он что-то яростно ей говорил, но я не мог разобрать ни слова лишь слышал, как они излечивают друг другу души, так необходимым им туманным шепотом. И шепот этот каким-то образом помогал и мне. Ведь голоса душ проникают гораздо глубже, чем голоса людей. Они не могут лгать, не могут оскорблять, не могут говорить правду, даже очевидную, только надежду, только веру, только любовь можно выразить языком души. Я оставил их наедине друг с другом и побрел по улицам. Так не хотел я возвращаться в свою комнатушку, к своим зловонным стенам. И снова серый город, серые лица, серая жизнь вились вокруг меня.   X|| Где-то к вечеру я уже подходил к дому. Дима уже ждал меня в комнате. Только я вошел, он встал. - Брат, - лицо его было сурово, он повзрослел. - вечеров я пойду драться с Олегом, ты со мной? - Дим, не надо.. - этого не должно было случиться. Нет, я не боялся не за себя. - есть много других путей. Это глупо. - Так ты не пойдешь со мной? - я наивно полагал, что, как это было раньше, он без меня не сунется. Но раньше, как выяснилось, было раньше. - Нет, Дим, я против. - Я понял. - он развернулся и ушел, на лице его не дрогнул ни один мускул. Я слишком плохо знал нового Диму, чтобы предугадать что случиться потом. Я лег и завел карусель мыслей. Но так тревожно было мне, так плохо, так скреблось у меня на душе. Я встал, накинул пиджак и вышел из дома. Решая куда пойти, я подумал что надо пойти к нему домой, чтобы убедиться что все хорошо. Я брел по плохо освещенным улицам и когда, наконец, дошел до его дома, то там его не оказалось. Мысль долго не заставила себя ждать и я пошел в сторону дома Ани. Столько произошло за этот день. За сутки случилось столько перемен, столько страшных перемен. Сколько было пролито слез, сказано слов. Я брел, а ночная Калуга надежно хранила мои тайны, которых никто не мог узнать и понять. Ночной ветер, казался колючим и неприятным. Запах противным и непонятным. И все стало чужим. И путь казался длиннее, а мысли становились мрачнее с каждым пройденным шагом. Все кругом замерло в ожидании чего-то зловещего. Пустынные улицы пугали. Могильная тишина заставляла затаить дыхание, а я асе брел и брел, как путник, желая получить надежду. Как всем известно надежда плохой проводник, она всегда заводит не туда, но очень хороший попутчик, помогает не сломаться на пути к цели. И я, совершая ошибку, следовал за надеждой в лабиринте улиц. И она завела меня не туда. У Ани его не было. Я сел на тротуар и предался своему отчаянию. Оно поглотило меня, не оставив места для мыслей, и я просто убивался потому, что чувствовал, что жуткое произошло. Во сколько я пришел домой не знаю. Но помню, что когда я пришел, Дима ждал меня. Он сидел с лицом белым, словно бы он был болен. Руки его были сбиты. Он что-то бормотал себе под нос. Потом поднял на меня глаза и то, что я в них увидел поразило меня больше, чем что либо на свете. Взгляд человека, который видел смерть. - Это не я, брат. - это была первая фраза которую он произнес, но так глубоко врезался мне в память тот полный боли и отчаяния голос, голос человека сгорающего от безысходной муки. В комнатушке я подал ему стакан воды, ожидая правды. А стены молчаливо ожидали новую порцию боли и откровений, чтобы сохранить их в своей толще на долгие годы. И он рассказал, рассказал все. - Я не послушал тебя брат! Не послушал... - он рассказал о том, как подрался с Олегом и о том, как Олег уже уходил домой побитый. - И тут я услышал крик, Сань! - его глаза в тот момент потеряли цвет, стали безжизненными. - Я побежал, а там он, Олег. У него был нож в животе. Он умирал у меня на глазах! А я ничего не мог сделать, ничего! - его голос был полон отчаяния. - Потом я пришел к тебе, брат. Ты ведь веришь, что я его не убивал, правда? - конечно, весь его вид говорил о том, что он видел смерть. Но не он был ее вершителем, не он убил парня. Да, он был зол. Но он никогда не желал смерти другому человеку. И тут мой непробиваемый друг заплакал. Слезы струились по его щекам. Слезы раскаяния, несбывшихся надежд, потерянной жизни. А я сидел и думал о том, что теперь будет. О том, что ничего светлого больше не произойдет. Ничего светлого. Одна чернь и грязь. Но во всем его виде сквозила какая-то легкая надежда. Будто она еще трепетала глубоко в его груди. И пока размышления занимали меня, в окно забрезжил рассвет. А мы все сидели и сидели.     X Суматоха была несусветная. Там милиция, тут плачет Димкина мать, а там забирают моего названного брата. Я никак не мог понять откуда все эти люди, чего они хотят. Но понял я только тогда, когда Диму выводили в наручниках из моего дома. Страшная мысль пронзила мое сознание, словно стрела, достигшая цели. Они обвинили его! Как такое вообще могло произойти. Я метался по квартире, словно лев в клетке. Но от осознания того, что я ничего не мог сделать мне становилось только невыносимее. Оставалось только ждать суда. Где мы сможем опровергнуть его вину. И я снова вверился надежде, которая в который раз повела меня по ложному пути. Я сидел на диване, дожидаясь вестей, но телефон молчал, нагнетал и мне становилось все тяжелее и тяжелее. Я все никак не мог понять, как они узнали что он там был? Почему решили, что он его убил? И почему же все так получилось? Но наконец телефон зазвенел, и я радостный схватил трубку, но услышал я лишь, что суд будет через час. Куда я и поспешил. На суде, все было до нельзя просто. Друг Олега, по его словам бывший там, активно уверял, что он видел, как его друга убили и что убийство было спланировано, так как у Димы был мотив! А Дима просто сидел, дожидаясь приговора. И, как мне казалось, ему было абсолютно плевать на все то, что происходило вокруг. Но вот пришло время вынесения приговора. И слова эти до сих пор вспоминаются мне. Ему зачитали обвинение, доказательства, а он все смотрел на свою невидимую точку в пространстве и ждал, как ждали все. И лишь одно слово: Расстрел. Я тогда заплакал, вглядывался в Димкино лицо, лицо человека ставшего мне братом, но не увидел ничего. Я слышал рыдания матери Димы, его сестры и свои, а все остальные расходились, получив дозу мнимого правосудия. Когда его уводили, он взглянул на меня и улыбнулся. А я все стоял и стоял, пока меня не выгнали. Оказавшись дома, я решил написать записку Ане о расстреле, так как не мог сказать ей этого в лицо, так я боялся видеть то, что случится тогда. И пока я ее писал, время расстрела вызвало у меня бурю противоречивых чувств. Записку я передал, дела закончил. И отдался печали и тоске. Так мне было жаль этот мир за его глупость! За непередаваемое безразличие, за все то дерьмо, что происходило вокруг нас, но мы никогда не касались его, и, коснувшись поняли, что мир сам губит самые яркие искорки, превращая их в дым, который рассеивается и забывается миром. Но больше всего мне было жаль их двоих, так сильно любящих и так дорого заплативших за свое недолгое счастье. И целый день я кружил карусель мысли дожидаясь и дожидаясь.   X|V Я стоял на площадке среди небольшого скопления людей, солнце близилось к закату. А мы смотрели, словно поганый фильм, как металл прерывает жизни людей. Стена была багровой от пролитой на нее крови и изрытой дырками от пуль. Небо в тоске бледнело. И весь мир словно замер в ожидании чего-то слишком страшного, чтобы не огорчаться этому. Ани среди нас не было, хоть я и сказал ей, что казнь будет на закате последнего дня августа. Тогда я решил, что ей будет слишком больно смотреть на это и не к чему. Его вывели в белой рубахе, он уже казался мертвецом. Его глаза смотрели перед собой, но ничего не видели. Его поставили к стене и надели на голову мешок и столь больно мне было смотреть на это, что горло сдавил не вырвавшийся крик. Он стоял... такой молодой, такой невинный. «Готовсь!» крикнули стрелку. И я заплакал, молчаливо, но так горько, так страшно, что сердце мое остановилось на мгновение. «Залп!» И на этом слове оборвалась совсем невинная прекрасная жизнь. Он упал сраженный холодным металлом прямо в его горячее сердце. И больше не двигался. Его алая кровь окропила стену и окрасила рубаху. А закат, казалось, повторял за ним, заиграв алыми красками. Его еще теплый труп оттащили и свалили в яму. А я невольно продолжал плакать и не столь о потере брата, сколь о его чистой душе. Домой я возвращаться не стал, решил пойти к Ане и поддержать ее, разделив с ней горе. Но когда я добрался до ее дома, то там были лишь слезы по еще одной невинной душе, чья жизнь прервалась на закате. Да, сколько бы я не думал об этом, их смерть была напрасной и глупой! Они погибли друг за друга. Он за нее, а она чтобы никогда не расставаться с ним. Мир не смог простить им их такую непорочную любовь, не смог позволить им пробиться сквозь тьму нашей жизни. Они вверили себя слепой надежде, оперлись о хрупкую веру и взяли только непорочную любовь, надеясь так пойти по жизни! Но как же ошибались они! Какую же ошибку они допустили! Их надежда сбилась с курса, вера прогнулась, а любовь ослепила. Они пали жертвами глупой жизни, которая создает прекрасное, а потом вырубает его на корню. И тот первый алый закат! Они как раз и были тем самым закатом, который когда-то так восхитил меня. Они были так прекрасны, так ярки, так безгрешны, что не должны были погибнуть от рук грешного общества. Но столь же быстро как и яркий закат уплыли в темноту. И сколь я не вспоминал их, столь и не мог опровергнуть своей мысли о том, что лучше бы они были бледным, долгим восходом, чем ярким, но таким коротким закатом, растворившимся в вечернем туманном шепоте.

Дата добавления: 2015-12-01