|
Читайте также: |
VII
Изложенное нами выше с возможно большей обстоятельностью и близостью к подлиннику методологическое построение И.А. Ильина, долженствующее объяснить, что такое право и как надо представлять его реальность, кажется нам научно неправильным, хотя в него, несомненно, вложена большая энергия абстрактного мышления. С точки зрения действительно научного познания права совершенно недопустим, по нашему мнению, тот «отрыв» нормативного и логического рассмотрения права от реального его рассмотрения, который предлагает производить автор, лишая при этом нормативное рассмотрение права какого бы то ни было отношения к реальности. При таком отрыве понятия права (хотя бы это было лишь одно из его понятий, но основное и руководящее) от реальности права чрезвычайно легко и вполне естественно впасть в схоластический платонизм.
В самом деле, схоластики следовали именно этому методу, когда, с одной стороны, резко разграничивали понятия одно от другого, с другой – устанавливали между ними чисто логическую взаимную связь, думая, что этим они объясняют реальные явления. Побудительным принципом для таких построений служило их убеждение, что общее есть причина частного. Методологический путь, по которому они двигались, был приблизительно таков: предположим, что надо объяснить, почему дерево то бывает зеленым, то нет. Для этого устанавливалось понятие «дерева» как вещи и понятие «зеленого» как качества. Сами по себе эти понятия не имеют между собой ничего общего – одно есть понятие вещи (субстанциальное понятие), другое – понятие качества. Но качества бывают двух родов: одни атрибутивные, которые неразрывно связаны с субстанциональными понятиями, как, например, протяженность, другие – акциденциальные, которые могут быть присвоены субстанциональному понятию и не быть присвоены. Качество «зеленое» и принадлежит к акциденциальным качествам, т.е. оно обладает тем свойством, что оно может привходить к вещи и не привходить; когда процесс привхождения действительно происходит с качеством «зеленое» по отношению к вещи «дерево», тогда дерево становится зеленым, что мы и наблюдаем весною и летом. Все это рассуждение несомненно логически совершенно правильно, и тем не менее современное естествознание устранило самый метод подобной постановки вопроса. Современная физиология растений рассматривает дерево не как «де-
рево» плюс или минус «зеленое»; она учит не о соединении каких-то чуждых понятий, не о привхождении к «вещи» «качества», к «дереву» – «зеленое», а о различных состояниях одной и той же вещи, одного и того же дерева.
Методологическое построение И.А. Ильина с его «методологическим отрывом» идеального ряда права как нормы и суждения, чуждого всякой реальности, от реального ряда силы как бытийственного и онтологического чрезвычайно напоминает вышеприведенное рассуждение. Он сперва конструирует безусловную противоположность рядов и их взаимную «индифферентность» для того, чтобы доказать, что каждый ряд должен подвергаться совершенно самостоятельному исследованию. Но затем он совершенно так же рисует «введение» правовой нормы и суждения, лежащего в ряду, чуждом реальности, в реальный ряд силы – психологической и социальной, как это происходило в вышеприведенном примере с привхождением качества к вещи. В результате, подобно тому как схоластик имел возможность подтвердить правильность своего рассуждения указанием на то, что дерево весной и летом бывает зеленым, так же точно и наш автор имеет возможность констатировать, что правовая норма после введения ее в психологический ряд превращается в психическое переживание, а после введения ее в социальный ряд становится социальным явлением, иными словами, право становится реальностью и силой благодаря соприкосновению с реальным рядом. Формально-логическая правильность этого рассуждения сама по себе не подлежит сомнению, но она нисколько не свидетельствует о его познавательной ценности.
Мы не говорим, что эти способы рассуждения тождественны. Их можно только сравнить, а всякое сравнение, как говорят немцы, всегда немного хромает. И.А. Ильин, конечно, совершенно свободен не только от грубого, но и от какого бы то ни было реализма понятий, который так характерен для схоластических рассуждений, подобных вышеприведенному. Но в самом способе построения им своих методологических рядов и применения метода безусловного «отрыва» этих рядов друг от друга заключается ошибка, ведущая к извращенному конструированию отношений между явлениями.
Не подлежит сомнению, что «методологический плюрализм», «выделение различных сторон» или «обособление различных рядов» суть совершенно правильные принципы научного исследования. Но эти принципы надо применять умело. Если методологические ряды неправильно выделены, а тем более если они после своего выделения превращаются в какие-то чисто логические категории, то ошибочные построения, напоминающие схоластические конструкции, неизбежны. И.А. Ильин ориентирует свои методологические приемы на сведениях, почерпнутых из истории философии и современной науки о праве. Между тем не надо забывать, что методологический плюрализм есть по преимуществу приспособление к гуманитарным наукам тех методов, которые обнаружили свою плодотворность в естествознании, а потому его надо ориентировать на данных, доставляемых естественными науками. Выделение различных сторон, установление различных рядов, производимые в качестве логических операций в различных гуманитарных науках, соответствуют тому реальному расчленению, к которому прибегают естествоиспытатели по отношению к исследуемым ими явлениям в своих лабораториях и анатомических кабинетах. Но и в области естествознания не всякое расчленение дает научное знание. Надо находить правильные приемы расчленения для того, чтобы научно исследовать явления. Так, если кто-нибудь, желая разложить воду, сперва станет кипятить ее и получит пар, а затем начнет замораживать и получит лед, примет пар и лед за части воды и решит, что вода состоит из парообразного и твердого тел, которые при соединении образуют
жидкость, то, хотя все его заключения будут подтверждаться опытом, так как от действия пара на лед, а льда на пар оба они будут превращаться в воду, он будет ошибаться, так как примет различные состояния воды за ее составные части. Так же точно анатом должен производить разрезы при анатомировании тела в известном направлении. Иначе, перерезав мускулы, артерии, вены, нервы и т.д., он не получит той картины, которая объясняла бы ему физиологические процессы, а установит какие-нибудь произвольные сочетания. В качестве примера достаточно хотя бы вспомнить символическое изображение сердца, которое, несомненно, явилось первоначально результатом анатомических ошибок.
Именно неправильное установление рядов мы видим в построении автора. В естествознании ряды образуются или для исследования однородной причинной зависимости, – каковыми являются два основных вида причинной зависимости, – механической и психической, или же выделяется в причинно-зависимый ряд целая группа однородных явлений, как, например, теплота, свет, звук, электричество, физиологические процессы и т.д. После исследования этих рядов в изолированном виде естественники начинают изучать их и в скрещенном виде. При этом нарушается обыкновенное деление наук и получаются новые объединяющие отрасли наук, например, физическая химия, физиологическая химия, биохимия, различные отрасли физико-физиологии, как, например, оптика, акустика и т.д. Конечно, в гуманитарных науках или в науках о культуре задача установления рядов гораздо сложнее. Здесь, кроме рядов однородной причинной зависимости, приходится устанавливать ряды однородной телеологической зависимости и ряды, имеющие в виду систему ценностей, лежащую в основе культурных благ. Еще сложнее здесь, конечно, вопрос о скрещивании рядов ввиду принципиальной разнородности между рядами – ценностей, причинной обусловленности и телеологической зависимости. Но основная задача установления рядов и здесь остается та же, что в естествознании, именно установление известной связи между явлениями для объяснения их.
Предыдущий | Оглавление | Следующий
Этой однородности состава каждого ряда, дающей возможность объяснить явления правовой жизни, мы и не видим в методологических рядах, установленных И.А. Ильиным. Правда, поскольку он опирается на современную науку о праве, он говорит о психологическом, социологическом, политико-телеологическом и историческом способе рассмотрения права. Но эти ряды он объединяет в одном общем «реальном ряде», несмотря на их крайнюю разнородность, так как первые два из них имеют в виду причинную обусловленность явлений, третий – телеологическую зависимость их, а четвертый – весьма сложные генетические процессы образования явлений. Свой «реальный ряд» он концентрирует или, вернее, гипостазирует в понятии силы. Так как этот ряд в целом не причинный и не телеологический (а это автор отмечает еще в словах, что «о причинном значении силы» можно говорить, лишь «имея в виду эмпирический ряд»), то автору и приходится придать ему метафизическое значение; он особенно настаивает на его «онтологичности». Напротив, нормативное и логическое рассмотрение права имеет в виду понятие права, чуждое всякой реальности; об отношении его к метафизическим категориям, кроме его неонтологичности, автор не говорит. Но оно может быть «введено» в реальный ряд и «двигаться» в нем. В чем заключается этот последний процесс, автор не объясняет.
Вся эта загадочность методологических рядов, конструированных И.А. Ильиным, происходит, по нашему глубокому убеждению, оттого, что он, устанавливая свои ряды, провел неправильно разделительную черту. Он отделил право от различных форм его осуществления, которые он концентрировал в понятии «силы». Но это значит отделить право от различных его состояний, т.е. создать непра-
вильное понятие права. Право нельзя отделять методологически от его осуществления, так как всякое право именно потому, что оно есть право, является всегда действующим или осуществляющимся правом. «Право для того и существует, – говорит Иеринг, – чтобы осуществляться». Нарушаемое право относится, несомненно, тоже к действующему праву. Что же касается «ломаемого права» и «пригибаемого права» или, как выражается И.А. Ильин, «бессильного права», а также «бесправной силы», поскольку она, конечно, может стать правом, а не есть выражение чистейшего произвола, то это пограничные явления в области права. Ихнельзя принимать за один из исходных пунктов при определении понятия права, как это сделал автор. Напротив, не действующее и не осуществляющееся право не есть право, а в лучшем случае лишь представление о праве, или, иными словами, есть понятие права в его чисто теоретическом и познавательном значении.
Здесь мы подошли к основной методологической ошибке И.А. Ильина, заключающейся в структуре того его ряда правопознания, который он называет юридическим, хотя и лишь в условном формально-методологическом смысле. Когда И.А. Ильин утверждает, что понятие права «может и не иметь в числе своих предикатов признака бытия», что «нормативное и логическое рассмотрение права не видит в нем чего-либо реального ни в каком отношении» или что «в логическом ряду право в субъективном смысле будет рассматриваться как понятие и суждение», то он при этом не вскрывает какую-то особенность юридического рассмотрения права, а, сам не подозревая того, имеет в виду прежде всего основное свойство всякого научного образования понятий. Ведь все науки, не исключая и естественных наук, имеют дело с понятиями, т.е. с логическим и идеальным рядом, а не с самими вещами, т.е. не с реальным рядом. Даже наука, трактующая наиболее реальные явления, например, астрономия, оперирует не с планетами и солнцем как таковыми, а с их понятиями; всякое же понятие даже самой конкретной вещи, поскольку оно – лишь логическое образование, может рассматриваться как «не имеющее в числе своих предикатов признака бытия», и в нем можно и не видеть «чего-либо реального ни в каком отношении». Но, конечно, в астрономии трудно смешать, например, планету как реальный предмет с понятием планеты. Напротив, в науке о праве очень легко принять понятие права за само право, подобно тому как в размышлениях о Боге легко принять понятие Бога за самого Бога. Основанное на этой ошибке онтологическое доказательство бытия Божьего необходимо должно было явиться на известной стадии человеческого мышления: так как если Бог не доступен нашему чувственному познанию, а существует в нашем понятии, то естественно было сделать заключение, что в этом понятии и находится доказательство его бытия, а при известном реалистическом взгляде на понятия можно было решить, что и само понятие есть Бог. Повод для возникновения этого логически ошибочного рассуждения остается неизменным, так как Бог прежде всего внутри нас, в наших переживаниях.
Так же точно существует неизменное основание для того, чтобы смешивать понятие права с самим правом. Оно заключается в том, что всякая норма является всегда выражением какой-нибудь правовой идеи; эта правовая идея необходимо содержится в праве и тогда, когда оно – психическое переживание, и когда оно социальное явление, и когда оно акт органов государственной власти, например, законодательное постановление или судебное решение. И.А. Ильин, несомненно, имеет в виду именно правовую идею, когда говорит о нормативном рассмотрении права. Но он делает ошибку, смешивая нормативное рассмотрение права с логическим и считая их видами одного и того же рода правопознания, хотя в
действительности логическое изучение права составляет лишь одну сторону нормативного его изучения. Это и дает ему возможность утверждать, что «нормативное и логическое рассмотрение права не видит в нем чего-либо реального ни в каком отношении». Возрождение предрассудков крайнего номинализма в области правоведения выступает особенно ярко в этом построении нормативного понятия права, созданном И.А. Ильиным. Собственно говоря, он имеет при этом в виду право, как оно излагается в учебниках, т.е. лишь как систему правовых понятий. А система правовых понятий сама по себе может рассматриваться, конечно, как не имеющая никакого отношения к бытию и реальности права. Ведь логически нет разницы между действующей и осуществляющейся нормой и нормой, не действующей и не осуществляющейся; внутреннее содержание их тождественно. Но в этом случае мы имеем дело с тем фактом, на который Кант указал в своем знаменитом примере, приведенном им в опровержение онтологического доказательства бытия Божьего: «пятьсот возможных талеров» и «пятьсот реальных талеров», поскольку вопрос идет о содержании понятий, нисколько не меньше и не больше друг друга[52][1].
«Отрыв» права от его реальности при изложении систем права в учебниках особенно еще подчеркивается укоренившейся в современной науке о праве терминологией. Так, принято говорить о системе римского права, хотя римское право – и Юстинианово, и реципированное – не является уже правом, ибо оно не действует. Поэтому правильнее было бы говорить о системе правовых понятий Юстинианова или реципированного римского права. Однако изучение этой системы правовых понятий представляет особую ценность именно потому, что мы будем иметь дело не с выдуманным правом, а с когда-то действовавшим правом. Как таковое оно обладает всеми свойствами действующего права, так как оно явилось результатом приспособления к жизни и деятельности римского общества, отражало в себе его социальный строй, было испробовано на практике, психически переживалось римскими гражданами и соответствовало их правосознанию, отличалось известным единством и цельностью, т.е., коротко говоря, ему присущи все преимущества реального, а не только возможного права. С другой стороны, при изложении систем действующего права для выяснения и углубления правовых понятий часто приходится отвлекаться от того, действует ли или не действует какая-нибудь норма, и приводить в виде параллели недействующие нормы. Эти чисто логические операции И.А. Ильин и имеет в виду, когда в подтверждение своей мысли говорит, что «догматическая разработка норм французской конституции 1793 г., не нашедшей себе применения, так же интересна и необходима в научном отношении, как юридический анализ норм "отжившего" римского права или разработка нового русского уголовного уложения в период между его утверждением и "приведением в действие"» (Там же. С. 30). Но это не значит, что есть особый вид научного изучения права, для которого вопрос о том,реальность ли право или нет, «не имеет смысла».
Итак, ошибка И.А. Ильина заключается в смешении нормативного понятия права, имеющего в виду известную реальную сущность права, с теми чисто логическими построениями понятий, которые производятся при систематической обработке права. Так как в этих логических операциях приходится иметь дело и с не действующими нормами, то в них право может являться и лишенным предиката бытия. Напротив, нормативное понятие права обобщает известную сторону действующего права, и потому его нельзя отвлекать от реальности права.
Конечно, та сторона права, которая составляет содержание его нормативного понятия, с первого взгляда кажется не относящейся к реальности права, так как это – правовая идея, заключающаяся в норме[53][2]. Но идея права, служащая основным признаком для нормативного понятия права, должна быть воплощена в действующих и осуществляющихся нормах; иначе составленное нами понятие не будет понятием права, а понятием каких-то произвольных фантастических норм, которые, может быть, только могли бы быть правом.
Поскольку, однако, это понятие имеет дело с идеей права, оно подлежит обсуждению с точки зрения более разносторонних критериев, чем вопрос о реальности права в смысле его осуществления. Всякая идея права должна быть подвергнута рассмотрению главным образом с точки зрения ее значимости и ценности. Поэтому и нормативное понятие права определяет значимость и ценность права. Но именно значимость права, не являясь сама эмпирически данною реальностью, свидетельствует о подлинной реальности права, подобно тому как законы природы, сами по себе не существуя, определяют все существующее в природе. Таким образом, нормативное понятие права, с одной стороны, упирается в сферу чистых этических ценностей, с другой, – оно коренится в культурных благах общественности.
Все это привело нас к выяснению значения и границ нормативного понятия права. Это понятие имеет в виду по преимуществу трансцендентальную основу права. Границы его заключаются в том, что оно неспособно целиком определить осуществление права и его конкретное воплощение в психологическом переживании, социальном явлении и акте государственно-организационной деятельности. Но оно имеет с ними непосредственную связь, а потому сближение его с простым логическим построением, лишенным предиката бытия, совершенно ошибочно. Итак, подобно тому как психологическое понятие права, имея дело с психическими переживаниями, не охватывает всей области права и недостаточно для объяснения реальности объективного права, так и нормативное понятие права также не охватывает этой области целиком и недостаточно для всестороннего объяснения осуществления права.
VIII
Вскрытые нами недостатки психологического и нормативного понятий права заставляют подвергнуть сильному сомнению научную ценность этих понятий. Но значит ли это, что мы должны их совсем отвергнуть как неудовлетворяющие научным требованиям? Когда Л.И. Петражицкий впервые выступил со своей психологической теорией права, то В. М. Нечаев вполне определенно высказался именно в этом смысле. Согласно его утверждению, Л.И. Петражицкий исходит «из совершенно ложного положения о том, что право есть явление психологическое, а не социологическое»[54][3]. Должны ли и мы совсем отказаться от психологического и нормативного понятий права и высказаться в пользу его социологического или государственно-организационного понятия? Если бы мы это сделали,
мы повторили бы старые ошибки. Ведь и социологическое, и государственно-организационное понятия права так же ограничены, хотя и в других отношениях, как и психологическое и нормативное его понятия. Это уже не раз доказывалось в специальной литературе. Ни одно из этих понятий не может претендовать на безраздельное господство в науке о праве. Всякий раз, когда делаются попытки утвердить такое господство того или иного понятия, обнаруживаются его слабые стороны и само это понятие подвергается извращению.
Единственно правильное научное решение этого вопроса, согласное с учением современной логики об образовании понятий, заключается в том, что всякое строго научно построенное понятие по необходимости ограничено. Еще Кант особенно настойчиво указывал на то, что из понятия нельзя извлечь больше, чем в него вложено. А в понятие может быть вложено только то, что заключается в родовом признаке и в видовом его отличии. Поэтому если мы возьмем для определения понятия права родовой признак из области правовой психики, то, оставаясь логически последовательными, мы и будем иметь дело только с психическими правовыми переживаниями; так же точно, если мы возьмем родовой признак из правовых явлений, поскольку они воплотились в социальных отношениях, то мы и будем иметь дело с правом как социальным явлением; далее, если мы возьмем родовой признак права из области чисто правовых учреждений, то мы и будем иметь дело с государственно-организационными правовыми явлениями. Вообще аналогичный результат мы будем получать со всяким понятием права, логически правильно образованным, т.е. точно отграниченным своим родовым признаком и видовым отличием.
Это учение об образовании понятий, развиваемое новейшей логикой, основано на данных, доставляемых современным естествознанием. Естественные науки не знают всеобъемлющих и единых понятий для сложных конкретных явлений и оперируют с множественностью понятий для каждого отдельного явления. Так, например, нет одного естественно-научного понятия воды, ибо каждая естественная наука вырабатывает свое понятие воды соответственно своим интересам, т.е. той специальной области явлений, которую она исследует: физика создает свое понятие воды как жидкости, подчиняющейся известным физическим законам, т.е. имеющей определенный удельный вес, кипящей и замерзающей при известной температуре и т.д.; химия оперирует с другим понятием воды – как тела, состоящего из двух химических элементов, постоянно находящихся в определенном отношении; география имеет в виду понятие воды как площади океанов, морей, озер и рек, покрывающей две трети поверхности земного шара; климатология и метеорология имеют свое понятие воды, так как они интересуются океаническими течениями, водяными испарениями и их осадками. Притом все эти и многие другие науки разрабатывают одно и то же явление природы – воду в различных ее состояниях или с различных сторон. Но наряду с этими чисто теоретическими понятиями воды развитие технических знаний привело к тому, что образовались особые технические понятия воды. Так, существует техническое в узком смысле понятие воды как самого старого, а теперь самого дешевого механического двигателя, приобретающего в последнее время большое значение благодаря развитию электротехники. Рядом с этим гигиена создает свое понятие воды как главного средства поддержания чистоты, начиная с телесной чистоты – умывание и купание, и заканчивая чистотой жилищ и населенных мест – канализация. Медицина прибегает к своему понятию воды как к средству лечения. Наконец, можно образовать особое эстетическое понятие воды, так как красота пейзажа главным образом связана с водой в виде морей, озер, рек, водопадов, и вода играет большую роль в искусственных украшениях отдельных уголков
природы – прудами, фонтанами, каскадами и т.п.[55][4] Конечно, большинство этих понятий обыкновенно не формулируется и им не придается вида законченного логического определения. Отдельные науки и технические дисциплины оперируют интересующим их родовым признаком и видовыми отличиями воды в определенном ее состоянии, не упоминая о том, что понятие воды, с которым каждая из них имеет дело, должно быть определено так-то. Но если бы от них потребовали этого определения, то они должны были бы его составить вышеуказанным способом.
Гуманитарные науки, и в том числе наука о праве, достигают теперь того же состояния, в котором находятся естественные науки. В частности, развитие науки о праве привело к убеждению, что право входит в различные сферы человеческой жизни и деятельности, которые могут составлять предмет различных отраслей гуманитарных наук. Право есть и государственно-организационное, и социальное, и психическое, и нормативное явление. Все эти различные его проявления или все эти стороны его многоликого и многообразного существа подлежат вполне самостоятельному изучению и разработке. В результате изучения каждого из различных проявлений права мы будем, конечно, всякий раз получать совокупность известных сведений, говорящих о том, что представляет из себя право с этой стороны его существования. Эти сведения мы и можем, согласно правилам формальной логики, сводить в определения, т.е. образовывать из них понятия. Ведь понятие лишь выражает в концентрированном виде то, что мы знаем о предмете. Другой функции оно не имеет и не способно выполнять. Поэтому научно правомерно не одно, а несколько понятий права.
Однако гуманитарные науки обладают и многими особенностями по сравнению с науками естественными. Так, естественные науки часто имеют дело с конкретно отграниченными предметами; всякий, например, знает что такое вода, и потому отдельные науки могут изучать различные интересующие их состояния воды, не давая определения того понятия воды, которым они оперируют. Напротив, гуманитарным наукам, или, правильнее, наукам о культуре, приходится исследовать явления, которые не обладают такою же наглядной отграниченностью; обыкновенно бывает очень трудно сказать, что такое право, хозяйство, литература, наука, поэзия, искусство и т.д., т.е. хотя бы чисто внешним способом отграничить одно явление от другого. Поэтому в гуманитарных науках точные определения играют гораздо большую роль, чем в науках естественных. В частности, в науке о праве всегда большую роль играло определение понятия права. Все это налагает на нас обязанность не только сказать, что есть не одно, а несколько научных понятий права, но и указать, сколько таких понятий и какие именно.
Но для того, чтобы дать на этот вопрос удовлетворительно обоснованный ответ, надо проанализировать юридическую литературу по крайней мере за последние пятьдесят лет, хотя бы в ее главных течениях. Здесь мы не можем этим заняться и сделаем это в другом месте. Пока мы можем только наметить в общих чертах те понятия права, которые, действительно, связаны с обособленной сферой явлений и приобрели в современной науке до известной степени право гражданства. Таких понятий теоретического характера, по нашему мнению, четыре.
На первом месте надо поставить государственно-организационное, или государственно-повелительное, понятие права. Это понятие права различными учеными определяется как совокупность норм, исполнение которых вынуждается, защищается или гарантируется государством. Коротко это понятие можно формулировать в словах: право есть то, что государство приказывает считать правом.
Большинство юристов-позитивистов обходится именно этим понятием права. Его преимущества несомненны, так как оно имеет в виду государственно-организационный элемент в праве. Но оно и крайне ограничено, ибо будучи последовательным, с точки зрения этого понятия права, из области права надо исключить значительную часть обычного права, большую часть государственного права и международного права. Действительно, одни юристы-позитивисты или совсем не признают некоторых из этих видов права, или отрицают за ними правовой характер, другие стараются подвести и их под свое понятие права, но достигают этого главным образом путем софистических уловок и логических натяжек.
На втором месте в систематическом порядке надо поставить социологическое понятие права. При изучении права с социально-научной точки зрения главное внимание должно быть обращено на право, осуществляющееся в жизни. Для того чтобы оно стало объектом самостоятельного научного исследования, должен быть оставлен традиционный предрассудок, будто бы право, которое осуществляется в жизни, является только отражением или лишь простым следствием того права, которое выражено в законах[56][5]. Напротив, оно должно быть подвергнуто изучению само по себе во всех своих оригинальных и самобытных чертах. Особенный интерес при этом представляет его зависимость от национальных, бытовых, экономических и других социальных отношений. Во взаимодействии с этими отношениями оно вырабатывается, модифицируется и развивается. Если мы захотим выразить в кратком определении, что представляет собой право, изучаемое с этой стороны, то мы должны сказать, что право есть совокупность осуществляющихся в жизни правовых отношений, в которых вырабатываются и кристаллизуются правовые нормы. Это понятие, несомненно, шире государственно-повелительного; оно обнимает и обычное, и государственное, и международное право во всем их объеме. Но в другом отношении оно и гораздо уже его, так как оно совершенно неспособно включить в свое определение и тот преднамеренный и сознательно-целесообразный элемент правовой жизни, который особенно дорог для всякого юриста. Поэтому к социологическому понятию права очень любят обращаться все те, кто желает оттенить недостатки всякого правового порядка; им пользуются для того, чтобы обесценить значение права как активного и творческого элемента. Правда, нет недостатка и в попытках облагородить это понятие права. Но это достигается путем тех многозначащих чисто словесных определений, вроде «социальная солидарность», которые под социологическою внешностью скрывают в себе чисто этическое содержание.
Третье место занимает психологическое понятие права. Мы видели, что Л.И. Петражицкий, исходя из своей индивидуально-психологической точки зрения, определил это понятие права как совокупность тех психических переживаний долга или обязанности, которые обладают императивно-атрибутивным характером. Этим путем, однако, он получил такое широкое понятие, что объектом его оказалось не само право, а правовая психика. Вместе с тем, как мы видели выше, обнаружилась неспособность этого понятия охватить истинную сущность объективного права, так как последнее не вмещается в сферу душевных переживаний. Не подлежит поэтому сомнению, что психическая природа права должна быть дополнительно исследована. В частности, необходимо изучение социально-психического характера правовых явлений. Только тогда можно будет получить вполне правильное определение психологического понятия права, которое, принимая за исходную точку психические черты права, будет объяснять ими и социальный характер права, и объективное право в их подлинной сущности. Вместе с
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав