Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Изумрудный платок.

Мы отступали от Смоленска. В рядах служивых шептались, будто бы грядет развязка войны, будто бы император требовал наступающей битвой разгромить французов и не дать им подступиться к Москве.

Я не знал, где правда, где ложь, я просто беззаветно верил своему командованию, которое твердило, что скоро война окончится, а мы все разъедемся по родным домам, к своим любимым семьям. Знаете, как сияли глаза у каждого солдата от этих обещаний? О, они будто уже мысленно останавливали лошадей у ворот родных домов и поместий, уже, будто бы наяву, целовали своих жен, маленьких заплаканных детей и старушку-мать… Меня же ничего из этого не ожидало, и возвращение в поместье не могло заставить мои глаза сверкать от счастья. Остановил бы я свою повозку, воротца отворил бы мне, по обычаю, старый конюх Филипп, если за время моей службы не покинул он еще этот свет, да и все на этом.

В таких размышлениях я пребывал, пока двигались мы к Бородину. Уже на следующий день достигли мы цели.

Осень нещадно наступала на Москву, а за ней и Наполеон. Небо было ясным, но оно будто бы давило на большое, широкое красивое поле, на котором предстояло попрощаться с жизнью, возможно, тысячам людей.

Солдаты отдыхали: всюду был слышен говор, равномерный гул. Стараясь заглушить в себе тревогу, служивые шутили, играли в карты, смеялись. Я сидел в тени небольшого деревца, и в эту минуту, казалось, я совсем ни о чем не думал. Ко мне подошел высокий юноша с книгой в руках, неловко улыбнулся и сел рядом.

– Если уж позволите… - запинаясь и почесывая голову, начал он.

– Садись, - я добродушно улыбнулся. – Закурим?

– Чего уж.

Закурили. Я осмотрел своего собеседника. Парень был молод: 22-24 года, как я тогда предполагал. Русый, краснощекий, он притягивал к себе внимание яркими зелеными глазами и изумрудным атласным платком на шее, в тон им. Постоянная неловкая улыбка, почесывание головы – все говорило о том, что, не смотря на свою стеснительность, парень был добрый и открытый. Он был красив, как молодой сокол, только-только становящийся статным хищником.

Солдат, снова неловко улыбнувшись, видимо растерявшийся от моего изучающего взгляда, спросил:

– Офицером при батарее Раевского будете?

– Одно только званье, что офицер. Такой же, как и ты, - тихо ответил я, переводя взгляд на манящее своей широтой поле. – Как зовут тебя?

– Митрий. Смоленской губернии я. Всего второй раз в бой иду, а не волнуюсь даже, нет во мне и капли тревоги. - Он снова улыбнулся и так же, как и я, устремил взгляд вдаль. – А вы кем будете?

– Николай Петрович. Недалеко от Москвы проживаю…

Тогда я не понимал почему, но Митрий взял, да и стал говорить, стал рассказывать мне, будто хорошему товарищу, о жизни своей в родных краях, о семье, о книгах, которые он читает и о коне, полюбившемся ему в отцовской конюшне. Так я и узнал о том, как этот молодой и неопытный солдат любит верную свою женушку Катю, да недавно родившегося сыночка Андрейку, как ухаживает за больной матерью, изучает немецкий язык на досуге по работам Шиллера и Гете. Глаза его сияли. Так и свечерело.

Через день, в 9 часов утра, французы атаковали нашу батарею. Мы стояли на защите флешей, но сумели отразить атаку артиллерией. Палили из 60 орудий, но Бонами ворвался в редут. Отбивались, как могли, но отбили редут себе лишь с подкреплением.

В четвертом часу мы окончательно пали. Я не понимал, что делаю, я лишь стрелял, убивал, дрался врукопашную…

Нас уводили. Отходя в безопасное место, я увидел среди большой груды тел, как блеснуло что-то изумрудное. Спешился, подошел чуть ближе. Митрий лежал, но на его лице больше не было неловкой улыбки, а рука не почесывала волосы; неестественно выгнутая, она лежала рядом, будто и не часть его тела. Лишь изумрудный платок все так же оставался на шее.

Мы шли. Покуривая, я размышлял – а справедлива ли война? Справедлива ли жизнь? Моя жена умерла 13 лет назад в муках при родах, так и не родив моего ребенка. Мать и отец уж более как 20 лет лежат в земле. И почему я, одинокий, не видящий ничего в жизни хорошего, все еще топчу эту гнусную землю, а Митрий лежит мертвым в свои 22 года?

Я так и не нашел ответа на этот вопрос. Но даже спустя годы в моей памяти все еще оставался изумрудный его платок.

 


Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.006 сек.)