Одна и многие

Единственная в мире Святая гора

МИТРОПОЛИТ ДИОКЛИЙСКИЙ КАЛЛИСТ (УЭР) | 16 ОКТЯБРЯ 2015 Г.

Почему среди многих горных вершин, важных для православных христиан, одна стоит особняком и называется Святой горой? Предлагаем вниманию читателей «Правмира» лекцию митрополита Диоклийского Каллиста (Уэра) о значении Афонской горы в древние времена и в наши дни.

Фото: grekomania.ru

· Зачем Бог сотворил мир?

· Непрестанная молитва: недопустимые и правильные практики

· Монах и мирянин: Кто ближе к спасению?

Одна и многие

Так уж повелось, что когда заходит речь о горе Афон, мы имеем в виду не одну святую гору из многих, а именно ту самую, единственную Святую гору. Почему так? Во всём мире – и восточном, и западном, христианском и нехристианском – существует достаточное количество гор, почитаемых священными. Более того, помимо природных горных вершин, есть и много вымышленных, наделенных чудодейственной силой, о которых мы читаем в художественной литературе, например, невидимая гора Аналог из притчи Рене Домаля.

«О, ум, а у него есть вершины, – воскликнул Джерард Хопкинс, – отвесные кручи для того, чтобы со страхом падать, глубина или отвесность, которых ни один человек не может измерить». [1]

Почему же тогда среди всех этих горных вершин, реальных и воображаемых, одна стоит особняком и называется Святой горой? Почему в названии вышедшей не так давно книги о горе Афон митрополит Месогейский Николай пишет о ней не просто как о «высокой», но «высочайшей в мире»? [2] Почему гора Афон если не уникальная, то, во всяком случае, особенная и необычная?

Позвольте предположить четыре различных ответа на эти вопросы, которые, разумеется, вовсе не претендуют на то, чтобы быть исчерпывающими.

Прежде всего, Афон – не гора, на которой живут святые, святой является сама эта гора. Прежде чем говорить о том, чем она притягивает к себе монахов, неплохо было бы посмотреть на ту святость, которая присуща тому месту, где они живут. Итак, отправной точкой нашего путешествия станет физический аспект самой Святой горы.

Всех, кто приезжает сюда, поражает удивительная красота этой горы: скалистые склоны на морском побережье, ее цветы и деревья, разнообразная фауна и, конечно, огромная треугольная вершина, возвышающаяся над южной оконечностью Афонского полуострова. Как сказали монахи немцу Якобу Фальмерайеру, посетившему Афон в 1840-х годах (цитируется по Филиппу Шеррарду):

«Оставь мир и присоединяйся к нам; с нами ты обретешь счастье. Только взгляни на это уединенное место, окруженное величественными стенами, на жилища отшельников на склонах горы, на отблески заходящего солнца! На прекрасную часовню среди яркой зелени каштанов, виноградных лоз, лавра, мирта и валерианы. На то, как плещется и блестит на солнце вода, как журчит она среди кустов олеандра! Ощути свежий морской ветерок на лице! Ты найдешь здесь величайшее из всех блаженств – свободу и душевный покой. Ибо по-настоящему свободен только тот, кто преодолел соблазны мира и поселился на горе Афон – этой кузнице всех добродетелей». [3]

Так же, как и у других паломников, у меня сохранились собственные воспоминания о природе, пейзажах, флоре и фауне Святой горы. Помню, например, как в пустынной горной местности к северо-западу от Хиландара мне встретилась семья диких кабанов: самец, самка и два поросенка. Они оказались вполне вежливы и дружелюбны.

В другой раз, около скита пророка Ильи, в то время еще принадлежавшего России, мне повстречалась рысь, которая была настроена менее миролюбиво, но уже наступили сумерки, и она, видимо, поняла, что я нарушаю правило, согласно которому не следует бродить вне стен монастыря после захода солнца. Как сказано во вступительном псалме вечерни, «выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера» (Пс. 103:23), «и бывает ночь: во время нее бродят лесные звери» (Пс. 103:20).

У меня установились вполне дружеские отношения с трехметровой змеей. Я работал тогда над переводом «Добротолюбия» недалеко от Хиландара и, как было заведено, вышел перед обедом прогуляться. Она лежала на тропинке и грелась на солнышке. Когда я трижды постучал посохом по земле, она уставилась на меня своим неподвижным взглядом и не шевелилась. Тогда я, зная, что змеи смыслят в языках, обратился к ней по-английски: «Не могли бы Вы немножко подвинуться?», что она тут же сделала, скользнув в расщелину в каменной стене. Как только я прошел, то услышал за спиной шорох – змея снова выползла погреться.

На следующий день я снова встретил ее в этот же час на том же самом месте. На сей раз я не стал стучать палкой по земле, а просто попросил посторониться, и она тут же выполнила мою просьбу. На третий день мне уже даже не пришлось просить ее – она сразу исчезла в расщелине стены.

Я никогда не видел на Афоне волков, хотя раньше замечал следы, похожие на волчьи, на песчаных тропинках недалеко от северной границы территории монастыря. Волки, без сомнения, наблюдали за мной из зарослей. Присутствие волков, по крайней мере еще в 1970-х годах, считалось хорошим признаком, потому что волки – в некотором роде исихасты и не любят, когда люди беспокоят их и мешают им своим шумом. И пока они жили на Афоне, это указывало на то, что Святая гора остается местом уединения и безмолвия. И меня беспокоит то, что они ушли.

Митрополит Каллист (Уэр)

Среди прочих обитателей Святой горы меня особенно радует присутствие лягушек. В определенное время года они своим пением могут затмить любой монастырский хор. Я помню, как однажды вечером незадолго до Пятидесятницы я сидел у одного из жилищ монахов скита святой праведной Анны. У каждой каливы скита святой Анны имеется свой сад с прудом, и в каждом из них свой лягушачий хор. В тот вечер первая группа запела в сотне метров от меня. Затем десятки других капелл справа и слева подхватили песню, и вскоре весь склон наполнился эхом их голосов.

Это было волшебно. Мне вспомнилась одна забавная история, вполне в духе афонских монахов, о старце, который служил предрассветную службу со своими учениками. Возмущенный громким кваканьем лягушек, он вышел из церкви, чтобы образумить их. «Лягушки! – воскликнул он, обращаясь к ним, – мы только что окончили полунощницу и начинаем утреню. Не могли бы вы помолчать, пока мы не закончим?» На что лягушки ответили: «Мы только что окончили утреню и начинаем службу первого часа. Не могли бы вы помолчать, пока мы не закончим?» Меня всегда мучило, что святой Григорий Нисский и другие греческие отцы, к которым я отношусь с огромной симпатией, так неодобрительно отзываются о лягушках.

Помимо афонских лягушек, на Святой горе обитает множество птиц. Один мой друг, который умел подражать пению птиц, гулял однажды по лесу с афонским монахом. Желая показать свой талант, мой друг защебетал, и птицы тут же откликнулись. Однако на монаха это не произвело никакого впечатления. «Не могли бы вы прекратить это?» – попросил он. «Хорошо, – ответил мой друг. – А что такого?» «Вы нарушаете естественный ход вещей». Это показывает, как монашество в лучшем его виде – увы, не всегда на практике – проявляет уважение к взаимообусловленности творения, к должному положению в мире птиц и зверей.

Что же касается воспоминаний о самой горе, они, прежде всего, связаны с моим вторым восхождением на ее вершину высотой в две тысячи метров в 1971 году. Я взбирался в одиночку всю ночь – светила полная луна – с тем, чтобы добраться до вершины к рассвету. Я достиг цели в тот самый момент, когда огромный красный солнечный диск показался из-под низких облаков над морем.

Полюбовавшись некоторое время на солнце, быстро перемещавшееся по небосводу, я повернулся и посмотрел на север. Сквозь прозрачную чистоту утреннего воздуха я увидел весь Афонский полуостров, раскинувшийся предо мной в более чем тысяче метров ниже того места, где я находился; он простирался до самой Фракии. Это напоминало рельефную карту, в которой каждая деталь вырисовывалась с поразительной четкостью. Я различал тропинки, по которым бродил, я мог даже видеть точные места, где я поворачивал не в ту сторону.

Затем, обратившись спиной к восходящему солнцу, я посмотрел на запад поверх моря и увидел зрелище, которое не ожидал увидеть, и запомнил его на всю жизнь. Моему взору представилась тень, отбрасываемая горой на море – гигантская темная пирамида, простиравшаяся по морской глади на многие километры и сокращавшаяся с каждой минутой по мере того, как солнце за моей спиной поднималось всё выше [4]. Наконец, не в силах больше терпеть пронизывающий холод, я начал долгий спуск. За все одиннадцать часов по пути вверх и вниз я не встретил ни одной живой души.

Могут возразить, что слова монахов, переданные Фальмерайером, равно как и мои собственные восторги от панорамного вида с вершины горы Афон, есть не более чем выражение эстетических чувств, которые субъективны и «романтичны» по своему характеру. Возможно, кто-то скажет, что красота природы – рассвет или закат – может тронуть человека без какой бы то ни было христианской подоплеки, или, точнее говоря, что она никак не связана с духовным значением афонского монашества.

Но эти возражения упускают из виду одну существенную деталь. Да, действительно, красота окружающего мира может глубоко тронуть агностика или атеиста и при этом нисколько не приблизит его к вере в Бога. Но для того, кто верит в Бога, такое приобщение к красоте природы имеет не только эстетическое, но воистину богословское значение. Красота преобразует мир в свидетельство Божественного присутствия. Своим живым откликом на славу творения мы постигаем непосредственную близость Творца. Не давая угасать своей способности удивляться, научаясь смотреть на мир чистым ясным взором, мы увидим всё в Боге и Бога во всём.

Это не пантеизм, а панентеизм; различие между ними существенное. Окружающий нас материальный мир, не утрачивая свойственной ему реальности, становится в то же время прозрачным. В нем и через него мы познаем Вечного и Бесконечного. Мы обретаем то, что Уильям Блейк назвал «двойным видением».

Если рассматривать красоту горы Афон с этой точки зрения, то она обретает нечто больше, чем чисто эстетическое значение. Она позволяет нам ощущать Святую гору как пограничную территорию между землей и небом. Нам необходимо смотреть с точки зрения не только священной истории, но и священной географии. На земном шаре есть определенные места, которые играют роль собирательной линзы, фокусируя лучи духовного солнца и передавая нам Божественное присутствие: «тонкие» места, такие как Иерусалим и Синай, Патмос и Ассизи, Уолсингем и Айона. Одним из таких мест определенно является святая гора Афон. Часто, хотя и не всегда, духовная сила какого-либо места на земле усиливается красотой его природы, и в случае горы Афон это как раз то, что имеет место. Подобная красота природы сама по себе представляет большую ценность, но что несоизмеримо важнее – она поверх себя указывает на Божество.

Поэтому, приезжая на Афон и открывая свои сердца его зримой красоте, мы по-новому воспринимаем слова, приписываемые первыми христианами Иисусу Христу, хотя их нет в канонических Евангелиях: «Разруби дерево, и Я там; подними камень – и найдешь Меня там» (Евангелие от Фомы). Как говорил о горе Афон отец Никон Карульский (умер в 1963 году), «здесь каждый камень дышит молитвами». Один молодой англичанин русского происхождения, возвратившись из своей первой поездки на Святую гору, рассказывал мне, что когда он в одиночестве ходил по афонским тропам, первый раз в жизни он непрестанно чувствовал присутствие Бога. Именно таким образом природа горы Афон может действовать как некое таинство, преобразуя физическое в духовное.

Заметьте, что мой юный друг ощущал на горе Афон Божественное присутствие, когда бродил по исхоженным тропинкам в уединении. Конечно, когда мы плывем вокруг Святой горы на катере, наполненном табачным дымом, выхлопными газами, или спешим из одного монастыря в другой в переполненном джипе, мы, тем не менее, можем ощущать присутствие Божества. Но это значительно труднее. Вот мой совет тем, кто собирается посетить Афон: не берите с собой ничего, кроме легкого рюкзака, прочных ботинок и посоха. Путешествуйте пешком. Ходите в одиночку. Вы должны испытать крутизну горных троп, остроту камней, жару, пот и усталость. Но вы также начнете понимать слова псалмопевца: «Остановитесь и познайте, что Я – Бог» (Пс. 45:11).

Филипп Шеррард в пророческой статье «Тропы Афона» справедливо привлек внимание к пользе уединения, когда человек один идет по тем древним тропинкам, по которым путешествовали на мулах из одного монастыря в другой. На его взгляд, то, что начиная с 60-х годов прошлого века эти тропы стали забывать и всё больше пренебрегать ими, ясно свидетельствует о внутреннем, духовном запустении. К счастью, этот упадок был остановлен, и наметились даже некоторые признаки улучшения благодаря успешной программе восстановления афонских троп при содействии организации «Друзья святой горы Афон». Это начинание имело не только практическую цель – помочь людям перемещаться из одного места в другое. Оно также дает каждому посетителю возможность открыть для себя присущую этой горе святость. Да продолжится эта работа!

В 1973 году я без особых трудностей шел пешком из Хиландара в Карею. Расстояние между ними – 22 километра, и путешествие заняло примерно пять часов, но каждое мгновение из этих пяти часов было для меня настоящим подарком. В 1982 году я попытался проделать тот же путь, но пройдя около трех километров, повернул обратно, не в силах больше пробираться через заросли терновника. И теперь я узнал, что благодаря усилиям организации «Друзья святой горы Афон», работавшей большей частью в 2010 году, эта тропа снова открыта. Боюсь, что теперь пройти по этому маршруту мне не позволит мое физическое состояние, но я настоятельно рекомендую проделать этот путь молодым и более энергичным паломникам.

Но ответ на наш первоначальный вопрос – почему Святая гора является особенной – остается неполным. Ведь есть на земле и другие места с потрясающе красивой природой, такие как парк Кэрнгормс или Пиренеи, реки Твид и Уай, озера Деруэнт-Уотер или Охрид – они тоже могут свидетельствовать о Божественном присутствии. Почему же Святая гора стоит на более высоком уровне, чем они, что придает ей особую святость? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо переключить наше внимание с самой горы на монахов, живущих на ней.

Фото: Владимир Ходаков

Дата добавления: 2015-12-01