Братство чаши

Какие яркие звёзды сегодня. Прямо триумфальный парад жизни! Немногие видят жизнь, глядя на небо. А жизнь – вот она, над нашими головами. Сложное, буйное величие ещё спящей жизни. Настолько величавое, что лишь немногие могут почувствовать хотя бы часть её действительной мощи. Это всё станет понято гораздо позже, нашими потомками. Все поймут и прикоснутся к силе могущества Господа. Разве Господь – дитя малое, чтобы сотворить такую грандиозность просто так? Ха-а, хм. Неосмысленная мудрость, созданная в хаосе и порядке, заполнила всю бесконечность. Бесконечная даль, полная звёздными событиями, оказалась нужна всему будущему целиком, ни больше, ни меньше. А мы, беспамятные, смотрим, задрав головы вверх, на своё будущее и видим всё что угодно, только не продолжение в них собственной жизни.

А что думают звёзды? Они ничего не думают, они ждут нашего участия. Когда-нибудь это произойдёт, и разум охватит и эти горизонты. Дети одной маленькой планеты должны вырасти из своих зазнайских штанишек. Вырасти и посмотреть вверх – не как на очередную игрушку, а как на живую материю общих возможностей. И тогда любая из звёзд сможет ответить взаимностью. Иногда такие люди рождаются, и звёзды начинают говорить, но только для них.

Прежде всего надо оживить собственную звезду. А она не в небе, она с нами. Как всегда, первый шаг самый сложный. С этой задачей в одиночку не справиться. Нужно, чтобы проснулось сознание каждого человека. И эти великие события произойдут. Проснутся все, кто живёт образом человечес­ким. Вера повернёт все взоры. Через собственные дела, через развитие общества люди смогут заглянуть в суть земную, а затем оживить всю эту внеземную грандиозность.

Но кто обратит взоры всех, куда следует? Кто преломит через себя веру многих в единое понимание? Кто ты, незнакомец? И как ты сможешь один перевернуть мир людской с ног на голову, чтобы у людей мысли определяли поступки, а не как сейчас принято? Чтобы перевернуть мир, нужна точка опоры. Найди её, мудрость будущего совершенства. Те немногие, кто пригубил из чаши познания, верят в тебя и в наше братство нерушимое. Есть такое странное братство редких людей, разбросанных на всём протяжении реки времени. Пусть нас немного, но за тозато каждый из нас напился из одной чаши истинных знаний. Пусть называют нас Братством чаши. Когда последний из нас утолит свою жажду, все вместе мы станем льющейся чашей единых знаний. Тогда первый шаг совмещения времён начнёт происходить воочию. Ты не будешь один, избранный чашей познания. Мы – твоя гвардия – будем за твоей спиной. Это ли не честь?

Звёзды прекрасны рождением целей,
Их, разлучив, позабыть не сумеем.
Цели и звёзды стремятся друг к другу,
Но выбор уж сделан – и чаша пустеет.

– Милый, чего же ты хочешь? Зачем тревожишь старика? И так сплю плохо. Свалился на мою голову за полночь!.. Ну, чего глаза прячешь? Отвечай, коли спрашиваю.

– Вы же, батюшка, всё равно не спите. Так я, это, ну, решился потревожить. Батюшка, – верите, жизни нет, как знать хочется. Вон луна всю плешь просветила, а я всё хожу вокруг, и покою мне нету.

– С чего решил, что не сплю?

– Так, это, смотрю – окно флигелька настежь, хоть и без света. Так, видать, опять на звёзды мечтаете.

– Внимательный, прохвост. Ладно, квасу вон налей, да кресло помоги развернуть. Сам вон там, напротив, усаживайся. Чего там у тебя?

– Вчерась к вам немец учёный захаживал. Я-то как раз вам обед подавал. Да и потом крутился туточки. Как тут уйдёшь, если на твоих глазах к Боженьке за мыслёй лазают? Вот, слушал, насколько мог. Каюсь, любопытство одолело. Только вы с ним, вроде, по-людски, а всё равно непонятно совсем. Так вы бы, батюшка, по-нашенски, по-простому, а?

– Степан, ты вот что: спрашивай помаленьку, а там посмотрим.

– Тот немец спрашивал вас о будущем, ну, как его, о небе. Мол, что со звездами будет потом, совсем потом?

– А тебе не всё равно, значит? Это же когда ещё будет! Ну да ладно, слушай.

Звёзды от нас далеко-далеко, хоть и кажутся маленькими светлячками. Да ты это уже знаешь. Кажется, я рассказывал.

– Угу, сказывали. И о том, что они огромные, и что хоровод по небу водят. И что от этого хоровода всё у нас так, как есть.

– Да, да, всё так. Движутся звёзды по своим дорогам, а дороги все, как ты знаешь, уходят от дома своего рождения в даль неведомую. Вот и звёзды все в своё время уйдут по своим делам.

– А как же мы без них будем? Неужто тьма тогда настанет кромешная?

– А как ты думал? Рухнет всё, что есть. Без звёзд нам никак нельзя. К тому времени, как всё это происходить будет, люди и мать-земля поумнеют все разом, и может, даже и ты побежишь догонять вечных скитальцев. И все, кто в разуме, делать это станут. А кто догонит, то вернуть сможет. Ибо разум человеческий в земных условиях может всё, что для этого нужно.

– Да как же это возможно-то, чай не боги мы? Разве убогим возможно такое делать?

– А вот ты – для чего землю топчешь? Вопросами всякими меня мучаешь. Плешь ему луна проела! Значит, любознательность твоя, да душа открытая, знаниями да силой полнятся. Глядишь, и у всех такое время настанет, когда возможности свои звёздами мерить понадобится.

– Это когда же такое боголепие настанет? Это ж все профессорами должны стать. Да и кто их прокормит? Не то спрашиваю, барин. Больно знать хочется, на каких это лошадках за звёздами люди гоняться станут?

– Степан, ты уж меня прости, но на все вопросы нам убогим ответов иметь не полагается. Впрочем, при желании и на этот вопрос можно ответить.

Звёзды никому нипочём не догнать. Они сами назад повернуть должны. Произойдёт это именно тогда, тогда… Когда, Степан, все люди… нет, не только люди, а все души, существующие во вВселенной, станут одним целым. Вот тогда звёздам разлетаться будет незачем. Вот тогда они к душам, как к самому Господу, сами притянутся. Вот как, Степан, выходит. А пока убогие мы все, немощные. Не повинуется нам грандиозность вселенская. Прежде стать требуется.

– Нешто и вы, профессор, вы – к убогим-то?

– Все под Богом. Вот и выходит, что все в какой-то степени убогие. И что с того, разве это так плохо? Для меня это честь. Принять Господа всей душой – это же счастье великое. Разве не так?

Ты вот что, представь что все люди любят друг друга и всё, что их окружает. И что от этой любви всё между собой слаженно работает, как органы в твоём теле. Вот когда такая гармония между всеми настанет, тогда за звёздами пора будет бегать.

Ты чего, Степан? Глотни кваску, а то так и останешься в позе эмбриона.

Ну, хватит уже, отмирай потихоньку. Задачки такие без подготовки решать не стоит. Может нехорошо с головой случиться.

– Так я же и себя не люблю совсем. Живу, чем Бог дал, и на том слава Богу. А как это себя любить? На божничку, что ли, залезть надо?

– Ты вот что ответь. Что у тебя сейчас болит?

– Чем хвораю-то? Ну да ничем вроде. Старый уже, а всурьёз ничем. Ну, ноги к погоде ломит, да вон пальцы от напруги скрючились. Ножки-то ломаны были. Да вы же, батюшка, мне их и поправили. Да и, стыдно сказать, не до баб мне теперь. А так вроде всё. Ах да, три зуба выбиты. Зря я тогда напился. Может, и до сих пор бы без ентой дырки ходил.

– Видишь, как толково всё о себе знаешь. Почему у тебя это, от чего случилось другое. А если там понос приключится, то и леченье подходящее знаешь. В общем, проявляешь к своему организму любовь по разумению собственному. А если ошибёшься в чём-то, то тело твоё долго ждать не будет, а подскажет, с чем непорядок. Ведь так?

– Ну да, так и есть. Да разве ж это любовь?

– А ты как хотел? Лбом об пол самому себе бить собрался, что ли? Или по деревне гоголем пойдёшь, мол, смотрите, какой я красавец?

– Смех прямо выходит. Так это, себя любить – просто выходит. Забота одна, да и то без лишнего ублажения.

– Правильно, Стёпа, правильно сказал – без лишнего ублажения. Но и морить себя любым образом смысла особого нету. Какая же в этом любовь? Ты вот, когда там тяжесть непомерную таскаешь, что перед этим делаешь?

– Ну известно что, Бога прошу о помощи. Чтобы, значится, смог свершить тяготу.

– Выходит, сил просишь душевных для тела своего? От Бога примешь и телу своему отдашь, так ведь?

– Истину говоришь, батюшка.

– Вот и выходит, что хорошо оттого телу твоему и душеньке. А тело-то разве не благодарит тебя за то? Ну, попробуй, скажи, как это происходит? От чего тебе приятно бывает, что глаз и душу радует?

– После тяготы такой тело гудит, прямо кот мурчит. А ещё на зорьке по утру на реку поудить. А там туман с реки ещё не ушёл. Так оно тогда – душе радость. И холодок, и роса тогда в радость. А как солнышко всходит, то и вовсе, как мёд таю.

– Чувствуешь ты всё это телом своим, имея постоянную благодарность от тела своего за любовь к себе. А коли не долюбишь и заболеешь, то и не до благодарности тогда.

– Да, мало кто через болячку свою смотреть может. Только калики и могут. Куда им деваться-то? Видать, они совсем на своё тело наплевали, да так, что невмочь телу стало. Вот и не сдюжило – поломалось без Божьей помощи. Так Божья помощь на худые дела не идёт совсем. Там только своими силёнками, или там кого подманить удастся. Нынче-то вон, весь народ вокруг пальца водят. Революция, говорят. А по мне, так обман бессовестный. Что будет-то с этого? Какая тут любовь к друг дружке, если народ против друг друга поворотили? Злобство одно, да непотребства всякие.

– Знаешь ли ты, Стёпушка, что тебе не только слушать на пользу, но ты многое и видеть можешь?. Совесть хранимая, она в каждом человеке чистоту блюдёт.

– Да как же её сохранишь-то, если церкви все порушили. И уйти от такого непотребства некуда. Да и как вас, батюшка-барин, оставить можно? Вы же вмиг помрёте без надзору.

– Барином я тебе был, когда из-под батогов выкупил. А как вольную дал, так ты, значит, свободный человек.

– Да вы, барин, никак ребёнок совсем. Свобода для крестьянина не далеко ушла от кабалы подневольной. Сколько такое будет неведомо, а нынче так и вовсе непонятно, что творится. Это надо же – царя умучить! Любови народной хранителя изничтожить? Токмо не говорят, что делать с ним собираются. Неужто убьют?

– Убьют, Стёпа, убьют обязательно. И не только его, а всё семя царское вырежут. Кто руки в кровь людскую запустил, остановиться не в силах своих. Бес им хозяин... Ты вот что, Стёпушка, поехал бы со мной в Амстердам? Здесь жизни человеческой ждать нечего. Меня-то не сегодня- – завтра, расстреляют без суда и следствия. Так я лучше сам уеду. А то стреляют без всякого разбору. Лучше я из-за границы хоть что-то смогу для Родины сделать.

– Нет, барин, езжайте сами, а я не боюсь ничего. Моя жизнь и так меньше полушки стоит. Чего её жалеть? А если все совестливые поуедут, то какая это Родина будет.? Совесть Родины в нас, так зачем с ней тикать-то? Пусть лучше здесь сохранится. А убьют, так и что с того? Знать, судьба такая... Батюшка-барин, да что же вы плачете-то? Не гоже, ой не гоже. Нате-ка, кваску хлебните. Вот так, вот так. Утрёмся вот. Вы уж простите меня, коли чего не так сказал.

– Обними меня, Стёпа, обними крепче. Знать, судьба нам помереть врозь. Мне чужбина, а тебе рабство душевное. Хуже крепостного будет.

– А я, батюшка, сон нынче видел. Нехороший сон, ой нехороший. Беречься вам, батюшка, надобно.

– Сказывай, что показано. Негоже такие подсказки без внимания оставлять. Да не соври, меня жалеючи.

– Так огонь видел. Вот сквозь него я вас на каталке ентой того, к сараю вёз. А там уж стоят с винтовками. Митька чубатый, да комиссар с прихвостнями. Думаю, ну вот и всё, стрельнут щас. Так и не довёз, кажись. Огонь не дал. Прямо горит между нами и ними, а они перейти его и не могут. Вот и всё.

Вам уехать надобно быстро. Слух пошёл, что к нам сюда собираются притопать. Зачем только? Раскулачивать-то нечего. Что им понадобилось?

– Ты вот что, Степан, сон этот знаковый. И ждать здесь нечего. Знаю, зачем придут. Вон, верхний ящик в комоде открой. Ага, видишь, рукопись лежит? Да не эту книгу. Это Дарвин писал. Под ней прямо. Тоненькую тетрадочку ищи. Она, вижу, давай её сюда.

Вот, Стёпушка, из-за этой тетрадочки можно и под пули встать.

– Да что же это за такое, раз даже под пули не жалко?

– О, милый, тут много чего есть. И про прошлое, и про будущее русское. Вроде немного, супротив Дарвина, да такое в ней писано, что из самой Москвы за ней галопом прискачут. И стрелять всех будут, пока тетрадочку эту не найдут. Но ты не бойся, никто её не видел. Так, одни слухи. Но и их, кажется, хватило, чтобы жизнь наша с тобой кончилась. Так что спешить надо. Бери её и вези в Петербург, к племяннице моей. К Вере Андреевне, чай не забыл, где проживает?

– Да кто же её забыть сможет, голубу нашу?

– Ты тогда, кажется, в неё влюбился? При ней оставайся, коли что. Пусть схоронит рукопись до лучших времён. Нынче не время ей действовать. Родилось знание, и на том спасибо Господу.

Там и о России предсказано, что Богу ведомо, да вот и мне грешному. Ключик это к возможностям человеческим. Коли разгадать его смогут, то и перешагнуть через своё убожество можно, хоть одному человеку, хоть всем сразу. Вот какая тетрадочка у тебя в руках. Поторапливайся, а то не успеешь. Прямо сейчас и езжай. Смотри только, с умом доставь. Коли найдут, считай, что не жилец больше. Давай прощаться. Обними старика. Вот так. Всё, всё, не канючь понапрасну. Стариков жалеть нечего, пожили уже. Ступай с Богом.

– Прощай батюшка-барин. Дождитесь меня там, на небе. Я маленько здесь за хозяйкой догляжу – и к вам.

– Нечего тебе за мной торопиться. Что Богом положено, прими всё без остатка, тогда обязательно встретимся. Куда я от тебя денусь? Видишь, опять слезу вышиб. Ступай уже.

Совсем один остался. Ах, Стёпа, Стёпа. Твоя помощь мне больше не потребуется. Не думал, не гадал, что смерть так близко ходит. По утру придёт за телом моим. Душа им уже точно не достанется. Приготовится надо, до утра уже скоро. Дом ветхий, как и я. Опрокинь только лампу керосиновую и всё само собой устроится. А душа времени требует. Вот ею и займёмся.

Интересно всё-таки, попадёт рукопись в нужные руки, или заново кому-то постараться придётся? В любом случае, дорожка уже натоптана. Всё легче будет. Помоги, Господи, тому, чьей судьбой станет поднять знамёна величия человеческого. Ох, не просто такому случиться. Одно радует, что Россия-матушка судьбой выбрана для дел богоугодных. Пока время есть, надо что-то сделать, чтобы путь сей складывался гладко и неотвратимо. А что я могу, спрашивается? Воля ещё живого человека – предсмертная воля. Много ли она весит? Полагаю, что изрядно. Тогда желай, старый перечник, да так, чтобы она дорогу стелила будущему. Думаю, что я уже не первый желающий помочь предназначенному. А может, и не последний. У прозревшей совести нет другого выбора. Сколько же нас таких уже набралось? Наверное, достаточно, чтобы чаша истых желаний пролилась на головы всех людей. Нет, пожалуй, ещё недостаточно, иначе события не замедлят произойти. Пусть и моя доля приблизит предначертанное. Наверное, тот, кто в нашем списке жаждущих окажется последним, тот и возглавит это по истине величественное шествие.

Пусть настанет время, когда народ русский станет единым мессией знаний Божиих, и прозрение упадёт с небес на головы. Желаю, чтобы шагал мой народ, указывая путь всем другим народам. И пусть всё это происходит не кровавым, а мирным путём – через понимание друг друга и окружающего нас мира. Должен найтись человек, который сможет объединить вокруг себя всё предстоящее. Да, такого при жизни ещё святым назовут. Глупость, конечно, но куда же он денется от судьбы своей? Пусть этот муж будет мальчиком, истину ведающим. Святость при жизни и ни к чему вроде. Пусть простота его послужит примером всему сущему. Не тетрадочка эта, а сами знания должны оказаться ему доступны. Пусть только проявится миру вовремя. А то всех ждут большие неприятности. Не опоздал бы. Хотелось бы и мне участвовать в этих событиях. Но это уж, как Господь управит. Принимаю судьбу свою такой, какой ей полагается быть. Прости мне, Господи, грехи мои вольные и невольные. Слаб человек в своём разумении. На Тебя только и надежда, что вразумишь нас глупых. Прости и мне, что дерзнул в одиночку знания, Ттобой дарёные, людям нести. Прости за то, что не ко времени старания прилагал. Пожалей потомков моих, пусть род мой не угаснет в веках. И ещё просьба совсем маленькая. Забери душу мою вовремя, чтобы не взвалил на себя грех самоубийцы. Не хочется чью-то душу отягощать этой скорбной ответственностью. С Ттвоей помощью постараюсь отойти мирно и спокойно. На том крест Твой целую.

Светает. Последняя моя зорька. Действительно последняя. Вон, уже идут по мою душу. Пять человек на одного беспомощного старика. Да, знатные вояки. Ах, Ббоже мой, лампа-то на комоде, а я до неё достать не смогу. Вот растяпа, помереть толком, и то не в состоянии. Ничего, сейчас подкачу каталку и мухобойкой её сброшу на пол. Ага, вышло. Хорошо льётся. Теперь спички. О, Господи, да что же это со мной? Спички-то в секретере заперты. Быстрее, быстрее голова садовая. Ух как сердце колотится, а по лестнице уже сапоги стучат. Нет, не желаю по-вашему. Всё, кажется, открыл. Ну же, зажигайтесь, вот вам. Горит! Хорошо горит. Ну что, комиссар, смотришь? Может, хочешь старика из огня вытащить? Ступай прочь, откуда пришёл. Не мне смерти бояться. Не уходит, бесовская рожа. А взгляд-то какой? Словно у цепного пса кость стащили. Знай, бестолочь, не тобой жизнь дадена, не тебе её и забирать. Лицо жжёт – пора уходить. Господи, прими душу раба своего в покорности и спокойствии! Прощайте, люди добрые, может, ещё свидимся. Не страшна смерть пригубившим из полной чаши Грааля. Вечная жизнь каждому дана, а вот бессмертие единое только от напитка полного знаний приходит, так-то.

Жизнь за жизнью проходит, оставляя лишь след своей тщетности. Когда надоест влачить череду своей убогости, тогда всё станет возможным. Вера возрастёт до любви неизмеримой, переливаясь через край нынешнего вместилища. Даруем жизнь, наполняя любовью всё, что зрим, и сможем осмыслить всё зримое. Вот и настало моё время – единой жизни на все прошедшие и будущие времена. Ухожу от вас покойным и счастливым. До скорой встречи через того, кому должно быть впереди нас убогих. Берегите его, люди. Его душа нежная и хрупкая. Но только таким по силам объять необъятное.

Дата добавления: 2015-12-01