XXVI. О духе семейном

Эта гибельная и освященная традицией несправедливость одобрялась даже самыми просвещенными людьми и допускалась в самых свободных республиках, так как общество рассматривалось, скорее, как союз семей, чем союз индивидов. Представим себе сто тысяч свободных личностей или двадцать тысяч семей, состоящих из пяти членов каждая, включая в это число и главу семьи, который ее представляет. Если это союз семейств, то он состоит всего из двадцати тысяч свободных людей и из восьмидесяти тысяч рабов. Если же это союз индивидов, то в нем сто тысяч свободных граждан и ни одного раба. В первом случае - это республика, состоящая из двадцати тысяч небольших монархий, во втором случае - республиканский дух будет не только витать над площадями и народными собраниями, но и над домашними очагами, вокруг которых в основном сосредоточено людское счастье и горе. Поскольку в первом случае законы и нравы являются продуктом образа мыслей и понятий членов республики, то есть глав семейств, то, следовательно, монархический дух проникает мало-помалу в самое сердце республики. Причем его проявления сдерживаются только столкновениями противоположных интересов каждого, но никак не чувством, воспитанным на идеалах свободы и равенства. Для духа семейного характерна мелочность и неспособность подняться над повседневностью. Республиканский же дух, являясь крестным отцом общих принципов, обозревает факты и обобщает их, группируя по основным классам в зависимости от важности их для блага наибольшего числа людей. В республике семей сыновья остаются под властью главы семьи, пока он жив, и вынуждены ждать его смерти, чтобы зависеть только от законов. Исполненные покорности и страха уже в расцвете сил, когда опыт еще не успел умерить пылкость их чувств, смогут ли они, дряхлея и угасая, бороться с пороком, всегда стоящем на пути добродетели, то есть в возрасте, когда, отчаявшись увидеть плоды своих трудов, люди уже не стремятся изменить мир?

Но если в республике каждый является гражданином, то отношения в семье строятся не на основе принципа подчинения, а на основе договора. И сыновья, освобождаясь с возрастом от естественной опеки родителей, обусловленной их младенческой слабостью и необходимостью их воспитания и защиты, становятся свободными членами своего полиса. Главе семьи они подчиняются, чтобы пользоваться преимуществами, которые дает семья, подобно свободным гражданам, объединившимся в большое сообщество. В первом случае сыновья, то есть большая и наиболее полезная часть нации, находятся в подчинении у отцов семейств. Во втором, наоборот, не существует никаких других уз, кроме как скрепленных священным и нерушимым долгом оказывать друг другу помощь и чувством благодарности за содеянное добро. И эти узы рвутся не столько из-за бессердечия людского, сколько из-за ложно понятой необходимости подчиняться законам.

Такие противоречия между законами семейного союза и правовой основой государства граждан создают исключительно благоприятную среду для новых противоречий между личной и общественной моралью и порождают в душе человека постоянный конфликт. Первая внушает покорность и страх, вторая - мужество и свободу. Первая учит заботиться об ограниченном числе конкретных лиц, вторая - обо всех людях. Первая требует постоянно приносить себя в жертву тщеславному идолу, именуемому благополучием семьи, которое часто не является таковым для ее членов. Вторая учит заботиться о собственных интересах, не нарушая законов, или же побуждает принести личные интересы в жертву отечеству, награждая тем чувством воодушевления, которое настраивает на совершение этого поступка. Такие противоречия приводят к тому, что добродетель вызывает в людях раздражение. Они находят ее чем-то неопределенным и расплывчатым, как бы расположенным на таком значительном расстоянии, когда предметы материального мира и нравственные понятия теряют свои очертания. Как часто человек, оглядываясь на свое прошлое, с удивлением обнаруживает бессовестность своих поступков! По мере увеличения общества каждый его член становится все меньшей его частью, как целого. Соответственно ослабевает и республиканский дух, если он не находит поддержки в законах. Общество, как и человеческое тело, имеет естественные пределы. Своего рода превышение этих пределов неизбежно нарушает нормальное развитие. Представляется, что размеры государства должны быть обратно пропорциональны восприимчивости тех, кто его населяет. В противном случае, при одновременном увеличении размеров государства и его населения сама эффективность хороших законов станет препятствием при пресечении ими преступлений. Слишком большая республика может избежать деспотизма только путем разделения и последующего объединения в союз федеративных республик. Но как достичь этого? Это мог бы сделать диктатор, обладающий мужеством Суллы и гением созидания, равным его разрушительному гению. Такому человеку, будь он честолюбив, была бы уготована вечная слава. Будь он философом, благословение граждан примирило бы его с утратой власти при условии, однако, что их неблагодарность все еще задевает его самолюбие. По мере того, как чувство неразрывного единства с нацией в нас ослабевает, усиливаются наши чувства к окружающим нас предметам. И потому с усилением деспотизма усиливается чувство дружбы. А семейные нравственные ценности, не играющие обычно сколь-нибудь значительной роли, становятся общераспространенными или даже единственными. На основании сказанного каждый может убедиться в том, какая узость взглядов была присуща большинству законодателей.

Дата добавления: 2015-12-01